Наследник Принца (гет)

Гобелен был настолько пропитан пылью, что я чуть не расчихался. Северус погрозил мне пальцем и крутанул им воображаемую петлю перед губами.

Вот я тупица! Невербальное заглушающее у меня уже должно получаться на рефлексах и без палочки.

Хоть вокруг никого не было — мы очутились в малопосещаемой части замка, — но это не значило, что я должен был вести себя беспечно.

Несколько встреч подряд Северус устраивал мне своеобразный экзамен, и теперь не он, а я водил его по скрытым переходам, повинуясь требованиям самым коротким путем переместиться в нужную часть Хогвартса. Два раза даже пил Оборотное, а Северус незримой тенью под дезиллюминационными чарами двигался вслед за мной и оценивал мои действия.

Причем первый раз я был под личиной какого-то второкурсника-слизеринца, и, честно признаться, вести себя по-детски оказалось не легче, чем в облике взрослого. С меня семь потов сошло, когда я передавал пергамент со списком нужных трав профессору Спраут. Хотя во втором случае были другие трудности. Чего только стоила случайная встреча в коридоре с Макгонагалл. Я еле держал лицо бесстрастным, пока она высказывала мне претензии из-за большого количества снятых баллов у целого курса гриффиндорцев-пятикурсников. Так как игнорировать другого декана и молчать не стоило, я, подражая интонациям Северуса, постарался ответить примерно так же, как ответил бы он:

— Темные искусства ошибок не прощают, Минерва. Я не собираюсь поощрять разгильдяйство.

Макгонагалл, к моей радости, недовольно высказав что-то вроде того, что мне надо пересмотреть свое отношение к детям, больше наседать не стала.

Но сердце у меня потом колотилось как бешеное. Чуть позже я сунул Северусу под нос листок с полудюжиной фраз для подобных случаев и попросил его продиктовать еще несколько подходящих. Он прочитал и, усмехнувшись, сказал, что нечего пользоваться подсказками — полезнее использовать серое вещество собственной головы. Я, немножко обиженный, тут же попробовал последовать его совету и, состроив гримасу попрезрительнее, произнес:

— Ваша попытка увильнуть от ответа, мистер Снейп, выглядит довольно жалкой.

Думал, разозлится, а он взял и коротко, как-то по-доброму засмеялся, чем меня очень поразил. Я никогда не видел его просто-то нормально улыбающимся, а тут смех. Не знаю, как назвать то, что я ощутил в этот момент, но могу сказать точно — мне стало светло и хорошо. Не удержавшись, я тоже издал смешок...

Как часто потом, когда было особенно тоскливо, я с ностальгией вспоминал этот момент!

Был поздний вечер, и Северус собирался меня уже отпустить, но тут со стороны мужского туалета донеслось:

— Сектумсемпра!

И послышался звук падающего тела.

Что?! Сектумсемпра?!

Я, выпучив глаза, дико взглянул на Северуса и хотел ринуться в туалет, но Северус успел крепко ухватить меня за предплечье и не терпящим возражения тоном прошипел:

— Спрячься! — и, толкнув в сторону темного угла, сам поспешил внутрь.

Только я накинул маскировку, как вылетающая из проема Плакса Миртл истошно завопила:

— Убийство! Убийство в туалете! Убийство!

Она унеслась дальше, а я осторожно заглянул в туалет и с ужасом уставился на возникшую картину: лежащий посреди лужи истекающий кровью Малфой, склонившийся над ним напевающий антизаклятье Северус и бледный Гарри Поттер, потерянно стоящий рядом, явно осознавший, что только что натворил.

Как же мне захотелось подойти и дать глупцу хорошую затрещину! Неужели Малфой его убивал, что Гарри пришлось воспользоваться этим заклинанием?

Наконец Северус справился и смог поднять Малфоя на ноги, чтобы отвести в Больничное крыло.

— Пойдемте, мистер Малфой. Вам необходим колдомедик. Кое-какие шрамы, вероятно, останутся, но если немедленно воспользоваться бадьяном, возможно, удастся избежать даже этого.

