День за днем - 2 (гет)

Проползли выходные, наступила новая неделя, сентябрь в разгаре и ничего не меняется. Ни-че-го! Каждый день у нас с Андреем заканчивается заклинаниями «я поговорю», а начинается страдальческими «Наташе вчера было так плохо, ну не мог же я… ». Раздражение, кажется, не отпускает меня уже ни на минуту, заставляя снова и снова грызть себя изнутри и кидаться на окружающих. Зимовский и тот шарахается от греха подальше… Сомова, дома, уже волком смотрит на мои истерики.

За окном утро плавно переходит в день. Повесив полосатый пиджачок на спинку кресла и развернув его к компьютеру, усердно выстукиваю на клавиатуре концептуальный план следующего номера — хочу его показать сначала Радуловой, а уж потом подсунуть главному извергу.

Два последних дня все думала, как загладить вечернее фиаско с Андреем и, наконец, придумала — путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, и если у нас сорвался ужин в ресторане, а к ночным рандеву у Андрюшки дома я морально не готова, накормлю ка я его вкусняшкой прямо в стенах родной редакции! Узнав, что Калугинской мымры сегодня не будет, подтверждаю по телефону заказ из «Барбудоса», он здесь недалеко, на Большой Татарской, и прошу Людмилу держать руку на пульсе службы доставки. Теперь, за работой, время от времени, поглядываю на дверь в ожидании известий.

Пока собиралась в издательство, никак не могла решить, что одеть и как причесаться. В конце концов, послушала Аньку — если я вся такая недотрога, то лучше и дальше придерживаться этой версии, не распаляя Калугу на чрезмерные эротические мысли — к юбке у меня серая, с глухим воротником под горло, обтягивающая кофточка, правда с короткими рукавами, а на голове обычный хвост.

Раздается стук в дверь. Не поворачивая головы и не отрываясь от монитора, откликаюсь:

— Да?

В щель заглядывает улыбающаяся Люся:

— Маргарита Александровна.

Сразу оживаю:

— Что, уже привезли еду?

— А, нет, я по другому поводу.

Она разворачивается прикрыть за собой дверь, а потом идет к столу. Мой интерес убывает, но все равно благожелательно улыбаюсь, бросая в сторону Людмилы быстрый взгляд:

— Жаль, но все равно заходи.

Люся останавливается в торце стола и нерешительно переступает с ноги на ногу:

— Я просто подумала, что вам будет интересно знать.

Не уверена, что очередные сплетни привлекут мое внимание. Гораздо любопытней, как Людмила умудряется носить такие огромные длиннющие серьги, это ж наверно ушам неудобно? После Анькиного отлупа я уже не решаюсь заводить разговоры о серьгах и проколотых ушах, но, честно говоря, иногда очень хочется, что-нибудь эдакое и примерить.

Возвращаю мысли к текучке дел:

— Знать, что?

— А то, что Радулова назначила сегодня встречу с Борисом Наумычем.

Оппа-на! Чтобы это значило? И второй вопрос — насколько реально быстро привести Егорова в чувство? Обернувшись, с тревогой гляжу на секретаршу. Она вполне серьезна и я, разворачиваюсь вместе с креслом, передвигая ноги под стол:

— Когда?

— Ну, вот только что и попросила меня его разыскать. Он должен прийти и быть сегодня в офисе.

Задумчиво тру пальцем подбородок — да-а-а, задала задачку Софья Андреевна, потом со вздохом тяну, уставившись в груду бумаг на столе:

— Интересный момент.

Но может быть есть еще подробности? Бросаю взгляд на мнущуюся Люсю:

— И что?

— В общем, я позвонила к вам домой, и мне показалось, что Борис Наумыч, он…

Людмила осторожно подыскивает слова, но я хочу полной ясности, прежде чем что-то решать:

— Что, Борис Наумыч?

— Ну... Как бы это вам сказать...

Что? Не хочет ехать? Или уже донельзя хороший? Недовольно морщу лоб — клещами вытаскивать из нее что ли… Повышаю недовольно голос:

— Да ну, Люсь, не тяни!

Людмила опускает глаза в пол:

— В общем, Борис Наумыч не очень-то в адеквате.

Понятно, как в известной поговорке «утром выпил — весь день свободен». Так я и думала! Уныло вздохнув, отвожу взгляд в сторону, и Людмила спешит добавить:

— Ну, во всяком случае, мне так показалось.

С безнадежным отчаянием в голосе причитаю:

— Ой, Люсь, тебе не показалось, к сожалению.

— Да, вот знаете, я сразу подумала, что…

Обсуждать состояние шефа можно долго, только продуктивности в этом никакой, так что прерываю пустой поток слов — вскинув руки вверх, шлепаю ладонями по поручням кресла и поднимаюсь:

— Так, все Люсь, подумала и молодец.

Разворачиваю лицо нашей редакции лицом к двери, и слегка подталкиваю в спину:

— А теперь буду думать я, договорились?

Людмила неуверенно делает шаг к двери и оглядывается, открывая рот в явном желании что-то добавить, но я эту попытку пресекаю, продолжая активно вытеснять из кабинета:

— А твоя задача — не проворонить, когда привезут еду!

— Конечно, конечно, я… Все, поняла.

— Вот, молодец!

Прикрыв поплотнее дверь, недоуменно мычу поджав губы, а потом возвращаюсь к столу — Софья явно что-то задумала и видимо хочет всколыхнуть наше застоявшееся болото.

— М-м-м.

Рука сама тянется потрогать подбородок — это что же получается? Если Егорова зовут сюда для неких переговоров, то уж наверно не для того, чтобы предложить должность заместителя Лазарева. Я уже вся в предвкушении — неужели?

Так, собраться и не смешить бога надеждами! Но, по любому, нужно выжать максимум из ситуации!

Если Наумыч вернется в родные пенаты, то есть смысл и мне побороться за место под солнцем. Остановившись у кресла, тяну руку за мобильником на столе, а потом отхожу с ним к окну. Приложив трубу к уху, перебираюсь за кресло, положив руку на его спинку и поигрывая в нетерпении пальцами. Ну же! Сомова откликается быстро:

— Внимательно.

— Привет, Ань. Ну, что там у нас слышно?

— В каком смысле?

— В прямом! Чем там Наумыч занимается?

Из мобильника доносится вздох:

— Фу-у-ух… Как тебе сказать… Если не спит, то играет. Или ест. Иногда и то, и другое одновременно.

