Брат мой Седрик (джен)

С Седриком Диггори Гарри познакомился на третьем курсе, в так называемый дементоровый год.

Пока за столом Слизерина радостно ржали и глумились над Поттером, со стороны пуффендуйцев Гарри уловил на себе сочувствующий и ласковый, очень теплый, понимающий взгляд. Настороженно посмотрев туда и поискав-пошарив по лицам, он наткнулся на доброхота — сероглазого юношу-пятикурсника. Это он согревал Гарри теплым сочувствием…

В груди невесть откуда и почему вдруг вырос какой-то очень горячий комок, который долго-долго не проглатывался. Впервые в жизни Гарри ощутил стороннюю жалость к себе. Ведь до сей поры ему доброе внимание оказывали только мистер и миссис Уизли, но им-то вроде как положено, они взрослые люди, и их внимание к мальчику-сироте просто Мерлином наказано. Другое дело — сочувствие сверстника, и неважно, если тот на три года старше. Совсем не важно.

Как зовут сероглазого юношу, Гарри узнал лишь на матче «Гриффиндор против Пуффендуя». На котором он впервые за всю карьеру проиграл. Со сокрушительным счетом 150:50. Всё из-за дементоров, будь они неладны! Когда он очнулся, вокруг него сгрудилась грязная, насквозь промокшая команда с ошеломительной новостью о том, что они проиграли, что его верная метла Нимбус-2000 погибла, сослепу улетев к Гремучей иве, и что капитан пуффендуйцев Седрик Диггори просил переиграть матч, узнав, что Гарри упал с метлы из-за дементоров.

Честно говоря, поступок Седрика поразил Гарри куда круче, чем известие о гибели метлы. В конце-то концов метлу можно заменить, купить новую, а вот хорошее отношение постороннего человека… это… куда дороже. Дорогого стоит. Это Гарри понимал слишком хорошо.

Тётя и дядя это достаточно четко втолковали ему за первые десять лет жизни, половину из которых он провел в чулане, то есть с пяти лет. Правда, потом начались непонятности с письмами и бегством от них по всей Англии. Тогда Гарри и Дадли впервые сошлись во мнении, что их дядя-папа сошел с ума. Конкретно так слетел с катушек. Ну… если учесть тысячупятьсот писем с одинаковым содержимым, то с ума посходили как раз маги, и дядя Вернон был стопроцентно прав в том, что все они психи.

На второе лето опять начался психоз. На сей раз Дурсли пошли совсем на крайности — заперли Гарри в комнате после визита чокнутого гремлина. И чуть не уморили голодом, кормя три раза в день по одной тарелке кошачьих порций чего-то малосъедобного. Во всяком случае, сова Букля наотрез отказывалась жрать овощную массу из супа, предпочитая остаться голодной, но не унижаться до состояния травоядной твари, по крайней мере, так подозревал Гарри, помня, что Букля — хищная ночная птица.

Тем летом Гарри, что называется, примерил на себя шкурку арестанта и нюхнул настоящей свободы, когда за ним на летающем автомобиле прилетел Рон с братьями. Продолжилось оно в школе марафоном с василиском и одержимой девочкой. Из её затылка Волдеморт, к счастью, не выглядывал, и девочка осталась жива, в отличие от Квиррелла.

Третье лето началось какой-то запредельной хренью, по выражению Рона Уизли: с нашествия тётушки Мардж, стаи дементоров и бешеного убийцы, беглеца из Азкабана. Сам год закончился тоже не пойми-чем… Питера опознали-поймали-упустили, Сириус вроде-как-оправдан-и-снова-в-бегах. У Сириуса, кстати, целый год в запасе был, он, на минуточку, маг, колдун с волшебной палочкой, и почему-то выглядел хуже бомжа из-под моста: в дырявой тюремной робе, драном плаще с плесенью в карманах и воняющий, как санитар лепрозория во времена Парфюмера Патрика Зюскинда. Что с ним не так??? Ему что, совсем негде было помыться-побриться-подстричься? А переодеться? За весь год от июня до июня??? Вот здесь гаррино изумление прямо винтом уходило в потолок — ну как так-то?!

