Университет языков (гет)

Весь вечер Ниа думала о произошедшем. Что изменилось за то время, пока они не виделись? Может, она рассердила его своим вопросом? Но холодность и неприязнь появились в голосе, как только она вошла... Тогда зачем он помог ей?.. Казалось, Солус сам стыдился сделанного и хотел поскорее забыть об этом.

Ниа снова и снова прокручивала в голове короткий разговор, пытаясь понять. И не понимала. А по сердцу тем временем расползалась серая тоска. Как хорошо было вчера, и как тускло внутри сейчас. Лучше бы она оставалась в подвале. Купленная такой ценой свобода не могла принести радости.

А может, у него просто было плохое настроение? Думал о чём-то своём, а тут она... Да, наверное, так и есть. Так должно быть.

На следующий день Ниа встала рано утром, погуляла с Хаски, позавтракала и села за материалы для учебника языка Аин. Трудно сказать, чем он был сейчас для неё: бегством или жизнью. Скорее всё-таки бегством. После смерти Эридана ей с большим трудом удалось заново отстроить свой маленький мир, но он оказался таким хрупким. Достаточно одного слова Солуса и... Ниа достала плеер, надела наушники и включила музыку.

За обедом Мэт спросил удивлённо:

— Ты чего такая кислая? Соскучилась по подвалу?.. Ай! Больно!

Рейчел под столом наступила ему на ногу.

— Иногда ты очень тупой!

Ниа продолжала вылавливать из супа круглые вермишелинки. Если бы это был не подвал, она бы снова начала работать. Может, это вернуло бы ей расположение Солуса.

— Не грусти, — погладила её по плечу подруга.

— Я не грущу, просто сегодня нет солнца. Совсем нет солнца, — она вздохнула и съела круглую вермишелинку.

Выйдя из столовой, Ниа собиралась пойти к себе, но тут её позвал Байюлу:

— Профессор Вирго!

— Я больше не профессор, — она с улыбкой показала на цвет своей мантии.

— Да ладно! Какое это имеет значение! — махнул рукой юноша.

Ниа рассмеялась.

— Спасибо. Хочешь конфету?

— Это я всегда готов, вы же знаете, — он весело подмигнул ей.

— Держи.

— Вот здорово! А то с этими поручениями и поесть толком не успеешь. Чуть не забыл! Заместитель ректора просил вас зайти к нему.

«Здравствуй, подвал!» — отрешённо подумала Ниа.

— Уже иду, — произнесла она вслух.

Советник Ситис что-то писал за большим столом.

— Садитесь, — сказал он, когда девушка вошла. — У меня для вас хорошая новость.

«Значит, всё-таки не подвал».

— Утром прибыл юноша, который хочет изучать лабрийский язык.

— Правда? — Ниа чуть не вскочила со стула.

— Да. Так что с завтрашнего дня у вас начинаются занятия.

— Вот здорово! — повторила она слова Байюлу. — А откуда он?

— Из Денебии. Это, кажется, недалеко от вашей страны.

— Денебия находится на границе с Лабрией, — подтвердила Ниа. — А зачем ему лабрийский язык? Он филолог?

— Нет, химик. Он хочет жить в Лабрии.

Радость погасла.

— А вы сказали ему, что, возможно, в Лабрии не будут рады иностранцу?

— Нет, не сказал. И вам не советую. Вы ведь понимаете, это ваш последний шанс. Или вы хотите, чтобы всё оставалось так, как сейчас? — он пристально посмотрел на девушку.

— Не хочу… — тихо проговорила Ниа.

— Тогда готовьтесь к занятию и приходите завтра в девять часов в свою аудиторию. И не забудьте переодеться.

— Да… — пробормотала она.

Госпожа Клави очень обрадовалась и достала отложенную чёрную мантию:

— Чувствовала ведь, что пригодится!

— Это ещё неизвестно… — прошептала Ниа.

Конечно, она не хотела, чтобы Солус платил за неё деньги. Тем более он сам, похоже, больше не хотел этого. Но деньги она — пусть и нескоро — сможет ему вернуть, а как она вернёт юноше из Денебии целый год, проведённый в университете без всякого смысла? Нет, она должна рассказать.

