Цвета радуги (джен)

После разговора с Волдемортом Гарри было о чем подумать. Орденовцы во главе с директором его не тревожили, так что свободное время у парня было. И Поттер размышлял о своем шраме. Естественно, это его тревожило больше всего.

По всему выходило, что магия Темного Лорда в его голове — не что иное, как крестраж. Об этом говорила и связь между ним и всеми остальными крестражами, и следы ритуала в Годриковой лощине. Теперь была понятна и непонятно откуда взявшаяся способность к парселтангу. И теперь Гарри думал — избавляться ли ему от этого весьма опасного соседства. Что, если его магия и разум так сильно переплелись с крестражем, что при извлечении последнего сам Гарри окажется или сквибом, или, что еще хуже, идиотом. То есть бессрочным пациентом Святого Мунго. И тут его декан вызвал к себе на разговор.

Заперев комнату всеми известными Поттеру, а также парочкой непонятных, способами, зельевар обратился к удобно устроившемуся в кресле с чашкой чая подростку:

— Гарри, мне нужно с тобой серьезно поговорить.

— Слушаю, мастер.

— Темный Лорд уже рассказал тебе о крестражах?

— Откуда вы… — в замешательстве чуть не поперхнулся чаем Поттер.

— Неважно. Важно то, что ты уже знаешь. Дамблдор тебе этого не расскажет еще очень долго, уж не знаю, на что он надеется. Неужели на русский Авось?

— Но откуда ВАМ о них известно? Том сказал, что никто из его подручных не знает…

— Значит, ты не отрицаешь факта, что у вас с Темным Лордом состоялся вполне мирный разговор?

Далее последовала нецензурная ругань в исполнении Поттера, понявшего, что так глупо прокололся. Но неужели Снейп был в курсе всего? И благодаря кому Том теперь обладал телом?! «Придется снова обливиэтить…»

Попытка не удалась. Только он об этом подумал, как оказался связан.

— Гарри, не пытайся сопротивляться. Я понимаю, что эти веревки тебя не удержат, так что единственный способ тебя утихомирить — это вырубить. Пожалуйста, не заставляй меня это делать.

После этой тирады Поттер забыл обо всех попытках освободиться. Он просто уставился на профессора. Северус Снейп только что ВЕЖЛИВО ПОПРОСИЛ?!

Видимо, Северус был доволен произведенным эффектом, а потому расслабился и заговорил снова:

— Поверь, Гарри, мне тоже неприятна эта ситуация. Но так нужно. Кстати, твоя прошлая попытка стереть мне память была несколько… неудачной. Ты старался, не скрою, и мог мне просто выжечь мозг, при желании. Но не забывай, кто тебя учил лигилименции.

— Значит, вы знаете. Все? И мое отношение к Тому?

— Как ни прискорбно, да. Не сказать, что я одобряю некоторые твои… поступки. Но могу их объяснить.

— Я тоже могу.

— Тогда давай выслушаем сначала твое мнение.

— Все началось с чтения книжек о падении Лорда. О том, что он бесследно исчез, и все такое… Я тогда впервые усомнился в том, что Волдеморт исчез навсегда. А потом на первом курсе я буквально увидел его и понял, что возвращение Тома — дело времени. С его знаниями и жажде жизни найти способ вернуть тело — не проблема.

— И ты решил, что лучше ты будешь при этом ему другом, чем врагом?

— Не другом. Союзником. Хотя бы.

— Ясно. И как ты только договорился с ним?

— Всего лишь показал, на что способен. Помните, как директор с вами и МакГонаггл прибежал к Квиреллу? Это мы баловались.

— Да, это было занятно. Значит, вы там перебрасываетесь Авадами, а Дамблдор верит в сказочку про вампира… Кстати, я потом проверил палочку Квирелла. На ней было три Авады. А защита зафиксировала четыре… Покрасоваться решил?

— Это вообще не я… Ну ладно, я это. Но это оказалось верным! После моей беспалочковой Авады Том сразу признал мои способности!

— Беспалочковой, значит, ну-ну, — пробормотал Снейп, а потом громче сказал, — Понятно. Ты стал ему союзником, и вовремя подсуетился с камушком, облапошив Альбуса — тот до сих пор уверен, что ты геройски разбил камень. Но ты сам осознаешь тот факт, что помог возродиться убийце твоих родителей?

Наступило молчание. Поттер несколько раз хотел что-то сказать, но слова застревали в горле. Он отвернулся и глухо произнес:

— Я понимаю это. Да, я бесчувственная сволочь. Что же мне теперь, Аваду в висок пустить?

— Гарри, — как можно мягче сказал Снейп (у него получилось вполне ничего, как ни странно), — я понимаю тебя. — Поттер при этом резко обернулся к нему, — Да, понимаю. И нечего скалиться. Крестраж в твоей голове — вот причина твоей бесчувственности. Ты слишком рано познал боль и унижение, а потому злоба и расчетливость Тома пустила корни в твою душу. Теперь частичка Темного Лорда — уже часть тебя, и с этим уже ничего не поделаешь.

