Исчезновения Драко Малфоя (гет)

Утром, выйдя из палатки с сонным видом и позевывая, Драко застал Грейнджер за вытягиванием колышков из мягкой темной земли.

— Грейнджер. — От его голоса она подпрыгнула. — Пытаешься обрушить на Поттера с Уизли потолок? — Он встал рядом, легонько пнув носком ботинка кучку деревяшек. — Я тебя понимаю, конечно, но ты-то могла от них избавиться еще много лет назад.

— Очень смешно. — Она палочкой направила в кучу еще один колышек. Все лишние элементы и украшения палатки теперь безвольно висели — нетронутой оставалась лишь основная конструкция. — После завтрака мы уходим.

— Что? Зачем?

— Лучше не задерживаться на одном месте. Гарри и Рон со мной согласны. Я говорила с ними вчера вечером.

— Да неужели? А мое мнение не считается?

— Малфой, хватит дуться. Ты все равно был бы в меньшинстве.

Драко ответил сердитым взглядом.

— Я не дуюсь.

— Постоянно.

Это уже не лезло ни в какие ворота — да Грейнджер просто издевалась! Драко шумно фыркнул и скрылся в палатке готовить завтрак.

Он как раз мстительно размазывал масло по тосту, когда за спиной раздалось удивленное «О!».

— Что? — Драко обернулся через плечо.

Грейнджер стояла в проходе с охапкой колышков, удивленная, но довольная.

— Спасибо. Я хотела сама заняться, но теперь перед уходом успею почистить ванную. — Сгрузив деревяшки на столик, она смущенно улыбнулась и направилась на выход. — Сосиски в сумке, кстати. А она на диване.

Драко нахмурился.

— Я не...

Грейнджер уже закрывала дверь.

Драко застыл, беззвучно разевая рот. Не для гриффиндорцев он готовил завтрак. Мерлина ради, он им не дворецкий!

Но теперь, если Грейнджер обнаружит, что Драко не сделал завтрак на всех, это будет выглядеть так, будто он умышленно пошел наперекор, просто потому что. А судя по всему, что он знал о Грейнджер, связываться с ней из-за такой мелочи не стоило — ему же будет хуже.

День начинался просто феноменально. Ругаясь себе под нос о зарвавшихся гриффиндорцах, Драко смазал сковороду маслом и бросил на нее несколько ломтиков хлеба.

Пятнадцать минут спустя, когда зашкворчали сосиски, где-то в палатке отворилась дверь.

— Гермиона, — послышался голос Уизли, — пахнет просто потряса...

Поттер и Уизли вышли из коридорчика и замерли при виде Драко, который раскладывал на тарелке сосиски.

— Э-э, — протянул Поттер, не на шутку встревожившись.

Драко поставил тарелку с сосисками рядом с башней из смазанных маслом тостов, бросил на стол ножи с вилками и сел завтракать. Несколько секунд спустя, когда Поттер с Уизли так и не сели, он сказал:

— Яда не сыпал.

— А-ага, — выдавил Поттер, вместе с Уизли присаживаясь за стол. Драко мрачно подумал, что Грейнджер могла бы все спланировать, лишь бы самоустраниться от готовки.

Однако эта теория потерпела крах: секундой позже Грейнджер вышла из ванной, раскрасневшаяся, с растрепанными волосами и выражением крайнего отвращения на лице.

— Знаете, — сказала она, садясь за стол, — по-моему, Фред и Джордж что-то химичили в этой ванне. Даже три разных вариации Очищающего заклинания не помогли избавиться от зеленоватой субстанции. Она так и не отлипла.

— Конечно, Грейнджер, — раздался голос Драко, — расскажи побольше о зеленоватой субстанции. Приятного мне аппетита.

Ее губы дрогнули. Грейнджер с достоинством откусила тост, но прежде чем она смогла ответить, их взгляды притянуло к Поттеру. Его рука совершила странное движение, дернувшись ко лбу, который пересекли морщины боли, но сразу же схватилась за вилку.

— Так что, — слишком быстро спросил Поттер, — куда двинемся дальше?

Грейнджер же сощурилась на шрам в виде молнии. Драко понял, что Уизли тоже заметил это движение, но Поттер откусил кусок сосиски, как будто ничего не случилось, и с невинным видом обвел всех глазами.

Уизли, похоже, решил оставить вопросы при себе.

— Гермиона, когда там Гильдия старьевщиков снова вернется в Косой переулок?

— Двадцать четвертого августа, ночью, — ответила Грейнджер, все еще настороженно поглядывая на Поттера. — Нам придется вести себя крайне осмотрительно, там обязательно будет полно учеников Хогвартса.

— У нас есть Оборотное? — спросил Поттер.

— Нет, — отозвалась Грейнджер, — но есть все ингредиенты. Могу заняться им хоть сейчас.

— На это же уйдет целый месяц, — напомнил Уизли. — Мы прошляпим двадцать четвертое.

Грейнджер покусывала губу.

— Я думала, можно трансфигурировать внешность, чтобы пройти к Старьевщикам. Этот вариант не такой безопасный: существует несколько базовых заклинаний обнаружения, которые могут проявить трансфигурацию, — но в магазинчике в Косом переулке не должно быть сильной защиты.

— Нельзя тратить время, — сказал Поттер. — Вдруг медальон у них, но кто-то его купит?

— Вот-вот, — поддакнул Уизли. — Значит, с трансфигурацией решили.

— Насчет того, куда двигаться дальше... — размышляла Грейнджер, — у нас нет никаких реальных зацепок по мечу.

— А чаша? — поинтересовался Уизли. — Она ведь должна быть там, где оставил ее Сами-Знаете-Кто. Можно воссоздать его шаги. Начать с при... — он покосился на Драко. — Места, где он вырос?

Поттер задумался на секунду.

— Вряд ли он оставил крестраж там. Он ненавидел это место.

— Все равно, — настаивал Уизли, — может, найдем какой-нибудь след.

— Кто знает. Можем проверить.

Драко следил за их разговором с нарастающим негодованием. Видимо, вот оно, его ближайшее будущее: трио гриффиндорцев решает, что делать и куда идти, пока он сидит и ждет, куда еще его потащат. Да и Уизли выставил себя полным идиотом, описательно упомянув место, куда Драко все равно в конце концов попадет.

А если они думали, что он будет готовить три раза в день, прибирать за ними и ждать, пока его спросят, то крупно ошибались. Драко резко встал с места, скинул тарелку в раковину и выскочил из палатки, стараясь — безуспешно — додуматься, куда же Тонкс отвела родителей.

Пару минут спустя из дверного проема высунулась Грейнджер.

— В чем дело?

— В чем дело? Помимо того, что Темный Лорд захватил Министерство, мои родители пропали, а вы, орденцы, разбежались кто куда?

— Да. Помимо этого, — и она замялась. — Ты не доел.

— Я наелся, Грейнджер. Ты мне кто, мать?

Она ощетинилась.

— Мне просто показалось, что ты разозлился, но если хочешь вести себя как ребенок, то пожалуйста...

— Я не веду себя как ребенок. Это вы трое ведете себя так, будто меня здесь нет.

В ее смешке послышалось недоверие:

— И когда это мы так делали? Гарри спрашивал каждого, есть ли идеи, куда нам идти. Включая тебя. Не мы виноваты, если тебе нечего было предложить.

— Если бы меня спросили...

Грейнджер шумно вздохнула:

— Малфой, мы не собираемся заглядывать тебе в рот. Мы не Крэбб и Гойл. Если есть идея, просто выскажи ее.

— Я не просил «заглядывать мне в рот». Просто... они... они даже спасибо за завтрак не сказали.

Лицо у Драко вспыхнуло. Его разозлило, как мелочно прозвучала эта претензия. Дело было не в их благодарности, а в человеческом отношении. Если Поттер c Уизли не могли выдавить из себя хотя бы спасибо за завтрак, как им всем пережить недели совместного побега, предположительно уклоняясь от Пожирателей смерти и справляясь со смертельными чарами? Что делать Драко с мучительной неловкостью Поттера и открытым недоверием Уизли — притвориться, что у них не было совместного прошлого?

Грейнджер не поймет, что он имеет в виду. Посчитает глупым ребенком, который ждет похвалы за такое простое задание, как приготовить завтрак.

Вот только когда Драко взглянул на нее, с ее лица ушло всякое раздражение. Она помолчала немного, прежде чем заговорить, понизив голос:

— Я понимаю, нам всем неудобно. Слушай, я стараюсь, Малфой, и я вижу, что ты стараешься, и я... мы это ценим, ясно? Они тоже стараются, поверь. Я говорила с Роном вчера вечером, и он… он просто защищает Гарри. Но чем дольше ты здесь, чем дольше он видит, что ему не о чем беспокоиться… — Грейнджер переступила с ноги на ногу, ей и самой было неловко. — Станет проще.

