Университет языков (гет)

В апреле наступила настоящая весна — с солнцем, дождём и набухающими почками. Но у Ниа в этом месяце был новый год. Вернее, новый год был в Матаре, но уже с конца марта каждое занятие начиналось словами Анемоса:

— Скоро новый год!

Для Ниа этот праздник никак не ассоциировался с тающим снегом и распускающимися листьями, но постепенно она прониклась настроением своих студентов. Закончив вязать шарф для Эридана, учительница принялась помогать ребятам клеить из бумаги цветы. Они почти израсходовали запасы госпожи Клави, и теперь вся аудитория была завешана цветочными гирляндами.

Кроме того, Анемос заявил, что на их родине новый год отмечают целую неделю, поэтому — учёба учёбой — но придётся сделать перерыв. Антос и Тэрос поддержали его просьбу. И даже Элафос не стал возражать — новый год был самым любимым праздником в Матаре.

Ниа пришлось снова идти к заместителю ректора и спрашивать разрешения устроить своим студентам недельные каникулы.

— Профессор Вирго, — ответил Доминик Ситис, — они заплатили за год обучения. Что они будут делать в течение этого года — решать им. Могут даже ничего не делать, если таково их желание. Только предупредите, что, в этом случае, мы не возвращаем денег.

Ниа немного обиделась. Послушать заместителя ректора, так её дети какие-то лентяи, а, между прочим, они изучают два языка, а некоторые — даже три! Но главное, разрешение было получено. И учительница с удвоенной силой принялась клеить цветы.

Празднование нового года начиналось в понедельник двенадцатого апреля. С утра Ниа вместе с ребятами готовили национальную матарскую еду. К вечеру комната наполнилась удивительными ароматами. Но Анемос качал головой и повторял:

— Вот если бы мы быть в Матаре!

И всё же блюда оказались очень вкусными, многие студенты предпочли их традиционному ужину в столовой. Когда все немного поели, Элафос раздал пластиковые бутылки с водой.

Ниа стала вспоминать, что писал Антос по поводу празднования нового года, но тут её окатили струёй холодной воды. Девушка взвизгнула и вылила на кого-то содержимое своей бутылки. Где-то в уголке сознания существовала мысль, что эти действия не очень соответствуют её должности, но сейчас Ниа предпочла о ней забыть.

Ребята надели всем на шеи цветочные гирлянды, Элафос взял свой музыкальный инструмент: пришло время песен. Небольшая комната наполнялась студентами. Кто-то пришходил на запах экзотической еды, кто-то — на звуки музыки. В дверь снова постучали.

— Я открою, — сказал Тэрос.

Через минуту он вернулся и наклонился к Ниа:

— Преподаватель, там…

— Что? — она повернулась и увидела стоящего на пороге Солуса Альгеди.

Ниа вскочила и подбежала к двери.

— У… у нас тут… новый год… — виновато пробормотала она.

— Вижу, — сказал Солус, оглядывая её странным взглядом.

Мокрые волосы и одежда, цветочная гирлянда.

— Я…

— Завтра утром мы уезжаем.

Она вся как-то сжалась под его строгим взглядом.

— А на сколько дней? — Ниа подумала о Рои.

— Если всё будет хорошо, мы вернёмся в среду утром, — ответил Солус. — Встретимся в семь часов около университета.

Он поклонился и ушёл.

Ниа пыталась сообразить, что ей сейчас нужно делать. Первое: студенты не должны видеть её взволнованное лицо. Она изобразила самую искреннюю улыбку и, пробравшись через толпу, успевшую набиться в комнате, позвала Элафоса.

— Мне надо уехать на пару дней, но я не хочу, чтобы об этом все знали. Объяснишь потом ребятам?

— Конечно, — кивнул юноша.

— Завтрашнее занятие придётся отменить.

В изучении языка Аин Элафос решил не делать выходных.

— Ничего, я пока буду повторять слова.

— Я пойду. С новым годом!

Улучив момент, Ниа незаметно выскользнула из комнаты. Поднявшись к себе, она быстро сложила сумку, выбрала одежду, в которой поедет, сходила в ванную. Пока не высохли волосы, она машинально перекладывала книги из одной стопки в другую. Потом решила разобрать ящики стола. Она пыталась придумать себе занятие, лишь бы оттянуть разговор с Ливорой. Рассказать ей о поездке Ниа решила давно, но сейчас вся её решимость пропала. Ниа знала, что это бесполезно, что это снова будут оскорбления и боль, но не могла поступить по-другому. Когда дальше ждать стало уже невозможно, она пошла к подруге.