Гарри сидел, словно оглушенный. Разумом он понимал, что Снейп был прав. Но верить в то, что его эмоции, размышления, а возможно и магические способности — не его, было слишком тяжело. Он осознавал, что через некоторое время и сам бы додумался до столь очевидного, но одно дело — понять самому, и совсем другое — услышать от другого.

— И как мне с этим бороться? Как извлечь этот чертов крестраж?

— Теперь уже никак. Только смерть теперь разлучит вас, как говорят маглы. Да, смерть.

— Ну точно, Аваду в башку. Профессор, убейте меня тут же.

— И попаду в Азкабан? Не думаю, что директор поверит в вашу жертвенность. Не после того, как вы попали в Слизерин, мистер Поттер, — язвительность снова вернулась к Мастеру Зелий. Гарри хмыкнул.

— Тогда я пойду, профессор? У меня есть, о чем подумать.

— Идите.

* * *

После того разговора прошла неделя. Гарри все чаще ловил себя на размышлениях о том, что бы он говорил и делал в той или иной ситуации, не будь на его лбу шрама. Он пытался вспомнить, каким он был в детстве. Он не был сторонником аутотренинга и самокопания, но сведения, буквально вылившиеся на его голову при содействии декана, делали свое дело. Казалось, он всегда был таким, как сейчас — моментально повзрослевшим подростком. Даже в семь лет. Значит, копать нужно было глубже, или не копать вовсе — в самом деле, объяснения Снейпа были конкретны и не оставляли места для сомнений. Крестраж был его частью, и если Том все же умрет — то умрет вместе с ним. В так случае пророчество исполнится. «Кстати, понимать пророчество можно по-разному. И ни один не успокоится, пока жив другой. А если вместо “успокоится” взять “упокоится”, то есть помрет? Получается в итоге, что либо оба мы живем, либо вместе умираем. Прелестно», — размышлял Поттер.

Потом он вспомнил про дневник. Как крестраж Тома оказался у младшей Уизли? В том, что это был именно крестраж, Гарри уже не сомневался. Нужно было уничтожить его, или оставить как есть, а потом передать Волдеморту? Гарри уже сомневался в своих планах насчет Тома. Поттер буквально разрывался на части и нервничал. Это уже начали замечать окружающие. Еще бы, если довольно общительный и доброжелательный до этого парень, имеющий приятелей на всех факультетах, вдруг начинает огрызаться и язвить по поводу и без не хуже Ужаса Подземелий (в народе известном как Северус Снейп). И тут ему пришла в голову мысль, простая настолько, что он еще удивился, как не подумал раньше об этом. Если он хочет избавляться от Тома — ему нужно к Дамблдору. И наоборот. Но ни в коем случае не торопиться.

В субботу, его любимый день для таких дел, сразу после завтрака он подловил директора и напросился на разговор. Ему практически не пришлось играть — он и в самом деле хотел того, о чем говорил. Так что поверхностная лигилименция в исполнении директора ему не помешала.

— Профессор, я по поводу Того-Кого-Нельзя-Называть.

— Да, мой мальчик?

— Все говорят, что вы единственный, кого боится В..Волдеморт.

— Они преувеличивают, Гарри. Я ведь могу называть тебя «Гарри»?

-Конечно, профессор.

— Так вот, Гарри. Страх перед именем, который ты, как я вижу, доблестно преодолел, делает самого Волдеморта только сильнее. Лишь услышав о нем или, не дай Мерлин, увидев его, люди теряются и ударяются в панику, от чего у него просто не остается достоянных противников. Всех иных он, как ни прискорбно, уничтожил, и твои родители были в их числе. Но он все же является очень серьезным противником, равных которому очень мало.

— А вы, профессор? Вы ведь победитель Гриндевальда? — невинно поинтересовался Гарри.

— Должен признать, Волдеморт немного, но сильнее Гриндевальда. И гораздо более жестокий и безжалостный.

— Но я думал, именно Гриндевальд руководил Германией во Второй Мировой?

— Да, это так. Но если бы вместо него был Волдеморт, я даже не берусь предположить, что бы сейчас было. Да и к тому же я сейчас уже не тот, что был в молодости.

— Так что же, победить Волдеморта некому?

Директор перестал улыбаться. И даже словно постарел на десяток лет.

— Гарри, я хотел бы этот разговор продолжить через пару лет.

— Хорошо, директор.

— Но помни, Гарри, и никогда не забывай — именно ты остановил его тогда, а потому он будет охотиться за тобой. Я очень не хотел тебе этого говорить, но твой факультет… Ученики, с которыми ты учишься и спишь в одной спальне, проводишь с ними свободное время, дети последователей Волдеморта. Я не прошу тебя сторониться их — но предостерегаю от безоговорочного доверия им. Помни — не доверяй никому, кроме самого себя.

— Так же говорит и профессор Снейп. И я убедился в этом на Рождество.

— А мистер Грюм, если помнишь, добавляет «Постоянная бдительность!», — улыбнулся Дамблдор.

— Я запомню, директор. Ну, я тогда пойду?

— Иди, мой мальчик.

