te quiero (гет)

Взаимно гарантированное уничтожение мотивирует

— Белый воротничок (White Collar)

Она рисовала. Выводила штрихи за штрихами, щурилась и прикусывала губу, пытаясь с точностью определить пропорции. Лидия Мартин выворачивала себе память наизнанку, искала в ней образ Клаудии Стилински и набросками пыталась восстановить ее лицо. Ей казалось отчего-то, что именно она и есть ее спасительный круг; что она, вот именно она, сможет помочь ей, вытащит из этой бездны и заставит танцевать. Только в памяти был сплошной провал, а ее лицо будто бы убегало куда-то.

С силой отбросив кисточку в сторону, Мартин возмущенно захлопала ресницами и вперила свой взгляд в окно. На улице уже было темно, ветер трепетал деревья, а погода была угнетающей. Конец сентября наводил на все что угодно, кроме позитивных мыслей.

Город накрыла мгла, так яро сочетавшаяся с серыми и безликими зданиями. Вокруг было настолько уныло и грустно, что никто не мог не поддаться этим чарам, никто бы точно не смог бы устоять перед этими гнетущими чувствами. Октябрь нитями пронзал тело, а золотая грязь на листьях стала появляться с каждым днем все больше. На душе было спокойно, однако Стайлз Стилински с его дотошной ненавистью ко всему живому никак не хотел выходить из головы. Он пустил корни в ее сознание, заставляя вновь и вновь возвращаться к его лицу.

— Лидия, я отъеду по делам, пожалуйста, никуда не уходи, хорошо? — Натали покусывала губы и посматривала на часы, явно торопясь куда-то убежать. Медленно кивнув, Лидия на секунду подумала, что их отношения дочь-мать точно превратились в какую-то блажь, потому что ни одна из них толком не знали, как вообще можно сыграть эту модель отношений.

Горько усмехнувшись, Мартин с силой смяла рисунок, который под натиском пальцем стал некрасивым клубком бумаги. Ей больше рисовать было нельзя, потому что иначе, Лидия была уверена, ее полностью поглотят эти карие глаза. Откинув клочок бумаги, Мартин взглянула на телефон, увидев сообщение от Эллисон, которая интересовалась отсутствием девушки в школе. Как же все это казалось лицемерным и как же было противно от того, что Лидия прекрасно осознавала, что единственной лицемеркой всей этой истории была она сама. Это она, а никто другой, скрывалась ото всех дома; это она жила прошлым, постоянно утопая в нем. И самое глупое было то, что ей нравилось так жить. Люди ошибочно пытаются помочь утопающему, думая, что ему нужна помощь. Но они ошибаются: утопающий сам хочет утонуть.

В доме наступила тишина. Единственное живое, что здесь существовало, было часами, статично отбивавшие ритм, — все остальное просто безжизненно замерло. Ветер бился о стекла, дверь слегка поскрипывала, а Лидия не могла ни думать о том, что весь мир соткан из звуков. Звуков, под которые так хотелось танцевать. На столе стоял проигрыватель, рядом в аккуратной стопке диски. Она не трогала их, не хотела даже смотреть на них, потому что боль об утрате так сильно пронзала ее сердце, что Мартин боялась, будто просто закричит.

Когда человек теряет смысл жизни, он окунается в неисчерпаемую бездну. Он идет, стремится к концу, но его нет. Попав в это темное холодное место, он плутает до тех пор, пока и вовсе не забывает о цели своего блуждания. И, когда память отказывает, когда нити, соединяющие его и реальность, обрываются, этот человек безвозвратно умирает для общества. Но в первую очередь, конечно, для себя.

Мартин не хотела умирать. Право, нисколько. Она искренне верила, что создана для чего-то большего, чем отдельное место на городском кладбище, но отчаянье так цепко схватилось за ее душу, что не сгнивать где-то внутри было невозможно. Найти балласт — вот, о чем она мечтала. Найти то, что сможет ей заменить целое ничего. Лидия бросила пустой взгляд на телефон и, поразмышляв, быстро открыла контакты.

Кому: Эллисон

«Скажи, ты не могла бы отвезти меня на кладбище?»

* * *

Мягкий приятный ветерок обдувал лицо, взлохмачивая локоны, а туфли неспешно постукивали по асфальту. Вокруг было так много золота, которое забавно отдавалась в свете мерцающих фонарей, что Лидии на секунду показалось, словно Бейкон Хиллз стал красивым. Но наваждение было обманчивым; убогие, обшарпанные дома, грубые черты фасадов — вот, чем был этот треклятый город, ибо некоторые места невозможно украсить просто ничем.

— Лидия! — звонко крикнул кто-то, отчего ей пришлось вынырнуть из своих мыслей. Эллисон стояла на другой стороне дороги, с широченной улыбкой на лице, а подле нее стоял Скотт, который приветливо подмигнул Мартин. Эта парочка была действительно странной. Веселая и безбашенная Арджент и спокойный, в чем-то даже неуверенный МакКолл. Наверное, она взаправду любила его, потому что иначе Лидия бы не смогла понять, что могло их связывать.

Громко хмыкнув, Мартин быстро поменяла вектор направления и устремилась к ним.