Ну, а как насчет проблесков разума?

— Понятно, скажи, а насколько реально привести его в товарный вид?

— Не знаю… А надо?

Облокотившись на спинку кресла, поднимаю другую руку к глазам, всматриваясь в циферблат:

— Ну, часика через два-три, чтобы его было нестрашно живым людям показать.

— Гош, может, хватит ребусов, что у вас там стряслось?

Если б я знала. Вздохнув, снова отправляюсь вдоль окна.

— Пока не знаю, но чувствую жабрами, что что-то назревает

— Не Игорь, за три часа это тело реанимировать невозможно.

Нет у партии слова «не могу», у партии есть слово «надо». Иначе, окончательный крест и на Егорове, и на мне, и на «Мужском журнале»!

— Ань, постарайся.

— Ты с ума сошел, я тебе не папа Карло! Я за три часа это полено не обработаю. Ты же сам видел, в каком он состоянии.

Выхода-то другого все равно нет. Переносить назначенную Радуловой встречу стремно — шанс может быть упущен. Сейчас такой тревожный момент, что даже не обращаю внимания на Анькино обращение к Гоше — пусть тоже подключается, я не возражаю. Дойдя до угла комнаты, разворачиваюсь в обратную сторону:

— Видел Ань, видел. Только сегодня после обеда он должен быть в издательстве. Иначе его состояние может ухудшиться

— Ха, знаешь что Ребров!

Метания заканчиваются, и я останавливаюсь, обхватив себя руками и зажав ладонь под подмышкой. Все я знаю, Анечка, но это твой бойфренд, хоть и проживающий временно на моей жилплощади.

— Сомова, мы в ответе за тех, кого приручили.

Твой пациент, ты и спасай!

— Партия сказала — надо. Так этому марксисту-ленинисту и передай!

Захлопываю крышку мобильника, а потом снова подношу часы к глазам — три часа, конечно, сложный срок. У меня вырывается полустон:

— М-м-м.

* * *

Когда из кафе прибывает нагруженный заказом посыльный, да еще вместе с официантом, который должен все красиво разложить, влезаю в свой пиджак для большего официоза и провожаю их на нашу кухоньку. Пока идет процесс подготовки, с заговорщицким видом, отправляюсь за Андреем. Пять минут завлекательно кокетничаю, а потом, держа Калугина за руку, веду его за собой. Мое загадочное заигрывание заставляет его размякнуть и проникнуться интригой:

— Марго, подожди... Подожди, куда ты меня тащишь?

— Сейчас увидишь!

Ребята молодцы — на столе все красиво — салаты, фрукты, суфле, какие-то пончики к кофе, бутылки с минералкой. Загораживаю дверной проем и торжественно объявляю:

— Подожди. Три, два, один, surprise!

Впускаю Андрея и тот, видя приготовленное пиршество, восхищенно тянет:

— Ух, ты-ы-ы!

Довольная до пузырей, что мои старания оценили, шутливо висну у Андрея на руке:

— Ну, только не говори, что ты сегодня завтракал!

Подталкиваю Калугина к перегруженному столику, и он с улыбкой признается:

— Нет, я еще не успел.

Подступив сзади, беру за плечи и направляю, помогая сесть. Значит, я угадала — будем окружать любимого мужчину заботой, и создавать ему хорошее настроение.

— Ну, тогда праздник желудка объявляется открытым!

Иду сесть напротив, и Андрей качает головой:

— Слушай, очень приятно, спасибо.

Столик низенький и совсем непросто пристроить ноги под ним — приходится сдвигать вбок. Не знаю, как Андрюшка справляется со своими ножищами. Ну а похвала, конечно, приятна — значит, мои старания из влюбленной мутантихи превратиться в любящую женщину, не пропадают даром.

— А мне приятно, что тебе приятно.

Беру в руки нож с вилкой:

— Приятного аппетита.

— Благодарю. Э...

Андрей поднимает вилку:

— Конгруэнтно.

И мы смеемся:

— М-м-м… А ты оказывается способный ученик.

— Нет, у меня просто есть тренер очень хороший.

Весело жуем, но тут в дверной проем сует нос курьер Коля:

— Ух ты, а по какому случаю банкет?

Черт, надо было в зале заседаний накрыть, все равно там никого нет. Гостю я не рада и огрызаюсь:

— Международный день напильника.

— М-м-м, а можно присоединиться?

Он тянет руку, что-то схватить и сожрать, но Калугин эту руку перехватывает и бьет по ней:

— Так, мужчина, вы эскизы отнесли в типографию?

Пчелкин тухнет:

— Э-э-э… Ну, вот, как раз собирался.

Пресекаю дальнейшие разговоры начальственным тоном:

— Вот! Стоп — машина. Сначала работа!

Николай нагло тычет пальцем в сторону тарелки:

— Ну, я только булочку.

Калугин снизу шлепает ладонью по этой руке, заставляя отдернуть, а я специально для курьера исполняю музыкальный номер на дорожку:

— А булочки пото-о-о-ом.

Андрей с набитым ртом командует:

— Свободен

А когда Пчелкин исчезает, оглядываясь ему вслед:

— Очень вежливый молодой человек.

Соглашаюсь, кивая:

— Да, и с хорошим аппетитом.

— Угу.

Кошусь в тарелку Калугину:

— Кстати, Андрюша, ты почему салат не ешь?

Тот жует, с набитым ртом, и виновато оправдывается:

— Ты знаешь, я с перцем как-то не очень.

Черт! Не помню, был салат с перцем под мохито или не был. Надо было с Алисой посоветоваться, прежде чем подтверждать заказ. Огорченно морщу лоб:

— Да? А почему?

— Ну, как-то не заладилось и все. Понимаешь?

Мне приходит в голову озорная мысль. Мы же собираемся быть вместе? И как это не фантастически звучит — семьей? Кидаю на Калугина исподлобья веселый взгляд:

— Серьезно?… М-м-м. Будем знать…. Хэ… Вообще, может мне лучше знать что-то еще?

Андрей предлагает:

— Ну, ты спрашивай, буду отвечать…

Хорошо, сейчас что-нибудь придумаю. Мы продолжаем нашу трапезу, но радостный голос Егоровой заставляет вздрогнуть:

— Ой, Андрюшенька, а ты здесь...

Приперлась, зараза. Угрюмо поднимаю глаза — Егорова стоит в проеме двери, держась рукой за притолоку. Андрей испуганно оглядывается и давится кашлем. Блин, а говорили, что ее не будет до обеда…

— Кажется я вовремя! Привет, любимый.

