Ты крутись, крутись, колечко... (джен)

Жизнь — штука сложная. Пожалуй, даже слишком. Тауриэль вздохнула, осторожно проворачивая колечко с маленьким сапфиром, носить которое было не просто непривычно, а жутко! Конечно, это было не кольцо Всевластия, но ощущалось как то самое. Хотя откуда ей знать… Тауриэль печально улыбнулась, оставляя наконец в покое непростую драгоценность. Не так давно она едва не поставила на себе жирный крест, а сейчас уже официально невеста короля. Правда, не того…

Тауриэль вздрогнула и опустила руки. Владыка был мёртв. Она всё ещё не могла в это до конца поверить, хоть и знала, что он не был несокрушим. Как не знать? Если как секретарь она видела его таким… Тауриэль замялась. Нет, не слабым. Созданием из крови и плоти? Просто живым эльфом? Наверное, так, хоть это и было… Странным? Непривычным? Не вязалось с тем недосягаемым образом, который он выстроил вокруг себя? И всё же ей повезло узнать его и таким, а может и не повезло, ведь тогда бы… Рыжая стиснула одну ладонь другой, отчего казавшаяся совершенной огранка сапфира царапнула отвыкшую от оружия кожу. Тауриэль замерла, глядя на выступившую из ранки кровь. Перед глазами знакомо поплыло, нахлынули воспоминания, и о Вороньей высоте тоже. В тот день она узрела необыкновенно много крови, того количества оказалось достаточно, чтобы понять, что все они: и эльфы, и люди, и даже гномы — имеют один её красный вид, в то время как у орков она черна. Чтобы не говорил владыка Трандуил о превосходстве эльфов, кровь у него была того же цвета как у Кили да и умер король также… Несмотря на всё своё оказавшееся мнимым бессмертие.

Для Тауриэль это был страшный удар. Ещё один. Несмотря на всё известные ей обстоятельства, по уже сложившемуся образу мышления, владыка Трандуил виделся ей величиной постоянной. Его сила всегда будоражила её, заставляя следовать за собой, открывшаяся же слабость эту силу не погасила, нет, скорее он стал для неё ещё более притягательным и чуть более достижимым.

Он был безумно старым эльфом. Тауриэль порой об этом забывала, в последнее время всё сильнее, позволяя обманываться не весть чем. И всё же правда была в том, что, пережив отборнейшие мясорубки двух эпох, Владыка обрёл смерть в собственном королевстве. Неожиданную и выбившую у всех почву из-под ног. Никто не ожидал такого исхода. Долг короля — защищать свой народ, но очень редко короли погибают первыми. Всегда остается вопрос, а что будет после? Король нужен для стабильности, для выживания государства, а когда происходит такое… Это не вписывалось ни в одни рамки. Особенно среди лесных эльфов, за три тысячи лет привыкших считать своего короля непотопляемым.

Привыкла и Тауриэль. Ей думалось, что его беззлобные насмешки и мнимые придирки будут вечны, что его язвительный голос и снисходительный взгляд никогда не оставят её. Однако это случилось. Владыка Трандуил был мёртв. Правда, перед этим он успел пошутить над ней в последний раз. Жестоко пошутить.

Она ведь призналась себе, только себе, а не королю, хвала Эру, но и этого оказалось достаточным, чтобы вновь погрузиться, если не в бездну отчаяния, то куда-то, где очень глубоко и темно. Да, Тауриэль полюбила вновь или не вновь, но это было не то светлое чувство… Хотя откуда ей знать какое то? Рыжая миллион раз задавалась одним и тем же вопросом, а любила ли она вообще Кили? Вот любила ли? Да что такое эта ваша любовь? И почему тогда это «прекрасное светлое ни с чем несравнимое чувство» принесло ей лишь боль и страдание? Оба раза? В чём она провинилась перед Создателем? За что ей такое?

