Просто Маша (джен)

Пьяный дедок из-под стола:

— Врагу не сдается наш гордый Варяг!

Спасибо Леониду Сергееву за песенку «Свадьба»,

и да простит он меня за то, что строчка взята совсем не та, что у него в песне.

И еще за то, что у нас не дедушка будет, а бабушка. Простите, но уж что автору ближе.

Дела-а… Как-то слишком быстро все меняется. Недавно только писала для внучки новую главу фанфика про очередного попаданца в Гарри Поттера, как вдруг — приступ, сирена «скорой», больница. Вроде только что закрыла глаза на больничной койке под капельницей, потом в голове что-то словно взорвалось, все заволокло алым туманом, а вот сейчас открыла их — под столом. Пол грязный, кстати, до отвращения. Дома такого сроду не бывало, а в больнице тем более. И хде я?

В голове что-то тихо гудело, зато легкость в теле была необыкновенная. Точнее, его просто не было. Но вообще… Хорошо! По сравнению с тем, что было со мной недавно, конечно.

Несмотря на странное гудение, мысли завертелись быстро. Вот только сил встать не было — тело не слушалось, словно чужое. Неужели инсульт долбанул, и я теперь буду доживать в режиме «голова профессора Доуэля»? Матюкаться грех… Проще сразу сдохнуть.

Из-под стола был виден край подоконника и часть окна — судя по темени за ним, стояла ночь. Хорошо бы все, кто тут неподалеку, занимались тем, что ночью обычным людям полагается — спали. Пока я тут… разбираюсь. И собираюсь, ага.

Идиотскую мысль о том, что меня сперли на органы прямиком из больницы, я задавила, едва та родилась. Нет, я сроду ничем не злоупотребляла, хотя праведницей-трезвенницей и далее по списку не являлась, но кем надо быть, чтобы тащить на запчасти семидесятилетнюю с хвостиком бабулю? Все ж изношено. Мои органы имеет смысл пересаживать только кому за восемьдесят… А в таком возрасте подобной операции не пережить. Тьфу, дичь какая в голову лезет.

Попробовала задержать дыхание — и наконец-то «нашла» тело. Руки и ноги пока не откликались, но грудная клетка слушалась — дышала. Сердце, что удивительно, не болело и не щемило. Уже счастье, есть с чем сравнить. Так, надо собрать себя в кучу и постараться как-то сдвинуться. Если дышать получается, попробую надуть живот. Диафрагма, привет…

Живот отозвался голодным бурчанием… А потом наконец удалось повернуться — тут и руки-ноги нашлись. Однако… Кажется, надо было спрашивать не «где я», а «кто я»! Потому что вот это точно не мои руки, не мои ноги, и худое тело — точно не мое, у моего живого веса хорошо за восемьдесят. Ну что, грешна бабушка, люблю вкусно поесть, и приготовить люблю, в конце концов, последние доступные моему возрасту плотские радости!

А легкость в теле все же необыкновенная… Кило на минус сорок примерно. Я захихикала. Глупо, но тихо, очень тихо — мало ли что. Посмотрела на груду какого-то тряпья в углу, потихоньку вылезла из-под стола и выпрямилась, чтобы тут же вцепиться в столешницу и прилечь прямо на нее, потому что ноги не держали, а искать, куда сесть, было некогда.

* * *

Бойтесь своих желаний — они имеют свойство сбываться.

Ф-у-ух.

Я что… померла, значит? И… попала? Вот прямо так? Вторая жизнь? Правда, хорошо, что я хотя бы не Гарри, и вообще не в мужика, судя по телу и одежде. Хотя… не факт, что так уж хорошо. За что, блин?! За что меня в пьяницу-то, а? Кого бы за то, что так удружил, отблагодарить как следует?.. А потом догнать и еще отблагодарить. Чем потяжелее. Кхм… если подниму.

Почему пьяница? А кто еще под столом валяется с рассеченной скулой и явно битый?

Щека болит, в голове гудит, спина на уровне нижних ребер резонирует на каждый вдох — мне что, их сломали? Правда, крови во рту не чувствуется, будем надеяться, что просто ушиб. В животе… а вот ничего в животе, пустота. И есть хочется ужасно. Ну и на кой ляд мне такая жизнь?! Хотя если сердце здоровое… руки-ноги… голова… горы я, может, и не сверну, но хотя бы попробую.

Открывающийся обзор говорил лишь о том, что ситуация подозрительная. Все было чужим — все же страна родная как-то чувствуется. Окно вот… в ровные квадратики. Как бы не в Поттериану я попала. Когда-то давно, после того, как посмотрела все серии, было дело, мечтала оказаться в Петунье или в Эйлин — чтобы восстановить справедливость. Потому что жалко было обоих мальчишек до невозможности. Но все же расклад мог быть любым — читали мы не только Поттериану, так что куда угодно можно было бы попасть. Только бы не военное время! Ну и не средневековье… Тьфу, какое средневековье, когда на кухне нормальная, хоть и старая, газовая плита! После смерти личность дуреет, так, надо запомнить и иметь в виду.