Доведя до двери, он остановился и сказал через плечо полным холодной ярости голосом:

— А вы, Поттер... вы ждите меня здесь.

Я же, развернувшись, быстро направился к лестнице, ведущей в лазарет, и у ближайшей развилки сбросил скрывающие чары. Вовремя.

— Мистер Принц, окажите любезность и помогите мистеру Малфою дойти до Больничного крыла.

— Да, профессор.

Малфой безропотно принял помощь и оперся на мое плечо, а Северус достал из кармана маленький блокнот и быстро черкнул карандашом записку для мадам Помфри. Вручив ее мне, повернул обратно.

Я видел, что Малфою очень плохо. На его лбу выступила испарина, глаза заслезились. Он морщился, жмурился, но, поджав губы, упорно молчал. К счастью, терпеть осталось совсем немного, еще пролет, а там — койка и обезболивающее.

Не знаю, что между ними произошло, но Малфоя было жаль. У подобных темных проклятий есть нехорошая особенность: после заживления ран человека все равно продолжали терзать сильные фантомные боли, особенно первые часы. Оставалось только восхититься выдержке Малфоя и мысленно в очередной раз обругать своего бестолкового братца.

Сектумсемпра, надо же!

Времени на дорогу в Больничное крыло ушло прилично, поэтому я не удивился, когда, вернувшись к туалету, никого там не застал.

Мне сильно хотелось узнать, каким образом Гарри стало известно о заклинании, и весь следующий день я соображал, как бы поаккуратнее спросить об этом у Гермионы или у самого Гарри. Но ничего придумывать не пришлось: вечером в библиотеке первая ко мне подошла Гермиона, показав очень поразившую меня вещь.

— Давно собиралась спросить, но все время забывала, — неловко начала Гермиона и выложила на стол пергамент со скопированным печатным рецептом, вокруг которого были рукописные пометки. — Понимаешь, попалась мне случайно книга, которая была подписана именем Принца-полукровки. Это оттуда. Я подумала, может, ты знаешь, кто это... — и торопливо добавила: — Правда, человек, у которого была книга, к сожалению, ее потерял.

Получается, Гарри о своих расспросах про мою родню ей не рассказывал. Возможно, забыл или не придал значения по сути бесполезному нашему разговору.

Стало грустно. Сомневаюсь, что если бы не вчерашнее, то вряд ли Гермона мне доверилась и решилась бы это показать. Хотя и мне откровенничать было нельзя.

Конечно же, я сразу узнал часть страницы из отцовского учебника по зельеварению. Вот откуда Гарри узнал заклинание. Также стали понятны восторженные дифирамбы Слагхорна, частенько воспевающего зельеварческие таланты Гарри Поттера. Только непонятно, откуда у него взялся учебник.

— Любопытно, — я взял лист в руки, — почерк чем-то на мой похож, возможно, какой-то родственник, — пожав плечами, вернул пергамент, — прости, я не знаю, чем тебе помочь.

Гермиона расстроилась, но дальше рассказывать о полукровке явно не хотела. По идее, мне надо было хотя бы изобразить заинтересованность, но настроения на подобную игру не было, и я не стал настаивать на подробностях.

Я слабо улыбнулся. Уверен, Гермиона в курсе вчерашних событий и наверняка устроила Гарри хорошую головомойку.

— Что изучаешь? — переключила она внимание.

Я подвинул книгу:

— Да вот, заинтересовали меня эти штуки.

— «Портключ. История создания». Интересно.

— Да, очень.

После Исчезательного шкафа, который сыграл судьбоносную роль в моей жизни, мне стали интересны любые предметы, помогающие путешествовать сквозь пространство. И я вполне серьезно изучал различную литературу, какую только мог найти, по мгновенным перемещениям. Даже получил разрешение в Запретную секцию от Флитвика, похвалившего мой интерес.

— Кстати, как твоя сумочка, получилось зачаровать? Помнится, ты собиралась чуть ли не целый дом в нее засунуть.

Гермиона облегченно засмеялась и ответила, что с сумкой все в порядке, но насчет дома она немного преувеличила.