Тауриэль могла жалеть себя сколько угодно долго. Могла, но не стала. У неё всё ещё была цель в этой жизни. Об этом стоило помнить. Всегда и особенно в эти минуты, когда сомнения и боль душили её. В средиземье ещё остался эльф, который не был ей безразличен. К Морготу первую любовь (внезапную как порыв ветра и чистую как первый снег), к Саурону и вторую (так и неразделённую, неправильную, неравную и ещё с кучей приставок «не», но такую страстную, пусть только и с её стороны)! Оглядываясь назад, Тауриэль понимала, что первое чувство вспыхнуло, словно бы из ниоткуда. Ну за что порядочной эльфийке вдруг приспичило полюбить гнома, да ещё и столь бесцеремонно вторгшегося в её королевство и жизнь? И всё же она провела с Кили наедине от силы несколько часов (если не минут), а уже готова была ради него предать и друзей, и отчизну. Умереть за него. Это было безумие, а не любовь. Тауриэль не нужно такое опустошающее чувство, только не снова. То же, что вспыхнуло между ней и королём, точнее, только у неё к нему (быстро поправила она себя), хоть и не поддавалось логическому описанию, но всё же было более понятно. Тут рыжая покраснела, отчего едва не слилась по цвету с собственными волосами. И всё же, рассуждая логически… Во-первых, король был одного с ней вида, во-вторых, дьявольски красив, в-третьих, он спас её в детстве и не дал погибнуть и после, когда она решила, что её жизнь кончена. Потому что, когда Кили умер, Леголас ушёл, а Тауриэль лишилась прежнего места в этом мире, владыка заменил собой всё для неё. Можно было сказать стал новым солнцем, да это было бы слишком патетично, а Тауриэль этого не любила, да и не шло Трандуилу быть Солнцем, скорее уж Луной… Солнце слишком ярко сияло и порой обжигало, Луна же плыла в сторонке — холодная и величественная, отражала чужой свет и не лезла куда не просят…

Владыка Трандуил слишком много для неё сделал, по-хорошему Тауриль стоило почитать его как приемного отца и короля, а вовсе не чувствовать то, что чувствовала она. Влечение, страсть — разве они нормальны для эльфов? Впрочем, были и другие чувства. Тауриэль хотелось позаботиться о нём, хотелось вновь отогреть эту душу. Но разве перечисленного достаточно, чтобы назвать это любовью?

Рыжая не знала, она вновь чувствовала себя запутавшимся, заблудившемся в бескрайнем лесу ребёнком. Более того один из концов этого леса полыхал в огне. И только один путеводный луч служил ей опорой и спасением — Леголас. Он был рядом с того самого момента, как король спас её из огня, уничтожившего её дом. Принц заботился о ней больше других. Однако он и любил её не как друга, что их разъединило. Впрочем, не настолько, чтобы Тауриэль не заботила его судьба. Пожалуй, именно её чувства к Леголасу и были единственными не подлежащими сомнению во всем этом безумии, что творилось у неё внутри. Потому сейчас, когда тот нуждается в ней как никогда, Тауриэль скорее потеряет остатки уважения к себе, если не отдаст Леголасу всё, что нужно. И даже больше.

Ради этого стоило жить, позабыв о том, как мучительно разливается по венам огонь, стоит ей подумать о короле, об его оставшемся в её кошмарах навсегда изломанном, лишенном всякого высокомерия теле и о том количестве крови, которым было залито его лицо.

Владыка Трандуил жестоко обошёлся с ней, объявив об её помолвке с Леголасом в то время, как она сгорала изнутри от чувств к нему самому. И всё же он поступил единственно верно. Сейчас Тауриэль понимает. То решение не только спасло её честь, хотя ей уже и было всё равно, но оно укрепило её новую цель в жизни — разделить бремя ответственности с Леголасом, спасти его от притязаний девиц, что видели в нем красивый образ и корону, позаботиться о Лихо… Темнолесье, что было так опрометчиво откинуто ею в сторону ради Кили. Не к этому ли искуплению и плате за всё добро готовил её Трандуил эти последние годы?