Она сгибается и целует Калугина в подставленную щеку.

— А-а-а, как все вкусно, я прямо бы лошадь наверно съела.

Всю малину обо...гадила, гадина. Уткнув глаза в тарелку, не могу удержаться, чтобы не съязвить:

— Извини, в стране с кониной напряженка.

Егорова выходит из-за спины Андрея и колет в ответ:

— Это ты извини. Просто после бурной ночи…

Она усаживается на колени жениху.

— Организму так требуются калории.

И обхватывает Калугина за шею:

— Да, Андрюш?

На истерику и суицидальные порывы, о которых твердит Калугин это не похоже и мое настроение портится окончательно. Егорова подбадривает жениха:

— Кушай, кушай.

Но у того, кажется, аппетит пропал, хоть и кивает. Пиявка пытается просверлить своим взглядом во мне дырку, но я невозмутимо жую, лишь изредка посматривая на соперницу исподлобья. Бурные ночи у нее… Дура! Дальнейший процесс приема пищи проходит в напряженном молчании и безуспешных Наташиных потугах съязвить.

* * *

Весь день наблюдаю, как эта мартышка вертится вокруг Калугина, не давая ему ступить и шагу без своей опеки. И нет бы сидела, хлопала ресницами, как корова, так изображает кипучую деятельность — то фотографии какие-то приносит, то макеты сует, то просто стоит за спиной и что-то трендит, тыча пальцем в монитор. Прервать такой активный творческий процесс не позволяет совесть — остается угрюмо взирать издалека и искать лазейку, как же поговорить с Андреем без свидетелей, и, может быть, договориться о вечере. Как же подать знак, что я его жду? Наконец не выдерживаю и, набираю на переносной трубке заветный номер. Андрей отвлекается от разговоров, берет со стола телефон, но я молчу, а потом отключаюсь — надеюсь, он догадается, кто это звонил. Вижу, как Калугин с недоумением смотрит на трубу, а потом откладывает ее в сторону. Капец, влюбленный он! Элементарных намеков понять не может! Снова набираю номер, но на этот раз Калугин сбрасывает сразу и опять начинает трендеть с пиявкой. Слов нет, одни эмоции! Возмущенно качаю головой:

— Вот, зараза!

Полная разочарования, разворачиваюсь уйти к себе, но сбоку слышится громкий зов Антона:

— Госпожа Реброва!

Вздрогнув, оглядываюсь — а этому упырю чего от меня надо? Зимовский не спеша приближается, заглядывая на ходу в исписанный листок, прикрепленный к пластиковой папке.

— Ты у нас последней осталась.

— В смысле?

— Делаешь ставки или как?

У них что, опять тотализатор какой-то? Непонимающе сдвинув к переносице брови, останавливаюсь:

— Какие еще ставки?

Зимовский уже обогнал меня и ему приходится оглядываться с надменной рожей:

— Ну, придет твой папочка на встречу или у него кишка тонка.

Стоим лицом к лицу, и я совершенно не въеду о чем он. Куда должен прийти мой отец и почему? Недоуменно веду головой из стороны в сторону, хмыкая:

— Какой еще папочка, Зимовский, ты что, опять бредишь?

Антоша радостно хихикает своей шутке:

— Ну, Егоров же тебя удочерил? Или это ты его усыновила? Я не знаю, как там у вас.

Вот, придурок. Отворачиваюсь, а потом снова, чуть исподлобья, снисходительно гляжу на нашего Петросяна. Эта свора так самоуверенна?

— Да иди ты!

Разворачиваюсь побыстрей исчезнуть, но Антоша знает, чем меня задеть:

— Понятно, значит слабо.

Как же мне не хочется влезать в их игры! Но приходится:

— Что, слабо?

Зимовский смотрит по сторонам и снисходительно разъясняет:

— Для тех, кто в бронепоезде объясняю.

Он вплотную придвигает свои губы к уху, которое я любезно подставляю.

— Наш испанский специалист по зачистке, назначил личную аудиенцию господину Егорову.

Слушаю, опустив руку с телефоном вниз, а другой, уцепившись за свой локоть — пока ничего нового и интересного.

— И вот общественность делает ставки — придеть он или не придеть.

Зимовский тычет рукой в свой листок, и я невольно кошусь туда.

— Кстати, большинство считает, что не придет. Осталось только твое мнение.

Америки он мне не открыл, и я мотаю головой, язвительно бросая в ответ:

— Я в ваши дебильные игры не играю!

— Понятно, я так и думал.

Но то, что народ разочаровался в Егорове, меня задевает. Перевожу взгляд из пустоты космоса на близстоящее вредное насекомое. Вот, нравится же человеку со мной собачиться.

— Что, ты думал?

Антоша морщит лоб:

— Ну, что у Маргариты Александровны нет ни денег, ни азарта.

Плевать мне на азарт и даже на деньги, но получается, что и я не очень-то верю в шефа и его верного Санчо Панса. Поиграв желваками, сдаюсь, ведусь на провокацию — когда Зимовский делает шаг уйти, требовательно повышаю голос:

— Так, стоять!

Антон оглядывается, и я уточняю:

— Банк большой?

Зимовский снова подступает вплотную:

— Ну, Егорову на венок хватит.

Вот, гаденыш! А когда-то чуть ли не родным отцом величал. Как же мне хочется его уесть, хотя шансов на это все же меньше половины. Но все равно, не глядя в сторону Антона, вздыхаю:

— Ладно, Зимовский пиши, только не знаю, как ты будешь расплачиваться.

Тот складывает губы в самоуверенную улыбку:

— Не беспокойся Марго, у меня зарплата большая.

— Тогда пиши: десять тысяч на то, что придет.

Вижу, как Зима зависает и недоуменно поднимает на меня глаза:

— Вау.. хо-хо… Это получается 10 к 1? Тебе денег не жалко?

— Твоих нет.

Несмотря на снисходительный взгляд, кажется, я посеяла в его мозгах смутное сомнение и подозрение, поэтому тороплю, кивая в список:

— Чего смотришь? Пиши!

Он начинает царапать ручкой в своей цедуле, а я, не дожидаясь новых комментариев, спешу убраться к себе в кабинет.