Драко открыл и закрыл рот. Он уже подбирал ядовитые возражения, будучи уверен, что она осыплет его насмешками. Но Грейнджер его поняла. И на это он не нашелся что ответить.

— В общем, — сказала она, — по-моему, завтрак был очень вкусным, поэтому спасибо.

И Грейнджер нырнула в палатку, оставив Драко смотреть ей вслед.

Полчаса спустя палатку свернули и убрали в сумку Грейнджер. Уизли с Поттером растягивали мантию-невидимку, пытаясь определить, смогут ли они аппарировать под ней, и если да, то скольким из них это удастся.

Грейнджер коснулась макушки Уизли палочкой, накладывая Дезиллюминационное заклинание, и поспешила отойти на несколько шагов.

— Рон, сделай резкое движение. Хочу узнать, насколько чары видно при дневном свете.

Пока те двое проводили тесты, Драко наблюдал, как сквозь пальцы Поттера струится мантия.

— Эта мантия, Поттер.

— Что с ней? — отозвался тот.

— Где ты ее достал?

Поттер пожал плечами.

— От отца.

Драко нахмурился. От отца? Но как такое возможно? Разве Драко ребенком не приставал к мистеру Горбину из-за стеллажа с мантиями, очарованный ими, и разве не сказал ему Горбин, что к десяти годам мантия и вправду заимеет множество дырок, а к пятнадцати станет настолько перелатана чарами, что потребуется ее заменить?

Но не успел он спросить об этом Поттера, как тот ойкнул и схватился за лоб. Показалось, он не контролирует ни руку, ни свое тело в целом. В следующую секунду Поттер рухнул на колени.

— Гарри! — в один голос вскричали Грейнджер с Уизли. Гриффиндорка, вместе с невидимой по большей части фигурой Уизли, тут же рванула к Поттеру. Драко тоже инстинктивно шагнул к нему, не зная, что происходит.

— Что там? — поторопился узнать Уизли. — Что ты видишь?

— Ничего, — выдавил Поттер сквозь сжатые зубы. — Ничего... нового. Волдеморт ищет Грегоровича. Он...

ХЛОП.

Драко тотчас вытащил палочку. Грейнджер с Уизли вскочили, за ними с трудом поднялся Поттер, одной рукой стискивая мантию, другую все так же прижимая ко лбу. Это был не резкий хлопок аппарации, а что-то похожее на низкое звучание от трещины, расколовшей лед на озере.

— Что это? — запаниковала Грейнджер. — Что...

— Защитные чары, — ответил ей Поттер.

И тут же по поляне разнеслось множественное хлоп, хлоп, хлоп настоящей аппарации. Среди деревьев возникали фигуры.

Драко собирался поднять палочку, но при первом же хлопке на него упало нечто легкое, тонкое — мантия-невидимка. Поттер, Грейнджер и Уизли под Дезиллюминационным уже посылали заклинания, проносящиеся в воздухе к деревьям. В сторону двух видимых глазу гриффиндорцев возвращались лучи света.

— Протего! — закричал Поттер, рассекая палочкой воздух, и в лес отскочило Оглушающее, а затем раздался сдавленный крик.

Драко рванул к гриффиндорцам и схватил Поттера и Грейнджер за руки.

— Хватай Уизли! — рявкнул он, и Грейнджер послушалась.

Драко тут же крутанулся, и они исчезли, оставив позади солнечную поляну и снова появившись в роще вечнозеленых деревьев. Мантия соскользнула на землю. Драко подхватил ее в воздухе, оглядываясь на остальных. Прежде ему никогда не доводилось выполнять парную аппарацию, но никто, кажется, не пострадал, разве что были растеряны.

— Как? — Грейнджер не хватало воздуха. — Как они нас нашли?

И она, и Уизли с ужасом смотрели на Поттера.

Тот сглотнул.

— Я... вы же не думаете...

Его рука метнулась ко лбу, к шраму-молнии.

Все помолчали. Птицы на деревьях, прежде замолкшие при появлении чужаков, вновь начинали петь.

— А в Хогвартсе он тоже болел? — спросила Грейнджер. — А в день свадьбы, когда они узнали, что мы в замке?

— Он... ага. Немного.

Грейнджер и Уизли с тревогой переглянулись.

— Но шрам болит сильно только последнее время! — прибавил он скороговоркой. — Я ничего не видел в тот раз, но точно знаю, что он был счастлив. В смысле, как иначе. Министерство ведь пало.

— О чем вы говорите? — встрял Драко, безотрывно глядя на лоб Поттера. — Что не так с твоим шрамом?

— Через него я вижу, что он задумал, — сказал Поттер, — или узнаю, что он чувствует. Это у меня уже много лет. Скажем так, связь.

— То есть в твоей голове сидит Темный Лорд? — Драко невольно отступил. — Он может знать все, что здесь происходит?

— Связь обычно односторонняя, — пояснил Поттер. — Только однажды он... проник внутрь... — он помотал головой и поправил очки. — Дамблдор думал, что он не станет это повторять, потому что боль слишком сильная. Это случилось в Министерстве в конце пятого курса.

— Это плохо, — голос Грейнджер стал резким, тонким. — Нет, это очень, очень плохо.

— Все нормально, — Уизли торопливо подошел к ней и положил руку на спину. Драко наблюдал, как Грейнджер, быстро моргая, запрокинула голову к пересекающимся сосновым ветвям, проводя дрожащими руками по взъерошенным волосам.

Он поймал взгляд Уизли. Тот почему-то с прищуром смотрел на Драко. Пришлось поспешно отвернуться от их парочки.

— Но я не понимаю, — вновь заговорила Грейнджер. — Даже если он пользуется связью, как он сообщил Пожирателям, где мы, если сам был за границей?

По лицу Поттера было видно, что он с ума сходит от беспокойства. Он расхаживал туда-сюда по еловым иглам.

— Не знаю. Но ведь с ними он тоже связан? Через метку.

Уизли повернулся к Драко.

— Ты что-нибудь почувствовал?

Драко задрал рукав. Кожа под меткой оставалась покрасневшей и припухшей, но сама метка не почернела.

— Это был не призыв, — бросил он. — Но я не все знаю о метке. Темный Лорд может призвать только одного из нас при желании, и я не знаю, как это работает.

— Ну конечно, этот вариант Протеевых чар будет относиться к темной магии, — сказала Грейнджер. — Не знаю, Гарри. Если наличие этих чар на его теле открыло какую-то связь между тобой и Пожирателями, такую, какой он связан с ними... Не уверена, возможно ли это. Если и да, то такого в книгах не вычитаешь, — она прикусила губу. — И неясно, почему эта связь возникла именно сейчас, ведь ваша существует уже много лет.

— Мерлин с ними, с деталями, — отмахнулся Уизли. — Что нам с этим делать?

— Вы трое должны уйти, — глухо, заученно произнес Поттер, но его тон не оставлял сомнений. — Если Пожиратели отслеживают меня через шрам...

— Нет! — одновременно возразили Грейнджер с Уизли. — Не глупи, — продолжила она. — Выход есть.

— Какой? — поинтересовался Поттер.

— Дамблдор его уже озвучивал. Ты должен научиться окклюменции.

Поттер прикрыл веки.

— Гермиона, если ты вдруг забыла, всему, что я знаю об окклюменции, меня научил убийца Дамблдора.

— А теперь у тебя есть шанс научиться ей как надо.

— И каким это образом?

Грейнджер замялась, но глаза ее выдали. Они остановились на Драко.

— Что? — вырвалось у того вместе с возгласами Поттера и Уизли.

— Гермиона, — Уизли напрягся, — не пойми меня неправильно, но ты совсем рехнулась?

— Нет, Рон, не рехнулась! — разгорячилась Грейнджер. — Даже если Гарри уйдет, чтобы нас защитить, он будет в ужасной опасности. Если они найдут его из-за этой связи, то окклюменция — единственное, что может этому помешать и... Малфой, ты же умеешь, да?

— Да, но...

— Вот и ладно, — подытожила Грейнджер. Будто это все решало.

— Я не хочу, чтобы он лез мне в голову, — воспротивился Поттер.

Драко это почему-то задело. Повернувшись к Поттеру, он процедил:

— Обращайся ко мне, когда я стою прямо перед тобой!

Поттер подскочил, очки соскочили на кончик носа. Он уставился на Драко, будто увидел его впервые. В роще воцарилась тишина, Драко тяжело дышал, чувствуя покалывание на щеках, говорящее о том, что он покраснел.

— Ладно, — выдал Поттер.

