Дочь Селестии (джен)

На импровизированное совещание в ратуше Селестия явилась телепортом, и сразу заявила:

— Лу, только не совершай необдуманных поступков.

— Да я и не собираюсь… Уже. Отпустило меня. А тогда я дико взъярилась. Зебру эту убила, а можно было допросить… Типа: «смерды! Плебеи! Грязь под ногами! Да как они смеют!» На «как смеют» я взяла себя в копыта. И хорошо. Потому что я была в шаге от того, чтоб либо полплощади спалить, либо шваркнуть по тому дому, из которого стреляли. Это вообще на меня не похоже, у меня даже в самые сословные-разсословные времена хватало мозгов понимать: в том, что я родилась аликорном, никакой моей заслуги нет. Для посторонних оно выглядит иначе, но мало ли, как оно для них выглядит. Что это за принцесса такая, если она не спесива?.. И с пулей этой… Я, конечно, могу в десятки раз быстрее двигаться, чем обычная пони, но это как то перебор. — Она задумчиво помолчала. — Тия, ты не знаешь, что со мной происходит?

— Ну, у меня есть одно предположение. Только я тебе вопрос задам: ты как себя сегодня чувствовала?

— Ты знаешь, отлично. Прямо на удивление. Как в тот день, помнишь, когда я к тебе пришла, мы еще Пьера обсуждали…

— Помню. Это конечно ещё надо проверить… — Селестия вздохнула, — я надеялась, что это надёжно похоронено. Кто же его нашёл? Или может, заново воссоздал?

— Что воссоздал?

— Ритуал жертвоприношения.

— Чего?! — даже подалась вперёд Луна.

— Тебе приносили жертвы. Наверно, пони. Или зебр. Впрочем, сойдёт любой разумный. Я это знаю потому, что мне тоже когда-то их приносили. И наверно самым трудным решением в моей жизни, и без того непростой, было решение закрыть и забыть этот культ имени себя… Это до твоего рождения было, мне самой тогда исполнилось лет сто, может, сто десять.

Селестия откинулась спиной на кресло, подтянула себе стакан сока.

— Ну, ты помнишь, я рассказывала, как сколотила первое своё королевство из племенного союза, а в соседях у меня было королевство побольше, раз эдак в десять… — аликорн чуть покраснела, — я тогда была молодой и, откровенно говоря, дурной и очень свирепой. Всего то и надо было — выйти замуж за тамошнего короля и через лет сорок спокойно всё унаследовать. Но я же являлась самым великим магом обитаемого мира, как же это я буду кому-то… Ну, ладно. Кончилось всё войной. Сосед мой собрал аж три с половиной тыщи войска, по тем временам — непобедимая армия. Когда они все на нас ломанулись, у меня, надо сказать, сердечко ёкнуло. Но это только на миг. Я, конечно, на порядки слабее была, чем сейчас, и единороги у них имелись, а как же. И даже двадцать секунд они продержались… Под землёй я заклинание пустила, чего они не ждали. Неотразимое для них, на молекулярном уровне действующее. Ты ж такие умеешь тоже: например, на пару минут блокируем весь холин. Я тогда слов таких не знала, понятно, но это и не надо… Четверть нервной системы отключается, наступает клиническая смерть. Которая без электроразряда там, или без энергичного битья быстро становится биологической. А кто бы их бил, если они все одной кучей лежали? Ну вобщем, забрала я это королевство себе. Впервые у меня была нормальная столица, чиновный аппарат… — она вздохнула, — в армии меня, правда, недолюбливали, пришлось остатки её разогнать и набрать новую. И завелось у меня профессиональное сословие жрецов. Они там какому-то Реману, что-ли, молитвы возносили, и его многочисленной родне, братьям-детям-племянникам, но оперативно перековались под требования текущего момента, и записали меня в воплощение любимой жены Ремана, а когда я нахмурила бровь — единственной жены-соправительницы, так как в священных текстах раньше была ошибка. Мне это всё, конечно, очень льстило. Да и у них появилось зримое доказательство, что они занимаются не хернёй, а важным делом. Вот же кобылица розовая, на голову всех выше, старше всех присутствующих, но выглядит лет на тридцать, а еще может колдануть что-то такое, чего никто не повторит… И я заметила, что вроде бы сама становлюсь сильнее, и ходила постоянно, как будто слегка под хмельком, и в любви, опять же, словно опять двадцать лет мне, а не сто… Пару месяцев прошло, приглашают меня на торжественную службу в честь меня же. Так-то я по храмам не ходила, всегда было чем заняться, но надо же уважить. Уважила. Когда на моих глазах бронзовым ножом, гм… Нет, с одной стороны это ужасно мерзко, но это такой прилив сил… И тысячи пони в храме и во дворе падают ниц, и ты словно купаешься в этом обожании и преклонении…

Глаза белого аликорна подёрнулись мечтательной дымкой.