Даже если Рыжая всё это и придумала, нафантазировала не весть что, всё равно… Она сделает это, потому что именно такая цель сейчас кажется ей настоящей, и потому что так будет справедливо. Она отплатит владыке за всё то добро, что он сделал для неё. Тауриэль расплатится сполна и с ним, и с Леголасом. А если последний захочет — она примет разрыв помолвки с его стороны, но всё равно останется рядом. Однако стоит признать, несмотря на то, что её личные чувства к нему «не те» (а какими вообще должны быть те?), отказаться от помолвочного кольца Тауриэль будет нелегко, как, впрочем, и носить его. Оно служило напоминанием.

Её вновь прошибла крупная дрожь, но позволить себе сломаться ещё раз она не позволит. И пусть холодная синева этого сапфира служит ей напоминаем ради чего и почему она это делает. Пусть владыка Трандуил больше никогда лично не заставит её слишком большие для эльфа, почти орочьи уши гореть от стыда, пусть… Тауриэль знала, кто станет её внутренним цензором, как и знала, чьим голосом теперь будет говорить её совесть. Забавно, но совсем недавно она была уверена, что Трандуила в её жизни стало слишком много, а теперь уже готова на все лишь бы хоть как-то заполнить образовавшуюся пустоту — внутри и снаружи.

Пожалуй, она слишком многому у него научилась: плохому и хорошему. Заполнять внутреннюю пустоту Тауриэль принялась истинно Трандуиловским методом. Несмотря на всё свои слова и боевой настрой, Тауриэль начала пить. Конечно, как и любой лесной эльф, она и не прекращала это занятие, но сейчас ей уже было недостаточно опрокинутого кубка перед сном. Теперь, чтобы спать и не видеть сны, ей требовалось столько кубков, что уставала рука.

Это раздражало, злило и заставляло упиваться жалостью к себе. Ей нужно было остановиться, пока Леголас не узнал, не догадался. Тауриэль, как ей думалось, хорошо скрывала это сейчас, позволяя себе расклеиться лишь ночью, но что будет потом? Что если вскоре, её организм адаптируется и ей потребуется куда больше вина, чтобы соскользнуть в желаемое в забвение? Лазейки с её безлимитным доступом в погреб «ради нужд короны» теперь вызовут недоумение. Леголас не потребляет сей напиток в столь диких количествах, как его отец. По крайней мере, сама Тауриэль никаких отклонений в этом плане у Леголаса от нормы пока не заметила. Потому приходилось красть. Что-то подсказывало ей, что недостача в этом месяце будет впечатляющей — рано или поздно Тауриэль попадется и будет очень-очень неловко.

Хотя ещё больше пугала её мысль о том, что будет, когда у неё закончатся зелья Радагаста и похмелье станет нечем скрывать? Майа славился своей непоседливостью и мог в ближайшие недели три (а именно настолько ей хватит запасов) в их краях и не показаться… Однако самым ужасным, на взгляд Тауриэль, было то обстоятельство, что вскоре ей и Леголасу придется жить как мужу и жене, и уж тогда-то неё точно не выйдет ничего скрыть… Хотя это пугало её и без появившейся зависимости.

Тауриэль от этих мыслей передернуло, отчего кубок с вином решил опрокинуться прямо на пушистый ковёр. Впрочем, ковру уже было не привыкать. Универсальный пятновыводитель «Свежесть Валинора», завозимый в Темнолесье контрабандой из Лориэна, прекрасно справлялся со своей задачей и пока кончаться и не думал. Чего нельзя было сказать о самом вине. К несчастью, это были последние выжимки из стыренного ею бочонка. Для погружения в состояния сна без сновидений ей не хватило самой малости, однако теперь придется спускаться и пополнять запасы.

Делать было нечего, сцепив зубы и накинув халатик, Тауриэль окольными путями, которые ей показал сам владыка, отправилась в святая святых замка. Уже оказавшуюся в погребе Рыжую прошибла крупная дрожь, сегодня там было особенно холодно, и она пожалела, что не оделась как следует.

