Университет языков (гет)

Когда дверь за Эриданом и профессором Сатабиша закрылась, Солус Альгеди опустился на стул и замер. Ниа тоже попробовала присесть, но не выдержала и нескольких минут.

Встав, она нервно заходила по комнате, машинально поправляя неровно лежащие предметы. Сквозь полупрозрачные занавески ярко светило солнце. Ниа сняла куртку и положила на диван рядом с сумкой. Немного посидела, потом снова встала, взяла какую-то книгу. Полистала, закрыла, взяла вторую, потом третью.

— Ниа, успокойтесь и сядьте, — раздражённо сказал Солус.

Девушка вздрогнула и послушно вернулась на диван, сев так, чтобы он не мог видеть её. Пусть и она теперь видела только его спину, зато можно было смотреть, сколько хочешь. Похоже, ему не было жарко, он так и остался в своём сером плаще. Волосы казались ещё более чёрными на фоне светлой ткани. Как ему удаётся выглядеть таким спокойным? А ведь он очень беспокоится о профессоре и Эридане. «Ну, хоть обо мне никому не надо волноваться», — подумала про себя Ниа.

Мысли носились в голове, от некоторых хотелось вскочить и бежать, но она сидела, как пришитая. Наконец, дверь открылась, и вошёл Эридан.

— А вот и я, — попытался как можно бодрее произнести он. — Как у вас тут дела?

— Прекрасно, — ответил Солус. — А у тебя?

Он продолжал сидеть на стуле, и теперь казалось, что Эридан — студент, пришедший на экзамен к строгому преподавателю.

— Не так хорошо, как хотелось бы… — чуть виновато проговорил экзаменуемый. — Слушай, ты не зайдёшь к профессору?

— Конечно.

Ниа не услышала, а скорее почувствовала в этом слове упрёк.

— Спасибо. Он в комнате в конце коридора.

Когда Солус ушёл, Эридан сказал:

— Здравствуй, Ниа.

— Здравствуйте, — ей почему-то стало очень жалко профессора Сатабиша и Солуса.

— Как ты, наверное, догадалась, я ответил профессору «нет», — он хотел произнести это с гордостью, но получилось почти с вызовом.

Девушка кивнула.

— Может, после этого ты захочешь уйти? — вызов прозвучал ещё сильнее, а вместе с ним — огромная тоска.

— Я приехала не из-за профессора Сатабиша, а потому что обещала вам, — сказала она и вдруг подумала, что профессор наверняка знал, что Эридан так ответит. Значит, их сегодняшняя встреча всё равно последняя. Зачем же он позволил ей приехать?

— Тогда сделай одолжение, не говори мне «вы», — с мальчишеской улыбкой попросил Эридан.

— Хорошо, — согласилась Ниа, — это несложно.

— Как твои дела?

— Ничего… Спасибо большое за одуванчики! — вспомнила она. — Это было… просто удивительно! У нас ещё снег лежал, а тут…

— Рад, что тебе понравилось, — он довольно улыбнулся.

— Я тоже привезла… Вы… ты просил, — она раскрыла сумку и достала завёрнутый в обёрточную бумагу свёрток. — Это тебе.

— Спасибо, — сказал Эридан, разворачивая бумагу. — Это тебе Солус подсказал? — быстро спросил он.

— Что? — не поняла Ниа.

— Ах, да, он же с тобой не разговаривает.

— Не то, чтобы совсем не разговаривает, — начала объяснять Ниа. — Когда я спрашиваю, он обычно отвечает… А в чём дело?

— Ни в чём, — ответил Эридан, в глазах плескались боль и счастье. Он обмотал тонкий шарф вокруг шеи. — Спасибо!

И вдруг порывисто обнял её.

Ниа стояла, замерев.

— Прости! — сказал он, также стремительно отпустив её. — Я не обидел тебя?

— Наверное, нет, — жалобно произнесла девушка.

— Прости, Ниа, я не хотел…

— Ничего, — вздохнула она. — Знаешь, сегодня утром я видела Ливору. Она просила передать… что… она очень любит тебя.

— Милая Ливора, — легко улыбнулся Эридан.