— Привет, — прохладно проговорила она, оглядываясь по сторонам, отчего-то у нее просто не получалось посмотреть им в глаза. Когда Лидия написала Эллисон, то не надеялась, что ее просьбу выполнят, но это было ошибочно; девушка тотчас согласилась, даже не уточнив, на чью могилу хотелось прийти Мартин.

Немного постояв на улице, они в конечном итоге сели в машину, и Лидия подумала, что в такой дружеской обстановке она давно уже не прибывала.

— Скажите, — начала вдруг Мартин, на мгновение запнувшись. Ей не хотелось ничего объяснять, не хотелось вдаваться в свою историю; ей попросту не хотелось пускать людей в свою жизнь, чтобы они перевернули ее с ног на голову. — Вы знаете, где похоронена Клаудия Стилински?

Скотт заметно напрягся, а потом переглянулся с Эллисон.

— Ты… ты хочешь поехать к ней на могилу? — обескураженно спросила Арджент, опешив на мгновение. Она крутила в руках ключи и смотрела куда-то вперед, поэтому Лидия не могла сказать точно, какое у нее было выражения лица. — Да уж, удивительно, — вдруг сказала она, а потом, обернувшись, устремила свои серые глаза на Мартин. — Сегодня вот уже шесть лет, как она умерла.

Лидия вздрогнула.

Мотор загудел. В окне замерцали верхушки деревьев, а ветер бился и грохотал, пытался, глупый, прорваться в машину. Мартин отчего-то подумала, что чертовски похожа на него; ей также хотелось пробиться куда-то в теплое место, где бы можно было хоть и обжечься, но зажить так, как никогда ранее. Хотелось покоя, а еще больше — ничего не чувствовать.

Машина остановилась также внезапно, как и начала свой ход. Они остановились возле небольшой часовни, а круг была целая роща могил. Серые мраморные камни громоздились над землей, а вычурные буквы мерцали то золотом, то серебром. На кладбище была какая-то удивительная атмосфера спокойствия и смерти. Даже воздух в этом месте был другим, он не замечался. Всматриваясь в монументы, Лидия резко развернулась, взглянув на Эллисон и Скотта из-под ресниц. У них в лицах не было ничего приметного: выражение его было спокойное, и только у Арджент в глазах метался огонек страха и отчаянья. Она смотрела так, будто бы Лидия была чертовым призраком, который растворялся в серой дымке кладбища.

— Я думаю, что хотела бы пойти одна, вас это не затруднит? — безэмоционально проговорила Мартин, сжав одну руку в кулак. Эллисон еле-еле махнула головой, а потом робко улыбнулась, приобняв МакКолла. Эта идиллия, напоминавшая скорее семейную, противно пробиралась сквозь кожу, будто специально, чтобы заставить Лидию испытывать невиданное отвращение. Махнув зачем-то головой, она развернулась и медленно побрела меж могил.

Под ногами хрустели листья, деревья покачивались, и только в этом всем можно было увидеть жизнь. Людей не было. Лавочки, обшарпанные и облезлые, пустовали, а могилы зарастали мхом и сорняками. Мертвые были никому не нужны; они гнили в земле, когда внуки и правнуки жили, никогда не вспоминая об этих мраморных плитах. Смерть ужасный спутник, потому что она не просто забирает душу, она забирает и память о тебе.

Читая имена, Лидия плавно пробиралась сквозь могилы, поглядывая иногда назад. Скотт и Эллисон уже скрылись для ее глаз, а впереди было целое поле памятников угасшей жизни. И, когда ей казалось, что не найти ей ни могилы, ни балласта, она заметила его. У нее вообще была удивительная привычка — находить тех, кто ей был совсем не нужен. Но Стайлз был здесь. Он сидел, горбился, смотрел в землю и держался за голову. Во всем его теле чувствовалось боль, которая горела в нем так долго и затухала; и это было страшно. Страшно видеть человека в таком отчаянье. Лидия, не долго думая, пошла в его сторону, а потом присела рядом на скамью, отодвинув в сторону бутылку бренди, что одиноко стояла на поверхности.

— Черт побери, — тихо проговорил он, а потом взглянул на Лидию. Его глаза выражали ненависть, а губы сами по себе растянулись в саркастической улыбке. Стайлз хмыкнул, а потом насмешливо произнес: — Серьезно? Опять ты?

Лидия улыбнулась в ответ примерно также — с улыбкой полного превосходства, а потом перевела взгляд на могилу. Клаудия Стилински. Его мать. Может, ее якорь был вовсе не в мертвых? Может, и не нужен ей был никакой балласт? Почему бы ей просто не взять себя в руки? Почему это так сложно? Сложно делать хоть что-то, когда ты сам знаешь, что падаешь в пучину безвозвратного хаоса.

— Скажи, — вдруг проговорил он, легонько коснувшись ее руки. В его глазах ненависть медленно спадала на нет, а на ее место приходила какая-то странная эмоция — полная решимость вместе с глубоким отвращением. Мартин на мгновение замерла, внимательно наблюдая за его глазами. — Ты же можешь научить меня танцевать?

Ветер загудел сильнее, шелестя кронами деревьев. Но она даже не слышала этого — все ее внимание в одно мгновение сосредоточилось на нем одном.