Драко постарался выровнять дыхание. То, что Поттер теперь смотрел на него после позорной вспышки, было едва ли не хуже прошлого игнорирования. Драко вдруг остро отреагировал на мантию в руках — и тот факт, что Поттер использовал первое мгновение после аппарации Пожирателей смерти, чтобы накинуть на него мантию, скрыть от их взглядов. И в Выручай-комнате Поттер ведь отдал ему мантию.

Голосом Грейнджер в голове пролетело: «Они тоже стараются». Драко заставил себя ответить на взгляд Поттера.

— Я не хочу, чтобы ты лез ко мне в голову, — повторил тот ровным голосом. — Чтобы вообще кто-то лез. Я не... мне не нравится это ощущение.

Драко скривил губы:

— Разумеется, тебе не нравится. Никому не нравится. Но если ты боишься, у тебя ничего не выйдет. Я-то думал, гриффиндорцы должны быть храбрыми.

— Можно быть храбрым и при этом бояться, — пробормотал Поттер.

Вновь зазвенела тишина. Затем Уизли, который, казалось, над чем-то раздумывал, сказал:

— Малфой может… — он замолк, потом посмотрел на Драко и настороженно обратился к нему напрямую. — Ты же можешь научить Гарри, но не лезть к нему в голову? То есть я или Гермиона... можем накладывать заклинание, а ты ему что-нибудь подскажешь?

Драко задумался. Задача звучала не так чтобы весело, но если в противном случае Поттер будет то и дело непреднамеренно призывать Пожирателей смерти...

Драко раздраженно передернул плечами. Его не оставляло ощущение, что, если его жизнь зависит от самоконтроля Гарри Поттера, легче просто коснуться Черной метки и покончить с этим.

— Спасибо, — выдохнула Грейнджер. — Да, Рон, это хороший компромисс. Гарри, ты согласен?

Поттер не выглядел счастливым.

— Я по-прежнему считаю, что вам безопаснее...

— Мы тебя не оставим, — голос Грейнджер был низким, сдавленным.

Поттер покосился на нее со странным, неприкрытым удивлением на лице. Уизли нервно поерзал, не сводя глаз с Грейнджер. Она поняла, как прозвучал ее голос, и покрылась румянцем. Драко мечтал оказаться на другом конце континента.

— Поттер, — громко заговорил он, — с твоей мантией есть одна странность.

— Что? — Поттер, вздрогнув, обернулся. — Странность?

Драко перебросил ему мантию.

— Мантии-невидимки не хранятся столько времени. У отца была одна из лучших моделей, весьма дорогая, но и она через пятнадцать лет превратилась в решето.

Поттер поймал мантию, глянул на нее озадаченно.

Уизли теперь тоже хмурился.

— Знаешь, никогда об этом не думал. Чары на мантиях со временем развеиваются, а даже если нет, на них обычно появляются дырки, или потертости, или еще что. Твоя же... в идеальном состоянии.

Они вчетвером уставились на мантию.

— И... что? — отозвался Поттер. — Что это значит?

Уизли пожал плечам.

— Понятия не имею. — Он обвел рощу взглядом. — Малфой, а где мы?

— В паре миль от моего дома, — пробормотал Драко. — Да, да, нельзя здесь задерживаться. Само собой вышло.

Но даже при этих словах его взгляд скользнул по деревьям. В детстве он играл в этом леске, примыкающем к территории мэнора. Драко с закрытыми глазами дошел бы отсюда домой. Он разглядел угол семейного особняка, гордо стоящего на вершине холма, и ему стало интересно, кто сейчас внутри и для чего приспособили мэнор. Интересно, кто ходит по залам его детства, подобно призракам старой жизни, которая теперь казалась ему — сейчас, когда он стоял на ее пороге, — дальше, чем когда-либо.

* * *

У них установился распорядок, который, пусть и не давал особо расслабиться, хотя бы добавлял некоторую осмысленность проходящим дням. По утрам они сворачивали лагерь. Если у кого-то возникала идея, где можно поискать чашу Пуффендуй, они трансфигурировали внешность и путешествовали туда, однако старались не злоупотреблять превращениями несколько дней подряд. Побочные эффекты частой трансфигурации включали мышечные судороги, головные боли и ужасное чувство, будто лицо тает, не прекращающееся несколько часов кряду.

Довольно скоро предположения привели их в приют, где, по всей видимости, вырос Темный Лорд. Дохлый номер — здание оказалось снесено, а на его месте возвышался серый массив магловских офисов. Помимо этого они посетили деревню Больший Пэджли, в которой Пенелопа Пуффендуй предположительно провела большую часть своей жизни.

— Больше чего, интересно? — спросил Уизли, когда они пробирались по захудалым улочкам.

— В восемнадцатом веке это было значимое место, — заметила Грейнджер.

Конкретно после этого похода Поттер предложил заглянуть и в Годрикову Впадину. Грейнджер наградила его слишком уж знающим взглядом, спросив, почему именно он решил, что стоит искать там.

— Я... не знаю, — запнулся Поттер. — Просто... забудь.

У них часто выходило так, что кто-то вспоминал деревню или другое место, но не мог отстоять свою идею, так что ее в итоге отвергали. В те дни, когда никого не осеняло догадками, свободное время посвящалось приготовлению Оборотного зелья и окклюменции.

Занятия проходили напряженно. Мягко говоря. Присутствие друзей успокоило Поттера совсем немного, а Грейнджер и Уизли было так же неловко от необходимости читать его мысли. Рыжий, раз занявшись легилименцией, каким-то образом умудрился заколдовать Поттера, заставив того произносить все предложения задом наперед.

— Легилименция гораздо сложнее уровня ЖАБА, — торопливо успокаивала его Грейнджер, исправив последствия. — Это нормально, что не получилось, Рон.

А затем она попыталась сама. Сидя на подлокотнике дивана, Драко потер лоб.

— Мерлин, Грейнджер, ты произносишь заклинание, будто сейчас кинешься с извинениями в ноги, — раздраженно сказал он после десятка безуспешных попыток. — Ты должна хотеть прочитать мысли. Не об этом ли сама говорила?

Грейнджер в сотый раз бросила на Поттера осторожный взгляд.

— Давай, Гермиона, — ответил Поттер. — Ну правда. Все нормально.

Уизли плюхнулся в одно из кресел с большей экспрессией, чем требовала ситуация, наблюдая за друзьями, которые установили необходимый зрительный контакт — пристальный, пронзительный.

— Ладно, — подтолкнул их Драко. — Готовы?

«И ста лет не прошло», — добавил он мысленно.

Оба кивнули.

— Хорошо. Поттер, если не можешь очистить разум, осознавай, о чем думаешь, — и Драко кивнул Грейнджер.

Она вдохнула, успокаиваясь, затем направила палочку на Поттера и произнесла:

— Легилименс!

Наконец, сработало. Это было видно. Тело Поттера замерло, Грейнджер покачивалась, ее глаза были закрыты, а рука с палочкой застыла в вытянутом положении. Драко и Уизли молча за ними наблюдали.

Секунд через тридцать Грейнджер отдернула палочку. Поттер пошатнулся, хватая ртом воздух, и сжал подлокотник дивана, а Грейнджер попятилась, тяжело дыша.

— Ты к-как? — ее голос срывался, словно она наглоталась соленой воды.

— Это... я... — Поттер выпрямился и поправил очки. — Лучше уж ты, чем Снейп.

— Ну что, Поттер? — поинтересовался Драко.

— Что что?

Драко возвел глаза к потолку.

— Что я только что сказал тебе делать? О чем ты думал перед заклинанием?

— А, — Поттер покачал головой, еще не придя в себя, а Драко вспомнил, как Беллатриса с энтузиазмом рылась в его собственных воспоминаниях, будто искала хоть малейший намек на измену. Да, оправляться от легилименции было сродни выныриванию из сильного потока, но они экспериментировали в контролируемой среде, и Поттеру посчастливилось учиться с одним из своих лучших друзей, а не с невменяемой теткой. Так что найти в себе хоть каплю сочувствия было затруднительно.

— Я... вроде бы думал о... — щеки у Поттера покраснели, и он отвернулся к выходу из палатки. — О Джинни. И, э-э, Чжоу.

— Почему? — как-то резко вскинулся Уизли.

Поттер послал ему возмущенный взгляд.

— Это же не просто... а ты хотел бы, чтобы все увидели, как вы с Лавандой целуетесь?

Уши Уизли загорелись.

— Ох. Ясно, — он кашлянул. — Продолжайте.

— Но я видела совсем другое, — Грейнджер глянула на Драко. — Никаких Чжоу или Джинни.

— Ага. Легилименция не всегда работает, как ожидаешь, Грейнджер. Думал, ты об этом читала.

— У меня и так было о чем читать, — фыркнула она. — Да и в книгах, которые я взяла, мало что говорится о легилименции.