Вечером Ниа рассеянно просматривала материалы к занятию с ощущением, что они не пригодятся. Завтра станет только хуже. Её поступок не вернёт расположения Солуса, и заместитель ректора рассердится.

После выходных вставать по будильнику было трудно. Ниа поначалу не могла понять, что это за звук. Ах, да… У неё же теперь есть работа… На завтрак девушка не пошла. Она не рассказала друзьям о студенте из Денебии, а чёрная мантия вызвала бы много вопросов. Вместо этого она взяла учебники, распечатки и спустилась в свою аудиторию.

За окном шёл дождь, и Ниа включила свет. Сразу стало уютно. Как было бы хорошо, если бы этот юноша хотел читать лабрийские книги, слушать лабрийскую музыку, но не ехать в Лабрию!.. А может, она всё преувеличивает? Тихэ сам не знал точно.

Ниа разложила на столе учебники и бумаги и посмотрела в окно. Дождь… Теперь дожди будут идти всё чаще. Наверное, сейчас он тоже в своём кабинете смотрит на дождь и думает… О чём он думает? Заместитель ректора уже сообщил, что больше нет необходимости платить за неё деньги? А если после разговора с ней студент откажется учиться в университете?

Дверь открылась, Ниа повернула голову, и юноша замер на пороге.

— Простите, я опоздал, — смущённо произнёс он на хорошем албалийском.

— Это я пришла раньше, — улыбнулась учительница. — Проходите.

Он сделал несколько быстрых шагов и опустился за парту напротив неё.

— Меня зовут Ниа Вирго, я преподаватель лабрийского.

— Очень приятно, — вежливо сказал он. Потом помолчал немного, размышляя о чём-то, и вдруг быстро посмотрел на неё. — Извините, а вы действительно из Лабрии?

— Что? — удивилась Ниа и вдруг как-то сразу погрустнела. — Наша страна почти не пострадала в Четвёртой войне, но и у нас рождаются дети с такой внешностью, — она делала вид, что разглядывает лежащий на столе учебник, — правда, их очень мало.

— О, нет! Простите, пожалуйста! Я вовсе не это имел в виду! — испугавшись, что обидел её, воскликнул юноша. — Просто ваша фамилия... Насколько я знаю, в Лабрии все фамилии оканчиваются на согласный звук.

— Ах, вы об этом! — облегчённо вздохнула Ниа. — «Вирго» — это старое название созвездия. Мой дедушка был космонавтом и выбрал себе такую фамилию.

— Простите, я не должен был спрашивать. Это было невежливо.

— Не волнуйтесь, — успокоила его Ниа. — Можно мне тоже задать вам вопрос?

— Конечно!

— Заместитель ректора сказал, что вы хотите выучить лабрийский язык, чтобы уехать в Лабрию. Почему вы собираетесь покинуть свою страну?

— Потому что я лабриец, — спокойно ответил юноша.

— Но заместитель ректора сказал, что вы из Денебии.

— Да, я родился и вырос там. Но мои родителями были лабрийцы.

— Они переехали в Денебию?

— В Денебию переехали мои бабушка и дедушка. Это было почти сразу после Четвёртой войны. Они тогда работали в группе, оказывающей помощь районам Денебии, пострадавшим от атомного взрыва. После окончания работ они решили остаться в Денебии, — в его голосе послышалась печаль. — У них родился сын — мой отец. Он женился на девушке, которая занималась оказанием гуманитарной помощи. Ради него она осталась в Денебии.

— Ваши родители...

— Они умерли в прошлом году.

— Простите...

— Поэтому я хочу вернуться в Лабрию. Я всегда считал её своей родиной, я хочу вернуться туда.

Ниа смотрела в это обрамлённое светлыми, почти белыми волосами лицо, в добрые серо-голубые глаза и чувствовала, как трудно будет сказать ему.

— Я понимаю, но... для Лабрии вы можете так и остаться иностранцем.

— Для этого мне и нужен лабрийский язык. К сожалению, мои родители плохо говорили на нём и не могли научить меня. Несколько сотен слов — вот всё, что я выучил. Но вы...