— Она очень…

И тут раздался ужасный грохот, Ниа подумала, что у неё что-то с глазами, потому что стены начали падать, словно кто-то разбил кучу игрушечных кубиков, потом всё потемнело.

Ниа пришла в себя от саднящей боли в ноге и взволнованного голоса, который повторял её имя. Она попыталась открыть глаза, отплёвываясь от налипшей на губах пыли. Вокруг ничего не было видно, кроме камней и сломанных балок, а потом всё заполнило белое лицо Эридана.

— Ниа! — его губы дрожали.

— У тебя кровь на лбу, — она хотела поднять руку, но помешали куски то ли шкафа, то ли стола.

— Да при чём тут… Как ты?

— В порядке… Левая нога немного ноет. А что случилось?

— Не шевелись, я сейчас, — он немного отполз.

Ниа услышала какой-то шум.

— Всё, теперь осторожно передвинься на моё место… Хорошо, теперь вперёд.

Ниа послушно делала то, что он говорил, пока они не оказались у небольшого отверстия в полу. Эридан подполз к его краю и спрыгнул.

— Делай то же самое, осторожно, я тебя поймаю.

— Да уж, опыт у меня есть, — пробормотала девушка. Она подползла к дыре и прыгнула.

— Поймал, — улыбнулся Эридан. Он пытался казаться спокойным, но держащие её руки дрожали.

Ниа посмотрела по сторонам: они были в пустом квадратном подвале, освещённом светом единственной лампочки, свисающей из стены.

— Думаю, я смогу стоять сама, — сказала Ниа.

— Выбираю безопасное место, — ответил Эридан, внимательно разглядывая потолок.

— Понятно… — протянула девушка. Интересно, долго он будет его выбирать?

— Наверное, здесь… — он отнёс её к одной из стен и бережно посадил на пол. Потом опустился рядом.

— Так что случилось? — снова спросила Ниа.

— Нас взорвали.

— Что? — она вскочила. — А профессор Сатабиша? Профессор Альгеди? Где они?

— Я не знаю, — ответил Эридан. — Они находились в другом конце здания. Взрыв был не сильным, может, они не пострадали…

— А может… — Ниа боялась продолжить.

— Там был Сол, значит, с ними всё в порядке, — с нажимом, словно стараясь убедить самого себя, произнёс Эридан.

— Нужно выбраться отсюда и найти их!

— Я не могу разобрать завал снизу, придётся ждать. Сол обязательно найдёт нас, — он повторял имя друга, как магическое заклинание. Ниа вспомнила, как профессор рассказывал ей, что, попав в университет, Эридан сначала ни с кем не разговаривал, кроме Солуса Альгеди.

Похоже, самим им, действительно, не выбраться, можно сделать только хуже. Её переживания ни профессору Сатабиша, ни Солусу не помогут, а на Эридане и так лица нет. Если она будет ещё причитать…

Ниа вернулась к стене и села рядом с ним.

— Значит, будем ждать профессора Альгеди, — сказала она и робко взяла Эридана за руку.

— Если бы ты умерла, я не стал бы выбираться оттуда, — глухо произнёс он.

— Глупости! — Ниа тряхнула его руку. — С чего это тебе из-за меня умирать? Ты меня второй раз видишь! А как же профессор Сатабиша? А твой друг?

— Если с ними что-то случится, я тоже умру, правда, чуть позже.

— Перестань, пожалуйста, перестань! — она заставила его посмотреть на себя, и в глазах Эридана снова разлилась боль. Ниа испуганно отстранилась.

— Всё будет хорошо, — с усилием прошептала она, глядя в пол. — Нас обязательно найдут, и всё будет хорошо.

— Да… — тихим эхом отозвался Эридан.

Ниа осторожно потрогала синяк на коленке, выглядывающий сквозь порванные колготки. Кажется, в сумке у неё был пластырь…

— Моя сумка! — Ниа снова вскочила и в отчаянии посмотрела наверх. — Там же документы и деньги! Что мне делать? И куртка!

— Прости, — вымученно произнёс Эридан, и она сразу остыла. Бог с ними, с вещами, лишь бы у него не было такого лица.