Драко ухмыльнулся и оперся на подлокотник.

— Конечно. В общем, в легилименции такие воспоминания называются расщепленными. Может, они и не находятся сразу под поверхностью, но позволяют заклинателю прорваться внутрь. Они — слабость.

— Я не... — повысил голос Поттер.

— Гарри, он не называет тебя слабым, — тотчас вмешалась Грейнджер. — Так ведь, Малфой?

Драко оглядел Поттера. В ином случае он подколол бы гриффиндорца чисто ради удовольствия, но Поттер явно все еще дергался из-за того, что Грейнджер побывала у него в голове, а Драко не горел желанием еще час сидеть и ждать, пока тот успокоится.

— Так. Дело в... том, что тебя волнует. Это — уязвимые места. Слабости.

Поттер быстро заморгал.

— О, понятно. Так... что с ними делать?

Драко пожал плечами.

— Прекращай их стыдиться. Для начала.

— Что? — изумился Поттер. — Мне не стыдно вспоминать Джинни.

— А Чжоу — стыдно, — сдала его Грейнджер.

Поттер прикинулся обманутым в лучших чувствах. Драко хмыкнул, и Избранный обернулся на него, сверкнув глазами.

— Замолкни, Малфой.

— О чем я и говорю. Тебе было бы плевать, смеюсь я или нет, если бы ты был уверен в себе. Тебе было бы плевать, что увидела Грейнджер, если бы ты был уверен в себе.

— Да как мне не... не смущаться... — Поттер с трудом подбирал слова, — таких тем, Чжоу или моего кузена... или... — он сглотнул и упрямо уставился на Малфоя. — И что, тебе совсем не стыдно вспоминать о вас с Паркинсон?

— А с чего мне должно быть стыдно? — поинтересовался Драко. — Испытай меня, Грейнджер. Давай. — Он поднялся с подлокотника и расправил мантию.

На мгновение Грейнджер растерялась, но быстро оправилась. Вскинула палочку, направила на Драко и произнесла заклинание:

— Легилименс.

Драко к тому времени успел сосредоточиться, и окружающий мир слегка размыло. Его взгляд остановился на веснушке на щеке Грейнджер, затем перешел на панель в стене. Заклинание окутало его, скользнуло по поверхности. Оно было светом, Драко — льдом. Оно было потоком воздуха, Драко — камнем. Отголоски мыслей о Пэнси не несли с собой возмущений; они призраками смешивались с другими воспоминаниями под поверхностью его сознания, растворяясь, преобразовываясь и растворяясь вновь. Вскоре чары совершенно рассеялись.

— Видишь? — бросил Драко Поттеру, который не мог скрыть, что впечатлен.

— У меня тоже были другие ощущения, — Грейнджер с интересом повернулась к Поттеру, словно они вернулись в Хогвартс на сдвоенный урок по заклинаниям. — Чувствовалось некое... эхо ощущения, но никаких четких картинок.

— Ясно, ясно, — недовольно прозвучало со стороны дивана. — Просто... Гарри, попробуй еще раз, ладно?

Дни шли за днями, и Драко начал замечать за Уизли этакую привычку. Каждый раз, как рыжий не участвовал в разговоре или на него слишком долго не обращали внимания, он настораживался, будто боялся, что о нем совсем забудут. Его реакция лишь усугублялась, когда он был голодный. Вскоре, не в силах внести свой вклад в уроки окклюменции, Уизли воспользовался свободным временем и начал тренировать заклинания трансфигурации, однако одиночество часто приводило рыжего в уныние.

Драко ни за что не признался бы, но эти уроки не зародили у него ожидаемой неприязни. По меньшей мере ему стало о чем поговорить с другими на нейтральную тему, которая не вызывала у них желания поубивать друг друга. Ментальный блок Поттера в окклюменции сошел за общего врага, от которого все хотели избавиться.

А позже, на второй неделе с начала занятий, это случилось снова, казалось бы, ни с того ни с сего. Они готовили ужин в палатке. Драко накрывал на стол вместе с Уизли, споря о бесполезности «Пушек Педдл» — он не мог поверить, что Уизли серьезно поднял эту тему, будто было что обсуждать. Грейнджер с Поттером разговаривали о чем-то, что было не расслышать за шипением масла. Затем, неожиданно, раздался хлопок уничтожаемых снаружи чар.

Однако теперь у них имелся план действий на случай форс-мажора, который Грейнджер заставила их отрепетировать несколько раз. Драко выпустил из рук вилки, со звоном упавшие на пол, схватил пригоршню перуанского порошка мгновенной тьмы с каминной полки и швырнул за полог палатки. Взмахом палочки развеял его по всей поляне. Едва издали донеслись голоса, они выскочили из палатки под покровом черного облака. Грейнджер призвала колышки, Поттер с Уизли свернули палатку. Драко в это время отбивал Щитовыми чарами все лучи, вспарывающие тьму. Чтобы аппарировать, им хватило тридцати секунд.

Пусть план и сработал, всех потряхивало. Той же ночью они аппарировали еще дважды, бессмысленно споря о безопасности каждого места, хоть правда и заключалась в том, что ни одно место не казалось безопаснее другого.

В конце концов они устроились в пещере, в которую смогла поместиться палатка. Грейнджер применила Экранирующее заклятие, чтобы скрыть вход за миражом каменной стены.

Из-за поспешного бегства по палатке рассыпалось множество вещей, включая ужин. Почти целый час они только и делали, что убирались. Закончив, рухнули на диван и кресла, страдая от голода и скверного настроения.

— Шрам сегодня даже почти не болел, — заметил Поттер. — Может, мы ошибаемся? И дело в чем-то другом.

— Как минимум, — начала Грейнджер, — тебе все равно не повредит научиться закрывать разум.

Поттер ворчливо согласился.

— Просто надеюсь, что Старьевщики направят нас по следу этого медальона, — сказал Уизли. — Я устал то и дело безрезультатно переезжать.

— Я как раз об этом думала. Что будет, если мы найдем крестражи, но не успеем уничтожить, и нас поймают Пожиратели?

Она сидела на диване с противоположной стороны от Драко, прижав колени к груди. У него перед глазами внезапно встала картина из ее дома: Грейнджер на полу гостиной в огромной футболке в такой же позе, как сейчас. Воспоминание ощущалось каким-то глубоко личным, пусть и было его собственным. Драко отвернулся, уставившись в пустой камин.

— Или хуже, — поддержал разговор Поттер, — что если они нагрянут среди ночи, и мы не успеем аппарировать?

Повисла безрадостная тишина.

— Спасибо, Поттер, — поблагодарил Драко. — Я слишком хорошо спал. Теперь это не проблема.

— Вот если бы у нас была штаб-квартира... — пробормотал Уизли, потянувшись в кресле.

Поттер резко вдохнул и выпрямился.

— Что? — встревожилась Грейнджер.

— Ну... — протянул Поттер. — Почему бы нам не основать свою штаб-квартиру?

Остальные посмотрели на него, не издавая ни звука.

— На Гриммо такого не случалось, — продолжал он. — Давайте найдем место и накинем на него Фиделиус.

Уизли вскочил с кресла.

— Гарри, а ведь это идея! — Рыжий с возрастающим волнением заходил по гостиной. — Фред и Джордж говорили о подпольном сопротивлении. Мы можем организовать место, где Орден соберет силы.

— Ага, — согласился Поттер. — И нам не придется каждую секунду оглядываться через плечо. Будет где оставить крестражи.

Уизли кивал.

— Вот только где именно?

— Придется хорошенько подумать. Не в глуши, иначе наши сторонники не поймут, где нас искать.

— Стойте, стойте, — вклинилась Грейнджер. — Вы забываете, что никто из нас не умеет накладывать Фиделиус.

— Разве у тебя в книгах его нет? — отреагировал Поттер.

— Я... не знаю. Может быть. — Поднявшись, Грейнджер подошла к стеллажу с книгами, которых на полках оказалось на порядок больше, чем было изначально. — Может, здесь... — Она вытащила фолиант толщиной едва ли не с ее голову. После минутного изучения страниц кивнула. — Да, есть, — прозвучало сдержанно.

— В чем дело?

— Просто... Гарри, заклинание выглядит довольно сложным. Только Дамблдор умел его накладывать.

Драко громко фыркнул. Все взгляды обратились на него.

— Чего ты фыркаешь? — нахмурился Уизли.

Драко его проигнорировал.

— Грейнджер, давай без ложной скромности.

Она выпрямилась.

— И что это значит?

— А ты как думаешь? Когда это у тебя не получалось заклинание?

Возмущение с ее лица исчезло, сменившись удивлением, щеки покраснели. Грейнджер была польщена, догадался Драко. Что за нелепость! Его слова не подразумевали комплимента. Он лишь намекал на то, что ее попытка притвориться, будто с заклинанием возникнут проблемы, раздражала.

