te quiero (гет)

Самое прекрасное и ужасное, что было на свете — являлось иллюзией. Самообман, тщетные попытки обвести себя вокруг пальца — вот это и разрушало ее, ломало с хрустом ребра и перекрывало кислород. Потому что выстраивать в голове воздушные замки иногда бывает опасно; особенно тогда, когда ты начинаешь не просто верить в них, но и жить ими. Особенно тогда, черт возьми, когда без них уже не получается сносить день за днем.

Вскинув голову, Лидия посмотрела на многочисленные фотографии, расклеенные по комнате, и мысленно сосчитала до десяти. Приводить свое сердце в порядок счетом было проще простого. Проще простого оказалось отрекнуться от мечты поступить в школу балета. В этой жизни, оказалось, проще простого оставлять что-то ценное позади и начинать слоняться без дела. Только Мартин не хотела такого, не хотела мучительно умирать внутри и задаваться тупым вопрос — что же дальше?

Фотографии, где она, счастливая и улыбающаяся, с широко открытыми глазами смотрела вперед, приводили в уныние. От осознания собственной пустоты хотелось закинуть веревку на люстру и наконец перекрыть кислород. Лидия мимолетно улыбнулась, проведя рукой по школьной юбке, и тотчас решительно схватила свой рюкзак. Возвращаться в обычную жизнь без гастролей и многочисленных турне было странно. Отсутствие изнурительных репетиций и постоянной диеты как еще одно напоминание о том, что она упала в самую пучину своей беспомощности.

И Лидия Мартин действительно ненавидела себя. Ненавидела из-за слабости, из-за постоянных поисков нового дела и цели. Ей казалось, что ее метания из стороны в сторону есть величина постоянная. А это уж точно был приговор.

Самое обидное и убогое было то, что ее трупа не нуждалась в ней. Открытки, постоянные сообщения в фэйсбуке, — все это было настолько лживым и лицемерным, что приводило ее мир в крах. Все возведенные стены здания в одночасье обрушились в черную дыру, оставив маленькую Лидию сидеть в своем же разрушенном замке. Оставили ее плакать и умирать без единого шанса на выживание.

Мартин бросила последний взгляд на свою комнату и уверенно хлопнула дверью. Показное высокомерие и себялюбие как еще один способ избежать очередных неудач со сверстниками. Ей попросту не нужны были друзья: начинать с кем-то общение, когда ты каждую секунду пытаешься залатать свои раны, — было дурость. Тратить свои силы на людей, чье пребывание в жизни мимолетно — еще большей глупостью. Ведь когда ты никто, самое последнее, что ты можешь сделать — начать заводить социально активную жизнь.

— Лидия, удачи! — громко крикнула Натали Мартин, широко улыбаясь. Как самая типичная мать, она успешно делала вид, что все хорошо, что ничего не произошло. Постоянная улыбка и забота порой приводили в состояние раздражения, но Лидия прекрасно понимала, что все это делалось только ради нее. И этакая жалость заставляла ненависть возрастать в геометрической прогрессии.

Бейкон Хиллс. Такой родной, но уже чужой город — все в нем было устрашающе знакомо, но в то же время абсолютно другим. Когда она жила здесь еще ребенком и только записалась в свой первый танцевальную кружок, Мартин была вполне себе успешным ребенком. Лучшая подруга в лице Эллисон Арджент, полноценная семья и репутация милейшей особы. Когда же уезжала из-за поступления в школу танцев в Лос-Анджелес, Лидия уже не могла похвастаться безоблачной жизнью. Родители, подавшие на развод, зависть одноклассников и ссоры с Эллисон. И вот теперь она опять там, откуда так стремительно бежала. Она вновь вернулась в место, где отсчитывала свои собственные девять кругов ада. И это чертовски пугало, особенно тогда, когда тебе предстоит пойти в школу, с которой тебя связывает многое, но одновременно — ничего.

Лидия тяжело вздохнула, чувствуя, как холод проходится по всему телу, а руки начинают дрожать. Ей бы хотелось сказать, что все это из-за необычайно холодного октября, но реальность была куда менее прозаичной, заставляя ее вновь и вновь окунаться в понимание того, что ей попросту страшно. Лидия Мартин, непобедимая и устрашающая когда-то, начинала боятся, как последняя трусиха. От этого хотелось и плакать, и смеяться. Левая нога, надежно зафиксированная бинтом, неприятно зудела, несмотря на то, что с момента выписки ее из больницы прошло чуть меньше двух месяцев. Каждый шаг давался Мартин с огромным трудом — ногу нужно было ставить ровно, иначе она тут же подворачивалась и начинала нещадно болеть. Головные боли, казалось, и вовсе не покидали ее; резкие движения головой приводили Лидию в состояние полуобморока, а постоянно дрожащие руки, которые просто не получалось успокаивать, наводили тоску.