А сейчас первое дело — сориентироваться, попутно умыться и найти зеркало. Покачиваясь на все еще не особо послушных ногах и цепляясь руками, которые вели себя ненамного лучше, потопала из кухни. Потому как кроме вопроса о том, где я, не менее злободневен был — кто я. Поттериана, конечно, славна попаданцами, в ноосфере в этом направлении явно перебор, но может же быть всякое!

Осмотр апартаментов все больше склонял меня к мыслям не особо приятным — про Спиннерз-энд, то бишь Тупик Прядильщиков, он же Паучий. Ужасно не хотелось оказаться в трущобах: насмотрелась в интернете, на что это было похоже именно в Грит Британ. Брр. Но пока вроде терпимо, только грязно. Конечно, если сравнивать с худшими ожиданиями, но лично я видала всякое. Умершие шахтерские городки, например, вот где жесть так жесть. Шумихинский, Юбилейный… Ну или Верхняя Губаха, хотя там уже природа, мать наша… Ладно, хорош ностальгировать, что тут у нас? Часы! Половина четвертого… Собачья вахта заканчивается.

О черт, стоило подумать, как зевнула. Еще раз осмотрела гостиную — довольно большая комната, пара дочкиных спален бы в ней поместилась. Относительно аккуратный диван, обшарпанные окна и шкафы, а вон за тем, кажется, какая-то лесенка наверх, в комнатку ребенка. Еще какая-то дверь, наверное, спальня. Не, не буду туда соваться, вдруг разбужу? На фиг, на фиг. Обои старые, темные, но не драные, и следов сырости не видно ни на стенах, ни на потолке. Значит, и грибка нет, слава тебе господи. А то замаешься выводить.

Нет, но деловая я все-таки колбаса — почему решила, что это вообще мой дом? Еще бы ремонт мысленно начала! Может, меня, то есть это тело, похитили? Я тут же фыркнула — беглый осмотр тела вполне позволил сделать вывод о том, что этот суповой набор даром никому не нужен. А то и с приплатой, если вспомнить, в каком состоянии хозяйство — при условии, что я тут все же хозяйка, конечно. Ведь может быть, я цыганка, которая просто влезла в дом, чтобы что-нибудь свистнуть, а вовсе не Эйлин? Что ж я такая снейпоклинанутая-то?

Шаркая ногами так, словно это была я сама аккурат перед госпитализацией, вернулась в коридор и распахнула входную дверь скромной прихожей. На улице было умеренно тепло и влажно — обожаю такую погоду — весенняя ночь после дождя. Крыльца почти не было, так, каменный приступок, дверь… как дверь. Обычная. Но не наша. В смысле, не русская. Вот не объяснить, но было в ней что-то… У нас, конечно, какие только не ставят, но все равно — отличается.

С наслаждением вдыхая свежий воздух, обошла дом. Рядом притулились другие такие же небольшие домишки — но не в стык, как в больших городах. Маленький, три окна внизу и одно наверху и по одному с торцов — но подумать только — целый дом. И на наши русские дома не похож. Другой — и все тут.

Но если это Снейпы, то по сравнению со многими британцами времен экономического кризиса семидесятых они были достаточно зажиточными товарищами. И на трущобы это похоже меньше, чем вот эта дикая яблоня на елку! Дворик! Палисадник с целым деревом! Чтоб я так жила… в свое время. И удобства не на дворе, как в деревне — да это же почти коттедж! Кстати, на яблоне вроде немного цветочков — так что у нас тут должен быть мир, труд, но главное — май. Ну или конец апреля? Отлично, осталось найти, какой год.

Нет, что меня заклинило на Снейпах? Что, других вариантов не может быть? Тем более что пока не нашлось ни супруга, ни сына — может, они вообще не предусмотрены? Ладно, так это или нет, скоро узнаю, а пока надо осматриваться дальше. В зеркало, кстати, посмотреть.

Вспомнилось очередное чтиво для отдыха про попаданок, как те выбираются из роскошных постелей и тут же бросаются к большим, в рост, зеркалам, а потом бурно либо радуются, либо огорчаются и начинают истерить. Я же, пока бродила по дому, не нашла ни осколка. И истерики от меня не дождетесь, не тот типаж.

Старая дверь едва скрипнула, впуская меня в дом. Темный коридор, и вот — две двери чуть в стороне от кухонной. Туалет с бачком наверху — как у нас дома, когда я была маленькой, кажется, время я определила довольно точно, шестидесятые-семидесятые.