От Северуса разговор с Гермионой я не утаил — не видел смысла. Он поморщился и сказал, что учебник — это его недосмотр, но раз Грейнджер взялась за дело, то теперь он спокоен. Странно, но услышать такие слова было приятно.

— Северус, — припомнил я одну деталь, — Гермиона дотошная, у нее на столе была стопка старых газет...

— Я понял. На самом деле мое родство с Принцами никогда не было секретом, но с твоим появлением все, что могло меня с ними связать, давно в сейфе у Дамблдора.

— И много этого всего?

— Ерунда, всего лишь несколько газет, где упоминается брак Эйлин с Тобиасом.

— Ясно.

Кто бы знал, что это были самые последние спокойные наши разговоры и самые мирные дни учебы.

Я ждал и боялся смерти директора, надеясь, что он протянет дольше, чем было видно по его состоянию. Часто порывался поговорить о Дамблдоре с Северусом, но каждый раз, вспоминая обещание, не мог произнести ни слова, хотя он-то точно знал! Подозреваю, что я так тешил себя остаточными иллюзиями и опасался узнать нечто еще более страшное. Иногда я думал, что в тот момент давали знать о себе отголоски дара одной далекой прабабки-медиума. А может быть, мне так только казалось. В любом случае совсем скоро это перестало иметь какое-либо значение...

* * *

Когда Северус наконец выяснил, каким способом Драко собирался провести Пожирателей в замок, едва не расхохотался безумным смехом. Впору удивляться недальновидности начальства, решившего сохранить проклятый артефакт. Хотя насчет Дамблдора все не так однозначно. Наверняка хитрец-директор был в курсе возможного использования, и Северус нисколько бы не удивился, если вдруг узнал, что Дамблдор еще и помог Малфою незаметно починить мордредов Исчезательный шкаф.

Тем не менее что-то менять было уже поздно, оставалось только минимизировать возможный вред для школы и студентов. Пусть с Пожирателями разбираются те, кому положено: авроры и Орден. А не в меру прытких школьников Северус постарается изолировать. Особенно одного буйного равенкловца, который не первую неделю ходит сам не свой и явно что-то подозревает.

Не исключено, что дело было всего лишь в девчонке, которую усиленно начал обхаживать Уизли, но слишком обеспокоенные взгляды кидал Принц именно на директора и часто погружался в себя, о чем-то усиленно думая. На все вопросы, которые Северус пытался задать, когда была возможность, мальчишка отмалчивался. Так что сонные чары ему не помешают. Северусу же спокойнее, если он не будет путаться под ногами. И кто знает, возможно, потом будет не до сна.

* * *

Я банально все проспал. Промаявшись несколько бессонных ночей от тревожных мыслей, мой организм не выдержал и погрузился сразу после ужина в крепкий оздоровительный сон. И разбудил меня только сильный шум за дверью. В гостиной наш староста Энтони Голдштейн, бледный и подавленный, со слезами, которые он и не пытался вытереть, собрал всех, кто был в башне, и сказал, что отбито нападение Пожирателей и погиб Дамблдор. Что его заменяет Макгонагалл, а также то, что авроры выясняют подробности и исследуют место преступления, и нам сделают объявление перед завтраком. Но никто не стал ждать нужного времени, и почти сразу все отправились в Большой зал.

Лучше бы я это объявление не слышал...

Я хотел подойти к Гарри и крикнуть ему прямо в лицо: «Я тебе не верю! Это неправда! Все не так!» Но не подходил и не выкрикивал, а пришибленно сидел на своем месте. Казалось, что это какая-то ошибка и скоро все прояснится. Но в глубине души отчего-то соглашался с обвинениями и не понимал, почему именно.

Не в силах смотреть на всех остальных, поверивших в предательство, не в силах поднять палочку с зажженным Люмосом в знак траура, я пошел прочь из Большого зала. Только заполонившие Хогвартс авроры жестко пресекали любые брожения по школе, и ничего не оставалось, как вернуться в башню Равенкло.

