Вопросы и ответы (джен)

Тема:

Слёзный ангст на ОТП.

Земфира — Жить в твоей голове

«Холодно» и «темно» — этими двумя словами можно описать ощущения Акааши как от последнего года в целом, так и от настоящего момента: ветер на крыше треплет смоляно-чёрные кудри и пробирает до костей, а плотные и тяжёлые — кажется, они вот-вот упадут, если не через секунду, то через две, — облака закрывают луну и звёзды сплошным пологом. Возможно, скоро начнётся дождь. А может и не начнётся. Да и нет никакой разницы сейчас, в голове Кейджи нет места для мыслей о погоде — слишком уж занят он созерцанием того, как сигаретный дым растворяется в темноте ночи.

Кстати, о темноте. Стоит заметить, что царит она лишь перед глазами Акааши, на его высоте, а там, внизу — буйство огней и красок: неоновые вывески, фары машин, окна домов — теплые и холодные оттенки света на любой вкус. Молодой человек смотрит на всё это, туда, вниз — и не испытывает страха, слушая своё сердцебиение:

Тук-тук. Туук. Пам.

Тук-тук. Туук. Пам.

Тук-тук. Туук. Пам.

Неровное, но стабильное и мерное. Никаких задержек или пропущенных ударов. Сердце человека, больного акрофобией, в подобных ситуациях так не бьётся. Кейджи продолжает смотреть вниз и думает о том, почему его сердце вообще до сих пор бьётся, когда слышит голос:

— Ну вот, а ты боялся. Не зря же я говорил тебе, что в высоте нет ничего страшного.

Акааши обречённо вздыхает и прикрывает глаза, прислушиваясь к сердцу:

Тук-тук. Туук. Пам.

Никаких изменений. Оно, наверное, и к лучшему.

Хоть голос и звучит прямо в голове, из-за чего нельзя определить, с какой стороны он доносится, Кейджи поворачивается направо, потому что знает, кому этот голос принадлежит. Он принадлежит человеку в серой больничной рубахе, сидящему рядом — Бокуто Котаро, такому, каким его помнит Акааши.

Человеку, который умер год назад.

Человеку, который продолжил жить в его голове.

Тук-тук. Туук. Пам.

У Кейджи даже не хватает сил удивиться их новой встрече. Он лишь скептически изгибает бровь:

— Не говорил. Ты всего лишь плод моего воображения, у тебя нет собственной воли, ты не можешь говорить самостоятельно, — Акааши уверенно и бесстрастно констатировал факт бесцветным и холодным голосом, после чего замолчал секунд на шесть, делая очередную затяжку, — Говорил Бокуто-сан, а его здесь нет, — отрешённо брошенные на выдохе слова разлетелись во все стороны, подхваченные ветром.

— Ха-ха, а ты забавный, Акааши! Как всегда, не можешь до конца поверить в собственные слова, хоть и стараешься изо всех сил, — голос у наваждения мягкий, сильный и глубокий, а улыбка добрая, — Если бы ты сам в это верил, то меня бы здесь не было… — он продолжает говорить под укоризненным взглядом Кейджи, поднимая руки в примирительном жесте, — Ладно-ладно, какая разница, кто это говорил, ты опять зациклился на мелочах! Всё равно главное, что ты больше не боишься высоты. Растёшь над собой!

Тук-тук. Туук. Пам.

— Спасибо за похвалу, — с губ Акааши срывается смешок, прежде чем те складываются в слабую улыбку, — Зациклился на мелочах, значит… Вполне может быть. — Кейджи принимает решение больше не обращать своё внимание на тот факт, что на самом деле разговаривает сам с собой, с частицей собственного сознания.

И с головой окунается в те самые мелочи. В неестественно янтарные глаза потерянного Бокуто, когда того только поручили ему в психлечебнице (случай сложный, но решаемый — одержимость спортивной карьерой и помешательство после травмы, не совместимой с занятиями спортом, такое должно лечиться, ничто не предвещало беды). В часы гробовой тишины, которая висела между ними во время сеансов на первых порах. В первые слова, которые Котаро наконец-то сказал ему. Во внезапно вспыхнувшую привязанность, которая поначалу смущала Кейджи и заставляла его вести себя странно. В нелепую привычку называть своего пациента «Бокуто-сан» в знак уважения, над которой смеялся весь врачебный состав. В испуг от осознания, что привязанность — не просто привязанность, а односторонняя любовь. В неимоверное счастье и осторожную улыбку, которая расцвела на его лице, когда Котаро дал понять, что любовь вовсе не односторонняя. В трещины на искусанных губах последнего, когда они впервые поцеловались. В разговоры о высоте. В искреннее желание помочь. В тиканье часов, мешающее сосредоточиться на изучении нужных для этого материалов бессонными ночами.

— Бросишь курить — вообще молодец будешь! — замечание выдёргивает из приятных воспоминаний и возвращает к реальности.

Тук-тук. Туук. Пам.

Вообще Акааши до сих пор терпеть не может запах табачного дыма, который словно душит его. Но именно из-за этого удушья Кейджи и начал курить. Он просто не хотел терять то единственное, что осталось от его любви: ощущение недостатка воздуха в лёгких и острого першения в горле, как будто его раздирают когтями — именно так чувствовал себя Акааши, открывая дверь в сорок первую палату и видя в ней неподвижно лежащего на кровати Котаро. Мёртвого Котаро.

Кейджи и сейчас не знает, что случилось. Просто был человек — и не стало его. Просто Акааши не смог смириться. Тогда и появился фантом — та часть сознания Кейджи, которая пыталась вернуть его к нормальной жизни.

— Эта последняя. Уходи.

А Акааши не хочет возвращаться. Остатки здравомыслия заставили его продержаться ещё целый год, лихорадочно ища какую-то цель в ежедневных походах на могилу, сверхурочной работе и поиске новых хобби. Кейджи даже спас несколько жизней таким образом, нашёл для кого-то смысл.

— Неужели? Ты говоришь так каждый раз, когда разговор заходит на тему курения. И действительно заканчиваешь перекур, но начинаешь снова через какое-то время.

Одна проблема: он так и не нашёл хоть каплю этого смысла для себя.

— Эта совсем последняя. А теперь уходи.

— Не уйду, — ожившая фантазия сопровождает свои слова таким знакомым обиженным цыканьем, что у Кейджи сводит челюсть.

Акааши в очередной раз вздыхает и встаёт, стряхивая пепел с сигареты в пепельницу, которую предусмотрительно принёс с собой. Действие бессмысленное — пепел не успевает коснуться стеклянной поверхности, его сдувает ветром. Ну и ладно, как будто кого-то это волнует.

— Что же, тогда уйду я.

И делает шаг.

Кейджи не видит осуждающего взгляда жёлтых глаз, он видит море

городских огней, к которому стремительно приближается его тело.

Кейджи не слышит отчаянного «Не делай глупостей!», а слышит лишь:

Тук-тук. Туук. Пам.

Тук-тук. Туук. Пам.

Тук-тук. Туук. Пам.

Тук-тук. Туук. Пам.

Тук-тук. Туук. Пам.

Тук-тук. Туук. Пам.

Тук-тук. Туук. Пам.

Тук-тук. Ту-

P. S. Иллюстрация — https://sun1-89.userapi.com/m9amcioEImnK-VYbBQV63n2GzbveCBUL77X1-g/F1hu0nOBU8Y.jpg