Так что коротенькая радость от возможного оправдания крестного стухла через минуту и осталась в статусе «предположительно», потому что Питер удрал в кустики, Люпин превратился в недоволка, а Северус прикрыл собой трех юных идиотов. К счастью, Сириус-пёс усвистел в погоню за волком-Люпином и не видел подвига Нюниуса, а то б его жертва оказалась напрасной. Загрыз бы волк всех и не поперхнулся.

Секрет Гермионы заставил Поттера усомниться в её разумности. Целый год носить при себе хроноворот ради лишних трех часов на ЛИШНИХ уроках для поумнения? А не наоборот, Гермионушка ты моя ненаглядная? По-моему, ты ещё тупее стала, подруга. С вердиктом Гарри Гермиона не согласилась, а надела ему на шею цепочку и отмотала время на три часа назад. Пришлось заткнуться и впрячься в реальность прошлого — спасти вонючего бомжа, блохастого агрессивного гиппогрифа (а за что он Малфоя подрал, скотина?!) и не попасться на глаза самим себе трехчасовой давности. И при этом Пита ловить не сметь! Отпустить и простить. Интересно, а что бы изменились, поймай они Пита у той же ивы за секунду до драпанья? К сожалению, этот вопрос Поттеру даже задать не разрешили, сказали только, что нельзя вмешиваться в ход времени. Куда-куда нельзя вмешиваться? В общем, логики — огромный ноль.

Ладно… дальнейшие события пошли по заданному руслу: проскакал по глади озера Патронус-олень и разогнал демушек, улетел Сириус на краденном гиппогрифе, одолженное время доползло до исходной точки, и директор запер двери больничного крыла за Гарри и Гермионой, при этом странно кося левым глазом.

Четвертый год ознаменовался террористическим актом имени Уизли, когда эти вумники нагрянули за Гарри в маггловский дом через камин. А через дверь войти не?.. Ах да… машина-то сбежала. Что ж, вполне уважительная причина для того, чтобы разнести в щебень полгостиной к едреной матери. Вид Дадли, давящегося собственным языком, в первый раз в жизни включил совесть в душе Гарри Поттера, но он её тут же загнал подальше и поглубже, когда пришлось подтвердить слова Джорджа: «потому что он мерзкий тип и большой охотник поиздеваться над слабыми, он ведь такой, да, Гарри?», и Гарри тогда вынужденно ответил: «да, мистер Уизли».

А вот раннее утро перед отправкой на чемпионат мира по квиддичу подарило Гарри нежданную встречу с Седриком Диггори, который, оказывается, жил с родителями неподалеку от «Норы», рядом с деревней Оттери-Сент-Кэчпоул, фактически являясь соседями семьи Уизли. Скромному и тихому Седрику было очень неловко за хвастливое заявление отца, что младший Диггори «победил знаменитого Гарри Поттера».

Гермионе Седрик был до лампочки, Рон его терпеть не мог — тупого барсука, который двух слов связать не может, потому и помалкивает, так что Гарри и тут не довелось толком пообщаться с хорошим парнем. Пришлось отложить свои интересы до Хогвартса, тем более, что на чемпионате произошли некие потрясения, связанные с Пожирателями Смерти и Черной меткой Темного Лорда. И сочувствующий добрый юноша временно был забыт, вплоть до выбора трех чемпионов для Турнира Трех Волшебников.

— Ух ты… ура! — от неистового хлопанья горели ладони, но Гарри искренне старался передать восторг и поддержку хогвартскому чемпиону, пытаясь заглушить негатив Рона, орущего рядом:

— Ну почему он?!