Спустя сутки стражи порядка закончили опрос свидетелей и покинули Хогвартс, оставив лишь нескольких наблюдателей и патруль в Хогсмиде, чем снизили накал нервозности и дали всем вздохнуть спокойно. Я тоже вздохнул спокойно — впервые авроры так раздражали, что не хотелось лишний раз видеть людей в малиновых мантиях.

Раздираемый противоречиями, несколько дней я сторонился сокурсников и прятался по укромным закоулкам, пока меня не посетила глупая мысль найти какое-нибудь опровержение или подсказку в покоях Северуса.

Защита была грубо взломана, вместо нее на дверях висело простое запирающее заклятье. Были еще обычные сигнальные чары, но их я не опасался — Северус в первую очередь научил их обнаруживать и обходить. Так что проник туда я легко. Но, конечно же, ничего не нашел: дознаватели успели хорошо порыться в помещениях, где работал и проживал Северус. От жуткого беспорядка, который они оставили, стало совсем тошно.

Делать нечего, пора было из подземелий уходить, чтобы меня никто не заметил и чтобы не возникло лишних вопросов и подозрений. Пользуясь по возможности скрытыми путями, я направился обратно.

Как раз надо было выйти в центральный коридор на первом этаже, когда мне помешали два слизеринца-семикурсника, остановившиеся рядом с выходом и мешающие пересечь коридор. Пришлось притаиться и ждать, пока они наговорятся и уйдут.

Обсуждали самую популярную тему — смерть директора. Слизеринцы тоже были уверены, что его убил Северус!

— Темный Лорд его, наверное, как-то наградит.

— Ага, Орденом Мерлина, — прозвучал ироничный ответ. — Думаешь, декан в школу не вернется?

— Ты дурак? Он вернется, если только власть поменяется.

— Да понимаю я все. Но без профессора будет плохо. Мне-то ладно, а сестру жалко, ей еще четыре года учиться. Слушай, — парень перешел на шепот, и следующие его слова я еле расслышал, — если Лорд победит, как думаешь, кого поставят директором? Маккошку-то точно спихнут.

Второй ответил так же шепотом, только стоял он чуть дальше, и я его не услышал. Но в голове как будто что-то со щелчком сдвинулось. Мысли и воспоминания, как кусочки разломанной мозаики, словно подчиняясь Репаро, стали собираться в цельную картину...

Если сменится власть...

«Не буду лгать, дальше будет гораздо хуже...»

Кто директор?

«Постараюсь сделать все возможное, чтобы замок остался в надежных руках...»

Нового директора точно будут ненавидеть. Тем более если это будет ставленник Волдеморта.

«Человек, которому достанется это тяжкое бремя...»

А кто среди Пожирателей единственный настоящий профессор?

«Чтобы хотя бы в одном из вас он нашел поддержку...»

Северус?

«Но знай: что бы ни случилось в будущем, как бы все ни повернулось, я всегда буду на твоей стороне...»

А ведь награда Лорда должна быть поистине достойной...

«Когда придет время, ты все поймешь...»

Я чуть не задохнулся. Старый ублюдок! Он это специально подстроил!

Значит, все настолько запущено и старое министерство обречено? Хотя чему удивляться, оно столько времени прятало голову в песок и больше воевало со школой, чем с Пожирателями. Скримджер если даже и захочет что-то сделать, вероятно, просто не успеет. Да и что он сделал за год? А скорее всего, ему уже не дадут ничего сделать.

Я отступил вглубь. Мне не надо к себе, мне надо в директорский кабинет, и я выскажу бородатой сволочи все, что о нем думаю, и спалю его гребаный портрет!

Вне себя от ярости в считаные минуты я добрался до горгульи. Но истукан застыл безмолвной каменной тушей и никак не реагировал ни на один известный или придуманный мной пароль.

Как невменяемый, рыча, словно зверь, я требовал меня впустить. Я кидал отпирающие заклятья, долбил по уродской твари кулаками, сдирая кожу, и со всей злостью пинал ногами, обзывая бывшего директора всеми грязными ругательствами, какие только вспомнил. Потом, выбившись из сил, опустился прямо на пол и, обхватив голову руками, чуть ли не заплакал:

— Ты же его приговорил, гад, — а затем выплюнул: — Да чтоб твою душу демоны в аду сожрали!