— Языка может оказаться недостаточно. Прошу вас, не подумайте, что я не хочу заниматься с вами! Вы даже не представляете, как важен для меня ваш приезд. Но вы должны знать. Мне кажется, в Лабрии с большим недоверием относятся к иностранцам. Может быть, им вообще запрещено находиться на территории нашей страны.

— Нет! — испуганно пробормотал юноша. — Через Лабрию ездят поезда...

— Но эти поезда останавливаются на старой станции на окраине Геммы, и во время остановок двери не открываются... Простите, я очень хочу, чтобы вы остались, но я боюсь, что вы потратите целый год, а потом окажется, что ваша мечта не сбудется.

— Спасибо... Спасибо, что рассказали мне, — он выглядел растерянным. Плечи опустились, взгляд бегал по поверхности парты. — Но я буду изучать лабрийский язык.

— Правда?

— Правда, — твёрдо повторил юноша. — Во-первых, это ведь точно ещё неизвестно. Лабрия — моя родина, меня они должны пустить. А во-вторых, — его взгляд потеплел, — если вы этого хотите...

— Я... я... — Ниа смутилась, краешком сознания понимая, что ведёт себя не совсем как преподаватель. — Ой, я назвала своё имя, а ваше не спросила! — вспомнила она.

— Вэле Нэрэр. Меня зовут Вэле Нэрэр.

— Вэле?

— Родители дали мне денебийское имя Вэленди. Это означает «светлый». Я немного изменил его, чтобы было похоже на лабрийское.

— В лабрийском языке есть слово «вэле», — тихо проговорила Ниа. — Оно означает «терять».

— Мы только познакомились, а я уже выучил новое слово, — улыбнулся Вэле.

— Ну, хорошо, — сдаваясь, сказала самой себе Ниа. — Начнём урок.

Заниматься с Вэле было необыкновенно приятно. Он знал много лабрийских слов, свободно говорил по-албалийски. Материал, который Ниа проходила с Элафосом и его друзьями неделю, с Вэле она изучила за один день. Юноша внимательно слушал преподавательницу и безошибочно запоминал всё. И главное, он был лабрийцем. Обе перемены они провели около карты Лабрии, и Вэле рассказывал ей то, что знал о городах их родины. Ниа встретила родного человека там, где совсем не ожидала. Три пары пролетели, как одна и, когда они прощались, ей казалось, что она знает своего нового ученика уже много лет.

Радостная Ниа собрала бумаги, закрыла класс и побежала в столовую. Она спускалась по лестнице и вдруг остановилась.

Он шёл на несколько ступенек впереди. Чёрная мантия подметала каменные плиты. Можно подождать, пока он спустится... Догнав Солуса, Ниа сказала:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — бросил он, не останавливаясь.

Значит, ничего не изменилось.

— А я с сегодняшнего дня снова преподаватель! — она старалась, чтобы в голосе звучало счастье.

Солус, наконец, удостоил её взглядом.

— Рад за вас, — сказал он таким тоном, словно желал ей снова вернуться в подвал.

Ниа стояла, словно проткнутый иголкой шарик, и чувствовала, как покидает её радость. После занятия у неё было такое чудесное настроение, а теперь... Неужели, это всё? А ведь ей надо было так мало: вежливое «здравствуйте, Ниа» при встрече и редкие разговоры, которые можно вспоминать, когда становится грустно. Ниа рассеянно посмотрела сквозь перила вниз — его уже не было видно. Она медленно села на ступеньку.

— Ты чего тут сидишь? — раздался над ней голос Рейчел.

— Устала немножко.

— Чего? Ты прямо как старушка... Подожди! — заметила вдруг подруга. — На тебе чёрная мантия! Ты опять преподаватель?

— Да... Долгая история...

Ниа рассказывала эту историю в столовой, и по мере того как она вспоминала о часах, проведённых с Вэле, в душу возвращалось ощущение радости и покоя. Теперь у неё есть работа, любимая работа. Вот о чём нужно думать!

Она помогла Рои сделать домашнее задание и с энтузиазмом взялась за подготовку к завтрашнему занятию. Вэле был таким же способным, как и Элафос, но знал намного больше. То, что матарским студентам Ниа объясняла несколько пар, он понимал с полуслова. И потом, у него была цель — он отчаянно хотел вернуться домой. А каждое выученное слово, каждое правило приближали его к исполнению своей мечты.