Запахнув халатик посильнее, она, дуя на ледяные ладошки, осторожно переступила через мирно спящего Галиона. Вот уж кто привык к этой прохладе и предусмотрительно брал с собой волчью шкуру.

Протиснувшись к ровным рядам с разливкой по пять литров (больше за раз Тауриэль тащить не рисковала, а меньше было не солидно да и не хватило б), Рыжая начала выбирать друга на ближайшие два, а если повезет и три вечера. Ввиду особенно паршивого настроения Тауриэль остановила свой выбор на крепленном сухом, прибывшим, судя по этикетке, чуть ли не из самого Харада.

Дабы окончательно увериться в своем выборе, она сорвала пробку и жадно привалилась к бочонку. Именно на этом самом месте она услышала нечеловеческий вой, от которого у неё не только вино поперёк горло встало, но и кровь в жилах заледенела.

Тауриэль знала вой практически всех лесных обитателей, она слышала мерзкие кличи орков, слышала писк их мышей, но это было ни на что не похоже.

На негнущихся ногах, Рыжая поспешила к источнику звука. Несчастный бочонок остался истекать первосортным вином, а Тауриэль, поудобнее схватив кинжал, смело шагала в неизвестность.

Крик прозвучал откуда-то из той части погреба, где располагался личный «заказник» владыки, где царствовал солнечный Дорвинион и порой попадалась гномья бражка. Вкусы у короля Трандуила были разнообразные, а некоторым так и вовсе казались чересчур специфичными. Тауриэль же от набегов на «личные запасы» удерживало лишь чувство уважение да боязнь встретить там призрака владыки, вздумавшего лично покарать расхитителя королевских бутылок.

Однако, Моргот возьми, Тауриэль и не думала, что так угадает… Подходя ближе, Рыжая едва не поскользнулась. Из уголка рта короля Трандуила, словно кровь сочилось вино… И с каждой минутой его становилась всё больше. Приближаясь к эпицентру, Тауриэль все чаще стала наступать на битое стекло — возможно, те разбились от звуковой волны, а может их побил какой-то не боящийся призрака покойного правителя безумец, но Рыжая была готова лично пришибить того за неуважение… к культурным ценностям Темнолесья!

— Покажись, нечистый! — громко крикнула она во тьму, выскакивая наперерез. Тауриэль никогда не считала себя слабонервной и она откровенно презирала чересчур впечатлительных придворных дам, но сейчас… Земля ускользнула у неё из-под ног стоило ей увидеть нарушителя. Точнее сначала она узрела только спину, но и этого было достаточно. Тауриэль узнала бы его и в куда более неадекватном состоянии, чем сейчас. О эти гордые плечи… Сейчас они заострились и словно похудели, серебристая же волна волос отчего-то казалась безжизненной, погасшей изнутри. Но это всё равно был он.

— Невозможно… — голос сорвался на шепот. И тут её услышали и к ней повернулись. Уж лучше бы он этого не делал… От крика Тауриэль зазвенели стекла в оставшихся целыми бутылках. Плащ и подбородок владыки были залиты вином, словно кровью, а на заостренном, исхудавшем лице цвета белой поганки потусторонней силой горели… нет, не глаза, зелёные огоньки, которые особенно жутко смотрелись в обрамлении знакомых длинных ресниц. Он смотрел прямо на неё долго, не опуская век. Тауриэль до удури сжала кинжал. Правда, что-то ей подсказывало, что против ожившего мертвеца сие оружие будет просто смехотворным.

Она подавилась своим криком, когда непривычно костлявая, но по-прежнему увитая перстнями рука (и как только держались, не заговоренные же они!), легла ей на макушку.

— Тауриэль, — голос скрипучий, но все-таки его, — Не бойся.

Сложно не бояться, когда допиваешься до мертвых возлюбленных, спасибо, Кили, что хоть он не тревожил её из могилы.