* * *

Но удержаться там долго сил не хватает — прихватив с полки первый попавшийся скоросшиватель с подколотыми распечатками, снова выскакиваю в холл. Изображаю крайнюю степень деловитости, а сама кошусь в сторону Калугина с Наташей, которые возле стойки перед Эльвириным рабочим столом что-то активно обсуждают, дожидаясь финансового директора.

У Андрея в руках какие-то листки с каракулями, видимо хочет показать Мокрицкой прикидки по новой фото сессии. Критически поглядываю в сторону намертво присосавшейся пиявки — вот, гадина, занималась бы своим отделом моды! У нее не столько мозгов, чтобы целый день гундеть художественному редактору по делу. Неожиданно над ухом раздается голос Радуловой и я вздрагиваю.

— Следишь?

Совершенно теряюсь, что меня поймали за таким неприглядным занятием и, покраснев до корней волос, пытаюсь выиграть время:

— Э-э-э… Простите, что?

Софья улыбается:

— Я говорю, за кем-то следишь?

Стыдливо не смотрю ей в глаза, придумывая ответ. Действительно, в рабочее то время, извожу себя от ревности и мечтаю угробить соперницу... Но ведь я права! Наверняка Егорова сейчас нашептывает Андрею всякую фигню и отвлекает его от работы! Беру себя в руки, и мой взгляд становится открытым:

— Э-э-э… Да нет, скорее наблюдаю.

Радулова сцепив руки внизу живота и прижимая к себе две толстые папки, смотрит на меня, ожидая продолжения:

— А что, есть повод?

Надо успокоиться и говорить уверенно:

— Да нет, скорее привычка. Мозг главного редактора обязан следить за рабочим процессом. Все никак не могу отвыкнуть.

Софья смеется:

— Ну, в этом смысле мы с тобой похожи. Я тоже люблю, чтобы все работало как часы.

Мне приходит в голову не слишком честная мысль. Но желание отцепить пиявку от Калугина, хоть на время побеждает. Прячу глаза в сторону и вздыхаю, преодолевая щепетильность:

— Софья Андреевна…, э-э-э…, можно с вами на чистоту?

Выглянув из-за Радуловой, бросаю взгляд на Андрея с Наташей.

— Нужно. Ты, Маргарита, можешь даже об этом не спрашивать.

Такое доверие льстит, и я опускаю глаза вниз, хоть и с кривой улыбкой:

— Вы знаете, в последнее время меня очень не устраивает отдел моды.

Софья оглядывается на Наташу с Андреем, уткнувшихся в листок в его руках, потом снова смотрит на меня:

— В смысле?

— Ну, все как-то вяло делается, инициативы никакой. Как на стройке — что поручишь, то и выполняют.

В глазах Радуловой появляется хищный интерес:

— Любимова или Егорова?

Если в лоб скажу про Наташу, боюсь, она догадается, что мною движет отнюдь не рабочий интерес, поэтому стараюсь сформулировать аккуратно. Можно сказать целое представление разыгрываю — сначала подняв голову пялюсь задумчиво на потолок, потом сокрушенно веду головой из стороны в сторону… Но на Софью не гляжу и склонив голову на бок, замираю:

— Ну-у-у… Вообще-то они обе. Но-о-о…. Егорова, я считаю, особенно.

— Ну, ты же знаешь, она недавно потеряла ребенка и особо прыти ждать от нее глупо.

По-моему, прыти у нее воз и маленькая тележка, только в другом направлении. Тем не менее несколько раз утвердительно киваю, вроде как соглашаясь с начальством:

— Софья Андреевна, я вас очень прошу, вы поговорите с ней на эту тему.

Снова выглядываю из-за Радуловой, взглянуть, что они там делают.

— Я все прекрасно понимаю …, я тоже женщина…

Пожимаю плечами:

— Но надо ж, все же, как -то возвращаться к жизни. И быть…

Замолкаю, забыв окончание мысли и нервно теребя в руках свой скоросшиватель. Но выворачиваюсь:

— У нас же все-таки коллективное творчество и конечный результат не должен страдать.

Даже глаз дергается, не нарочно подмигивая.

— Маргарита Александровна я вас поняла.

Софья, склонив голову набок, загадочно смотрит на меня. Начинаю сомневаться — поняла, что?

— Спасибо, большое.

— Тебе, спасибо.

Смотрим друг на друга, расцветая благожелательными улыбками, а потом я наблюдаю, как Софья идет к парочке. Развернувшись, с победной улыбкой ухожу к себе — на войне все средства хороши.

* * *

Время «ч» все ближе. Выхожу в холл, где у секретарской стойки, кроме Людмилы, скопились ожидающие драматической развязки — Зимовский, Галина с Валиком, Лазарев и даже Наташа Егорова. Иду к ним и Антон, сложив руки на груди и привалившись к стойке, встречает меня ехидной фразой, посматривая на наручные часы:

— Уж полночь близится, а Германа все нет.

— Ну, Германа, может быть, и нет, а Егоров уже на подходе.

Надеюсь, что так все и есть. Зима скептически хмыкает:

— Угу. Два раза.

Наблюдаю, как Лазарев угрюмо хмурит брови, видимо пытаясь разгадать мотивы Радуловой, и что все это значит. А мне любопытно другое — осталось всего пять минут до назначенного времени, а до Сомовой я уже час как дозвониться и узнать последние вести с полей не могу. Слышу сигнал подошедшего лифта, а потом знакомый голос:

— Ну, что марксисты — ленинисты…

Радостно оглядываюсь — получилось! Наумыч, конечно, не так свеж, как обычно, и лицо напряженное, но держится молодцом и это радует. Зимовский, сияя, восклицает:

— Борис Наумыч!

Я ужасно рада появлению шефа и, подняв руки вверх, аплодирую. Егоров, не торопясь, вразвалочку, подходит к нам:

— Со мной не работали и без меня не хотите?

Дочурка довольная и счастливая раскрывает объятия и повисает у отца на шее:

— Па-а-ап!

Совсем другое дело, хоть на человека стала похожа. Мы с Люсенькой, тоже довольные до пузырей, дружно вопим, продолжая хлопать в ладоши:

— Борис Наумыч!

— Борис Наумыч, миленький!

Егоров, видя такие радостные настроения, и сам приободряется, и расцветает. Антоша, не ведая мотивов Радуловой, на всякий случай кидается жать руку шефу:

— Борис Наумыч, очень рад вас видеть.

Мне это смешно и я, сложив руки на груди, шутливо отворачиваюсь:

— Ой, ли?

А вот и Софья. Она идет к нам:

— Добрый день, Борис Наумыч.