Кое-как поднявшись, я, пошатываясь, побрел в родную башню...

* * *

Филиус был хорошим деканом и, вне всякого сомнения, отличным учителем. Благодаря многолетнему опыту, он прекрасно разбирался в детях и видел, когда они врали и изворачивались, когда брали вину на себя и выгораживали других, когда были искренни или лукавили.

Смерть Дамблдора потрясла всех, и перед полугоблином во всей полноте открылись яркие несдержанные детские чувства: горечь, скорбь, что-то из них мешалось с гневом, что-то со страхом; у некоторых слизеринцев мелькало злорадство.

Поэтому он очень удивился, когда на лице одного из его подопечных отразилось совсем не то, что на других лицах. Сначала, глядя на застывшее бледное лицо, Филиус подумал, что смерть Дамблдора ударила по мальчику гораздо сильнее, чем по другим, возможно, он был к нему как-то привязан. Ведь именно благодаря Альбусу в школе появился новый студент, но потом Филиус понял — в основе переживаний было что-то другое. Гибель директора мальчишку безусловно потрясла, но совсем не так, как всех остальных.

Теряясь в догадках, декан во́ронов решил выяснить, в чем же дело, и, если потребуется, оказать помощь. К сожалению, навалившиеся после смерти директора заботы не способствовали активному наблюдению, и на какое-то время он потерял мальчика из виду, но одним вечером к нему подлетел Почти Безголовый Ник и, охая, пожаловался, что его студент «весьма настойчиво пытается попасть в башню директора».

Филиус поспешил к кабинету и оказался по-настоящему шокирован, застав на месте беснующегося ребенка и услышав его последние слова. Филиус невольно поежился: это ужасно — желать другому лишиться души в посмертии.

Оставшись в одиночестве, Филиус подошел к горгулье и окинул ее внимательным взглядом. Покачав головой и вдохнув, почистил стража от кровавых мазков и следов обуви и, прежде чем уйти, задумчиво пробормотал:

— Что же ты такого сделал, Альбус? И кто тот смертник, которого ты приговорил?

* * *

Часы на Астрономической башне равнодушно отмеряли минуты и часы, отодвигая кошмарное событие дальше во времени. И вот уже на лицах детей стали появляться первые улыбки, слышался веселый смех, всеобщая подавленность сменялась жизнерадостностью. Профессора, конечно, радости не испытывали, но и они понемногу оттаивали, снова включаясь в школьную рутину и повседневные заботы. Погода тоже, будто в насмешку, одаривала ярким солнцем, теплом и безветрием.

А я словно в одночасье повзрослел. Шутки однокурсников казались несмешными, а большинство проблем — слишком детскими.

Зачем, к примеру, устраивать склоку из-за случайно порванной на тренировке формы? Матчи все равно закончились. Или к чему стонать, что кто-то успел перехватить в магазине последний подарочный набор перьев для письма? Разве такая мелочь стоит того, чтобы из-за нее так переживать?

Наверное, в оставшиеся дни перед каникулами я вообще одичал, продолжая прятаться по закоулкам. Даже о еде вспоминал только тогда, когда желудок скручивало от голода. Но в Большой зал не ходил, а перекусывал на кухне. Заботливые эльфы не отказывали в еде в любое время суток.

Сегодняшним моим пристанищем с самого утра была та самая площадка среди часовых механизмов, на которой я столкнулся с Гарри на Хэллоуин. Обхватив колени и положив на них подбородок, я сидел и бездумно смотрел сквозь стекло на виднеющийся лес, пока маленькая стрелка на циферблате с громким щелканьем не переместилась на одно деление. Я стряхнул оцепенение. Пора на выход. Через час уходит Хогвартс-экспресс, а перед этим будут похороны директора. Вещи я собрал еще вчера, осталось забрать рюкзак, чтобы потом сразу покинуть Хогвартс до следующего учебного года.