После ужина Ниа напечатала ещё пару диалогов и стала повторять урок, пройденный с профессором Сатабиша. Может, когда-нибудь она научит Вэле и языку Аин.

Заместитель ректора уже сообщил Хидори, что Ниа снова преподаёт, и профессор стал расспрашивать её о новом ученике. Девушка взахлёб рассказала ему подробности занятия.

— Поверить трудно! Я встретила здесь человека из своей страны!

— Я очень рад за тебя, — с доброй улыбкой сказал Хидори.

«Рад за вас», — другим, холодным голосом.

— Да, это похоже на чудо... — протянула Ниа.

Сегодня она отвечала хорошо, не так блестяще, как Вэле, конечно, но профессор остался доволен. Записав домашнее задание, Ниа сложила в пенал из старой джинсы цветные ручки: золотую, серебряную, чёрную...

— Профессор, — тихо проговорила она, — можно вас спросить? Солус, он... у него всё в порядке?

— А что такое?

— Последние несколько дней он... словно сердится на меня. И я не знаю, за что, — она грустно посмотрела в сторону.

— У Солуса сложный характер, — взвешивая каждое слово, проговорил Хидори.

— Наверное, это я снова сделала какую-то глупость. Я часто не слушаю его и делаю глупости. Я хочу извиниться, но не знаю, за что просить прощения.

— Не думаю, что у него есть причины сердиться на тебя, — мягко произёс профессор.

— Хотелось бы надеяться...

Она собрала свои вещи, попрощалась и ушла. А он остался.

Небольшая хрустальная люстра бросала на потолок ромбики света. Из коридора не доносилось ни звука: в десять часов аудитории покидали даже самые трудолюбивые преподаватели, а он не уходил. Последнее время Хидори проводил долгие вечера здесь: учил, читал, писал. Потому что, находясь в классе, он был профессором Университета языков, в комнате — становился Хидори Сатабиша из Наширы, погребённой под толщей воды, отцом Эдайна, спящего в земле, отцом Эридана, уснувшего так недавно... Да, в глубине души он всегда ощущал себя отцом Эридана. Не потому, что тот напоминал ему погибшего сына. Просто в Эридане осталось столько по-детски наивного и одновременно упрямого, что и в двадцать с лишним лет он продолжал казаться ребёнком.

Солус был другим. Он пришёл в университет очень молодым, но уже с мёртвым сердцем. Он преподавал, ездил на конференции, изучал язык Аин, продолжал свои исследования по физике, но всё это были роли, которые он играл для других. А настоящий Солус так и остался на той детской площадке.

Хидори никогда не говорил этого, но Солус был намного больше похож на его сына, чем Эридан. И он тоже был его поражением. Хидори мог лишь поддерживать его существование, но у него так и не получилось вернуть Солуса к жизни.

Поднявшись к себе, чтобы провести несколько часов без сна, Хидори вернулся в класс. Работа была главной ниточкой, связывающей его душу с телом. После смерти Эридана он ощущал, как всё физическое, наполняющее его, постепенно исчезало. Оставалась только душа, которую держали здесь несколько незаконченных дел, и тонкая оболочка. Когда придёт время, он скинет её и...

Сегодня ощущение раздвоенности было особенно острым. Самое забавное, почти никто из студентов не догадывался, что в классе есть этот другой Хидори. Записав домашнее задание, он отпустил учеников, и те, радостные, побежали на обед. Ему никуда не хотелось идти. Профессор, может, и пошёл бы, но Хидори путь в четыре этажа казался слишком длинным.

Эридан, где ты сейчас? Тебе всегда удавалось вдохнуть жизнь в этого странного полупризрака.

Он закрыл лицо руками — так ярко вдруг встало перед ним прекрасное лицо с небесно-голубыми глазами в облаке солнечных волос.

Раздался стук в дверь, и вошёл Солус.

— Добрый день, — отрывисто произнёс он и протянул несколько распечатанных листов. — То, что вы просили по языку Аин.