— Да, ладно, — сказала она, садясь на пол. — В кошельке было всего сто коэнов, а пропуск… Профессор Сатабиша попросит заместителя ректора сделать мне ещё один.

Они оба замолчали, подумав об одном и том же.

— А куртка мне вообще не нужна, скоро ведь лето, — добавила Ниа. — Ой! У меня ведь есть конфеты. Держи, — она достала из кармана вишнёвый леденец.

— Спасибо, — грустно улыбнулся Эридан.

— Расскажи о себе, — попросила Ниа.

Несколько минут он ничего не говорил.

— Мои родители были членами парламента Алголии, — сказал Эридан, наконец. — Власть и деньги часто портят людей, но они всегда использовали и первое, и второе для блага своей страны. Моё детство прошло в богатстве и роскоши. У меня были все игрушки, которые я хотел, люди тянулись ко мне, считая меня очаровательным ребёнком. Я жил в чудесном мире, где всё одинаково радостное, яркое и цветное. Когда родилась Сорора, мир изменился. Мне тогда ещё не было трёх. Ты можешь не верить, но я помню, как родители вернулись с ней на руках. Я тогда думал, что они принесли очередную игрушку. Но эта игрушка отличалась от других. У неё были большие словно залепленные серой плёнкой глаза, и серые волосики торчали из почти лысой головы. Она постоянно плакала, и мне казалось, что ей очень больно. Её колыбель стояла в комнате родителей. Но я постоянно вылезал из своей кроватки, чтобы посмотреть на неё. Сначала родители заставляли меня уйти. Они не знали, как я отнесусь к тому, что больше не являюсь единственным ребёнком. Но потом разрешили сидеть с ней. Когда я находился рядом, она переставала плакать.

Первым словом, которое она произнесла, было моё имя. Я специально попросил родителей научить меня читать и считать, чтобы потом самому учить Сорору. У нас были общие друзья, и мы почти всё время проводили вместе.

Когда мне исполнилось семь лет, я должен был идти в школу. Помню, я устроил настоящую истерику, потому что Сороре не разрешили пойти туда вместе со мной. Несколько часов уговоров ни к чему не привели, отцу даже пришлось накричать на меня. А потом ко мне подошла Сорора и сказала, что в школе я смогу узнать много интересных историй, о которых буду потом ей рассказывать. А она тем временем научиться печь такой же вкусный яблочный пирог, как мама. Соблазнённый куском шарлотки и возможностью поразить сестру своими блестящими знаниями, я согласился пойти в школу один.

Мне, действительно, понравилось ходить туда. Я возвращался домой и рассказывал Сороре о своём дне. Ей было интересно всё: как зовут моих одноклассников, какие у них лица, какую одежду они носят, о чём говорят со мной. Вечером, после того как отец заходил в комнату и напоминал об уроках, я начинал делать домашнее задание, а Сорора садилась рядом и смотрела, как я пишу.

Через три года она тоже пошла в школу. Каждый, кто посмел хотя бы слово сказать о её внешности, имел дело со мной. Одного мальчишку я вытащил из окна третьего этажа и не отпускал, пока он не извинился. Клянусь, если бы он не сделал этого, я бы отпустил его руку.

После уроков мы вместе шли домой. Когда время не совпадало, ждали друг друга. Мы вместе делали домашнее задание, а потом бежали играть с друзьями.

По вечерам мы собирались с родителями в гостиной, и они рассказывали нам таинственные, печальные, счастливые истории об Алголии и других странах. И отец, и мать были очень заняты, но всегда старались найти для нас время.

Когда мне было девять лет, родители… погибли. Нам сказали, что это автомобильная катастрофа. Помню лицо Сороры, из него словно выпили все краски, остались только огромные серые глаза. Она смотрела на меня, словно я мог что-то изменить. Но я не мог. Она поняла, подошла и погладила меня по голове. Просто погладила по голове…

Других родственников у нас не было, меня с Соророй отправили в приют. Он был бедным, грязным и холодным. Со временем мы привыкли к бедности и к грязи, но к холоду было привыкнуть сложнее. Каждую зиму дети заболевали. Сорора пережила пять таких зим, а на шестую… Мы лежали с воспалением лёгких: она на одной кровати, я на другой — и держались за руки. И вдруг она отпустила мою руку.