Страна… Надо будет газеты поискать. Если тут кроме меня кто-то еще обитает, лучше встретить утро во всеоружии.

Тусклая лампочка — они тут все такие — экономят, видно. Ванная, хоть и запущенная, в потеках ржавчины — уже вперед. Открутила кран — вода есть — вообще жизнь удалась. Не бегать с ведрами за пару кварталов. А вот и зеркальце, высотой в полторы моих ладони и длиной с локоть, ну-ка, свет мой, скажи…

И почему я не удивлена? Густые черные брови, темно-карие, почти черные глаза, носяра… ничего такой, в солнечной Армении за свою сошла бы, будь глаза немного побольше. А так — не пойми что. Хотя… очень даже пойми.

— Здравствуй, Эйлин, дорогуша.

Ответом стал странный белый шум в голове. Успокаивающий… Ну ладно, я против, что ли, я спокойна. Как гиря в магазине. Только немножко нервная. Чуточку совсем. И это точно не мои проблемы!

Умылась, не вытирая лицо, вернулась в гостиную — пусть лучше так высохнет, чем его тереть той тряпкой, что висит на месте полотенца. Осмотрелась еще раз.

Увидев за креслом край газетного листа, бросилась на него, как коршун на цыпленка. Айщ-щ! В шее что-то хрустнуло, прошило болью, и… прошло. Фу-ух. Да уж, сменила обстановочку, и чем мне та палата не нравилась? Тем, что она была послеоперационной? Так не реанимация же…

Так, что тут у нас? Текст английский, но читается странным образом как родной. Слова только иногда как будто прыгают. Пятое мая семидесятого. С днем Печати, товарищ бывший редактор факультетской стенгазеты. Чаю, что ли, поставить? Живот вывел голодную руладу — надо бы заняться питанием, для начала своим собственным.

Черт! Я подскочила и едва не хлопнула себя по лбу. Адрес-то на доме должен быть! Тут же, я надеюсь, не как в Лондоне… Торопливым шагом выскочила обратно на улицу — таблички не было! Это что, традиция такая? Пришлось немного пробежаться по улице, пока не заметила скромный серый прямоугольник возле чьей-то входной двери. Тупик Прядильщиков, ага.

Мелкой рысью рванула обратно — на улице постепенно светлело. Затворив за собой дверь, обессиленно прислонилась к ней. Дышала как загнанная лошадь, только что не хрипела. Да, Эйлин, немудрено, что тебя любой пальцем переломит. Зато теперь я более-менее представляю, что к чему. Ну… скорей думаю, что представляю, но все же.

Сыночку Эйлин сейчас десять, до Хогвартса целый год плюс лето, лето… лето… о, так он, может быть, еще не встретил эту свою роковую рыжую! Впрочем, зачем я так про ребенка? Но кажется, это я вовремя зашла. Достаточно времени промыть мозги, по крайней мере для десятилетки хватить должно. С моей мощностью — должна справиться.

* * *

Как же это неудобно, когда чайник — просто чайник, без свистка, — думала я, отхлебывая чай. Просто горячий черный чай без сахара, с каплей молока — нашлась и такая «роскошь» в допотопном холодильнике.

Однако молодой быть неплохо, правда, если тебя не метелят, вот как недавно. Потерла на тонком запястье синяки, явно от пальцев супруга. Ну ужо я тебе… Завтрак готовить? Кормить такого? Щас.

Но вот себя и ребенка я точно покормлю! Хм. А ведь Эйлин, кажется, с самого начала была на иждивении мужа… Жить на его же деньги и не… Ладно, накормлю. А потом той же самой сковородкой и приложу, если что. Пусть только попробует задираться, все, батенька, кончилась твоя вольница. Теперь будут трудовые будни! И кто не спрятался, я не виновата.

Ревизия на кухне много времени не заняла. Засушенные куски и корки хлеба были собраны в приличную горку, мука просеяна, картошка в мешке в углу перебрана, а в холодильнике кроме молока нашлось полдюжины яиц. В кривом шкафчике были крупы и, кажется, макароны. Надо будет все перебрать. Стеклянная банка с деньгами — на хозяйство, значит, все здесь, нормально, надо будет пересчитать. Куча пустых бутылок — отправить мужика сдать. Ну что, будем делать греночки. Дешево, много и сердито, то есть вкусно и питательно, конечно же. Жаль только, травок никаких… Зато кусочек старого сала. Ну-ка, понюхаем… Копчененькое? Вах!

О, перчик. Может, и мельничка где завалялась?

