Черный Принц. Наперекор судьбе (джен)

— А вот сейчас будет самое интересное. — заговорщически прошептал Фенрир.

Из-за деревьев вышли два волка и, приблизившись к волчице, склонили перед ней косматые головы. Она вскользь коснулась носом обоих и отошла. Без видимого сигнала волки вцепились в шерсть друг друга. С глухим ревом они катались в опасной близости от костра единым серым клубком. Зрители подбадривали бойцов одобрительными криками. Наконец одному из них удалось повалить соперника на спину и вцепиться в основание шеи. Но едва его зубы коснулись жизненно важной артерии, оба волка преобразились в молодых людей. Взъерошенных и основательно потрепанных. Победитель медленно поднялся и протянул руку поверженному сопернику. Тот несколько пристыженно принял его помощь и встал с ним рядом.

— Элиза, — Фенрир обратился к так же обернувшейся девушке, — кто будет твоей парой? Ты выбрала?

Красавица не торопясь подошла к ожидавшим ее решения соперникам и вдруг мягко погладила по щеке побежденного юношу.

— Лоренц, — она взяла его за руку, и они подошли к нашей шкуре, — он моя пара, вожак.

— Да будет так, — Фенрир ничуть не удивился и протянул молодоженам кубок с чем-то ярко-красным. Они по очереди пригубили его и слились в жарком поцелуе под одобрительные крики толпы.

— А почему не победитель? — спросил я, когда молодые волки отошли. — Разве девушка не должна достаться тому, кто выиграл бой?

— Выбирает всегда волчица, — качнул головой вожак. — А почему не победитель? Черт этих девок разберет. Как хотят — так и выбирают. Чаще, конечно, сильнейшего, но не всегда.

Вожак оказался прав. В последующих боях обе девушки выбрали победителя, одним из которых вновь стал первый юноша. Когда с выбором жен было закончено, начались танцы. И, надо сказать, довольно откровенные, я вовсе не был уверен, что Азарике стоило смотреть на это жаркое сплетение тел, в любой момент грозившее перейти из танцев в нечто большее. Но вытащить ребенка из этого... вертепа не представлялось возможным. Да, по-моему, она мало обращала внимания на все эти непотребства, увлеченная игрой в какие-то разноцветные камушки вместе с остальной детворой. К моему изумлению, всегда сдержанный Люпин тоже присоединился к танцам. Впрочем, у него не было возможности отказаться, две весьма бойкие девицы подхватили его под руки и затянули в круг.

— Может, и ты пойдешь? — лукаво спросил меня Фенрир. — Давай, не сиди как истукан, видишь, какие у нас девушки!

Они и вправду были красотками, ничего не скажешь, и, глядя на плавные изгибы их тел, завораживающие стремительные движения танца, я не мог не испытывать естественного влечения, но... Но участвовать в танце страсти на глазах у ребенка было бы верхом легкомыслия.

— Я, пожалуй, воздержусь, — с сожалением покосившись на светлую макушку, проронил я и сделал большой глоток эля.

— Как знаешь, — пожал плечами Фернир, — но я был бы рад твоему посвящению.

— Посвящению? — уж это было бы совсем лишним!

— Ну да, — вожак говорил об этом как о само собой разумеющемся, — ты что, думаешь, смог бы уйти оттуда без единой царапины, что ли? Волчицы весьма горячие, а сегодня — Ночь Йоля, праздник свободы, любви, возрождения. Можно творить безумства.

Да уж. Слава Мерлину, я не поддался искушению! Только ликантропии мне не хватало. Правда, отец говорил, что эльфам она не грозит, но проверять почему-то совсем не хотелось, мало ли какие изменения могли произойти в крови за века изоляции и жизни среди людей. Быть первым Серым странником-оборотнем мне вовсе не улыбалось.

— А почему вы оборачиваетесь, сейчас же не полнолуние? — спросил я, чтобы перевести разговор на другую тему.

— Чтобы обернуться, нам вовсе не надо ждать полной Луны, Северус, — пожал плечами Фенрир. —При необходимости или в сакральные праздники мы можем это сделать по своему желанию, как и анимаги. Пойми наконец — мы оборотни. И принимаем свою природу. Я могу быть как волком, так и человеком, и всегда остаюсь собой. Не превращаюсь в безумную тварь, как написано у вас в учебниках. Это происходит, только если подавлять свою сущность, считать это болезнью. Тогда действительно, к полнолунию происходит своеобразный магический выброс и неконтролируемое обращение. Ярость затуманивает разум, и животное вырывается на свободу. Так было и с Римусом. Это мучительно.

Фенрир задумчиво посмотрел на танцующего в кругу соплеменников Люпина.

— Но если жить в ладу со своей природой, не называть свою силу болезнью, то каждое полнолуние становится праздником. Это невозможно описать, Северус. Как будто по твоим венам вместо крови течет лунный свет, ты становишься легким и неистовым, хочется бежать вдаль и не останавливаться, впиться зубами в горячую плоть еще живой добычи и как нектар пить горячую кровь. Или любить. Жарко и страстно... Нет, это невозможно описать.