То ведь была ложная скромность, так? Не могла же Грейнджер, после шести лет дифирамбов от учителей и безупречных результатов тестов, действительно сомневаться в своих магических способностях?

— Спасибо, — медленно произнесла она, словно ожидая, что вот сейчас он признается, мол, пошутил.

Уизли немедленно влез в разговор.

— Да мы все знаем, что у тебя получится, — проговорил он, бросая на Драко раздраженный взгляд. — Ты с первого курса пишешь экзамены по чарам на сто пятьдесят процентов. Ты разбираешься в них лучше всего.

— Не в них, — возразила Грейнджер, но уголок рта у нее дрогнул. — Вот в нумероло...

— Гермиона, заклинание нужно наколдовать правильно всего один раз, — сказал Поттер. — Для тебя это проще простого.

Грейнджер уже стала похожа на помидор.

— Ну, — она смутилась, но смотрела на книгу и явно сдерживала улыбку. — Я попробую, конечно же.

И так к их рутине добавилась грейнджеровская отработка заклинания Доверия. Днем она выходила на улицу и подолгу тренировала движения палочкой по часовой стрелке и против, шепча себе под нос цепочки формул.

Иными вечерами они собирались в гостиной и включали волшебное радио близнецов. Новостные выпуски вызывали все больше вопросов: в каждой программе повторялась идея, что Руфус Скримджер находится в долгожданном отпуске, что смерть Дамблдора связана с весьма сомнительной личностью Гарри Поттера и что сплоченность волшебников приобрела первостепенное значение. В разрозненных сообщениях слушателей сообщалось, что Темного Лорда видели в сотне мест по всей Британии. Этих испуганных людей затем успокаивали, излагая инструкции, распространяемые Министерством. Во многих случаях в них входило предложение шпионить за друзьями и соседями, чтобы убедиться, что они законопослушные граждане, а не подстрекатели и диссиденты, такие как неуравновешенный и подавшийся в бега Дедалус Дингл и так далее.

Одна из передач вызвала особенное возмущение Поттера, Уизли и Грейнджер: объявление, что Министерство выбрало Северуса Снейпа преемником Альбуса Дамблдора, Амикуса Кэрроу — новым преподавателем защиты от Темных искусств, а его сестру Алекто — преподавателем магловедения. Драко не сказать что удивился, но представлять, что сделают Кэрроу с непослушными студентами, ему не нравилось. Надеялся лишь, что друзьям хватит ума слушаться.

А занятия по окклюменции все продолжались. Драко не мог представить себе человека более неподходящего по складу характера для обучения этой дисциплине, чем Поттер, но к концу второй недели они добились хоть какого-то прогресса. Теперь, если Грейнджер давала Поттеру минуту форы перед тем, как наложить заклинание, ему удавалось кое-как побороть его спустя тридцать или сорок секунд легилименции. Такой уровень сопротивления оказался бы бесполезен при столкновении со Снейпом или Темным Лордом, которым на поиск нужных воспоминаний хватило бы пары секунд, но все же Драко поймал себя на том, что доволен постепенным прогрессом Поттера. В конце концов, того несколько месяцев учил сам Снейп, но ничего не добился.

В какой-то мере Драко ощущал себя так, будто они вернулись в Хогвартс: в углу кипело зелье, по расписанию шли уроки, по всей квартире-палатке были разбросаны справочники, и — самое главное — Грейнджер постоянно повторяла уже известную информацию.

— Фиделиус состоит из двенадцати заклинаний, — сообщила она как-то за ужином, — третье и девятое заклинания произносятся в обратном порядке, а для образов мыслей с четвертого по десятое требуются различные типы запоминания. Это и в самом деле невероятно сложное заклинание.

Драко же показалось, что предстоящие трудности ее даже раззадоривают.

— Так что, — спросил он, — кто из вас станет Хранителем Тайны?

Грейнджер уставилась на него в притворном удивлении.

— Я-то думала, ты сам вызовешься, Малфой.

Поттер фыркнул. Даже Уизли неуверенно улыбнулся.

— Да без проблем, — Драко шумно отхлебнул суп, — но только чтобы повеселиться, не пустив вас на порог.

— А вопрос хороший, — заметил Поттер. — Кого лучше сделать?

Над столом повисла тишина. Перспектива стать Хранителем пугала гриффиндорцев.

— Назначать Поттера будет глупо, — начал Драко. — Пожиратели будут этого ждать.

— Дамблдор был Хранителем Тайны, а это тоже очевидный выбор, — возмутился Поттер.

— Разумеется. Отличное сравнение. Ты же, как и Дамблдор, сразишь полдесятка Пожирателей за раз.

Драко думал, Поттер нахмурится или огрызнется, но тот призадумался. Затем откусил цветную капусту и выдал:

— Восьмерых, если повезет.

Это было неожиданно. У Драко вырвался смешок, Грейнджер с Уизли тоже рассмеялись, а после они вчетвером глупо улыбались, глядя в тарелки, и никто не решался посмотреть на соседей.

Грейнджер кашлянула и подняла голову.

— Если серьезно, вопрос был по делу. Пусть даже роль профессора Дамблдора была очевидна — его-то ведь все боялись. Гарри, у тебя нет такого преимущества.

Вновь пауза. Грейнджер с Поттером обменялись взглядами. И дружно посмотрели на Уизли.

— Я предлагаю тебя, дружище, — сказал Поттер.

Уизли был потрясен.

— Ч-что? Меня?

— Да, тебя, Рон, — улыбнулась Грейнджер. — Во-первых, половина Ордена — твои родные, да и ты все еще знаешь о волшебном мире гораздо больше нас с Гарри. Твои знания пригодятся, если нам когда-нибудь понадобится завербовать новых орденцев или бросить клич.

— Но... но я...

— Ты же не проболтаешься? — подначил Поттер.

— Заткнись, Гарри! Нет, конечно! — Уизли покраснел как рак. — Но... вы серьезно?

Рыжий выпрямился на стуле, словно кол проглотил. Былые признаки обиды и отчуждения враз истаяли. Его лицо светилось от гордости, будто ему только что вручили кубок по квиддичу, а не свалили ответственность, которая сделает из него несравнимо более ценного заключенного или мальчика для битья в глазах Пожирателей смерти.

Что-то вдруг сжалось в горле, и Драко вновь опустил глаза к тарелке. Аппетит пропал. Ощущения его посещали такие же, как на прошлое Рождество — неожиданное осознание своей молодости. Казалось, гриффиндорцы да и он сам притворяются, играют во взрослых и ответственность. Уизли не понимал, на что подписывается — не понимал же? Осознает ли он все последствия этого решения в каком-нибудь ужасном происшествии или вместе с Поттером и Грейнджер выйдет из ситуации невредимым, как им всегда удавалось?

Но... нет, подумал Драко. Невредимые — это не про них. Расщепленные воспоминания Поттера на уроках окклюменции показали как минимум смерть Сириуса Блэка, его родителей, Седрика Диггори. Кладбище, на котором Поттер тоже испытал на себе Круциатус. Грейнджер отослала своих родителей, сделав их незнакомцами, приняв вероятность, что может умереть, а они даже не будут о ней знать, а у рыжего двое братьев обзавелись шрамами. Так что гриффиндорцы не всегда выходили сухими из воды.

Драко оглядел остальных, троицу, которую долго и всей душой ненавидел, думая, как им больно и чем они рискуют. Рискуют глупо, наверное, но — не без причины. Задерживать на них взгляд стало тяжело.

Уроки окклюменции в тот вечер давались с трудом. Драко пребывал в мрачном расположении духа и чувствовал себя бесполезным, и они едва продержались час до того, как Поттер ушел спать, выдавив какое-то слабое оправдание, но явно испытывая болезненные ощущения в шраме. Вскоре за ним последовал и рыжий.

Драко опустился в кресло, Грейнджер сосредоточенно изучала один из своих учебников на диване. Он крутанул на мизинце серебряное кольцо с гербом Малфоев, размышляя о родителях. У матери и отца имелась дурная привычка молчать, если они беспокоились, или же говорить лишь рублеными фразами, граничащими с клише. Они редко ссорились, но если случалось, в поместье царила ледяная тишина, которая чувствовалась кожей, точно легкая тяжесть. Он отдал бы все золото на свете, лишь бы передать им хоть одно сообщение, что он в безопасности...

— Становится лучше, правда?

Драко поднял голову — на него смотрела Грейнджер. Он выпрямился в кресле, чувствуя себя неловко, гадая, долго ли она наблюдала, как он смотрит в никуда.

