Дитя Дурмстранга (гет)

Окно можно склеить заклятьем «Репаро», душу — ничем. Фред лежал, уставившись в потолок, закинув руки за голову. Мариса, кое-как накинув халат, пошла в ванную комнату. Бинт, которым было перевязано ее предплечье, лежал на смятой простыне. Будто боясь обжечься, Фред кончиком пальца дотронулся до бинта и тут же отдернул руку. Просто кусок ткани.

Сестра Малфоя. Дочь Малфоя. Плоть и кровь всего рода Малфоев. Пожиратель Смерти.

Как его Мариса, его Бустаманте, десятый номер, могла быть Пожирателем Смерти? Фредерик Уизли не знал ответа на этот вопрос. Но именно об этом она поведала ему несколько минут назад.

— Он мой брат, Фред, — сказала она почти неслышно и снова заплакала.

Казалось, сердце Фреда подскочило к горлу и забилось там неровно и часто.

— Брат? — переспросил он тихо, надеясь, что что-то неправильно услышал, что Мариса, для которой английский не был родным, просто перепутала слова…

— Брат, — Бустаманте повернулась к нему. — Я дочь Люциуса Малфоя. Мариса Бустаманте, она же Мариса Малфой. Отродье, как ты сказал сегодня.

Внезапно все разрозненные факты в голове Фреда сложились в одну картинку, как кусочки паззла. Мариса, никогда не говорившая в интервью о своем отце. Ее жестокость к магглам и безрассудность на колесе обозрения. Преподавание Темных искусств. Гнев на слова Фреда о Малфоях. В конце концов, то, что она никак не хотела быть с ним — это тоже можно было объяснить родством с Люциусом. И Драко. Драко в ее постели, жестокий и потный, с силой дергающий свой хлипенький пенис. Фред почувствовал, как к горлу подступила тошнота.

— Драко знает? — спросил он и почувствовал, как глупо такое говорить.

— Знает, — Мариса кивнула. — Но он мне не поверил. И…наверное, это была месть.

— Понятно, — зачем-то ответил Фред, избегая смотреть ей в глаза. Наверное, боялся увидеть там признаки Малфоя.

Он только что стал свидетелем инцеста. Насиловали ту, которую он любил и хотел больше всего на свете. Его Мариса, его Бустаманте, десятый номер. Едкая, как отравляющее зелье. Смешная, вредная, способная на такие сумасшедшие поступки, которые им с Джорджем и не снились. Уизли в ней нравилось все: и латиноамериканский акцент, и смуглая ровная кожа, и то, как она подкуривала каждую новую сигарету.

Он сходил с ума, как первокурсник. Он не привык к такому — обычно с ума сходили от него. Потому что он был если и не красивым по всем меркам канонической красоты, то страшно обаятельным. Потому что он умел шутить. Потому что он был Героем Битвы за Хогвартс, пережившим смертельное ранение и получившим кучу наград из рук министров магии всех стан мира. Потому что у него был классный бизнес и деньги, в конце концов.

…Он заметил, как из-под одеяла выскользнула ее тонкая смуглая рука. Все предплечье, от локтя до кисти, было плотно замотано бинтом. Внезапно Фреда пронзила страшная догадка — а что, если?..

— Мариса, — просил он, сглотнув сухой комок в горле. — Ты…Пожиратель Смерти?

Он сам удивился своей смелости, тому, что смог произнести вслух два страшных слова — Пожиратель Смерти.

Недобро усмехнувшись, Мариса начала разматывать бинт. Тонкой белой змеей он упал на простынь.

— Смотри, — сказала она, протягивая руку.

Увиденное заставило Фреда похолодеть от ужаса — все предплечье было черным, обугленным, как после жуткого ожога. И сквозь эту черноту и шелушащуюся кожу проглядывали едва видимые различия черепа и змеи.

— Черная метка, — выдохнул он. — Ты Пожиратель смерти.

Мариса почему-то рассмеялась

— Нет, — сказала она. — Я хуже. Я предатель крови.

— Что это? — проговорил Фред.

— Скажем так, — выдохнула Мариса. — Я была Пожирателем Смерти, и довольно долгое время. Это плохие новости. Хорошие — мне никогда это особо не нравилось, и в итоге я сделала кое-что такое, что называется предательством крови. После этого со мной творятся жуткие вещи. И…моя метка стала гореть.