— Я восстал не по твою фэа, — всё ещё шутит.

— А по чью же? — мысленно уверяя себя в нереальности происходящего, поинтересовалась Тауриэль. Надо же поддержать разговор с королем. Даже с его галлюцинацией.

— Ну, я бы отомстил той нолдорской ведьме, но Саурон занимает более высокий приоритет в моем списке. Скажи, как ты собралась следить за Леголасом, если ночуешь в погребе?

— Я не ночую, — мрачно поправила Тауриэль, не поняв выступление в сторону «нолдорской ведьмы». — И вообще чья бы говорила… А ваша б, Владыка, молчала! Вы и после смерти сюда лезете. Будто ладаном вам здесь не домазали, — недовольство так и перло из неё, постепенно вытесняя страх.

— Не уж то от меня нахваталась? — умертвие горько улыбнулось. — Не надо на меня оглядываться, Тауриэль… Я был не лучшим примером для подражания!

— Это уж точно! — сдуру брякнула Тауриэль. — И чего вы так выли, что сейчас ползамка сюда сбежится да заклеймит меня алкоголичкой?

— Оказывается, я лишился того, что делало мою никчемную жизнь чуть менее невыносимой, того без чего до сего момента не мог помыслить своего существования, своего любимого занятия и хобби, я потерял… — Трандуил сделал трагическую паузу. — Вкусовое восприятие. И я больше не пьянею. Совсем.

— И как же… Как же вы теперь всегда трезвым будете? — Рыжая округлила глаза. Не принявшим на душу и капли Тауриэль короля не видела ни разу. Так что в душу даже закрались сомнения, а не связан ли облик с отказом от алкоголя, впрочем, бредовое предположение тут же было отринуто. Мысленно дав себе зарок больше не пить лишнего, особенно в одиночестве, она ещё раз посмотрела на свою галлюцинацию. Трандуил выглядел слишком грустно и потеряно. Что-то её мозг совсем тронулся, раз нарисовал его в таком виде.

— Очевидно, да, впрочем, в посмертном существовании есть свои плюсы… Так я выяснил, что своим новым воплем могу бороться с пьянством в Темнолесье.

— Типа, раз я не пью, так пусть и никто не пьёт? — округлила глаза Тауриэль. Несмотря на всё, ситуация начала её забавлять. Где как не в собственном больном мозгу, она может вот так просто побеседовать с Владыкой?

— Ну не совсем… Я же не совсем тиран, — смутился призрак. — Но Галиону пора завязывать. Он даже от моего вопля не проснулся, а то был бы уже здесь.

— Так покажитесь ему… Хотя это будет слишком жестоко. Ему вас не хватает. Сильно, — Тауриэль сжала кулаки. — Почему вы умерли?

— Так получилось, — Трандуил уклончиво повёл плечами, однако челюсть его было сведена так, словно он мог чувствовать боль.

— Нет, я не понимаю… Никто ничего не понимает! — поправилась Тауриэль, внутри которой проснулась уже давно зреющая ярость. — Это было слишком! Для меня, для Леголаса, для всех! Вы хоть подумали немного, прежде чем влазить в бой не пойми с кем? Леголас он же… Он не готов! Вы понимаете, как подставили своего сына?

— Он справится. Должен справится. Ты ему поможешь. Я был моложе, когда умер мой отец, — странно, но тон призрака был похож на… извиняющийся?

— Вы другое дело, — проворчала Тауриэль.