Тот, волнуясь, тихо здоровается, кланяясь:

— Здрасьте.

— Прошу прощения, я понимаю — вы давно не виделись, но может мы сначала по делу?

Егоров становится серьезным:

— Конечно, конечно.

Надеюсь, эта встреча к лучшим переменам и тихонько напутствую начальника:

— Ни пуха.

Тот тоже тихонько плюет через левое плечо:

— Тьфу, тьфу, тьфу… К черту!

Оглядываюсь на кислые физиономии Зимовскогого с Лазаревым и, как только шеф скрывается за дверями своего кабинета, с довольным видом возвращаюсь к себе.

* * *

Главную операцию мы с Анютой сегодня провернули, надеюсь, с положительным эффектом. А вот попытка свести в поединке Радулову с младшей Егоровой и договориться за это время с Андреем о свидании, увы, оказалась безуспешной — пока меня отвлекала вопросами Любимова, Наташа уже выскочила из кабинета Софьи... Так что, заметив, как Егорова садится в лифт, устремляюсь в логово к Калугину:

— Андрей, ты на месте?

Увы, Церберша не зря умотала со спокойной душой — в комнате никого нет, только горит монитор. А чего горит-то, если хозяина нет? Прохожу к столу и заглядываю на экран. Ка-пец… На фоне облаков и синего неба крупным планом голова убогой с надписью «Андрюша, я тебя люблю». Эти розовые сопли, в которых так нравится плескаться Калугину, меня просто бесят! Презрительно усмехнувшись, качаю головой:

— Вот, больная, а?

Развернувшись, уже собираюсь выйти из кабинета, но наталкиваюсь на заходящего Андрея. На его лице расплывается улыбка:

— Марго-о-о…

И прикрывает за собой дверь. Но мое настроение окончательно испорчено — мало того, что он весь день проторчал с Егоровой и ни разу ко мне не подошел, так еще и на мониторе эту дуру оставил. Огрызаюсь:

— Да, Марго, а ты кого хотел увидеть? Наташу?

Склонив голову на бок, буравлю его глазами.

— В смысле?

— В смысле, вон, полюбуйся, что тебе твоя накарябала.

Обхватив себя зябко руками, киваю в сторону монитора. Калугин обходит вокруг меня, заглядывает на экран и смешливо фыркает. Но мне, почему-то, не до смеха:

— Смотрю тебе весело, да?

— Нет, мне от твоей реакции весело.

— М-м-м…

Ага, здорово… Это у нас такое проявление депрессии? То есть вы будете сюсюкаться целыми днями, обниматься — целоваться, а я должна аплодировать и смотреть на вас понимающими глазами? Возмущение переполняет меня, и оно выплескивается — переступив с ноги на ногу и закатив глаза вверх, к потолку, визгливым голосом передразниваю Калугинскую избранницу:

— Андрюшенька, пупсик мой, чмок, чмок, чмок!

Потянувшись к Андрею, посылаю ему воздушные поцелуйчики неуволенной невесты, а потом в сердцах сплевываю, отворачиваясь:

— Тьфу!

Смешок повторяется:

— Гы… Она не называет меня «пупсик».

Гы? Я буквально взрываюсь:

— Да плевать мне, как она тебя называет!

Суть то в том, что ты ничего не хочешь менять! Андрей обходит меня в обратную сторону, но я уже задираю голову вверх, чувствуя, как непрошенные слезы подступают к глазам, и стараюсь успокоиться. Голос Калугина звучит примирительно:

— Марго, ну чего ты заводишься на ровном месте.

Потому что меня заводят! А ты и в ус не дуешь.

— Это не ровное место, твоя малолетка меня уже достала!

Калугин привычно отнекивается:

— Марго она не моя малолетка.

И поэтому ты продолжаешь жить с ней в одной квартире и лобызать по первому требованию?

— Тогда, скажи ей об этом!

— Ну, я скажу, только не сейчас.

Эту песню мы уже слышали. Мне нужна конкретика. Вздохнув и склонив голову на бок, пытливо смотрю на своего Ромео:

— А когда?

Калугин молчит, потом вздохнув, отводит глаза:

— Маргарит, Наташа это моя большая ошибка. Я ее совершил, теперь я за нее расплачиваюсь, и ты это прекрасно видишь.

Прищурившись, пытаюсь поймать его взгляд, но он ускользает. Увы, так он и не ответил на мой вопрос.

— Я тебя прошу, ты мне можешь помочь? Ты можешь подождать?

Ждать, ждать, ждать… А у меня что, есть другие варианты? С горечью отвожу глаза:

— Андрей, ты думаешь, мне легко?

Чувствую его пальцы, сжимающие мой локоть:

— Нет, я вижу, что тебе нелегко. Давай сегодняшний вечер проведем вместе! Давай?

Гляжу грустно ему в глаза. Конечно, хочу. И даже попробую, как советует Сомова, прикинуться дурочкой и поплыть по волнам… Но горечь сегодняшнего дня заставляет уколоть еще раз:

— Да? А твоя ошибка тебя отпустит?

Калугин укоризненно смотрит на меня:

— Зачем ты так?

Да, затем…. Вертит тобой как пропеллером… Тяжко вздохнув, трогаю прохладными пальцами горячий лоб и понуро опускаю голову — бесполезный разговор, да еще с обидами.

— Ладно, извини, мне надо работать.

Теперь уже я обхожу вокруг Андрея, направляясь к выходу, но тот кладет ладонь на закрытую дверь, преграждая путь и не выпуская:

— Подожди. Я, все-таки…, гхм… , не дождался и не понял ответа.

Да я-то с радостью, только разочаровываться не хочу. Но настойчивость Калугина мне нравится. Прислонившись спиной к двери, продолжаю молчать.

— Мы можем провести вечер вместе или нет?

Бросив взгляд искоса, сдаюсь:

— Я не сказала «нет».

Андрей тут же тянется целоваться, но я уклоняюсь — это все лирика, посмотрим, что будет в конце рабочего дня.

— Не форсируй события.

Прощение нужно заработать поступками, а не словами. Прищурившись, киваю на экран:

— Вот, сотри ее с монитора, смотреть противно честное слово.

Улыбка сползает с лица Калугина — делать этого и выяснять отношения с Наташей, ему явно не хочется. Но хоть обещает:

— Хорошо, обязательно.

Он снова подставляет щеку для поцелуя, не выпуская меня.

— М-м?