Эридан замолчал.

Ниа обняла его и прижала к груди, словно ребёнка. Он схватился за её рукав, пытаясь спрятаться от боли.

— В ту зиму умерло много детей, — глухо произнёс Эридан. — Приютом заинтересовались журналисты и выяснили, что одной из них была дочь Регимуса и Викари де Сомни. Чтобы избежать ещё большего скандала, меня решили отправить куда-нибудь подальше. Университет языков показался им подходящим местом.

Я не хотел возвращаться в приют, поэтому вёл себя тихо. Но и учиться тоже не собирался. Мне показали мою комнату, я лёг на кровать и повернулся к стенке. Мир вокруг мало интересовал меня. Меня вообще ничего не интересовало.

Тогда заместителем ректора уже стал Доминик, но все вопросы, как обычно, решал Хидори. Ему рассказали мою историю, и он послал ко мне Сола.

Сол не пытался, как другие, заставить меня говорить. Он говорил сам. И когда он закончил, я разрыдался у него на коленях. Сол просидел около меня всю ночь, а утром сказал, что сегодня мой первый урок.

Я пошёл только для того, чтобы не расстраивать его, но учиться по-прежнему не собирался. Моим первым и в то время единственным преподавателем был Хидори. Он спросил меня: «О чём бы вы хотели, чтобы я сегодня рассказал вам?» Я ответил: «Ни о чём, я вообще не собираюсь вас слушать». А он сказал: «Понимаю, но я преподаватель и поэтому должен о чём-то рассказывать». Я пожал плечами и лёг на парту. Я пролежал так пять часов, а он все пять часов говорил. Я не слушал Хидори, но его слова мешали мне думать. Когда занятия закончились, он улыбнулся и сказал: «До завтра».

Вечером ко мне заглянул Сол. Он хотел узнать, что интересного рассказал мне профессор, но я не мог ответить. Сол сказал: «Жаль…» И тогда мне стало… не знаю… я вспомнил Сорору… Если бы она слышала меня, то ей было бы также грустно, ведь она очень любила интересные истории. На следующий день я снова почти всё время провалялся на парте, но немного послушал — на случай, если Сол спросит. Он, и правда, спросил. И постепенно… занятие за занятием… я привык к рассказам Хидори. Как-то задал ему вопрос, потом другой и сам не заметил, как уже разговаривал с ним. Эти люди…

Наверху раздался треск, и кусок доски почти закрыл отверстие в потолке.

— Теперь точно остаётся только ждать Сола, — пробормотал Эридан. — Профессор и Сол, они стали для меня чем-то вроде семьи. Я учился, чтобы порадовать их… и Сорору… У меня оказался талант к изучению языков, через три года я уже начал сам преподавать. А ещё через год в университет пришла Ливора. Она была милой и… Ниа, что с тобой? — взволнованно спросил он, почувствовав, как бешено застучало сердце девушки.

— Я… я боюсь… замкнутого пространства, — с трудом выговорила Ниа. Её кожа побелела и стала почти прозрачной, на руках набухли голубые жилки.

— Ниа, посмотри на меня! Всё будет хорошо! Мы обязательно выберемся отсюда!

Она пыталась смотреть на него, но перед глазами всё поплыло. Откуда-то сзади накатывала тьма.

Сверху снова раздался шум, а потом Солус Альгеди сказал кому-то:

— Они должны быть там.

— Сол! Мы в подвале, под комнатой! — закричал Эридан.

— Подождите, сейчас мы вас вытащим, — он пытался говорить спокойно, но в голосе послышалось такое облегчение, словно все эти балки лежали на нём самом.

— Быстрее, Ниа плохо!

— Мы и так стараемся, — вздохнул рабочий.

— Держись, — прошептал Эридан, беря Ниа за руку. Её пальцы были холодными и влажными.

Наконец, доска отодвинулась, и в отверстии показалось взволнованное лицо Солуса.

— Как вы? — он пытался разглядеть что-то в полутёмном подвале.