Но страшнее всего было ее внутреннее состояние. Депрессия, которая съедала каждую крупицу сердца, приводила к такому душевному состоянию, что вопрос о ее существовании ставился под вопросом. Мартин попросту не знала, как жить дальше; не знала, зачем ей жить. Лишившись единственной отрады своей жизни, она впала в пугающее, апатичное состояние, когда ничего не хотелось и нечего было ожидать.

Опавшие грязные листья путались под ногами, пачкая черные лодочки, а ветер то и дело приподнимал не самую длинную юбку. Любовь одеваться с шиком и всегда выглядеть на сто процентов никуда не делась, только делалось это уже с не маниакальной уверенностью своего превосходства, а с понимаем того, что иначе ее просто раздавят. Люди, увидевшие ее слабину, незамедлительно попытаюсь сделать больно. А если учесть, что в школе ей предстоит мучительный год, Мартин уж точно этого не хотелось. Без того недостроенные стены могут просто взять и осыпаться полностью.

Поспешно оправив юбку, Лидия нарочно замедлила шаг, когда перед ее взором показалось здание школы. Поехать на машине она не решилась, опасаясь лишнего внимания, которого ей, она была уверена, окажут и без этого. Руки уверенно сжались в кулаки, когда ее ноги наконец переступили порог, а сердце участило свой темп, когда Мартин увидела снующих туда-сюда людей. Все они не обратили на нее никакого внимания, весело обсуждая что-то свое, спеша разойтись по кабинетам. В этом здании царила странная атмосфера, такая далекая от нее, что это выводило из состояния полной отрешенности. Сжимая в руке металлический ключ от шкафчика, который ей отдала мать, Лидия Мартин стремительно направилась вдоль коридора, пытаясь вычислить, место своего пристанища.

Еще одной главной любовью в ее жизни были точные науки. Испытывать окрыляющее чувство эйфории, когда ты решил очередной сложный пример или задачу, — это было единственным, что заставляло ее понимать, что кровь, бегающая по ее венам, не просто биологический факт, а подтверждение ее существования. Поэтому учеба в школе, в какой-то степени, представлялась не в таких уж темных тонах. По крайней мере, ей так хотелось думать. По крайней мере, Лидия чертовски на это надеялась, переступая порог аудитории и направляясь в самый конец класса. Мартин уверенно села за стул, демонстративно уткнувшись в телефон. Очередные лицемерные сообщения и вопросы о ее здоровье приводили ни то в смех, ни то в слезы, потому что Лидия была не дурой. Она знала, как строится танцевальная индустрия и прекрасно понимала, что выпад из нее любого участника, даже самого неквалифицированного и бездарного, радость для остальных. И именно от этого все эти вопросы и переживания, которые не имели за собой ничего искреннего, доводили ее до безумия.

— Внимание, класс, — без приветствия проговорил учитель химии, зайдя в кабинет сразу после звонка. Мужчина присел на краюшек парты и ленно пробежался глазами по классу, остановившись на Лидии, а потом перевел взгляд на какие-то листки в своих руках. — Так у нас новенькая…

Интонация, с которой была произнесена эта фраза, показалась Мартин странной. Она не могла точно понять ее значение. Ученики тихо зашептались, иногда хихикая и бросая на последнюю парту любопытные взгляды. Но Лидия не улыбалась. Она, не мигая, смотрела на доску с таким лицом, будто лучше нее не было никого. Потому что дружелюбие в этом мире, как правило, выходит боком.

— Что ж, приятно познакомиться, Лидия Мартин, — профессор хмурился, недовольно поглядывая на нее. — Надеюсь, школа станет вашим вторым домом.

«Нет».