— Спасибо, Солус, — мягко улыбнулся Хидори.

— Ну, что вы, — проговорил он, немного смутившись собственной резкости. — Я могу ещё чем-то помочь?

— Нет-нет, это пока всё... Кстати, я хотел поговорить с тобой о Ниа.

Смущение сразу исчезло.

— Почему все хотят поговорить о ней именно со мной? — нервно произнёс он.

— Давай изменим порядок слов: я хочу поговорить с тобой именно о ней.

— А я не желаю о ней разговаривать!.. Послушайте, Хидори, я же рассказывал вам о Рине!

— Да, я помню.

— Тогда как вы можете спрашивать?

— Но...

— Не может быть никаких «но»! Разве вы сами не видите? Все эти невозможные цветочки, кружочки, квадратики, ромбики! Воланчики, рюшечки! Безумные сочетания цветов и... эти мутно-серые глаза и волосы! Да одно её имя... — он замолчал, заметив, как изменилось вдруг лицо Хидори. — Что? Что случилось?

Потом обернулся и увидел стоящую на пороге Ниа. Листы в её руках мелко дрожали.

— Простите, профессор, я не знала, что вы заняты. Я зайду позже, — произнесла она безжизненным голосом и выбежала из аудитории.

— Ты не пойдёшь за ней? — спросил Хидори.

— Нет, — глухо ответил Солус. — Может быть, так даже лучше.

Он вернулся к себе и раскрыл первую попавшуюся книгу. Пролистал несколько страниц, взял какой-то документ, потом швырнул всё на стол и вышел из кабинета.

Она стояла, перегнувшись через каменные перила башни, и плакала.

— Ниа, — он протянул руку, но так и не коснулся её плеча, — Ниа, простите меня. Я не должен был так говорить.

— Не извиняйтесь, — хриплым от слёз голосом пробормотала девушка. — Вы сказали то, что думали... и это правда! — она резко повернулась. — У меня такие глаза и волосы! И я никогда не смогу изменить их, как и имя! И одеваюсь я, наверное, ужасно, но я надеялась, что это не может помешать людям стать друзьями!

— Друзьями? — он смотрел на неё, как на сумасшедшую.

— Ну, не друзьями... — порыв прошёл, и Ниа снова чувствовала себя рядом с ним неуверенной девочкой, — но, может быть, хорошими знакомыми… — она пыталась подобрать подходящее слово на алгольском.

— Конечно, хорошими знакомыми мы стать можем! — бросил Солус и выбежал из башни.

Ниа медленно опустилась на каменные плиты. Что она опять сделала не так?.. Нет, что бы она ни делала, всё не так. Не так было с самого рождения. Она — это одна большая ошибка.

Холодало. Ветер становился сильнее. Вставать не хотелось. Застыть, замёрзнуть, перестать чувствовать… А она-то доказывала Рейчел, что она такой же человек, как и остальные, просто с другим цветом глаз и волос! Просто с другим цветом… «Эти мутно-серые глаза и волосы! Да одно её имя...» Ниа умоляла его голос замолчать, но он продолжал звучать, становясь всё громче. Глухо застонав, девушка обхватила голову руками. Сжать, раздавить, перестать чувствовать…

Подняться её заставило занятие с Рои. Нужно перенести его. Сегодня она больше никого ничему не сможет научить.

В коридоре она встретила Байри и попросила его сказать Рои, что плохо себя чувствует. Потом заперлась в своей комнате и спряталась под одеяло. На полке медленно тикали часы: четыре, пять, шесть, семь…

Всё, всё, всё, всё… Ты жалкое серое существо. Исчезнешь — и мир станет ярче!

— Эридан… — прошептала она, комкая одеяло, — Эридан…

Ниа нестерпимо хотелось, чтобы он был рядом, чтобы сказал ласковое слово и посмотрел с любовью, хотя и видя в ней другого человека. Сейчас она согласилась бы и на иллюзию.

В коридоре послышался шорох и недовольное сопение. Хаски! Ниа вскочила и открыла дверь:

— Прости! Я совсем про тебя забыла!

Щенок фыркнул и побрёл на своё место около кровати.

— Хаски, — она робко погладила его, — Хаски, скажи, тебе ведь всё равно, какая я?