— Мы почти не пострадали от взрыва, но у Ниа клаустрофобия. Вытащи её отсюда, потом займёшься мной.

Эридан поднял девушку с пола и протянул другу. Закрыв ей лицо своим платком, чтобы не надышалась пыли, Солус осторожно вывел Ниа через узкий коридор, проделанный в завале.

— Дышите, — сказал он, сажая её на каменную лестницу.

Но Ниа не хотелось дышать, она мечтала лечь и уснуть.

— Ниа, дышите! — повторил Солус.

— Холодно…

Солус снял плащ и набросил на Ниа. Она сонно улыбнулась и снова хотела лечь на ступеньки.

— Ниа! — он легонько тряхнул её за плечи.

Девушка разлепила веки.

— Где профессор? — спросила она, как внезапно включившийся компьютер.

— В машине. Я сделал ему укол, с ним всё в порядке. Посидите здесь, а я схожу за Эриданом. Только не спите, поняли?

Девушка закивала, как игрушечные собачки с головами на пружинках. Солус с сомнением посмотрел на неё, но потом всё же пошёл в дом.

Ниа перебралась к краю лестницы и прислонилась головой к перилам. Ей очень хотелось закрыть глаза, но какой-то голос внутри повторял «не спите». Она не помнила, чей это голос и почему так важно его слушаться, но пыталась бороться со сном. Постепенно к ней возвращалась способность мыслить. Она медленно ощупала своё тело. Голова гудела, снова заболела нога, но остальное вроде было цело.

Тут из дома вышли Солус, Эридан и рабочие, несущие инструменты.

— Больше там никого нет? — спросил один из рабочих.

— Нет, это последний, — ответил Солус. — Я вывел твоих людей, — сказал он Эридану. — Большинство отделались синяками и царапинами, у нескольких переломы. Они в здании напротив.

— Спасибо. Нам нужно уходить, а вам пора возвращаться, пока кто-нибудь не решил закончить начатое.

Заметив Ниа, он подбежал к ней:

— Как ты?

— Всё хорошо, — она попыталась улыбнуться.

— Ты такая бледная, — он ласково коснулся холодной кожи.

— Мне уже лучше, не волнуйся.

— Сол, забери её, — потребовал Эридан. — Иначе я никогда отсюда не уйду.

— Ты не попрощаешься с Хидори? — спросил Солус.

На лице Эридана за одну секунду отразились страх, стыд, волнение, боль.

— Где он?

— В машине за домом.

Эридан быстро взял Ниа на руки, она даже вскрикнуть не успела, и понёс к машине.

Профессор Сатабиша лежал на заднем сиденье. Заметив Эридана, он с трудом приподнял голову.

— Принёс вам ещё одну пострадавшую, — губы задрожали, когда он увидел профессора.

— Как она? — взволнованно спросил Хидори.

— Со мной всё в порядке! — пропищала Ниа. Укутанная в плащ Солуса, она чувствовала себя младенцем.

Эридан осторожно опустил её на сиденье.

— Вам надо ехать, — сказал он. — Так будет безопаснее.

— Ты не изменишь своего решения? — спросил Хидори.

— После того, что вы видели? — его лицо потемнело.

— Именно после того, что я видел.

— Нет, — резко произнёс Эридан. — Простите, профессор, но нет. Сол, — он повернулся к другу, голос стал глухим, — я твой должник. Если мои долги поместить в банк, то он будет таким высоким, что пронзит небо и бога… хотя бог, наверное, уже давно покинул небо… Уезжайте.

— Эридан, — вдруг тихо сказала Ниа.

Он замер и медленно повернулся к ней. Ниа достала из-под плаща тонкую слабую руку, которую он тотчас же схватил. Она несколько секунд смотрела ему в глаза, потом произнесла она на языке Аин:

— Обещай мне беречь себя.

— Обещаю, — одними губами прошептал он.

— Хорошо.

Профессор Сатабиша закрыл глаза.

Солус сел за руль и повёл машину по шумным городским улицам. В карту он больше не смотрел.