* * *

Успешность в школе определяется местом в иерархии. Если ты смог завоевать уважение и место в ней еще с самого начала своего пути, то ты будешь на вершине. Если ты каким-то чудесным образом сможешь запугивать их все оставшиеся дни, тебя вряд ли спихнут. Только если твоя успешность была шаткой, а восхождение на «трон» не твердо, то тебя обязательно окунут в самую грязь этой бестолковой жизни. И Лидией такой и была. Хорошая девочка с хорошими оценками и друзьями — слишком сладко для судьбы. Особенно тогда, когда у нее на тебя великие планы.

Мартин сжала руку в кулак, перешагивая шаг в столовой и двигаясь по направлению к очереди. Когда-то давно она бы непременно ворвалась сюда с громким визгом и шумом, играя на перегонки с Эллисон Арджент и Джексоном Уиттмором. Когда-то давно они были неразлучны ровно настолько, чтобы знать друг о друге просто все. Только «когда-то» было настолько давно, что вспоминать это было как минимум глупо. В особенности тогда, когда именно это и подтолкнуло тебя переехать в другой город и начать ровно противоположную жизнь — с настоящей борьбой и усердной работой.

Лидия хмуро сжала губы, с опаской оглядываясь по сторонам, надеясь, даже молясь, чтобы здесь их не было. Чтобы ей не пришлось делать вид полной аутистки, у которой проблемы с памятью. Потому что Лидия Мартин не хотела смотреть в лицо своему прошлому, когда дело, в которое можно было окунуться в самую тяжелую минуту в жизни, было утрачено.

Получив свой обед, Лидия развернулась, оглядываясь по сторонам. Естественно, что общество уже давно было поделено на группы, и ей не было здесь места. Естественно, было бессмысленно возвращаться в город, который знал о тебе слишком многое. Это было даже забавно. Она, возможно, знала когда-то всех этих людей и находилась на вершине, но теперь все они были никто, ровно, как и она сама. И от этого хотелось расхохотаться прямо на месте.

— Скотт! Скотт, ну подожди!

Мартин вздрогнула, почувствовав мелкую дрожь в руках, и замерла посередине столовой. Этот голос был такой знакомый, что отголоски воспоминаний вмиг заговорили в голове, вырезая на ее сердце свои инициалы. Это была Эллисон, Лидия была уверена. Но только эта уверенность не относилась к разряду чувств, которые окрыляли. Нет, это была такая уверенность, от которой отчаянье сковывало каждый капилляр в теле.

Она медленно повернулась в сторону голоса и пошатнулась, почувствовав, как ее левую ногу будто сковало железо. Боль прошлась так быстро и ощутимо, что ее ноги в момент подкосились. Руки, и без того дрожащие, резко ослабели, и поднос, находящийся в ее руках, с грохотом повалился на пол. Возможно, она бы и сама повалилась на землю, если бы не чьи-то руки, которые вовремя смогли ухватить ее за плечи и с легкостью прижать к себе. И если она не упала в этот момент, то ее сердце упало точно.

— Эй, с тобой все в порядке? — холодно проговорил парень, выводя Лидию из транса. Он хмурил лоб и с явным раздражением поджимал губы.

— Да-а, — слегка заикаясь ответила Мартин, упорно всматриваясь в его глаза. В нем было что-то такое, что точно нельзя было описать. Он выглядел человеком, который давно уже все просчитал и всех победил, и это заставляло Лидию с интересом посмотреть на него. Ведь именно этого чувства ей не хватало, это чувство у нее силком выхватили из понимания и заставили позабыть.

— Лидия? — услышала она где-то в стороне и резко отошла от парня, вскинув голову. Сердце отчего-то перестало биться совсем, когда Мартин наткнулась на карие глаза и каштановые волосы. Чертовка Эллисон Арджент все-таки не забыла ее, и это было омерзительно. — О Боже, неужели это действительно ты? Черт возьми…

Эллисон сделала несколько шагов вперед, но только Мартин резко отшатнулась, будто бы от огня. Арджент замерла, и по ее лицу пробежала тень грусти.

— А, так это та танцовщица? — проговорил тот самый парень, и было в его глазах что-то такое презрительное, что, в целом, прекрасно сочеталось с его образом. Лидия моргнула несколько раз, понимая, что, похоже, он знал ее когда-то. Только всматриваясь в его лицо, она видела такое глубокое отвращение, что оно, это чувство, передавалось и ей.

Быстрым шагом покидая столовую и вспоминая расклеенные по всей комнате свои счастливые фотографии, Мартин клялась, что однажды непременно вновь найдет свой смысл жизни. Потому что иначе все в этом мире потеряет ценность, а это уже было приговором.