За окном почти рассвело, а я уже наработалась. И мельничку для перца нашла, и заначку сахара, и несколько бутылок вина, тоже понятно чью заначку. Продукты в порядок привела. Занавески сняла. Смотреть сквозь грязное окно было противно, но на эти тряпки — еще хуже. Устала, как негр на плантации, при том, что ничего особо не отмывала, не до того было. Так, вымела, немного протерла — только где топчусь да рабочие поверхности. Потому что терпеть не могу, когда под ногами что-нибудь похрустывает. Даже если это ледок на осенней луже. Только листьям шуршать можно.

Замочила овсянку в воде, а куски засохшего хлеба — в воде пополам с молоком — что поделать, его было мало, еще в кашу надо. Когда хлеб размяк, немного отжала и разложила по смазанной салом разогретой сковородке. В молоке разболтала пару яиц, соль, залила тонюсеньким слоем… Сглотнула — сейчас смолочу полную сковородку этой прелести!

* * *

Тобиас Снейп, проснувшись, не поверил собственному носу. В доме пахло… едой! Не горелой, не прокисшей — вкусной! Он сглотнул мгновенно набежавшую слюну и быстро оделся. Жена в спальню не приходила — но это было делом привычным, они уже несколько лет не спали вместе — она обычно устраивалась на диване в гостиной. Что-то с ней такое, что она решила приготовить завтрак?

Дверь кухни была распахнута, так что он увидел на столе большое блюдо с аппетитно поджаренными кусочками чего-то, а потом к нему обернулась жена, с аппетитом хрустящая таким же кусочком:

— Хочешь? — и протянула ему соседний кусок прямо со сковороды. — Горячие вкусней.

— Отравить решила, ведьма?

Она посмотрела на него, как на умалишенного, потом молча откусила немного, прожевала, проглотила и снова протянула ему.

Рука сработала сама, автоматически сунув это в рот. Ум-м, действительно вкусно! А жена поставила перед ним тарелку — чистую!

— А… э? — начал было он, но есть хотелось куда больше, чем выяснять отношения. Ужина-то вчера не было. Обеда, впрочем, тоже. Только пиво.

Гренок было много. Вкусных. И чай. Нормально заваренный чай, а не моча пожилой совы, как она ухитрилась? Что, еще и каша? Не сгоревшая? И вкусная?

Он искоса посмотрел на доедавшую свою порцию овсянки жену — удивительно спокойную и даже вроде как довольную. Ну да, вон сколько съела, почти как он! Да как она… на его деньги! Должна свое место знать! Он треснул кулаком по столу, но на лице Эйлин вместо привычного испуга расплылась улыбка сытой акулы — и вот она покачивает чугунной сковородой в опасной близости от его головы. И смотрит на него так… со значением.

Он на секунду даже забыл как дышать.

— О-отравила?

— Пока нет.

— А… что случилось? Вот это вот все… Как? — выдавил он из себя.

— Твой кулак случился, — прищурилась она. Нехорошо так прищурилась, Тоби не по себе стало. Но дальше было еще хуже, потому что Эйлин, его забитая и полуграмотная Эйлин, вдруг выдала:

— Ты в какое-то странное место попал, — и потрогала голову. — Что-то лопнуло. Вот тут помню, а тут — не помню. И почему-то умею готовить. Все настройки сбил.

— Настройки? — голос Тоби дал петуха.

— А как это еще назвать? Ты знаешь? — спросила жена уже довольно миролюбиво.

— Не-е-ет…

— Ну а мне-то откуда?

— А. Ну да.

— Короче, хочешь завтраки — голову мою не трогать, кто знает, вдруг обратно настройки собьешь или еще что забуду. Или наоборот, вспомню. А вкусно завтракать мне понравилось. И, сдается мне, обедать и ужинать понравится тоже.

— А… что ты забыла? — Тобиас едва не сполз под стол от таких откровений.

— Почем мне знать?

— Ты и говоришь совсем иначе… Ты… кто?

— Дед Пихто! Ой! — она округлила глаза, но тут же нахмурилась и треснула ладонью по столу. — Это ты виноват! Какой еще дед, я ведь женщина! Или… нет? — Эйлин осеклась и испуганно вытаращилась прямо на него, а потом решительно встала. — Пойду проверю!

И пока он разевал рот, хватая воздух, рванула к двери в туалет, но на выходе обернулась и мотнула головой на столик возле раковины:

— Вон пакет с гренками, можешь на работу взять. Хотя…

Она схватила и сунула пакет ему в руки, развернулась — и только щеколда щелкнула.

— Женщина! — раздался победный возглас из-за двери, и ноги сами вынесли его прочь из дома.

Тобиас дар речи обрел не скоро — только когда до завода дошел. Хотя давненько он так быстро не ходил. Вот только конченым идиотом он не был — кому расскажешь такое? Засмеют! Да месяц будут ржать… если не год.