Перед уходом я хотел попрощаться с Гермионой и мысленно отвесил себе подзатыльник, проклиная свою твердолобость. Она наверняка переживала, и мне, несмотря ни на что, надо было быть рядом.

Нашел ее в огромной толпе не сразу, только после панихиды, когда толпа скорбящих почти рассеялась. Трое гриффиндорцев спустились к Черному озеру и, усевшись под раскидистым буком, что-то начали бурно обсуждать. Гарри при этом активно жестикулировал, а Гермиона с Рональдом, переглянувшись, взялись за руки и дружно ему отвечали.

Возможно, это ничего не значило и я себя накручивал. Также понимал, что никто никому ничего не обещал, что я сам виноват, скрываясь ото всех и не обращая на нее внимания. Но внутри все равно кольнуло неприятным чувством ревности и иррациональной обиды.

Остановившись у кустов, растущих недалеко от дерева, я сделал пару глубоких вздохов, чтобы успокоиться, и только собирался сделать шаг вперед, как до меня донеслось:

— ...Именно я должен убить Волдеморта... И если по пути мне подвернется Северус Снейп, тем лучше для меня и хуже для него...

Демоны! Как будто под дых ударили. Мне казалось, что уже привык, но, получается, еще не совсем.

Кусты были достаточно густые, и меня по-прежнему не замечали. И я поразился беспечности говорящих. Есть же элементарные чары, скрывающие звук!

Из услышанного разговора я вынес не много, но понял, что Гарри не собирается возвращаться в школу и друзья последуют за ним, «куда бы он ни отправился в том деле, которое ему поручил Дамблдор».

Наверное, больше возненавидеть мертвеца, чем в этот момент ненавидел его я, было уже невозможно. Всем дал задания, всех расставил по местам. Неужели нельзя было найти другой путь? И что за Орден такой, который заставляет детей воевать? Не зря мама в свое время отказывалась в него вступать, хотя его основатель тогда успел благополучно скончаться.

Еще немного, и я наговорил бы про директора гадостей, но в последний момент, взглянув на улыбающуюся Гермиону, сдержался и, развернувшись, стремительно направился в сторону главных ворот. К демонам поезд, не имеет смысла трястись. Выйдя за пределы школы, позвал Скипи и в мгновение ока оказался дома.

Чуть остыв, я, конечно, пожалел о своем дурацком порыве и обругал себя за то, что так и не попрощался.

* * *

Гермиона осторожно выдернула руку из ладони Рона. После расставания с Лавандой он стал на удивление мягким и предупредительным. Как будто наконец прозрел и понял, что рядом с ним не парень, которого можно по-свойски хлопнуть по плечу, а хрупкая девушка, которой надо при случае подать руку. Это было, конечно, приятно и правильно, но как-то несвоевременно, что ли. Но зато они перестали ссориться по любому поводу и снова стали нормальными друзьями, как раньше. Это, без сомнения, радовало.

Гермиона как можно ободряюще улыбнулась мальчишкам. Затем украдкой вздохнула. Вот и все, решение принято, и в школу они не вернутся. Впереди неизвестность, но главное, они вместе и знают, что надо делать.

Казалось, она все предусмотрела и как смогла подготовилась: выискивала нужные книги, делала записи и варила зелья. Даже смогла приманить книгу о крестражах из окна директорского кабинета. Но сейчас что-то ей не давало покоя, и Гермиона занервничала. И только когда к ней подошел староста с Равенкло, напомнивший о первокурсниках, вернее, уже второкурсниках, за которыми надо приглядеть и довести до поезда, Гермиона вспомнила: «Хэдриан!»

Занятая подготовкой и погруженная в переживания, она совсем забыла о друге. Стала оглядываться. К сожалению, ни в школе, ни потом в поезде Гермиона его не нашла.

«Может, и к лучшему, — утешала она себя, глядя в окно на проносящиеся пейзажи. — Что бы я ему сказала? Как бы все объяснила?»

Почему-то именно этому мальчику Гермионе врать совсем не хотелось...