И жуткая, охреневшая тишина после того, как Кубок огня выбросил имя четвертого чемпиона. Это имя, зачитав с листочка, хрипло прокаркал Дамблдор:

— Гарри Поттер.

Чудом, просто чудом Гарри доковылял в той тишине до заветной комнатки с чемпионами. Тишина давила многотонными плитами удивления вкупе с изумлением, недоверием, возмущением и презрением. И на пороге комнаты Гарри был практически раздавлен. И додавили бы, влетев целой толпой и начав ругаться вокруг незапланированного четвертого чемпиона. Но не раздавили. Потому что Седрик единственный, кто промолчал весь ор и спор, согревая Гарри понимающим взглядом. А когда дебаты закончились…

— Гарри, Седрик, советую вам сейчас же идти к себе, — улыбнулся Дамблдор своим чемпионам. — Не сомневаюсь, и Гриффиндор, и Пуффендуй горят желанием отпраздно­вать ваш успех. Нельзя лишать друзей отличного предло­га устроить шумное и веселое столпотворение.

Гарри глянул на Седрика, тот кивнул, и оба двинулись к двери. Большой зал опустел. Свечи в тыквах догорали, при­давая их зигзагоподобным улыбкам мерцающий, жутко­ватый вид.

— Ну вот, Гарри, — Седрик слегка улыбнулся. — Опять мы с тобой соперники!

— Опять, — только и мог сказать Гарри. В голове был кавардак, как будто там побывали грабители. Вышли в холл. Вместо Кубка огня его освещали обыч­ные факелы.

— Скажи, Гарри, как тебе удалось бросить свое имя в Кубок? — очень осторожно спросил Седрик.

— Я не бросал, — Гарри твердо посмотрел на него. — Честное слово.

Седрик молча кивнул, принимая правду Поттера. Не отрицая, не осуждая. Как и всегда, взглядом выражая сочувствие и поддержку. Именно они помогли Гарри пережить внезапное предательство Рона.

Тупо поморгав на бархатные бордовые занавески, за которыми скрылся друг, который еще никогда не подозревал его во лжи, Гарри повернулся и покинул спальню. Хотелось плакать — неужели никто не поверит ему? Неужели все считают, что он сам опустил в Кубок пергамент? Как это можно! Соперники на три года стар­ше, они уже почти совсем маги. Турниры очень опасны и проводятся перед сотнями зрителей. Да, он думал об этом, фантазировал, но в шутку, так… пустые мечты! Все­рьез никогда не представлял себя чемпионом… Зато кто-то другой даже очень представлял. Вот и по­старался. Зачем? Чтобы доставить ему удовольствие? Ка­кое же тут удовольствие… Потешиться, выставить его дураком? Возможно… Но чтобы убить? Очередная навязчи­вая идея Грюма? Или чья-то злая шутка? А вдруг и вправ­ду кто-то хочет его убить? Кто же это? Долго думать не надо. Есть человек, который этого хочет. Давно хочет, с тех пор как ему минул год. Лорд Волан-де-Морт… Но как он мог бросить его имя в Кубок огня? Он ведь сейчас далеко, прячется в неведомых кра­ях, один, слабый, немощный…

Горькая боль скрутила внутренности, Гарри жалко скорчился на продуваемом подоконнике в каком-то пустующем коридоре, обняв руками ноги и прижав их к груди. Длинно всхлипнул, и, испугавшись этого жалобного звука, уткнулся лицом в колени — не плакать, не плакать, черт возьми! Ему четырнадцать лет! «Вот именно, зарыдала-забилась в истерике обиженная мысль, четырнадцать лет и ни одного светлого лучика в его беспросветной жизни». Разве так живут? В чулане под лестницей до десяти лет, в обносках толстяка Дадли, впроголодь, не имея права на собственные мнения и желания… Разве это жизнь?