Ливора тоже была в халате — видимо, собиралась лечь спать. Увидев Ниа, она удивилась, но удивление быстро сменилось обидой и презрением.

— Что тебе надо?

— Профессор Альгеди сказал… утром мы уезжаем. Если ты хочешь что-нибудь передать ему…

— То ты сделаешь одолжение и… Мне ничего от тебя не надо!

— Можешь поговорить с профессором Альгеди или с… — Ниа замолчала. Вряд ли Ливора стала бы говорить с Хидори Сатабиша.

— Если хотите играть в ваши глупые игры, пожалуйста! Я в этом не участвую!

— Извини, я просто… извини… — Ниа повернулась и побрела к себе.

* * *

Будильник всё надрывался, а Ниа никак не могла понять, чего он хочет от неё. Выключив звонок, девушка пошла в душ. Струи воды с шумом разбивались о голубую эмаль, а она всё стояла с зубной щёткой и тюбиком пасты, словно не знала, что с ними делать. «Быстрее! Ты же опоздаешь!» — звучало где-то внутри.

Она не опоздала. Наоборот, собралась на пятнадцать минут раньше. Эти последние минуты перед выходом всегда были для Ниа самыми мучительными. Ты ещё не там, но уже не здесь. Она положила в сумку зеркальце, расчёску, резинку, какие-то мелочи. Потом зачем-то сунула туда пачку печенья, оставшуюся в хлебнице. На столе лежали вишнёвые конфетки, Ниа начала машинально запихивать их в карманы куртки. А когда они стали смешно топорщиться, переложила несколько штук в карманы юбки.

Всё, пора.

Она взяла сумку, ключи, закрыла дверь, и тут из своей комнаты вышла Ливора. Мятый халат, волосы, спутанные бессонной ночью, покрасневшие глаза.

— Передай ему, что я его люблю, — хрипло выговорила девушка.

— Хорошо, — Ниа медленно прошла мимо Ливоры. В какой-то момент ей показалось, что сейчас она всё бросит и никуда не поедет, но тут перед глазами встало лицо Эридана, когда она уходила. Наверное, такое же лицо будет у него, если она не приедет.

Ниа побежала к лестнице.

Профессор Сатабиша уже сидел в машине, Солус рассматривал большую карту. Увидев Ниа, он сложил карту и бросил на сиденье.

— Доброе утро, — тихо сказала девушка.

— Доброе утро, — улыбнулся Хидори. Солус просто кивнул.

— Пусть это будет у вас, — сказал он, — протягивая ей небольшую пластиковую коробку. Сквозь полупрозрачную крышку виднелись пузырьки с таблетками, ампулы и пара одноразовых шприцев.

— Зачем это?

— Для профессора, — коротко ответил Солус.

— Он заболел? — испугалась Ниа.

— Ему восемьдесят семь, и у него больное сердце.

Ниа осторожно взяла лекарства и села на заднее сиденье рядом с Хидори.

В голове всё перемешалось: Ливора, Эридан, профессор Сатабиша. Она не знала, за кого больше волноваться. Профессор всегда казался полным сил, Ниа думала, что ему около семидесяти пяти… Ниа украдкой взглянула на Хидори. Тот откинулся на сиденье и погрузился в себя. В другой раз он бы обязательно побеседовал с Ниа, но сейчас все его мысли были заняты предстоящим разговором с Эриданом. Солус, как обычно, молчал. Зеркальце было повёрнуто так, чтобы видеть лицо Хидори.

Ниа вдруг почувствовала себя лишней. Профессора Сатабиша, Солуса и Эридана связывали долгие отношения. А она находилась в этой машине только потому, что оказалась похожа на сестру Эридана. Даже ему Ниа была не нужна.

Она надела капюшон и прислонилась к окну, за которым мелькал знакомый пейзаж. Машина неслась по освободившемуся от снега шоссе, и девушка задремала.

Когда она открыла глаза, солнце уже стояло высоко. Ниа сжала в руках коробку: а если бы она уронила лекарства? Прогнав сон, Ниа посмотрела в окно. Они ехали по какому-то городу.

— Я позволил себе достать из твоей сумки пропуск, когда мы проезжали через границу, — сказал профессор Сатабиша. — Я положил его обратно, — добавил он с лёгкой улыбкой.