Щенок бросил на неё хмурый взгляд исподлобья, мол, зачем задаёшь глупые вопросы, и отвернулся.

— Что это значит?

Что значило его: «Конечно, хорошими знакомыми мы стать можем»? Ниа не понимала. Зато смысл других слов был убийственно ясен. Он не оставлял даже крошечной надежды.

— Без-на-дёж-ная, — по слогам произнесла она, почти физически ощущая на губах горечь этого слова.

На глаза снова навернулись слёзы. Ниа пошла в ванную, открыла кран с холодной водой — маленькая месть самой себе. Подставила ладони и держала, пока не перестала чувствовать пальцы, потом плеснула в лицо. Ледяные капли стекали по щекам вместе со слезами. Она оперлась мокрыми руками о края раковины и подняла голову — всё, как он сказал.

И то ли сегодня Ниа взглянула на себя по-другому, то ли дело было в его словах — но она вдруг поняла, что всегда обманывала себя. Она не смирилась со своей внешностью, она просто научилась не замечать её. Такой же человек, как и все, просто с другим цветом глаз и волос. Она много раз повторяла это предложение, но сейчас, смотря в зеркало, поняла, насколько абсурдным оно было. Вспомнились косые взгляды одноклассников и насмешливый шёпот девочек, стоявших в кружке у окна. А когда фотограф делал выпускные фотографии, кто-то крикнул: «Можно мне альбом без неё?»

И под этой кофточкой из цветных лоскутков ты хочешь спрятать свою серость?

Нет.

Может, мама так и думала, когда надевала на неё розовые, голубые, зелёные платьица, но она продолжала их покупать, чтобы сделать чуть-чуть ярче мир. Это было похоже на возвращение долга: она забрала у мира краски, она должна их отдать.

Вот и ответ — простой и удивительно печальный в своей простоте. Пусть ей в жизни никогда не получить того, о чём она мечтает, но она может стать маленькой ступенькой на пути к мечте для других. Элафос, Тэрос, Анемос, Антос, Рои, Вэле — помочь им найти своё счастье — вот цель и радость её жизни. Единственные цель и радость.

Но как же больно, что…

* * *

Следующий день был весь заполнен занятиями: Вэле, Рои и вечером — профессор Сатабиша. Встречи с Хидори девушка боялась больше всего. Особенно первого взгляда — чтобы проверить, как она себя чувствует.

Как она себя чувствует? Смирение, коснувшееся души вчера, не покинуло её, но вместе с ним внутри поселилась обречённость. И вот эту самую обречённость она ни за что не хотела показывать профессору.

Ниа чётко, с выражением читала все предложения, правильно переводила и не сделала за урок ни одной ошибки. Но когда она, уже попрощавшись, подошла к двери, Хидори тихо спросил:

— Для кого ты сегодня изучала язык Аин?

И, правда, странный язык. На нём трудно что-нибудь скрыть. Конечно, она понимала, что хотел сказать профессор. Нельзя сделать счастливыми других, если ты сама несчастна. Но она научится, научится принимать это за счастье. Просто нужно время.

А время текло медленно. Долгая ночь почти без сна, потом пятница. Снова занятия с Вэле, с Рои. После ужина она немного поучила новые слова и пошла гулять с Хаски. Осень тянулась к зиме, на мелких лужах уже появилась тонкая корочка льда. Кутаясь в старенькое клетчатое пальтишко, Ниа брела под фонарями. Скоро начнёт темнеть совсем рано, а день превратится в короткую вспышку. Выпадет снег, и весь мир станет белым.

Но это будет потом, а сейчас к её ботинкам прилипали разноцветные листья, и пахнущий дождём ветер поднимал к небу концы вязаного шарфа.

Вернувшись в университет, Ниа долго вытирала ноги, даже попрыгала на половичке. Но один листочек всё-таки остался. Красивый такой, жёлтенький, можно будет засушить.

— Ниа! А я как раз собиралась идти за тобой! — кожаное пальто, лакированные сапоги на шпильке и глаза близоруко щурятся под очками в дорогой оправе.

— Эдита? Когда ты приехала?