* * *

Гарри почти начал верить, что директор такой добрый, розовый и пушистый. Если бы не знал, что именно он засунул его к Дурслям и ни разу не побеспокоился проведать мальчика. Но при этом, Поттер сильно подозревал, что при осознании своей темной стороны он начнет по иному относиться к директору. И в данный момент он не зарекался ни от чего.

Так как директор ни словом не обмолвился о крестражах, что было неудивительно, Гарри решил подсунуть ему дневник Тома «случайно». А так как Снейп был, по всему выходило, на его стороне, он отправился снова к своему декану. Тот нисколько не удивился ни просьбе, ни самому крестражу, чем вызвал еще порцию подозрений — зельевар знал обо всем этом заранее, и довольно подробно. О чем Гарри и не преминул заявить. Каково же было его удивление, когда тот не стал оправдываться, а выложил как на духу — да, он знал! И откуда же, думаете? Северус сам себе об этом и сообщил, незадолго до первого курса Гарри Поттера. Бред!

Оказалось все просто, но в то же время запутанно. Шестидесятилетний Снейп в компании с тридцатипятилетним (ну или около того) Поттером сварганил некое устройство, представляющее магловский таймер, механический поворот и маховик времени с ящичком для письма. Затем написал это самое письмо самому себе и отправил в прошлое, где и предупредил о странностях Поттера (но «забыл» написать о его способности «видеть» магию — конечно, он не мог пойти против истории, и если уж получил такое письмо в прошлом, разве он мог написать иначе?), а также о крестражах, причем всех, о возрождении Лорда со строгим наказом не вмешиваться. И еще кучу лишней и крайне полезной информацией. Письмо было выучено наизусть и уничтожено, само устройство разобрано, а маховик вернулся на свое законное место в Отделе Тайн. Поттер все это слушал с открытым ртом, однако все вставало на свои места, и это устраивало парня — Гарри не любил, когда что-то оставалось тайным и неясным. Вполне обоснованное и обычное желание, на самом деле.

Итак, раз Снейп все знал, зараза такая, значит, он знает и то, чем все закончится. Оказалось — нет. Старший Северус об этом написать «забыл». И о том, умрут ли Волдеморт и Дамблдор, тоже ни слова. Только то, что сам Поттер был к тому времени жив. Обнадеживающий факт. На невинный вопрос Поттера о неком «запросе» в будущее, Снейп ответил категорическим отказом — в письме были на этот счет вполне конкретные указания. Гарри оставалось лишь разочарованно вздохнуть.

Снейп же и забрал у Поттера дневник. Через неделю он сообщил о благополучном исходе операции «Конец тетрадке». Профессор подкинул дневник обратно Джинни Уизли, предварительно просмотрев ее воспоминания и внушив ей, что дневник — абсолютное зло и нужно отнести его к директору. Также он определил, что крестраж у нее обнаружился летом, после посещения Косой Аллеи, во время которой единственный, кто мог ей его подкинуть, был не кто иной, как Люциус Малфой. И когда Волдеморт узнает о судьбе его крестража, мало Малфою-старшему не покажется. Собственно, судьба дневника была незавидной — крайне обрадованный Дамблдор не мудрствуя лукаво спалил его в Адском Огне. Штука крайне опасная и практически неуправляемая, но чертовски надежная.

Поттер узнал о проколе Малфоя и подумал — если помочь ему в этом деле, будет очень хорошо, к тому же он был ему должен за осколок чудо-зеркальца, которое, кстати, на рождество вернул. Гарри написал ему письмо с туманным намеком о случившемся. И предложил ему выход — ранее был аврорский обыск в Малфой-меноре, а о том, что они что-то умыкнули, но почему-то не сообщили ни ему самому, ни в министерство, а отдали сразу же директору Хогварца, потому что среди Авроров был некий Артур Уизли, Малфой узнал только сейчас. Через неделю Люциус прислал письмо, в котором благодарил за своевременный совет и свою спасенную шкуру — по словам Малфоя, Темный Лорд одарил его за печальную весть всего лишь одним круциатусом. Все же Люциус был истинным слизеринцем, а значит, скользкой змеей.

В свободное от интриг, коих было не так уж и много, Гарри, естественно, учился. Школьная программа, правда, была им изучена на пару лет вперед, но делать домашние задания нужно было постоянно. Особенно неприятности доставляла трансфигурация. Если с практикой у него не было проблем — он делал все инстинктивно, то теория давалась ему с трудом. Эти зубодробительные формулы просто отказывались ему сдаваться. Хорошо еще, что такие проблемы для него доставлял материал четвертого курса, а не второго… Но он ничего не мог с собой поделать — то, что изучали его сверстники, было неинтересно, скучно и просто, а ничего из перечисленного он терпеть не мог.

Еще он читал темномагические книги, подаренные Волдемортом. Практиковаться он не мог — защита Хогварца не дремала, но теорию он изучал от и до. Еще он вспомнил об анимагии, но Снейп ему шепнул, что в будущем Поттер так и не стал анимагом. Гарри, конечно, тут же ответил, что это для него не аргумент, но Снейп был непреклонен — нет, значит, нет. Больше Гарри не спорил, хотя впоследствии долго не мог понять, почему он так безоговорочно слушался профессора.