— Что ты сделала? — тихо произнес Фред, готовясь услышать самый страшный ответ.

Мариса повернулась к нему лицом и провела рукой по взъерошенным темно-рыжим волосам.

— Странно, — сказала она, и на лице появилась грустная улыбка. — Никогда не думала, что именно ты меня об этом спросишь. Я не могу тебе сказать.

— Почему? — Фред накрыл ее руку своей.

— Как бы странно это ни звучало, я не хочу ломать тебе жизнь. Просто поверь мне. Я сделала кое-что достаточно серьезное для того, чтобы все оставшиеся в живых пожиратели захотели бы меня убить, узнай они об этом. И кое-что, что повлияло на смерть Того-Кого-Нет.

— Почему… ты предала…их? — спросил Фред глухо. — Ты хотела…быть на светлой стороне? Хотела быть…хорошей?

Мариса негромко рассмеялась.

— Фредди-Фредди, — она покачала головой. — Я не хорошая. Я никогда не хотела быть хорошей, творить добро, не хотела уничтожить зло и установить мир во всем мире. Кому это в конце концов надо? Я знаю только одного человека с такой мотивацией — Гарри Поттера, чье имя стало нарицательным даже у магглов. Знаешь, за что я не люблю волшебный мир? Тут всем правит гребаное предопределение. Даже на факультет тебя отправляет Шляпа. И никто не жалуется. Нет выбора — все решают за нас. Пока магглы переходят с одного рабочего места на другое, клянут директоров, маленькие зарплаты, высокие цены и пытаются пробиться, здесь все уже решено. И когда тебя в девять лет помечает Темный Лорд, какие шансы у тебя…стать тем, кем ты хочешь? А если еще твой папаша — Люциус Малфой, и у тебя есть врожденный темный дар, то я тебе скажу — никаких.

Фред слушал монолог молча.

— И чего же хотела ты? — сказал он наконец, прижав руку к груди, будто пытаясь остановить неровно бьющееся сердце.

— Играть в квиддич. Это единственное, чего мне хотелось и хочется от этой жизни. — И еще быть с тобой.

Да, именно так она и сказала. В потом встала, завернулась в халат и пошла смывать с себя душевную грязь.

Фред потерял счет времени — он не знал, сколько он лежал в комнате Марисы, смотря в потолок.

Пожиратель Смерти. Помеченная Тем-Кого-Нет.

Когда она выходила на поле в 2006, перед самым изматывающим матчем в ее жизни, с метлой наперевес, в спортивной бело-голубой мантии, у нее были очень испуганные глаза за стеклами квадратных очков. И даже со своего места Фред видел, как трясутся ее руки. Через несколько часов Федерация Квиддича назвала ее лучшим молодым вратарем, а Всемагическая Спортивная Ассоциация заявила, что четвертьфинал того чемпионата был самым драматичным за всю историю квиддича. Англия была разбита, повержена и стоптана с землей. Четыре часа чистого времени и на сухую. Ни единого пропущенного квоффла, а охотники у Англии были те еще — тот же Смит или Гэтсби, например. Какой к черту ловец, когда аргентинские кольца так никто и не смог распечатать из-за худенькой девочки с испуганными глазами за стеклами очков?!

Фред резко поднялся, выбежал в коридор, и, пробежав несколько пролетов по лестнице, приоткрыл дверь учительской ванной комнаты.

Посреди огромного бассейна, наполненного ароматной пеной, стояла Мариса и терла лицо, руки, живот, будто пытаясь отмыть невидимые пятна. Пар от горячей воды клубился в воздухе, оседал на цветных витражах и стрельчатых готических стенах. Все золоченые краны по периметру бассейна были открыты.

В нерешительности Фред остановился у края бассейна. Потом уверенно стянул мантию, серый свитер с буквой F, брюки, скинул ботинки и, оставшись в одних трусах, плюхнулся в горячую пенную воду.

— Знаешь, — сказал он, опираясь локтем на бортик. — Тебе нечего стыдиться. Хватит.

Мариса испуганно обернулась.

Фред предупредительно выставил руки вперед.

— Не бойся, — сказал он спокойно. — Я к тебе не притронусь. Бассейн огромный, и мне отсюда ничего не видно. Я просто посижу здесь и попытаюсь с тобой поговорить.