— Думаешь, я родился таким? — в голосе Трандуила звучала неприкрытая горечь. — Нет, никто не рождается королём. Им можно лишь стать, в том числе перешагнув через боль многих потерь, претерпев разочарования и наделав не мало шибок на своем пути. Такова жизнь. К этому нельзя подготовиться, по крайней мере до конца. Когда поги… я стал королем, — уклончиво поправился Трандуил. — Передо мной стоял куда более сложный выбор. Мы потеряли большую часть войска в первой же битве войны клятого союза. Наш враг был куда сильнее, чем сейчас, а наши союзники… Союзники были не ахти, но без них было не обойтись. В тот день, приняв корону, я мог бы увести остатки своей армии обратно в Зеленолесье, никто бы не осудил меня. Так сделал Амрот. В возращении бы том не было чести, но и бесчестия тоже. Лесные эльфы сполна заплатили своей кровью, однако… Уйти означало бы покориться судьбе и положиться на всех этих нолдор, людей и гномов, которые бы в случае победы вписали лишь свои имена в летописи, обесценив нашу кровавую жертву, что, впрочем, и случилось… Либо в случае поражения Зеленолесье бы продлило свою агонию, и лесные эльфы так до конца жизни и не узнали бы решил ли их уход хоть что-то… А если решил? Порой и маленький камень срывает за собой лавину.

— Леголас точно не собирается отсиживаться в стороне, — после недолгого молчания, пролепетала Тауриэль. По всем ощущениям алкоголь уже должен был выветриться, но мертвец никуда не исчезал, напротив впился в неё своим горящим взором, прочитать который было невозможно.

— Что ж, ресурсы я ему постарался оставить подходящие. Как, впрочем, и связи. Он не должен все это потерять. Проследи за этим, Тауриэль, — в приказном тоне отвесил Трандуил.

— Я обещаю, — кивнула она. — А… вы могли не умирать? — как-то совсем жалко прошептала Рыжая.

— Выбирая между жизнью и бесчестьем, какой бы выбор ты сделала? — совсем больным тоном поинтересовался Трандуил.

— Бесчестьем? — не веря, ахнула Тауриэль. — Вы что перепили с Даином, что нахватались таких суждений? Самобичевание проснулось? Да вы здесь были эталоном во всем, даже в плохом, — вспомнив про выпивку, пробормотала она. — Вас любили, и ваша смерть — удар, от которого, как многие сомневаются, Темнолесье навряд ли оправится.

— Так докажите обратное, — он больно схватил её за руку. — Темнолесье должно быть сильным. Чтобы ни случилось. То, в чём меня подозревал Белый Совет… Я не мог позволить своей тени бросить тень и на государство. Леголас более, чем устраивает этих лицемерных манипуляторов, но они недооценивают твой стержень и твоё влияние на него. Не дай Галадриэль, Митрандиру и Элронду затуманить разум Леголаса своими сладкими речами. Пообещай, что они не получат карманного правителя, — его хватка стала стальной. Тауриэль уже почти не чувствовала руки, а холод расползавшийся от владыки сковывал её, однако она нашла в себе силы взглянуть прямо в эти бездонные зелёные огни. Вопреки ожиданиям, ничего страшного не случилось. Она не почувствовала, как тьма этого мира смотрит на неё из своей бездны через глазницы того, кто был ей дорог, напротив… Блеск и сила исходящие от него на миг показались Тауриэль почти теплыми и родными. Поддавшись нахлынувшим чувствам, она тихонько прижалась к его костлявому плечу лбом. было холодно и твердо, но её никто не оттолкнул.

— Я сделаю всё, что смогу. Обещаю, — наконец оторвавшись от него и чувствуя, на языке солёный привкус собственных слёз, прошептала она.

— Я рассчитываю на тебя, Рыжая, — почти ласково сказал он, окончательно отстраняясь и делая шаг назад.

— Стойте! — Пусть это и был бред её воспаленного сознания, Тауриэль не хотела его отпускать. — Расскажите, что случилось, и, правда, ли что кольцо Всевластья было у вас?

— В другой раз, Тауриэль, — пообещал Трандуил и, самодовольно усмехнувшись, легонько щёлкнул её по лбу. Неизвестно какое внушение он вложил в это движение, но она тут же лишилась чувств. От столкновения бедовой рыжей головы с покрытым битыми бутылками полом спасли всё ещё сильные, но костлявые руки.