Мне и самой ужасно хочется это сделать, и я сдаюсь — тянусь губами.

— М-м?

В последний момент, щека сменяется на любимые губы и я с удовольствием целую их. Наши улыбки расползаются до ушей, я шутливо закатываю глаза вверх — ох уж эти обманщики, влюбленные мужчины, и Андрей открывает дверь, выпуская меня наружу.

* * *

Чем там закончится разговор Наумыча с Софьей неизвестно, но те, кто в шефа верил, уже пожинают положительные плоды его появления в редакции — возле стойки у Эльвириного стола обиженный Зимовский со списком в руках раздает проигранные деньги. С грустной физиономией он копается у себя в портмоне, выскребывая выигрыш Галине, а потом довольной Людмиле. Не торопясь направляюсь к ним — что за сладость укусить поверженного противника! Антон, не глядя, протягивает купюры Люсе:

— Пересчитай.

Но та от радости благодушна:

— Да ладно, верю.

Я тут же язвлю, подходя к ним:

— Зря!

Судя по всему у Антоши с тугриками не густо. Как он сказал? 10 к 1? Положив локоть на стойку, и уперев носочек туфли в пол, с чертиками в глазах и внутренне ликуя, бросаю исподлобья на Зимовского ожидающий взгляд:

— Ну?

Тот смотрит в кошельке, но сто тысяч не та сумма, с которой легко расстаться, даже если своих там только часть:

— А-а-а... Слушай, Марго, может, давай завтра, а?

Ну, уж нет, давить, так давить. Не все ж тебе надо мной измываться. Усмехаюсь:

— Зимовский, ты что, не видишь, где я и где завтра?

— Не, ну, Марго, реально, если я тебе сейчас все отдам, мне даже пообедать будет не на что!

С жалостливым недоумением свожу брови вместе и делаю губки бантиком — бедненький, на обед ему не хватит…. Я тебе еще припомню бессонную ночь с Люсей в номере, разорванные статьи и отсутствие квартальной премии!

— А с какой радости я тебя должна кормить?

Зимовский тяжко вздыхает и снова лезет в кошелек, но извлечь оттуда что-либо не успевает — в холле появляется Радулова:

— Дамы и господа!

Все головы тут же обращаются в ее сторону, и я тоже, отвернувшись от Зимы и сложив руки на груди, готова внимать результатам таинственных переговоров.

— Отвлекитесь, пожалуйста, на минутку. Небольшое объявление.

Массы уже отвлеклись и кучкуются вдоль стен. Оглядываюсь на мгновение на Антона — мне интересна его реакция. Лицо серьезное, но без паники — оно и понятно, его уверенность жиждется на силе покровителя, а того, похоже, никто сдвигать не собирается. Софья заканчивает:

— Завтра в 11.00 у нас состоится собрание, на котором я расскажу о результатах своей работы. Убедительная просьба не опаздывать, дабы я в свои списки не вносила поправки. У меня все, благодарю за внимание.

Софья исчезает в дверях зала заседаний, а я вновь поворачиваюсь к Антону. Интрига откладывается до завтра. Но, очевидно, Наумыча вызывали не просто так, кофе попить, и есть шанс на его возвращение. Только вот в качестве кого и как все это скажется на моем существовании здесь? Раздумья прерывает Зимовский, протягивающий пачку купюр:

— Держи.

Что я с удовольствием и делаю — будет на что, сегодня, с Андреем сходить в ресторан. Если он, конечно, еще не передумает.

* * *

До пяти успеваю просмотреть, что там наколдовали Калугин с Егоровой. Судя по всему, идея опять Наташкина — то у нее были особняки с каминами, то черно-белые похороны, теперь какая-то аляповатая вычурность по поводу и без повода. Каракули Зимовского на полях подтверждают его одобрение. Как это все пропускать, даже не знаю, но мне не нравится — половину фоток я бы повыкидывала.

С работы ухожу пораньше — хочу еще успеть зайти в парикмахерскую. Люся предупреждена заранее, так что, подхватив сумку, калугинскую папку и перекинув куртку через руку, выхожу в холл, направляясь к лифту, и сразу натыкаюсь на озабоченного Андрея:

— Ты уже уходишь?

— Есть такая мысль… А вот это тебе.

Отдаю ему его талмуд и, заметив в его руках клубную карточку, комментирую:

— Я посмотрела и пометила, что лучше убрать или переделать. Кстати, очень симпатичная вставка про выставку о моде 60-х — я бы ее, как раз, расширила.

Андрей крутит в руках карточку с выставки и тут же подхватывает мою мысль:

— Так давай это сделаем. В винтажной манере и всех делов то!

Может быть это выход. И волки будут сыты и овцы целы. Задумчиво глядя перед собой, медленно иду к лифту. Если эта идея идет от Наташи… Профессионализм против ревности, борьба титанов. Гхм… Андрей идет рядом, и я соглашаюсь:

— Как вариант. В любом случае нужно что-то делать. Концепция хорошая, просто с гламуром перехитовали.

— Это я согласен.

Совсем близко раздается голос Егоровой:

— Андрей!

Он недовольно оглядывается:

— А?

— А мне Алиса только что звонила.

Господи, опять? Придумала бы чего поновей. Калугин бурчит:

— И что?

— Ну, она хочет, чтобы мы ее куда-нибудь сводили с тобой.

Андрей удивленно ведет головой, но молчит. Походу наш ресторан сегодня накрылся медным тазом? Ладно, сойдет и «Дедлайн», там тоже неплохо кормят или, по крайней мере, поят. А там уж решу — идти в парикмахерскую или устроить большой шопинг для успокоения души — у меня же в сумке куча бабок! Обхожу вокруг Натальи, оставляя Калугина ей на съедение, и иду к лифту, приборматывая на ходу:

— Кандолиза Райс тебе случайно не звонила?

— Что?

Пройдя пропускной автомат, нажимаю кнопку вызова лифта:

— Ничего! Я говорю — вы вниз едете?

Егорова не дает Калугину ответить:

— Да, едем. Андрюш, а ты не хочешь чего-нибудь перекусить?

Калугин смотрит на нее с вытянутой физиономией, продолжая отмалчиваться. Сто пудово никакого ресторана не будет. Не могу удержаться, чтобы не съязвить в адрес кровососущей:

— Телефонный кабель перекуси!