— Так, я что-то не пойму, — перебила Луна, — ты мне про ужасы рассказать собралась, или культ этот прорекламировать?

Селестия закашлялась:

— Кхе. Да. Вобщем, думала я всю ночь почти, а на следующий день сказала жрецам, что мы, посоветовавшись со своим божественным супругом, решили, что раз наши жрецы такие бедные, то теперь всё жертвенное должно оставаться им. В том числе и рабы. Ясное дело, такие реформы были встречены на ура, и больше никто никаких жертв мне не приносил.

— Слушай, не сходится, — задумчиво сказала Луна. — Ну ладно, ты была молодая, но всё равно, учитывая, что ты целую армию в прах размолотила, силушкой была не обижена… А если взять мою теперешнюю мощь, и какого-нибудь пони, даже в самом соку, и всю силу из него выпить, да мне отдать, я этого скорей всего даже не замечу. Как же так?

— А вот это подводит нас к негативной стороне вопроса. Как будто сами по себе убийства недостаточно негативны… — Луна сделала жест копытом «ритуал исполнен, давай по делу, не на трибуне», — я же, прежде чем запрещать, изучила это заклинание, с которым жрец вонзает в жертву нож. Оно, понятно, пьёт силы, в том числе из самого жреца и изо всех присутствующих, и отдаёт её мне, но это ерунда, было бы о чём говорить. Повыть от эйфории в тряпочку — ну разве что. А штука в том, что оно взывает к твоей тёмной половине. К той части разума, что у нас обычно наглухо заколочена, но там тоже есть сила. Поэтому-то ты сегодня чуть не взбесилась на площади, и эта зебра своей смертью — кто знает? — возможно спасла нас от более тяжких последствий, ты как бы часть злости на ней выместила. И если жертвоприношения продолжать, то возможно, этому страшному уже не будет достаточно пони, падающих ниц.

— Интересные дела. А если они, кто бы они ни были, завтра сотню зарежут? Закормят меня, так сказать. Не съедет ли у меня, в самом деле, черепица? Защититься-то от этого можно?

— Разумеется можно. И даже не сложно. Я тебе покажу, да ты и сама догадаешься. Это несло опасность, только пока ты не понимала, что происходит, а естественная твоя защита не включалась, так как это же не во вред. Организм, не сомневаюсь, просто счастлив.

Луна ухмыльнулась.

— О да, Пьер уже жалостливо поглядывает, скоро в отставку запросится… Но если по существу: мы с тобой крупно ошиблись. Мы думали, если будет покушение, то пальнут поверх головы, мол, вот мы какие страшные! Если что, и еще одного стрелка сможем заслать, а то и нескольких — срочно договаривайтесь с нами! Ну а если вдруг случайно и попадут — ветер вдруг сменится — так и этим меня не угробить, частично-то мы в «своём» мире… А тут выходит, что они сначала меня подготовили, потом подвели под выстрел, в надежде, что я, озверев, накрошу пару тысяч некомбантантов, вызвав тем самым политический кризис, и были близки к успеху. Хитро, бля. Но это так оставлять нельзя. Такого интригана, мать его, из под земли надо достать. Кто знает, что он или она дальше удумает?

Старшая сестра покивала:

— Исполнителя желательно задержать, но он, скорей всего, не в курсе, как и та покойница, а вот пуля… Пойдём посмотрим.

— Кстати, помнишь ту девчонку, Старлайт?

— Да, а что?

— Очень классно рисунки заклятий разбирает. Думаю, не позвать ли её?

— Лу, ей восемь лет.

— Ну и что? Мне, когда ты меня учить начинала, было четыре…

— Время было другое.

— Время всегда то ещё… Главное, чтоб она не померла от восторга, когда поймёт, что её в самом деле к чему-то важному привлекли. А на сюрпризы смертоносные я артефакт проверю, разумеется, прежде чем её пускать.