Он не стал уточнять ее слова. Знал, что она говорит об их совместной жизни вчетвером и она права. Стало действительно лучше прежнего. Поттеру по-прежнему было неловко, но, видимо, такая уж у него черта характера. Даже Уизли, казалось, иногда расслаблялся рядом с Драко или как минимум снисходительно его игнорировал. Смеялись же они вместе за ужином.

Драко пожал плечами.

— Ты помогаешь Гарри. На пятом курсе он ни за что не согласился бы, Снейп отбил у него все желание.

— Ага. Надеюсь, занятия спасут нас от смерти в собственных постелях.

— Я тоже надеюсь. — Грейнджер рассеянно водила пальцем по строкам. Он заметил, что наблюдает за ее движениями вдоль черных линий текста. — Интересно, вышло бы у меня с окклюменцией.

— Вряд ли, — отозвался Драко. — Не обижайся, но люди, которые постоянно чем-то озабочены, не особо предрасположены к окклюменции.

Он ожидал, что она возразит, но вместо этого ее губы тронула легкая улыбка. Она закрыла учебник и откинула голову на подушки.

— Ты говорил, тебя учила Беллатриса?

Драко кивнул.

— Когда?

— В конце прошлого лета. — Он и сам не знал, почему отвечает, просто было уже поздно, он устал, а ужин оставил после себя странные впечатления. — После того как мне дали задание.

— А ты... знал, что это значит? — голос Грейнджер зазвучал глуше, и Драко понял, насколько тихо было в палатке. — Когда тебе приказали убить Дамблдора?

Драко насмешливо хмыкнул.

— Ага. Естественно. Да все знали. Другие Пожиратели не затыкались, только и говорили, что давно хотели увидеть, как родителей поставят на место. Им было смешно.

— Смешно?

Драко повел плечами.

— Нас все ненавидели по той или иной причине. Но в основном это просто происходило не с ними. Все смешно, пока это происходит с кем-то другим. — Драко вновь стал крутить кольцо вокруг пальца. В черепе зародилась головная боль. — Весь год, — забормотал он, — я мечтал оказаться на той стороне, самому наблюдать и... и да, смеяться. Не то чтобы мне так уж нравилось смотреть, как мучаются другие, но если ты среди наблюдателей, значит, не повезло кому-то другому, — он помолчал. — Да, поначалу я считал себя особенным... Либо так, либо в чем смысл? Можно просто умереть.

Драко не был уверен, что говорит понятно. Вряд ли ему удалось так уж хорошо описать прошлый год, но в том и проявлялась особенность кошмаров. С ними никак не сладишь.

Драко взглянул на Грейнджер, у которой на коленях лежал фолиант. Она выглядела неуверенной, пораженной, если не чрезвычайно удивленной, и он вдруг почувствовал себя старше и каким-то испачканным, будто бы она была чистой, а он открывал ей нечто ужасное о мире. Возможно, он сказал лишнего и встревожил ее.

Возможно, она перескажет разговор Поттеру и Уизли. Еще пару недель назад он бы с уверенностью заявил, что так и будет. Теперь же почему-то не был так уверен.

Драко никогда не делился этим с Пэнси. А ведь она спрашивала. Он же хотел, чтобы Пэнси и дальше смотрела на него по-прежнему, будто на какую-то драгоценность, которую стремилась удержать в руках. Грейнджер смотрела на него так, будто могла вскрыть его взглядом, будто ей этого хотелось. Даже сейчас, пусть она была напугана, ее глаза не утратили твердости.

— Ты иногда вздрагиваешь, — заметила она. — Когда кто-то достает палочку. Это потому, что?..

Пэнси такого не сказала бы.

— Только дважды, — ответил Драко, поднялся и ушел в спальню.

* * *

До появления Гильдии старьевщиков в Косом переулке оставалось меньше недели, и Гермиона решила, что пора по-настоящему попробовать наколдовать заклинание Доверия. Они все еще не придумали, где можно организовать новую штаб-квартиру, но было жизненно важно довести каждую деталь заклинания до совершенства, поэтому Гермиона хотела попрактиковаться раньше, а не ждать критического момента.

Они огородили небольшой участок леса, на который нужно навести Фиделиус, и составили план. Гарри будет стоять на этой территории, пока Гермиона будет накладывать чары на Рона, посвящая его в Хранители Тайны. Если все пойдет по плану, Малфой не увидит Гарри, а Гермиона не сможет сообщить Малфою его местонахождение. Им нужно будет провести несколько тестов: Гарри выйдет за границу, а та должна быть проницаемой, но неопределяемой; Малфой попытается аппарировать в пределы ограниченной площади, а это должно быть невозможно. Затем Рон поделится тайной с Малфоем — так они убедятся, что местоположение передается от человека к человеку как полагается.

Тем утром Гермионе не сиделось на месте. Она знала, что зачаровывать придется ненастоящую штаб-квартиру и нет никаких рисков, но не могла отделаться от ощущения, будто стоит в коридоре перед СОВ по чарам, мысленно перебирая ответы и волнуясь, что возникнет какая-нибудь непредвиденная проблема.

У нее были заготовлены листы пергамента и стенограммы, шаг за шагом описывающие процесс наложения чар. После обеда они пришли к заготовленной территории. Малфой прислонился к дереву, а Гарри уселся в пределах веревки, которую наколдовали в качестве ограничителя. Гермиона встала лицом к Рону, который выставил перед собой ее записи.

— Все получится, — подбодрил он. Она постаралась улыбнуться, но его слова не успокоили нервы. Они соскочили с лестницы ее чувств, как заверения Гарри и Рона во время экзаменов, что она все сдаст на отлично.

Глубоко вздохнув, Гермиона подняла палочку и начала.

При первой попытке она ошиблась в слоге в первой из двенадцати формул.

При второй и третьей попытке она заикнулась на пятой и одиннадцатой формуле соответственно.

При четвертой попытке ее разум на секунду сбился с требуемого для седьмой формулы образа мышления (воспоминания, которое вызывало сильное и непоколебимое ощущение безопасности).

Так продолжалось раз за разом. Число попыток достигло двух десятков, затем четырех, и с каждой новой неудачей Гермиона чувствовала, что глубже и глубже погружается в один из своих старых кошмаров. На пятом курсе месяц за месяцем вплоть до СОВ она просыпалась среди ночи насквозь промокшая от пота, веря, будто только что вошла в экзаменационную и обнаружила, что забыла выучить самый важный раздел конспектов — и тогда весь ее мнимый потенциал, ее мнимые незаурядные способности останутся нереализованными, ее не допустят к ЖАБА, о карьере можно будет забыть, разочарование родителей помножится на удивление друзей и мстительное удовлетворение врагов, и остаток жизни она проведет в сожалениях.

Через полчаса Гарри предложил сделать перерыв. Рон поддержал затею, сказав, что ей всего-то надо прогуляться и чуть позже попробовать еще раз.

Малфой наблюдал за ней со своего места. Он ничего не сказал, но Гермиона чувствовала, что он удивлен увиденным. Она поймала себя на мысли о его словах: «Когда это у тебя не получалось заклинание?», и от этого узел в животе скрутился лишь сильнее. С каждой неудачей она провозглашала себя неумехой. Даже Драко Малфой считал, что она способна сотворить любое заклинание — что у нее сильные магические способности. Но он ошибся. Все ошиблись.

Гермиона отдохнула и прошлась, но это не помогло. Спустя часа три они оставили это занятие. У Гермионы свело горло, а глаза горели. Она много раз думала, что прочитала все правильно, но заклинание так и не сработало.

— Простите меня, — Гермиона не осмеливалась посмотреть мальчишкам в глаза. — Я только потратила ваше время.

— А до этого мы что, занимались чем-то полезным? — поинтересовался Малфой. Гермиона окинула его взглядом. Теперь он сидел в корнях дерева, на его серебристые волосы разрозненно падали солнечные лучи, что проходили меж ветвями.

Гарри вышел за пределы веревки.

— Гермиона, ничего страшного. Всем нужно практиковаться.

— Вот именно, — поддержал Рон. — Мы затем и пришли — тренироваться. Помнишь, в прошлом году мы думали, что от нас в квиддиче мокрого места не оставят? Но мы тренировались каждый вечер, даже когда чувствовали себя полными чайниками, и все получилось.

Гермиона кивнула, не желая сообщать Рону, что Фиделиус ничуть не похож на квиддич. Результат зависел не от командной работы — лишь от нее самой. Казалось, вот неоспоримое подтверждение ее давним страхам: что она не талантлива, а просто неглупа для своего возраста; что она совсем не одаренная и уж точно не обладает настолько блестящим умом, чтобы опровергнуть чужие ожидания от нее, как от девушки, маглорожденной и самой себя. Этого оказалось мало. Она не справилась. Если бы только нашелся способ превзойти себя... если бы...

А способ имелся.