И что с того, что однажды пришел добрый великан по имени Хагрид, взял огромной ручищей его ладошку и провел в сказку? Что с того, что он оказался волшебником? Что с того, что у него есть волшебная палочка? Колдовать-то всё равно запрещено, да и бесполезно, как выяснилось. Это только в детских сказочках герой, получив волшебную палочку, тут же наколдовывает себе гору любимой еды, красивых девочек и любящую семью, ему это так просто: криббле-краббле-бумс! Хочу мороженое, самую большую порцию! И пожалуйста, вот ему мороженое! Или тринки-тинки-винки — найди мне половинку! И вот ему жена, красивая и любимая. А самое главное желание Гарри и вовек не исполнится — никакая палочка в мире не даст ему семью.

Горло и глаза обожгли горячие слезы — они всё-таки прорвались наружу. Изо рта вырвался приглушенный коленями вой — она же у него почти появилась!.. Прошлым летом Сириус Блэк чуть не зазвал его к себе домой, но… Пит… Пит удрал! И почти что родственник снова стал преступником в бегах. Перед внутренним взором Гарри появилось худое лицо Сириуса: тонкая пергаментная кожа туго натянулась на костях, в глубоких провалах глазниц лихорадочно блестят глаза с непонятным выражением, а в дрожащем голосе… Гарри приподнял голову, припоминая часть разговора, состоявшегося тогда в комнате на втором этаже Визжащей хижины.

— Единственной причиной, почему я не потерял рассудок, была мысль, что я невиновен. Её не назовешь счастливой мыслью, дементоры не могли высосать её… но она сохранила мой разум и самосознание. А когда приходилось уж совсем круто, я превращался у себя в камере… становился собакой. Вы же знаете, дементоры ничего не видят, они воспринимают людей только через их эмоции… И они ощущали только, что мои чувства в эти часы делаются менее… менее человеческими, менее сложными. Скорее всего, они думали, что я схожу с ума, как все остальные узники. Это их не беспокоило. Но я был очень слаб, и не было никакой надежды, что я с ними справлюсь без волшебной палочки… Летом я увидел Питера на той фотографии… Я догадался, что он в Хогвартсе, рядом с Гарри. Идеальная позиция для нападения, если однажды он проведает, что Темный Лорд вновь набирает силы… Я не сомневался, он нанесет удар, когда будут союзники… Продаст им последнего Поттера. Кто тогда посмеет сказать, что он предал Волан-де-Морта? И его примут назад с почестями… Так что видите, я должен был действовать… Ведь я единственный знал, что Питер ещё жив… И у меня в голове как будто зажегся свет. Дементоры не могли мне помешать. Это не было счастливым чувством, это была навязчивая идея, она придавала мне силы, проясняла ум. И однажды вечером, когда дементоры принесли еду, я выскользнул в открытую дверь в облике пса… Им настолько сложно улавливать чувства животных, что они были сбиты с толку… Я был так истощен, что сумел пролезть сквозь решетки… В обличье пса переплыл пролив, побежал на север и так добрался до окрестностей Хогвартса… Все это время жил в лесу… Только однажды вышел — уж очень захотелось посмотреть квиддич… Ты летаешь так же здорово, как твой отец, Гарри…

Он замолчал и посмотрел на Гарри, потом сипло добавил:

— Поверь мне, поверь, Гарри. Я не предавал Джеймса и Лили. Я бы скорее сам умер.

Ну, тогда он поверил. Потому что очень хотелось поверить. Поверить в то, что чудо свершилось, что у него появился родственник, который заберет его от Дурслей. Так что же сейчас-то мешает? Что не так в этой истории?.. «Я был так истощен, что сумел пролезть сквозь решетки… В обличье пса переплыл пролив, побежал на север и так добрался до окрестностей Хогвартса… Все это время жил в лесу». Это? То есть… если вдуматься — Сириус Блэк двенадцать лет сидел за решеткой, чесал бока и в ус не дул? А летом он увидел Питера на той фотографии… И сразу же просочился сквозь решетки. Так, что ли? Ясно-понятно… Сучий потрох Блэк спокойно просиживал свой зад в застенках Азкабана, и только год назад сподобился поднять свою жопу и включить пятую скорость за-ради Отечества, то бишь за Питером, родненьким. До Гарри ему никакого дела не было. Значит, Сириусу он тоже не нужен?