Мариса, как раненый зверь, отползла к противоположному бортику и сгребла руками как можно больше пены.

— Послушай, — продолжил Фред. — Знаешь, что было самым большим позором в моей жизни? Мой первый сексуальный опыт. Вот когда ты провела тот волшебный четвертьфинал и фанаты рвали тебя на сувениры, я все думал, как расстаться с девственностью. И вот, на Турнире Трех Волшебников, после Святочного бала, когда я уже порядочно надрался, я наконец это сделал. Девушкой была наша охотница, Энджи, по правде говоря, не особо-то она мне и нравилась, да и я ей тоже. Но она тогда тоже так нахлесталась, что даже не была уверена, я это или мой брат. В общем, я уложился в минуту пятнадцать секунд, а потом вырубился. С утра даже не вспомнил, как все было, но был страшно горд, что обогнал Джорджа и стал мужиком раньше. К слову, он потерял девственность две недели спустя. И тоже с Энджи. До сих пор не пойму, то ли ей реально было похрен с кем спать, то ли она просто нас не различала.

С другого конца бассейна послышался тихий смех.

Фред подмигнул Марисе и кинул в нее куском пены.

— Да ладно, — сказала она, отряхивая пену с блестящих черных волос. — У меня тоже было не ахти. Это был Левски из сборной Болгарии. После полуфинала, когда мы всрали 190-170 — вина была определенно не моя, но из всей сборной именно я решила нажраться в мерлинову жопу. Кончилось все болгарской раздевалкой и потным Левски, пытающимся сделать на мне какую-то фигуру высшего пилотажа. А потом я блевала в туалете. Такая грустная история.

Фред засмеялся.

— Левски? — спросил он и потер подбородок. — Даже не помню, как он выглядел.

— Не особо привлекательно.

Теперь они засмеялись уже вместе.

Мариса посмотрела на Фреда.

— Спасибо, — прошептала она и улыбнулась.

Фред поднял глаза. Каре-зеленые, озорные, встретились с черными, беспокойными и потухшими. В одну секунду Фред достиг противоположного бортика, уткнулся носом в тяжелые влажные волосы, покрыл поцелуями смуглую кожу. Руки гладили мокрую спину, спускаясь ниже, под толстый слой пены, под воду.

— Что ты делаешь? — одними губами произнесла Мариса, зарываясь пальцами в темно-рыжие пряди.

— Я помогаю тебе все забыть, — шепнул ей на ухо Фред и впился губами в ее левую руку, именно там, где сквозь обугленную кожу виднелась черная метка.

…А снег все падал и падал, оседая на черных стволах деревьев, накрывая пушистым одеялом вечнозеленые английские газоны, слипаясь на скатах крыш и башен, теряясь в полукруглых арках и залетая в неплотно закрытые двери, чтобы тут же растаять от каминного жара.

Мариса сидела на подоконнике, поджав под себя ноги и завернувшись в два покрывала сразу.

Виктор сидел рядом и рассеянно глядел на снег за толстым оконным стеклом, на свою молчаливую подругу, курящую уже восьмую, и на трещащий камин, блики от которого рождали на каменных стенах древних великанов и хвостатых драконов.

С настоящими друзьями всегда так — с ними можно не только о чем-то говорить, с ними можно молчать. Молчать на определенные темы, когда не нужно слов и глупых советов.

— Да, — сказал Крам, нарушив эту практически святую тишину.

—Да, — Мариса улыбнулась, прекрасно понимая, что все слова, которые хотел сказать ей Виктор, уместились в этом «да».

— Что я могу для тебя сделать? — он сделал ударение на слове «я».

— Давай просто поболтаем о чем-нибудь, — Мариса сильнее закуталась в одеяло. — О чем-нибудь отвлеченном.

— Никогда бы не подумал, что ты спала с Левски, — недоуменно покачал головой Вик. — Кстати, он слыл у нас в команде плейбоем.

— Да он в сексе такой же, как на поле, — Мариса посмотрела в окно.

— Это как?

— Слишком старается, а толку мало. Давай лучше помолчим, Вик, что-то я не настроена говорить о Левски.

И двое друзей зачарованно смотрели, как резные маленькие снежинки превращаются в пухлые кучи снега, падая с неба на землю.