* * *

В тот день стража, охранявшая святая святых дворца, клялась и божилась едва ли не именем Эру, что в погребе поселились демоны. Демоны, которые перебили весь любимый уголок короля Трандуила и своим диким воплем перебудили половину обитателей дворца, обеспечив их кошмарами на несколько ночей вперед. Столь гнусное преступление против самой культуры лесных эльфов требовало тщательного расследования, однако осложнялось таинственное дело ещё и тем, что сразу после крика дверь в погреб оказалась намертво закрыта, словно неведомая сила удерживала её закрытой.

Когда же дверь наконец поддалась (потратили немного взрывчатого вещества из отдела разработок), то первым на кого наткнулись стражи был крепко спящий Галион, разбудить которого вышло лишь специальной солью. Никакого нечеловеческого крика дворецкий не слышал, однако узрев картину разрушения в нежно любимом погребе, да ещё вместе короля Трандуила, он тут же поклялся отомстить. А уж когда его и сделали главным подозреваемым… Праведному гневу Галиона не было предела.

Вскоре на место прибыл заспанный Леголас, на щеке которого отпечатались строки финансового отчета, о чем стража тактично промолчала, кроме Галиона, который в своей бесцеремонной манере принялся оттирать след с королевской щеки гномьим спиртом, приговаривая, что это лучший пятновыводитель…

Странно, что на шум не примчалась Тауриэль. Король отмалчивался на её счет, но и он нашёл странным, что добудиться до невесты ему не удалось.

Вскоре в следствии выяснились новые обстоятельства, которые поначалу остались незамеченными, а именно «кроваво-винные» следы от эльфийских сапог сорок шестого размера. Такую точную оценку дал замер профессионального сапожника, которого пригласили, как только заметили странные следы. Дворецкий был оправдан по всем статьям. Как и вообще кто-либо ещё. Судя по заверениям сапожника, который также клялся именем самого Илуватора, в Темнолесье был лишь один эльф, который имел столь внушительный размер ноги — король Трандуил.

Король Леголас открывшиеся обстоятельства воспринял, как личное оскорбление! Ещё бы кто-то посмел не просто осквернить любимое место отца, но и имел наглость украсть сапоги покойного и так жестоко пошутить. Ещё и этот вой! в голову молодого владыки закрались нехорошие подозрения о нескольких майа и Белом Совете, в частности, что не так давно стремились обвинить его отца во всех смертных грехах и сношениях с врагом. Так, может, эти гады решили и после его смерти продолжить своё гнусное дело? Леголас был в ярости… Однако вскоре в ярость закрался и червячок сомнений и священного ужаса.

Проведенный в покоях короля обыск показал, что все пары обуви на месте. На всякий случай все они были сданы на экспертизу — в поисках следов вина, даже если их вымыли и замели следы — что-то должно было остаться.

Дело принимало поистине загадочный и мистический оборот. Отягощало дело ещё и то престранное обстоятельство, что бесновавшийся после смерти лесного короля, лес сегодня был тих и ясен, словно никакой трагедии и не случалось. Леголас знал, как его отец был привязан к лесу, а лес к нему, Радагаст говорил быть готовым к тому, что лес ещё не скоро оправится, но… Что они видели? Чудеса да и только!

Неудивительно, что вскоре по королевству разлетелись слухи, что дух прежнего владыки остался здесь, что он по-прежнему охраняет лес, вот только пить как прежде не может, отчего впал в недолгое буйство и перебил свои драгоценные бутылки. Нашлись даже те, кто слышали знакомые шаги, а особо впечатлительные дамы твердили, что чувствовали неповторимый аромат духов короля Трандуила, что это его шлейф расползался в воздухе. Заведующая дворцовой кухней на полном серьезе отчиталась королю Леголасу, что с кухни пропало семь лимонных пирожных и двадцать пирожков с мясом и что ключ от той части кухни есть только у неё, Галиона и короля. Галиона из списка подозреваемых вычеркнули, так как у него было алиби, сам Леголас пусть и поднимал брови не так грозно, как его отец, но сомнения насчет себя развеял.