Гермиона втянула воздух, чувствуя себя идиоткой, ведь не подумала об этом раньше.

— Диадема!

Рон тут же просиял:

— Вот оно, Гермиона! Попробуй с диадемой. Ты уже подготовилась. Зуб даю, с ней у тебя все получится.

Гарри поспешно вернулся в обозначенную область, а Гермиона выудила диадему из сумочки. Едва та оказалась в ее руках, Гермиону охватило чувство безопасности, а когда она надела тиару, то будто бы стала легче и на несколько дюймов выше — все равно что воспарила над лесным покровом.

«Глупо было не задействовать диадему с самого начала», — произнес плавный холодный голос в голове. Без диадемы она глупила, допускала промахи. Без диадемы она ошибалась и была заурядной, всего-навсего человеком. С тиарой же — несравненно сильнее.

Гермиона вскинула палочку, пробежалась по записям и заговорила.

Необычайная ясность сознания поначалу принесла ей облегчение и уверенность. Однако с каждым новым произнесенным слогом эта ясность все сильнее проявлялась другим эффектом. Гермиона начала замечать в своей речи малейшую оплошность, все звуки, не дотягивающие до стандарта. Исправлять нужно было не только лишь один маленький изъян. Произношение хромало от первого до последнего слова, движения палочки выходили неточными на несколько градусов. Диадема помогала лучше сосредоточиться на воспоминаниях, но им по-прежнему не хватало движущей силы, какую Гарри черпал для Патронуса.

Даже не закончив заклинания, Гермиона опустила палочку.

— Почему ты остановилась? — удивился Рон. — Отлично же выходило!

— Нет. Ужасно. Я даже близко не подошла. Нужно заниматься и заниматься. Соберемся в другой раз, а пока я потренируюсь одна.

Гермиона забрала у него конспекты и вернулась на полянку, где прежде тренировалась. Диадема оставалась у нее на голове.

Два часа пролетели как две минуты. Она испробовала парочку других заклинаний из расширенного курса, в которых использовались похожие техники, что и в Фиделиусе, оттачивая способность вызывать нужные воспоминания, разрабатывая артикуляцию, запоминая положение губ, мягкого неба и челюсти, чтобы в тандеме они рождали верные и необычные слоги. Слова заклинания имели не привычное латинское происхождение, а брали начало из утраченного языка. Однако с диадемой Гермиона училась точности и совершенству. Все становилось на свои места с той скоростью и эффективностью, которые ассоциировались у нее с первым курсом в школе: шок и чистый восторг от возможности взмахнуть палочкой и отправить перышко в полет — наперекор магловским верованиям. И вправду, подумала она, существует ли большее благословение, чем находиться вдали от влияния маглов? Разве не с облегчением оказалась она в мире волшебников, столь замечательных и особенных, какой была и сама Гермиона? Разве не с радостью смахнула скучный, примитивный покров своего происхождения?

— Как прошло? — спросил Гарри, когда Гермиона нырнула в палатку, прежде спрятав диадему в сумочку.

— Отлично! — Она испытывала какое-то пьянящее чувство. Последние часы почти стерлись из головы: у нее не выходило вспомнить ни что она колдовала, ни о чем думала, но сохранилась убежденность, что она продуктивно провела время, будто закончила эссе длиной четыре фута для профессора Флитвика.

Это крестраж, неустанно напоминала себе Гермиона, нося диадему. Крестраж. Но напоминание было сплошной формальностью. Да, диадема таила в себе темную магию, но ведь и из нее можно извлечь пользу. Диадема... ей одиноко, подумалось Гермионе, и пусть странно было приписывать чувства предмету, она знала, что это правда. Диадема желала помочь. Она ведь уже помогла. И способна на большее.

— Знаете, я тут подумала, — Гермиона присела за обеденный стол. — Давайте каждый примерит диадему.

Рон, помешивающий доходящую в сковородке зеленую фасоль, рассмеялся:

— Гермиона, не в обиду сказано, но у меня не получится Фиделиус, хоть с диадемой, хоть без.

— Не для этого. Просто кто знает, что можно было бы узнать о крестражах, если бы каждый из нас мог размышлять логично, с ясной головой.

Гарри задумался и только потом ответил:

— Я так понимаю... с тобой все хорошо? То есть это не как с Джинни и ты не... не знаю, не начинаешь от нее зависеть?

— Я от нее не завишу, — поспешно возразила Гермиона. — Я вообще две недели о ней не вспоминала. И не трогала ее до сегодняшнего дня.

Гарри с Роном переглянулись, пожали плечами.

— Ну ладно, — отозвался Рон. — Возражений нет. Напяль диадему, подожди, стащи.

— Я не знаю, — произнес Малфой.

К нему обратились взгляды всех присутствующих. До этого он лежал на диване в гостиной и читал, но теперь сидел, с прищуром глядя на бисерную сумочку.

— Почему нет? — уточнила Гермиона.

— Я... не знаю, — повторил он.

— Испугался диадемы, Малфой? — фыркнул Рон.

Щеки Малфоя окрасились розовым, и он поднялся с дивана.

— Да, Уизли, я не в восторге от предмета с частичкой души Темного Лорда.

Гермиона поторопилась задавить спор в зародыше.

— Я понимаю, что это опасно, — однако на этих словах ее посетило странное ощущение, словно она читает заученную роль. — Понимаю, что это крестраж. Но нам нужно брать во внимание общую картину. Если диадема поможет найти остальные крестражи, то необходимо ей воспользоваться. Сейчас это самое лучшее наше орудие.

Малфой рассматривал ее лицо. Гермиона не знала, что он ищет, что хочет увидеть, но, встретившись с ним взглядом, она встряхнулась, очнулась, точно впервые пришла в себя с тех пор, как надела диадему.

Все эти дни при разговорах с Малфоем ей вспоминалось, что он сказал в ту ночь, когда Гарри и Рон рано ушли спать. Из головы не выходила краткая безжалостная характеристика его мышления на протяжении прошлого года: «Если ты среди наблюдателей, значит, не повезло кому-то другому».

И это его «только дважды», словно бы испытать Круциатус каких-то два раза — мелочь, и такой поворот событий стоило принимать с огромной благодарностью.

Она исподволь ждала, что он разозлится на нее за вопросы или позже начнет сторониться, ругая уже себя. Но Малфой вовсе не упоминал о том вечере. Иногда ей казалось, что он общается с ней другим тоном: возможно, меньше тянет гласные или — чуть более доверительно. Будто бы хочет рассмешить ее своими шутками.

Гермиона ни слова не передала Гарри и Рону. Делиться с ними показалось неправильным, а позже, когда она смотрела на Малфоя, у нее в груди возникала странная тяжесть. А сам он рассказывал кому-то о том же? Вряд ли Крэббу, Гойлу или своим друзьям со Слизерина — Малфою нравилось пускать пыль в глаза, создавать впечатление, что все в его власти. Но значило ли это, что она единственная в мире, помимо Пожирателей смерти, знала, что его пытал лорд Волдеморт?

— Мы осторожно, — пообещала Гермиона. — Очень осторожно. Можем засечь время. Минут десять, и хватит.

Спустя долгое время напряжение с его лица ушло, и он пробормотал: «Хорошо».

Так что после ужина они устроились в гостиной и начали передавать диадему от человека к человеку. При виде диадемы в чужих руках Гермиону кольнула ревность, но она быстро подавила ее. Сама ведь это предложила.

Первым стал экспериментировать Рон. Он надел диадему и закрыл глаза. Сапфиры резко контрастировали с его ярко-рыжими волосами. Он сложил пальцы в жесте, которым изредка сопровождались его размышления, как лучше поставить сопернику шах и мат.

Минуты через три он сдавленно засмеялся и поднял веки.

— Ух ты! Ничего подобного еще не испытывал.

Гермиона рьяно закивала.

— Вспомнил что-нибудь новое?

— Нет. На мою память диадема никак не повлияла.

— К-как нет? — не ожидала такого Гермиона. — С диадемой я вспоминаю, что писала в контрольных четырехлетней давности.

— Ну, это ты, — Рон покачал головой. — Я чувствую себя так... не знаю, будто я в тысяче миль отсюда.

— В тысяче миль? — не понял Гарри. Малфой, сидя в кресле, безмолвно наблюдал за происходящим с выражением непроходящего недоверия на лице.

— Ага. Как будто смотрю сверху вниз и вижу, как двигаются фигурки. — Он пожал плечами. — Как в шахматах. Все же сходится: регистрация статуса крови в Хогвартсе и то, что слышно по радио... Таким и будет их следующий ход, разве нет? Убедить всех, что статус крови имеет значение на официальном уровне, а затем протолкнуть эту политику в Министерство. Вероятно, придумают повод регистрировать всех, а не только студентов. И раз Гарри у них — козел отпущения, они намекнут, будто Дамблдор одобрил бы такие нововведения. Они дурят всем головы.