— Полчаса назад. Пойдём, ты мне нужна! — она схватила Ниа за рукав и потащила к лифту.

— Куда мы едем? — спросила девушка, когда Эдита нажала кнопку «четыре».

— В преподавательскую. Там тихо. Это идеальное место.

— Идеальное место для чего?

— Для записи!

— Для записи?

Двери открылись, Эдита вытолкнула Ниа из лифта.

— Быстрее, уже и так поздно! Заходи!

Она сделала шаг и замерла на пороге. За столом сидел Солус Альгеди. Увидев Ниа, он быстро встал.

— Эдита, что всё это значит? — спросил он, в голосе послышалось раздражение.

— В понедельник я должна показать материалы спонсорам! То есть они станут нашими спонсорами, если им понравится макет. Мне нужно сделать аудио- и видеоприложение к учебнику. Для видео Ниа, конечно, не подойдёт, поэтому я договорилась с моделями. Они будут картинкой, а звук мы наложим ваш.

— Наш?

— Ну, а чей?! Я могу попросить и дикторов прочитать текст, но это будет совсем не язык Аин! А спонсоры должны почувствовать, что этот язык — нечто совершенно особенное, необыкновенно прекрасное! Тогда у нас будут деньги, широкая реклама и всё остальное!

— У меня не очень красивый голос, — пробормотала Ниа, глядя себе под ноги, — а когда записываешь, он вообще таким детским становится. Может, лучше ты…

— У меня совсем нет времени, и потом я же главный редактор. Так что придётся тебе. Я составила несколько диалогов, — Эдита показала на папку, лежащую на столе, — потренируйтесь пока, сейчас Фил принесёт аппаратуру. А я пойду к профессору, надо ещё обсудить некоторые детали. Удачи!

Она унеслась, как маленький смерч.

Солус вздохнул и снова опустился на стул.

Ниа в нерешительности стояла на пороге комнаты. Уйти ей или остаться? Будет Солус делать то, о чём попросила Эдита? Но он молча смотрел в одну точку.

Ниа развязала шарф, сняла пальто и осторожно повесила на спинку стула, потом сама опустилась на краешек.

Солус достал наугад из папки два листа, один бросил через стол ей, один оставил у себя. Ниа посмотрела на название — «В магазине».

— Начинайте, — сказал он.

Она пододвинула текст поближе.

— Здравствуйте! — получилось тихо и жалко.

— Здравствуйте! - небрежно ответил Солус. Похоже, ему было наплевать на спонсоров.

- Извините, пожалуйста, вы не могли бы мне помочь?

— Да, конечно. Что вас интересует?

— Я бы хотела купить зонт.

— Какой цвет вы предпочитаете?

— Жёлтый.

— …Почему?

— …Потому что сегодня передавали прогноз погоды. Весь день будут низкие серые облака и совсем без солнца. Поэтому мне очень нужен жёлтый зонт…

— Этого нет в тексте, — тихо проговорил Солус.

— Слова «почему» там тоже не было, — ещё тише ответила она.

— Ниа, пожалуйста, простите меня. Я не думаю того, что сказал… То есть думаю, но…

— Всё в порядке… Знаете, у нас в Лабрии говорят: «Бог даёт человеку лист, а он рисует на нём свою жизнь». Просто мне Бог дал очень маленький листочек, и я закрашивала его разными цветами, но не понимала, что есть вещи, которые на нём нельзя нарисовать. Потому что это крохотный клочок, и многое на нём просто не поместится…

Дверь с шумом открылась, и в комнату влетел молодой человек в бейсболке, надетой козырьком назад, и в забавных брюках на подтяжках.

— Еле вас нашёл! Вы, наверное, Солус, а вы — Ниа. Я Фил. Подождите ещё немного, сейчас я всё подключу.

Ниа рассеянно наблюдала, как он заносил в преподавательскую устройства, названия которых она не знала, опутывал их чёрными проводами, проверял микрофоны, говоря в них смешную ерунду, что-то настраивал.

Какое-то время в преподавательской было тихо, а потом зазвучали слова на языке Аин:

- Здравствуйте!

— Здравствуйте!

— Извините, пожалуйста, вы не могли бы мне помочь?