Новые странности обнаружились, когда молодой король наконец попал в теперь уже свой кабинет. Окно было распахнуто настежь, хотя он этого не делал, часть бумаг безжалостно разлетелось, а на финансовом отчете, который Леголас использовал в качестве подушки, было аккуратно выведено: «Никуда не годится!» Мучительно сглотнув, молодой король, отбросив все свои предубеждения и обиды касательно майа, всерьез задумался о заказе обряда изгнания умертвий.

На этой самой ноте к нему без привычного стука вошла Тауриэль. Вид она имела столь взволнованный, что Леголас притормозил с рассказом о морготовщине, происходившей во дворце этой ночью. Что-то в подруге подсказало ему, что ей есть что сказать.

— Я должна признаться, Леголас… В последнее время я пила. Много. Слишком много. — Тауриэль было нелегко говорить, но молодой король слушал, не перебивал. Он подозревал, что-то такое, а потому хотел услышать, что ещё скажет его невеста. — Вчера мне оказалось недостаточным вина и я пошла за добавкой. Владыка показал мне тайный короткий ход, я часто им пользовалась. Ничто не предвещало беды, я уже была достаточно пьяна, когда услышала нечто… Это был страшный вопль: ни одно известное мне существо такие звуки не издает. Он шёл из запасников Владыки, и я пошла посмотреть… То, что я там обнаружила. Нет, Леголас, я, конечно, была не совсем в себе, но… Я бы не стала тебе говорить не будь уверена, что… Я не знаю… как это назвать. Но… Но, Леголас, он был там! Не безумный озлобленный дух или умертвия, что согласно легендам обитают на курганах, а настоящий владыка Трандуил, такой же язвительных, разумный и немножко невыносимый. Он говорил… нужные вещи. Некоторые тяжелые, но он был честен и переживал за тебя и королевство. Просил проследить… меня… Понимаешь, меня? — Тауриэль уже откровенно била истерика.

Леголас молча подошёл к ящику, достал пузырек с успокоительным капнул в кубок и передал Тауриэль, та с благодарностью его приняла.

— Я не сумасшедшая, — всхлипнув сказала она. — Правда, Леголас, я уверена, что видела и слышала…

— Ч-ш, — осмелев молодой король тихонько обнял её. — Я тебе верю. Посмотри на этот отчет. Узнаешь почерк?

— Похоже, у Владыки всё же было это кольцо, — побелев прошептала она, борясь с желанием просто уткнуться другу в плечо и не отпускать.

— Видимо, да, — Леголас рассеянно поглаживал плечо Тауриэль. — И я боюсь представить, что он теперь такое. Неужто назгул?

— Не похож, хотя выл, прямо как в описаниях в летописях, — слабо улыбнулась Рыжая. — Правда, не похож Леголас, поверь.

— Я тебе верю, лисичка, — хлопнул в ладоши невесть как оказавшийся здесь Радагаст. — А чего это вы так подпрыгнули? Призрака испугались? — майа откровенно посмеивался над перепуганными лицами подскочивших эльфов.

— Какого Моргота, ты всегда так подкрадываешься, Айвендил? Снова стражу вырубил? — закатил глаза Леголас.

— Тебя сейчас не это должно волновать, молодой король, что до как попал, так через окно… Оно у вас нараспашку. Залетай кто хочешь! — Радагаст медленно расхаживал по кабинету. — С одной стороны даже хорошо, что оно так повернулось. Кольцо не пропало, оно не у Саурона, Трандуил в своем уме, а вы двое вроде как справляетесь с тем, чтобы не развалить королевство. Осталось только мне поговорить с новым представителем местной фауны и дело с концом! Поможете?

— На живца собираетесь ловить? — кивнув на Леголаса, поинтересовалась Тауриэль.

— Ну, не на пирожки же… Хотя их тоже он спер, я видел сегодня Пирожка, уж больно счастливая у него была морда, — усмехнулся майа. — Итак, Леголас, слушай…