Последнее песнопение, размер – три четверти (гет)

Тебя зовут Уширомия Баттлер, и ты весь пропитан солью, она покрывает каждый сантиметр твоей кожи, забилась в волосы и поблескивает, словно драгоценные камни. В тринадцать это приносит тебе ощущение счастья. Но теперь тебе восемнадцать, и въевшийся запах соли вызывает удушье и мучительно напоминает о прошлом. Она тянет тебя вниз, а морские волны плещутся о днище лодки у тебя над головой.

С того, первого раза, как умер, крики от якобы захлестывающих тебя эмоций были обычным притворством. Ради непрерывности, — думаешь ты, мысли наполняет туман, мотор лодки ревет, все продолжая набирать обороты.

* * *

Когда ты умер в первый раз, ты не знал, где находишься. Остальные были убиты, и ты видел их всех — в запертых комнатах, загадки которых тогда не мог решить. Ты не знал, как в такой ситуации сможет помочь шахматное мышление; понять мысли преступника было почти невозможно, даже используя метод, которому тебя научила Кирие, даже используя метод, которому ты научился сам.

Ведьма на портрете ухмыляется, будто пытаясь гордо заявить о своем существовании; что произошло после, ты не помнишь.

В отчете полиции сказано: «пропал без вести».

* * *

— Для друзей и близких я — Беато, — говорит она, и где-то кивает другой Уширомия Баттлер.

* * *

Когда-то, когда ты был младше, ты смотрел на ее портрет часами, так долго, что образ запечатлелся на изнанке век и являлся, когда ты закрывал глаза и засыпал. Ты ждал, и, естественно, она преследовала тебя во снах, бродя по темным коридорам подсознания, появляясь из пустоты в виде золотых бабочек. Она никогда полностью не показывала своего лица, и теперь, когда она сидит напротив за шахматной доской и отстраненно вертит в руках пешку, пока ты размышляешь, ты понимаешь почему.

— Беато, — начинаешь ты, она поднимает взгляд и издает неприятный смешок.

— Ну так что-о-о, Ба-аттлер? Как объяснишь мое внезапное явление из воздуха после того, как Шаннон разбила зеркало, м?

— Это можно было подстроить заранее, — ты вздыхаешь, — просто еще одна уловка, чтобы заставить меня поверить в ведьм, но… Но я ни за что в это не поверю! Я не приму тебя и твое существование! Не приму, ни за что не приму!

Еще пару секунд Беатриче спокойно сидит, а потом сгибается пополам, совсем не элегантно гогочет, ее смех высокий, жестокий, отсмеявшись, она откидывается назад на спинку стула, смотрит на тебя, и в ее взгляде ты замечаешь непривычную тень печали. Краткий миг — и эта тень пропадает, Беатриче взмахивает тонкой курительной трубкой, прямо из воздуха появляются стайки золотых бабочек, будто она намеренно хочет отвлечь тебя.

— Примешь, — хихикает она. — Подожди немного и увидишь, насколько сложные загадки запертых комнат я подготовила для следующих сумерек!

* * *

В третьей игре ты знакомишься с Вергилией и Ронове и не можешь отрицать — ты ошеломлен их поведением. В сравнении с Беато они… придерживаются манер, принятых в высоком обществе, и странно спокойны. Это сбивает с толку, и ты чувствуешь: осколок реальности выпадает из хрупкой, с трудом составленной тобой мозаики.

Ронове элегантен, загадочен и временами отпускает ехидные комментарии. Пока Беато не слышит, он позволяет себе отзываться о ней с долей юмора и сарказма, от этих высказываний хочется одновременно и рассмеяться, и ударить его. Ты не знаешь, в какой момент у тебя, соперника Беатриче, появился инстинкт защищать ее, но хотел бы от него избавиться.

Вергилия молчалива и нечасто открывает глаза, и ты гадаешь, как она вообще могла справляться с Беатриче. Она такая… благородная, добрая, как мать, и сдержанная.

Создается впечатление, что она никогда не могла никому навредить. Это возвращает тебя все к тому же вопросу:

— Беато, почему… ты совершила это?

Она не отвечает, а Вергилия просто улыбается.

— Ты не помнишь, что сделал в тот день, Баттлер?

Нет, ты не можешь вспомнить. Совсем.

* * *

Где-то в другом мире Беато висит, пронзенная чуть светящимся колом синей правды.

* * *

Тебя зовут Уширомия Баттлер и, взвешивая в руке конверт с чем-то тяжелым внутри, ты чувствуешь, сколько весит твоя жизнь.

Жизнь, разделенная мглой на части: одна из них проходит перед омытой кровью и непоколебимой шахматной доской, другая — в мире-внутри-мира, но все же — это одна жизнь. Или, может, она разделена на четыре части, их длительность и твое время существования меньше, с каждой игрой стрелка проходит четверть оборота… или же частей еще больше.

Но даже этот вес исчезает, когда из конверта выкатывается фамильный перстень с печаткой, ты надеваешь его на палец и ощущаешь неимоверную тяжесть главенства над семьей Уширомия, которая внезапно тянет руку к земле… и вместе с ней — отголоски страстной любви на грани одержимости, которую питал к Беатриче последний владелец кольца.

Где-то в другом месте ты вспоминаешь безумные вопли и плач Кинзо.

* * *

Тебя зовут Уширомия Баттлер, в саду сияющих золотых роз под угольно-черным небом ты смотришь, как Вергилия заплетает волосы Золотой Ведьмы.

Беато выглядит хрупкой и похожей на куклу, ее глаза застилает сонная дымка смерти. Ее взгляд устремлен в пространство перед собой, пару раз ты машешь ладонью у нее перед носом, надеясь (впервые!), что это просто еще одна из ее извращенных отвратительных шуток.

Но нет.

От налитого в чашечку китайского фарфора черного чая почти не идет пар, ты подносишь сверху ладонь, чтобы проверить температуру. Беато моргает, и ты поднимаешь чашку к ее рту, дотрагиваешься до ее руки в поисках стабильности.

Ее кожа холоднее, чем ты помнил.

Ты переплетаешь пальцы и мягко прислоняешь чашку к ее губам. Она пьет, безэмоциональная и почти недвижимая, но ты не перестаешь держать ее за руку после того, как решаешь, что хватит, и ставишь чашку обратно на стол. Ты по-своему выражаешь протест, неприятие ее беспомощности и своей, и чувствуешь легкое биение жизни, пульсирующее в ее венах.

— Не волнуйся, — твой голос почти ломается, — Обещаю, скоро ты сможешь обрести покой. Я отыщу правду.

Беато издает какой-то тихий звук, только хочет ли она что-то сказать или выразить признательность — не понятно.

— Я отыщу правду.

Губы Беато чуть шевелятся, но взгляд все такой же пустой. Вергилия и Ронове куда-то делись: одна протирает шахматную доску, а другой печет печенье к чаю.

Ты наклоняешься и целуешь Беатриче, ваши ладони все еще соприкасаются, и ты на секунду перестаешь различать фантазию и детектив, мир ведьм и реальность, магию и трюк; она — все, чего ты желаешь.