— Извините, я, кажется, задремала, — Ниа смущённо потупилась. Это «задремала» продолжалось, наверное, несколько часов.

— Нам ещё долго ехать, — проговорил Хидори не то с печалью, не то с радостью.

Город сменился пустынными полями, потом был ещё один город и снова поля. Приближаясь к очередному населённому пункту, Солус снова посмотрел на карту. Скоро вокруг них выросли высокие здания, яркие светофоры, мосты. Солус вёл машину медленно, постоянно сверяясь с планом города. Ниа почувствовала, как сильнее стало биться сердце. На лице профессора Сатабиша застыла обычная мягкая улыбка.

Около четырёхэтажного кирпичного дома машина остановилась.

— Мы приехали, — произнёс Солус.

— Выходить? — жалобно спросила Ниа.

— Да.

Он помог профессору, и они вместе поднялись по лестнице. Солус позвонил. Дверь открыл Тоби и молча проводил их в одну из комнат.

Тут на пороге появился Эридан. На нём были простые брюки из коричневого вельвета и тонкая бежевая рубашка. Он стремительно подошёл к Хидори и осторожно обнял его. Они стояли так несколько минут, потом Эридан обнял Солуса. Отпустив друга, он быстро посмотрел на Ниа, и в его взгляде она увидела страх. Во рту стало горько. Ниа поняла, чего он боялся. Боялся всё время с момента их встречи. Что ему просто показалось, и у этой девушки нет ничего общего с его сестрой.

Страх в глазах сменился болью. Потом всё затопило слепое обожание. Он не обнял её и не произнёс ни слова, просто смотрел. С каждой минутой Ниа становилось тяжелее выносить его взгляд. Ещё немного — и она бы спряталась за профессора Альгеди.

— Эридан, — тихо позвал Солус.

Ниа повернулась и увидела искажённое жалостью лицо профессора Сатабиша. Теперь он знал, сколько стоила эта встреча.

— Прости, — легко сказал Эридан, повернувшись на носках. — Сол, побудь здесь с Ниа, а мы с профессором пока поговорим.

Он взял Хидори под руку и повёл в другую комнату.

— Простите за столь скромную обстановку, — Эридан показал на старую дешёвую мебель.

— Я приехал не ради этого, — мягко произнёс профессор.

Эридан улыбнулся немного нервно.

— Хотел сначала отдать тебе одну вещь, — Хидори достал из кармана плаща серебристый блокнот. — Я вписал туда слова из языка Аин, которые появились в нём за последние два года.

— Простите! Не подумайте, что мне не понравился ваш подарок, просто слово, которое я попросил выгравировать на обложке, не очень подходило для того, что я собирался писать под ней… Вы это вряд ли одобрили бы… Поэтому я вернул его, а себе позволил оставить только два слова. Вы не сердитесь, что у преступника имя из вашего языка?

— Ты не преступник, Эридан, — с чувством произнёс Хидори.

— Вы всегда немного идеализировали меня, профессор, — улыбнулся Эридан.

— Возможно, но не настолько. Тот путь, который ты выбрал…

— Я выбрал сознательно. Профессор, я не тот ребёнок, который попал в ваш университет. Я изменился!

— Изменения бывают разными, — печально проговорил Хидори.

— Мир вообще меняется в худшую сторону! — запальчиво произнёс Эридан.

— И что ты намерен делать? — чем больше нервничал Эридан, тем спокойнее становился Хидори.

— Не оставить ему альтернативы! — резко ответил Эридан. — Вы видите, что делает Албалия! Она, как прожорливое чудовище, поглощает всё вокруг. И будьте уверены, это не конец! Когда закончатся земли вокруг, она найдёт маленькую уязвимую страну в другой части материка и начнёт с ней войну во имя благой цели.

— А во имя каких целей собираешься воевать ты?

— Во имя свободы!

— И поэтому ты предлагаешь им один единственный выбор?

— Профессор, к сожалению, у нас нет времени выбирать, — с нажимом произнёс Эридан, словно объяснял урок непонятливому студенту. — Через несколько лет, а может, и меньше, Албалия станет так сильна, что её будет не остановить. Её примитивная культура уже заполонила весь мир. Поймите, ваш язык прекрасен, но вы потратили десятки лет, создавая его, и потратите ещё столько же. Возможно, когда-нибудь люди бы и оценили ваш труд, но человек с сознанием, которое воспитывает Албалия, посмотрит на все ваши слова — и не увидит ничего! Он просто потеряет способность различать что-либо, кроме количества нолей в цене на товар! В отличие от вас, я реалист. Да, мой способ более жёсткий, но его можно реализовать.