Гермиона кивнула. Теперь, когда Рон все разложил по полочкам, казалось совершенно очевидным, что Пожиратели смерти последуют именно такому плану.

— Но каким будет наш ход? — спросил Гарри. — Как нам их остановить?

Рон покачал головой.

— По-моему, мы делаем все возможное, дружище. Нам надо заниматься заданием Дамблдора. На стороне Пожирателей все Министерство. Их слишком много, чтобы выступить против них напрямую. Нужно найти крестражи — так мы поставим шах и мат.

Гарри вздохнул.

— Ладно. Давай, я следующий.

Рон неохотно снял диадему и передал ее Гарри, и тот, набросив крестраж на растрепанную черную макушку, принялся дожидаться какого-нибудь результата.

— Ну? — не утерпел Малфой спустя несколько долгих минут.

— Годрикова Впадина, — произнес Гарри.

— Что? — изумилась Гермиона.

— Я... просто хочу туда отправиться. Не знаю. Не могу объяснить. Я и так хотел туда попасть, но из-за диадемы хочу этого еще сильнее. — Гарри обвел всех взглядом. — Думаете, она пытается мне что-то сказать?

Гермиона нахмурилась.

— Диадема работает не так.

Рон повел плечами.

— Наверное, говорит твоя интуиция.

— Интуиция? — повторила Гермиона. — Но интуиция не... не...

Лицо Гарри принимало упрямое выражение.

— Гермиона, ты сказала ее примерить, и я примерил, и вот результат. У меня ощущение, что нам нужно туда. Смотри, о мече говорилось в завещании Дамблдора, а я прочитал в статье Скитер, что директор родился в Годриковой Впадине.

— Да, — отмахнулась Гермиона, — но никто из его семьи уже сто лет там не живет. Меч некому было бы передать.

— Но других-то зацепок у нас нет, — измученно вздохнул Гарри. — Так почему бы не наведаться?

Гермиона прикусила губу.

— Потому что нас могут поджидать там, Гарри! Пожирателям известно, что как минимум мы с тобой в бегах. Идти в деревню, к которой имеешь отношение и ты, и Дамблдор? В место, где... где похоронены твои родители? Тебе не кажется, что именно там-то на тебя устроят засаду?

— Может, поэтому мне кажется, что нужно пойти, — упорствовал Гарри. — Слушай, кто-то же забрал завещанные Дамблдором предметы из Министерства, значит, кто-то нам помогает. Как знать, вдруг этот человек ищет место, куда мы можем пойти?

Этот довод заставил Гермиону призадуматься. С такого угла она ситуацию не рассматривала.

Гарри почувствовал ее колебания и накинулся на Рона с Малфоем:

— А вы что думаете?

Ни один из них не горел желанием делиться мыслями.

— Я... ну, опасно-то везде, да? — нерешительно ответил Рон. — Можно попробовать.

— Я воздержусь, — сказал Малфой.

— Так нельзя, — возразила Гермиона.

— Можно! — обрадовался Гарри. — Два против одного, Гермиона. Отправимся завтра.

— Ладно, — она вздохнула, а Гарри, сняв диадему, бесцеремонно бросил ее Малфою.

Тот успел ее поймать. Покрутил несколько раз, изучая, но все-таки надел — с опаской. Изящно выполненное украшение придавало Малфою эльфийский вид.

Гермиона гадала, что происходит у него в голове. Похоже, диадема влияла на всех по-разному. Что же она откроет в Малфое?

В его глазах присутствовала необычайная сосредоточенность, напоминавшая концентрацию Гарри на уроках окклюменции. Интересно, не распространялись ли способности Малфоя еще и на легилименцию? Читал ли он сейчас их мысли? Гермиона знала: чтобы помешать ему погрузиться в ее разум, ей следует отвести взгляд, но вместо этого поступила наоборот, со странным нетерпением дожидаясь, когда его глаза оставят Гарри и Рона и обратятся на нее. Он ведь поделился с ней мыслями и воспоминаниями, чего она и вообразить прежде не могла.

Однако, едва он встретился с ней взглядом, Гермиону затопила волна паники. Нет. Кое-что она хотела сохранить в тайне. Как плакала из-за Рона и Лаванды. Как без сна лежала в постели на втором курсе, думая о слове, которым назвал ее Малфой на поле для квиддича. Как без сна лежала буквально на прошлой неделе в этой самой палатке, вспоминая застывшее лицо Малфоя и его слова: «Либо так, либо в чем смысл? Можно просто умереть».

Гермиона отвернулась, сердце колотилось как бешеное, вспотевшие ладони покалывало.

Спустя еще мгновение Малфой снял диадему.

— Ну как? — спросил Гарри. — Было что-нибудь?

— Ничего полезного. — Малфой протянул крестраж Гермионе и поднялся. — Я спать.

* * *

Следующим утром они аппарировали за пределы Годриковой Впадины, чтобы зайти в деревню, не привлекая внимания. После перемещения еще час потратили на трансфигурацию внешности. Поначалу они планировали притвориться семьей, что решила выбраться на природу, — минимум подозрений, — но ввязались в нелепый спор, кто будет родителями, а кто — детьми.

— Тебе придется быть матерью семейства, — сказал Гарри Гермионе.

— В семье может быть два отца, — возразила она. — Или две матери.

— Хм-м, — протянул Рон, широко улыбаясь. — По-моему, ты выкручиваешься, чтобы не «рожать» двоих из нас.

— И вообще, — Гермиона заговорила громче, — два отца лучше, потому что нам не придется имитировать родственное сходство, то есть и изменений будет меньше.

— Мерлин, и вот из этого мне выбирать? — сморщив нос, Малфой оглядел Гарри и Рона. — Может, я буду приемным ребенком или еще кем?

— Можешь быть почтовой совой, — предложил Рон.

В конце концов они забросили идею разыгрывать семью и просто сошлись на том, что трансфигурируют себя до неузнаваемости.

Когда они вошли в деревню, стоял прохладный день, небо закрывал слой белых облаков. В августе на улицы Годриковой Впадины высыпали семьи, многие прогуливались по живописной площади в центре деревни. Стайки смеющихся детей, вырвавшихся из-под присмотра родителей, гонялись друг за другом по узким извилистым улочкам. Деревня оказалась красивым местом. Гермиона старалась не смотреть на Гарри слишком уж пристально. Его задумчивый взгляд то и дело уводило на детей. Она знала, что он думает о потерянном детстве, о жизни, которую мог бы прожить, если бы не Волдеморт.

По дороге к церкви Малфой остановился и повернулся в сторону одного из переулков. Он ничего не сказал, но они все посмотрели в том же направлении.

Гермиона тоже это увидела. В конце линии крупных симпатичных коттеджей виднелись обломки, которые проходящие маглы, похоже, не замечали. Наполовину снесенная, часть верхнего этажа была открыта всем ветрам.

У Гарри, кажется, перехватило горло. Его просто понесло к дому, словно магнитом, и все последовали за ним.

Они остановились перед заросшей живой изгородью и древними воротами. Гарри протянул руку, не отдавая отчет движениям, и погладил ворота. В следующее мгновение возникла деревянная вывеска с золотыми буквами. Они гласили:

Здесь в ночь на 31 октября 1981 года

были убиты Лили и Джеймс Поттер.

Их сын Гарри стал единственным волшебником в мире,

пережившим Убивающее заклятие.

Этот дом, невидимый для маглов, был оставлен

в неприкосновенности как памятник Поттерам

и в напоминание о злой силе,

разбившей их семью.

Вокруг мемориальных строчек доска была сплошь исписана пожеланиями: «Удачи тебе, Гарри, где бы ты ни был!», «Да здравствует Гарри Поттер!». Гарри провел рукой по буквам. По его губам расползалась улыбка, пока он просто не засиял.

— Подожди-ка! — на Гермиону снизошло озарение. Она достала палочку — похоже, никто из маглов их больше не видел, раз они оказались в непосредственной близости от дома — и коснулась вывески. — Апарекиум!

Послышались четыре резких вздоха: в нижнем углу доски появилась выведенная от руки строчка:

Вернись туда, где сохранил жизнь

— Сохранил жизнь? — повторил Малфой.

Рон хмурился.

— И что это значит?

— Наверное, это для меня, — пробормотал Гарри.

Взгляд Гермионы соскользнул с вывески на разрушенный коттедж.

— Да, — тихо согласилась она. — Думаю, ты должен туда пойти, — она указала на разрушенный угол коттеджа, на руины комнаты, видимые лишь частично, куда шестнадцать лет назад ударило отраженное Убивающее заклятие. — Посмотри, Гарри. Место, в котором ты выжил.