Взгляд Гарри пробежал в конец коридора — интересно, а Астрономическая башня достаточно высокая? Или Северная всё же повыше? С какой удобнее будет сигануть? Потому что уже невмоготу: Сириусу он не нужен, Дурслям тем более, в турнире участвовать однозначно не подписывался… С турниром вспомнился Седрик, и Гарри опомнился — это он о чем думает? Совсем сбрендил, что ли?! С башни сигать!

Вскочив, Гарри снял очки и торопливо вытер слезы. И чего разревелся-то? Не всё ж потеряно, вот бой очередной ему предложили, ещё одно состязание со Смертью, а он разнюнился тут! Ну как маленький прям… Седрик же ему верит, он не смеялся над ним, как эта идиотка Делакур, обозвавшая его пти гарсоном, Седрик не презирает его, как высокомерный Виктор Крам, смотрящий на Гарри, как на кутенка нашкодившего. И Седрик уж точно не будет над ним издеваться, как профессор Снейп.

И вот, почти девять месяцев спустя, как за время полноценной беременности, их отношения были зачаты, выношены и доношены до братских чувств. У беременности, как известно, три триместра. Первый триместр ознаменовался токсикозной изжогой и драконами. Сперва их Хагрид показал Гарри Поттеру, впечатлившись мощью и яростью огнедышащих девочек, и поняв, что французы и болгары в курсах, Гарри срочно предупредил Седрика, для чего пришлось испортить ему сумку, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Торопливо выпалил:

— На первом туре будут драконы!

— Д-драконы? — переспросил Седрик и враз побелел. Гарри аж поразился — ну ничего себе, сразу же поверил и не усомнился ни на йоту даже!

Второй тур-триместр продолжился УЗИ-облучением и определением пола ребёнка — дружба, мальчишечья. Седрик отловил Гарри.

— Яйцо у тебя воет?

— Да.

— Прими ванну в комнате старост, окуни яйцо в воду и послушай песню, оно под водой поет. Понял? Пароль к ванной старост — «Сосновая свежесть», всё, удачи!

Хлопнул по плечу и был таков. А Гарри долго стоял в нише с глупой растроганной улыбкой на лице. Спасибо тебе, дружище Седрик, ты настоящий друг!

Лабиринт, третий тур-триместр, роды. Родовые пути были долгими, тяжкими и кровавыми, с препятствиями и заворотами, но на выходе из них родились братья.

Последняя финишная прямая — выход из лабиринта. В центре площадки сияет-переливается хрустальными гранями прекрасный кубок — цель их путешествия, и к этой цели они несутся наперегонки с акромантулом. Паук почему-то тоже рвется к кубку, причем рвется страстно, аж летит к нему на всех парусах, со всех своих восьми ног.

Проклятье! Да куда ж ты лезешь-то?! Седрик рванул наперерез и запустил отражающее заклятие в паука, по инерции забыв о хитиновой броне. Так и следовало ожидать: заклятие отразилось, рикошетом ударило в низенький постамент, подпрыгнув, тот опрокинулся, кубок плавно взлетел… Прочертив в воздухе сверкающую дугу, он со свистом влетел прямо в готовно расставленные лапки-хелицеры молодого акромантула. В следующий миг паук и кубок с негромким и каким-то издевательским хлопком исчезли.

Гарри и Седрик, новоявленные братья, растерянно переглянулись и дружно пожали плечами. Черт его знает, что случилось…

Примечания:

Причины паучьего интереса и его приключения ждите в следующей главе.