Звон открывающихся дверей возвещает о прибытии лифта, но я не двигаюсь, дожидаясь решения Калугина. Наташа, у которой на плече тоже сумка и явное желание слинять с работы, проходит внутрь кабинки, не забывая квакнуть в мою сторону:

— Маргарита Александровна, вы хотите что-то сказать?

Не глядя на соперницу, качаю головой:

— Все что хотела, я сказала.

Что теперь? Жду действий Андрея.

— Кхм…

Прочищая горло, он тоже проходит внутрь. Значит, я была права с самого начала — сейчас они идут «перекусить», а потом «с Алисой куда-нибудь». Угрюмо замыкаю шествие, ни на кого не глядя. Как же мне все надоело! Кто бы знал… Егорова тыкает кнопку первого этажа, и двери закрываются.

* * *

Спустя полчаса все еще сижу возле барменской стойки и, в не слишком радужном настроении, цежу кофе. Да-а-а, Андрюха, опять ты меня продинамил… А как искренне клялся и обижался на мои сомнения. А в итоге что? Мотанулся, как собачий хвост, и исчез с глаз долой, по первому же зову своей «ошибки». Грустно, хоть плач. Допиваю свой экспрессо и, поставив чашку на стойку, киваю крутящемуся неподалеку бармену:

— Витек, давай повторим…. Контрольный, так сказать.

Тот одобрительно трясет головой:

— Не вопрос.

Что же мне делать? И главное — хоть какие бы подвижки были, так нет! Угрюмо складываю руки на стойке перед собой, как прилежная ученица, и уныло таращусь в сторону. Сейчас бы вместо кофе вискаря чуток. Бармен интересуется:

— У тебя все в порядке?

Кошусь на него — с чего такая забота, потом, встрепенувшись, поднимаю голову:

— А что не похоже?

У меня что, на лбу написано «неудачница»? Витек хмыкает:

— Похоже, что не похоже.

Смешно. Тоже усмехаюсь... Что-то я засиделась в этих пенатах, а ведь такие были планы. Задрав голову вверх, втягиваю носом побольше воздуха в легкие. Допью и пойду отсюда. Оглядываю пустой зал и замираю — от входа идет Лазарев. Тут же отворачиваюсь и прикрываюсь ладошкой — не хочу, чтобы он меня заметил, а тем более не хочу пересекаться и разговаривать. К тому же рабочий день еще не закончился.

— Черт! Только этого мне не хватало.

— Кого?

Выглядываю из-под руки в сторону Лазарева, а тот, тем временем, присаживается за столик к какой-то девице, чем-то неуловимо знакомой.

— Да вон, нарисовался красавец.

Повернувшись обратно к стойке, приглаживаю волосы, продолжая закрываться рукой от случайного взгляда и интересуюсь у Витька:

— Слушай, он меня не заметил случайно?

Я ж не в камуфляже, узнать можно и по одежде и по фигуре. Бармен качает головой:

— Да нет, у него, похоже, там своя программа.

Слова заставляют полюбопытствовать и оглянуться. Неужели снимает девочку?

— Хэ…, подруга на час.

С понимающими усмешками переглядываемся с Витьком, и тот шутит:

— Да, нет, судя по толщине пачки — надолго.

Это заставляет меня присмотреться к парочке более внимательно и серьезно. Кого же мне эта девица напоминает?

— Подожди.

Даже забываю про конспирацию и про собственные горести — опускаю руку вниз. Зависнув, прищурив глаза, напрягаю извилины, пытаясь вытащить из глубин мозга ускользающее вспоминание:

— Подожди, что-то мне в ее фэйсе кажется знакомым.

Бармен качает с усмешкой головой:

— Нет, я раньше никогда ее здесь не видел.

Снова поворачиваю голову к столику, разглядывая девицу. И тут до меня доходит — она!

— Черт!

* * *

Конечно, возвращаюсь в опустевшее издательство, к компьютеру — хочу еще раз убедиться в своих догадках. За окном уже мрак, в комнате темно, только короткий свет от монитора. Вот она красавица. Прищурившись, чуть касаюсь пальцами подбородка, внимательно изучая фотографию на сайте. Девка стоит на фоне реки или пруда, непонятно. Фото явно имеет сходство со знакомой Лазарева. Неужели вся заварушка с Каролиной дело рук Константина Петровича? Но зачем? Читаю: «Лолита 20 лет, ищу состоятельного мужчину».

Щелкую мышкой и следующий кадр уже показывает лицо в более близком формате, но схожести меньше. Или не она? «Ищу состоятельного мужчину для встреч… Студентка университета… Я не зануда…» и прочая бла, бла, бла. Как же, студентка… А что затейница — это верно.

— Да Игорек, на лица у тебя всегда была хорошая память. Особенно на женские.

Ну что, нужно действовать, ехать за Наумычем и брать быка за рога. Вернее, корову, пока снова не умотала в какой-нибудь Египет или Турцию. Не зря же Лазарев ее окучивал и осыпал валютой в «Дедлайне».

* * *

Спустя полчаса я уже на Ломоносовском и открываю ключом дверь в квартиру. Едва войдя, бросаю взгляд сквозь полки, туда, в гостиную — мои голубки конечно там, на диване, и воркуют:

— Ань, я тебя сейчас загрызу.

— Грызи яблочко, хи-хи.

Опять лямур — тужур? Кладу ключи на полку:

— Извините, что вклиниваюсь, но это как бы мой дом.

Там у них вино, фрукты и райское блаженство. Егоров, устроившись на боковом модуле дивана, приветствует меня свободной от бокала рукой:

— Ну, а я…, кто оспаривает?!

Прохожу к ним, прямо так, не переобуваясь, и Наумыч с торжественным видом встает:

— Маргарита Александровна!

— Да?

Егоров подхватывает меня под локоть, галантно предлагая:

— Может, вы хотите сначала глоточек южно-африканского винца, а?

Прохожу мимо него и Сомова со своего места вопросительно угукает:

— М-м-м?

— Ну-у-у...

Ладно, Лолита подождет. Еще не факт, что она так и будет сидеть в «Дедлайне» и нас дожидаться. А вот за праздник на нашей улице можно и выпить. С улыбкой смотрю на возродившегося шефа и, придержав юбку у колен, присаживаюсь на освободившееся место.

— Борис Наумыч…

Сомова сует мне в руки бокал с красным вином и я, взирая на Егорова снизу вверх, искренне поздравляю его:

— Как приятно видеть вас в строю, да еще в таком прекрасном настроении.

— А это все Аня. Ты знаешь, я вот подумал, что под лежачий камень я всегда успею.