Ниа откинулась на сиденье и попыталась расположить в хронологическом порядке события этого дня и их последствия. Эридан не вернётся в университет, возможно, она больше никогда не увидит его. Мысль об этом отдалась болью в сердце. «Перестань, если бы он и вернулся, то не к тебе». Она украдкой посмотрела на профессора. Взглядом, устремлённым вглубь себя, Хидори словно спрашивал, сделал ли он всё, что мог, чтобы вернуть Эридана.

— Может, так даже лучше, — тихо сказала Ниа. — Конечно, я больше всего хотела бы, чтобы Эридан вернулся. Но он должен сделать это ради себя. Нельзя жить иллюзиями.

Хидори не ответил, просто грустно улыбнулся ей.

Ниа поудобнее завернулась в плащ. Озноб давно прошёл, но она не собиралась возвращать его. До конца поездки он был частью её иллюзии. Ткань ещё хранила мягкое тепло и едва уловимый аромат… чего?.. Она перебрала в уме десятки запахов, пока не вспомнила: так пахнет вечер в конце августа.

Машина бесшумно неслась по шоссе. Чтобы отвлечь профессора Сатабиша от грустных мыслей, Ниа стала расспрашивать его о местах, которые они проезжали. Большую часть дороги «туда» девушка проспала, поэтому видела их впервые. Особенно часто им навстречу попадались старые заброшенные деревни.

— После катастрофы многие уехали из городов сюда, — сказал профессор. — Им казалось, вдали от цивилизации они будут в безопасности. Но дети выросли и вернулись в города, а старики остались умирать вместе с этими домами.

— У нас в стране нет такого разделения, — заметила Ниа. — Конечно, есть люди, живущие в городах, и живущие в деревнях. Но они… равны в правах. Моя университетская подруга из Фуруда, это небольшой городок на окраине Лабрии. После распределения ей пришлось остаться в Гемме, но, если бы её послали в Фуруд, она бы с радостью поехала. И жители городов летом часто ездят на природу. Мы с папой тоже ездили к бабушке. В Лабрии помнят каждый город, каждую деревню…

— Неужели? — спросил вдруг Солус.

— Правда! — горячо воскликнула Ниа, задетая недоверием в его голосе. — География — у нас очень важный предмет!

— Да, ваши познания в географии просто удивительны.

— Я имела в виду географию Лабрии, — немного сконфуженно пробормотала девушка. — Мы в школе мало изучаем остальной мир… Но зато знаем каждое место в своей стране!

— В таком случае не расскажете мне о Наосе?

— О Наосе? — удивилась Ниа. — В Лабрии нет такого места. Я не знаю такого места.

— Если вы его не знаете, это не означает, что его нет, — спокойно произнёс Солус.

Ниа уставилась себе в колени. Нет такого места. У неё по географии всегда было «отлично». Наос!.. Она даже слова такого никогда не слышала. Значит, его нет!

Тут Ниа вспомнила о профессоре. Хидори снова смотрел вдаль остановившимся взглядом.

Какая же она глупая! Хотела отвлечь его, а начала спорить о каких-то глупостях.

— Профессор, а что это там…

До конца поездки Ниа заставляла Хидори отвечать на свои вопросы. Когда впереди показался университет, было уже темно.

— Как вы себя чувствуете, Хидори? — спросил Солус, остановив машину.

— Всё в порядке, приму пару таблеток и лягу спать, — с улыбкой ответил профессор.

— А вам стоит зайти в госпиталь, — сказал Солус девушке.

— Я не пойду, — заупрямилась Ниа. — Они станут спрашивать, где это я так ушиблась посреди ночи. Завтра схожу. Скажу, что с лестницы упала.

Солус пожал плечами, словно говоря: «Да хоть на голове ходите, мне-то что».

Он помог выйти из машины профессору Сатабиша. Ниа вылезла и посмотрела на багровый синяк, выглядывающий сквозь порванные колготки.

— Не забудьте свои вещи, — напомнил Солус.

— А у меня больше нет вещей.

У неё была его вещь.

— Спасибо за плащ.

— Бросьте на заднее сиденье, — проговорил он через плечо.

Ниа сняла плащ, и иллюзия исчезла.