— Это не мой язык, — сказал Хидори, — поэтому столько времени затрачено на его создание. А что касается ещё нескольких десятилетий, ты мне явно льстишь. Я столько не проживу. Но это не важно, работу продолжат другие. Возможно, пройдут века, прежде чем люди начнут говорить на нём, но именно поэтому у этого языка есть будущее. Я никого не заставлял учить его. Ради него не нужно забывать свой родной язык. Аин — лишь средство общения, способ объединить людей, пробуждая то настоящее, что ещё осталось в них.

— Мой язык — тоже средство объединить людей, которые не хотят быть поглощёнными Албалией! На нём уже говорит в сотни раз больше людей, чем на Аине.

— А что будет с теми, кто не примет твоё средство? — тихо спросил Хидори.

— Оружие — необходимая предосторожность, — ответил Эридан, опустив глаза. — За мою голову назначена награда, моим именем пугают детей. Я должен защищать себя и людей, которые доверились мне. То, что каждый день передают по всем албалийским каналам, — ложь. Я не взрываю базы и не уничтожаю гражданские объекты, чтобы заставить отказаться от вступления в Албалийскую Республику. Я просто создаю свой мир. Мир, который будет сильнее Албалии. Дети, рождённые в нём, не будут понимать лживые и пошлые слова, льющиеся из каждого приёмника. Я выберу для них самые светлые, самые радостные сказки и переведу на свой язык. Это будет чистый и счастливый мир, профессор.

— Ты никогда не был реалистом, — с печальной улыбкой сказал Хидори. — Такой мир не создать за несколько лет с помощью одного только языка. Ты можешь попытаться оградить их от влияния Албалии, но ты не сотрёшь их прошлое. Албалия кажется тебе источником всех несчастий. Возможно, сейчас это, действительно, самая опасная страна. Но чудовище есть в каждом из нас, в ком-то больше, в ком-то меньше.

— Да, Алголия тоже чудовище. Но за всё уже заплачено, — красивое лицо исказила ужасная усмешка.

Хидори побледнел.

— Ну, что, всё ещё хотите спасать мою жизнь? — с вызовом спросил Эридан, а в глазах был страх.

— Я всегда буду защищать тебя, — наконец, сказал Хидори, — поэтому и приехал сюда. Эридан, ты говорил о времени. Но у тебя его может оказаться ещё меньше, чем у меня. Олеум Нафта не будет просто смотреть на твои попытки помешать его планам. И эти люди не смогут спасти тебя.

— Мы сможем постоять за себя, у нас достаточно средств.

— А если деньги не помогут, ты возьмёшься за оружие?

— Если не будет другого выхода, — мрачно проговорил Эридан.

— Но дети, для которых ты собираешься переводить самые светлые сказки, смогут ли они стать счастливыми, зная, что их отцы погибли под пулями?

— Зато они будут свободными, — печально ответил он. — Знаю, вы хотите, чтобы я вернулся. Но я не вернусь, профессор.

— Прошу тебя, подумай…

— Нет! — мучительно вскричал Эридан. — Нет, — проговорил он тише, — даже ради…

Хидори понимал, какой выбор делал сейчас Эридан и что лежало на его весах.

— Нет, — прошептал он.

— Хорошо, — глухо сказал Хидори. — Тогда послушай, что я скажу.

Он подошёл к Эридану и заглянул ему в глаза. Именно ради этих слов он приехал сюда.

— Когда всё закончится и ты останешься один, вспомни, что есть люди, которые всегда будут любить и ждать тебя. Возвращайся к нам.

— Ну, что вы, профессор, — проговорил Эридан, отстраняясь. — Такого не случится, не волнуйтесь.

— Прошу, запомни то, что я сказал.

— Спасибо за подарок, — Эридан помахал блокнотом. — Кстати, как он у вас оказался?

— Ниа подарила на Новый год, купила в каком-то книжном магазине в Сайфе… Странно, правда?

— Да, странно… — пробормотал он.

— Ты простишь меня? — прошептал Хидори.

— Ну, что ж, кажется, мы всё обсудили, — сказал Эридан, не услышав вопроса. — Не попросите меня назвать вам какое-нибудь слово на прощание?

— Попрошу, но потом.

— И что же это за слово? — улыбнулся Эридан.

— «Поражение».