Воодушевленный шеф, замахнувшись из-за головы, рубит рукой воздух, а потом еще и грозит пальцем:

— Они еще узнают, кто такой Егоров! Хэ…

Хихикая, он даже сгибается от радостного смеха. Ну что ж, самое время — пора переходить от слов к действию, и я резюмирую:

— Звучит убедительно.

Сложив руки на коленях, оглядываюсь на Анюту — придется их идиллию все же прервать, потом встаю:

— Борис Наумыч, а хотите, я вам еще настроение подниму?

Наклонив голову, интригующе смотрю на шефа и он покупается:

— Да-а? А куда ж еще больше?

Скромно опускаю глаза в пол:

— Я попробую.

Что ж, начнем и хватит хихонек! Вздернув подбородок, вполне с серьезным видом смотрю шефу в глаза:

— Борис Наумыч, а вы помните Лолиту?

Сомова все это время сосредоточенно грызет яблоко, не обращая на нас внимания и произнесенное имя, не производит на нее никакого впечатления — видимо старый донжуан не до конца посвятил ее в перипетии своих столкновений с Каролиной Викторовной. Придется говорить аккуратней, тем более, что он продолжает придуриваться, не желая расставаться с праздничным настроением и восхищенно мотает головой:

— А, это по Набокову, о-о-о...

Терпеливо стою, сцепив пальцы у живота, и бросаю осторожный взгляд на Аньку:

— Эта Лолита вылезла нам другим боком.

Финансовым, в том числе. Кстати, Егоров так денег мне и не отдал, редиска. Может от предыдущих долгих возлияний, но шеф замирает, закатывая глаза вверх в раздумьях. Ну что ж, придется пнуть сильнее и попробовать оживить провалы в памяти:

— Помните, что она у вас вытворяла в кабинете?

Сомова тут же, ушки на макушке, соскакивает со своего места:

— Подождите, подождите… Какая Лолита? В каком кабинете?

Оглядываюсь на Анюту — это пусть тебе твой пупсик расскажет, без меня. Егоров пытается замять вопрос:

— Ань, это чисто по работе.

Та снова плюхается на диван, но очевидно ответ бойфренда ее не удовлетворяет:

— Что чисто по работе? Лолита в кабинете?

Я против превращать сегодняшний праздник в семейные разборки о прошлых днях, поэтому спешу начальнику на помощь:

— Это фото сессия была.

И снова разворачиваюсь к шефу:

— В общем, я ее нашла!

Открыв рот в беззвучном вопле, Наумыч закрывает глаза и запрокидывает голову вверх:

— Марго, я тебе по жизни обязан! Марго…

Петь и плясать еще рано и я касаюсь рукой его плеча. Егоров прикрывает рот рукой, кажется готовый прослезиться, но я не даю сантиментам затянуться:

— Сейчас она в "Дедлайне" и, очень может быть, мы ее там еще застанем.

* * *

На сборы уходит еще десять минут и вот мы уже опять мчимся назад на Большую Татарскую. Надеюсь, нам повезет отловить девицу и не придется долго и жестоко пытать Константина Петровича утюгом и прочими бытовыми приборами. Как только заходим в зал, полный танцующими парочками под шум и музыкальный грохот, тут же замечаю жертву и указываю на нее Егорову. Такую «студентку» не перепутаешь ни с какой другой — красный топик, коротенькая мини-юбка и ажурные чулки в крупную сетку. С бокалом вина в руках, она извивается и крутится в танце рядом с очередным кавалером. Останавливаю Егорова за плечо и показываю пальцем в сторону жертвы:

— Узнаете?

— Как же, забудешь. Эта раскольница каждую ночь снится!

Даже так? Усмехаюсь — а как же Анечка? Егоров торопится подойти к паре и хватает эту самую Лолиту за локоть:

— Девушка, ну-ка, можно вас на секундочку.

Голос его строг и не терпит возражений. Студентка поворачивается к суровому дяде, недовольно морща нос:

— А вы, собственно кто?

Наумыч на меня оглядывается, призывая в свидетели, потом ехидничает:

— Вот память маленькая… Мегабайта полтора?

Кавалер, оставшись без заботы своей дамы, пытается быть крутым и лезет выяснять отношения:

— Слушай, мужик, тебе чего надо?

— Шоколада! Ну-ка, мужчина, на секундочку.

Егоров отводит парня в сторонку, и они начинают там о чем-то усиленно шептаться. Пока они решают свои вопросы, я, встав прямо перед беглянкой и уперев руки в бока, ясно демонстрирую, что шаг влево, шаг вправо, грозит для нее тяжелыми последствиями. Девица в ответ, изображает спокойствие, независимость и с усмешкой попивает вино из бокала. Ню-ню, знаю я таких, чуть отвлечешься, и рванет на выход. Не теряя времени, пытаюсь надавить:

— Как отдыхалось в Египте? Я так понимаю, денег, что заплатил Лазарев, не хватило?

Отнимаю бокал, который она тащит ко рту и девка не выдерживает:

— Да отстаньте вы от меня! Не знаю я никакого Лазарева!

Неважно, как он себя ей называл — Юстас, Штирлиц или Максим Максимович, но я видела их вместе своими глазами и видела деньги, что он ей заплатил. Пытаюсь сыграть на жадности:

— Я в два раза больше тебе заплачу.

— Да не нужны мне ваши деньги!

Сбоку раздается строгий голос шефа подошедшего к нам уже без парня:

— А статья тебе случайно не нужна?

Девица с недоверчивой укоризненной тянет, косясь на него:

— Какая еще статья?

— У прокуроров спросишь!

Он хватает ее за руку и пытается тянуть за собой:

— Пошли!

— Куда?

— Восстанавливать справедливость. Пошли, я сказал!

Оглядываюсь вокруг на публику, смотрю на Витька у барной стойки, но похоже всем по фиг и на нас внимания не обращают. Девица, видимо обескураженная напором Егорова и угрозой свидания с прокурором сдается, и наша процессия быстро покидает сие злачное место — рассадник проституции и шантажа.

Только, вот, что дальше с ней делать, лично я не знаю — отпускать нельзя, домой к себе тоже не отвезешь. В общем, Егоров берет на себя и допрос с пристрастием, и охрану, и обустройство на ночь в стенах издательства. Ну а я еду домой к Сомику осторожно вводить в курс дела, уже по-настоящему. Надеюсь, она не убьет после этого своего бойфренда и не покалечит.