Он залпом выпил целый кубок и кивнул на стремительно пустеющую поляну:

— Что, уже убежали? Самое время.

Действительно, один за другим люди обращались в волков и исчезали за деревьями. Скоро возле костра остались только играющие дети и степенные семейные пары.

— А твой пес тоже все-таки решил присоединиться? Что ж, надеюсь, ему повезет, — философски заключил Фенрир, а я только в тот момент понял, что Сириус успел перегрызть веревку и скрылся вслед за убежавшими оборотнями. Целый вечер он вел себя довольно тихо, поедая мясо и отдавая должное элю, который предусмотрительные оборотни налили для него в плоский кубок, больше напоминающий миску на широкой ножке. Видя его благоразумие даже во время брачных боев, я почти перестал обращать на него внимание. И вот поплатился за свою доверчивость. И где же мне теперь отлавливать это лохматое недоразумение?

— Не переживай, живой останется. Ну, может, потреплют немного, если к чужой самке пристанет. Но загрызть — вряд ли. Сегодня Йоль, и зла нет на земле, — видя мой испуг, принялся утешать меня вожак.

— А если оборотнем станет? — такая перспектива для беспутного Блэка тоже не была особо радужной.

— Он же и так собака, на него не подействует, пока он в звериной шкуре. Да и так — вряд ли. Анимаги — они навроде сводных братьев. Не родня по крови, конечно, только по магии, но все же. Так что цел будет твой сиделец, не волнуйся. Может, и к лучшему — пар выпустит. Он же, бедняга, столько лет...

Но что Сириус не делал столько лет, Фенрир не успел договорить, к нашей шкуре тихонько подобрались дети — все, кто был на поляне, — и маленькая рыжеволосая девочка, улыбаясь, спросила:

— Дядя Фенрир, ты же расскажешь нам сегодня сказку? Ты обещал!

— В ночь Йоля никто не рассказывает сказок. Только правду, — очень серьезно ответил Сивый и погладил малышку по голове. — Тащите сюда шкуры и рассаживайтесь, я расскажу вам, как Фенрир, наш славный предок, обманул Ворона и сделал три подарка сестре Хелль.

Ребятишки с восторженным писком бросились за шкурами. Уже через пару минут напротив вожака устроились все малыши поселения. Азарика же без особых раздумий по привычке забралась ко мне на колени. К счастью, на это никто не обратил особого внимания. Все приготовились слушать историю про славного предка.

— В далекие времена у лукавого бога Локи и великанши Ангрбоды родилось трое детей. Старшего сына, волка, назвали Фенриром, второй сын носил имя Ёрмунганд, а третьей была дочь. Хелль её имя. Но древним богам было дано пророчество, что родились те дети на их погибель. И бросили они среднего сына в пучину вод, и стал он Мировым змеем, что лежит на самом краю моря и обвивает собою весь мир. И хвост его лежит в его пасти. А Хелль поселили в Нифльхейм — подземное царство мертвых, чтобы находили у нее приют души людей, умерших от старости или болезней. А старшего сына — Фенрира — боги оставили жить у себя, и лишь Тюр не боялся кормить его. Но видя, как быстро растет волк и какую силу набирает с каждым годом, вознамерились боги привязать его. И сковали прочную цепь, и дали ей имя Лединг. Принесли к волку и предложили ему испытать свою силу, Фенрир согласился и легко порвал ее, лишь тряхнув головой. Тогда сковали боги новую цепь, ещё крепче прежней. И назвали ее Дром. И вновь принесли к волку, чтобы испытать силу его. Уперся Фенрир лапами в скалу и порвал цепь.

И тогда лукавые боги решили схитрить. Послали они гонцов в мир подземных альвов, и карлики связали для них путы, названные Глейпнир. Шесть сутей было вплетено в те путы: шум кошачьих шагов, женская борода, корни гор, рыбье дыхание, медвежьи жилы и птичья слюна. Они были похожи на тонкую шелковую ленту, но не было на земле ничего прочнее тех пут. Принесли боги путы Фенриру, но он отказался надеть их, ибо разве велика слава порвать легкую ленту? А если это обман, то тем более он не настолько был глуп, чтобы поддаться ему. И только когда Тюр согласился положить руку в пасть волку, согласился Фернир испытать свои путы. Но не смог он порвать их и стал вечным пленником злых богов. А Тюр остался без руки. Ибо такова плата за предательство.

Фарнир рассказывал негромким глуховатым голосом, но дети слушали его рассказ затаив дыхание. Я когда-то уже читал скандинавские саги, однако в исполнении вожака стаи оборотней древняя легенда звучала совсем иначе, поневоле верилось каждому его слову, и где-то далеко в северных землях до сих пор сидел на привязи вечный Волк, обманутый лукавыми богами. Однако сказка имела продолжение, очень удивившее меня.

— Долго лежал Фенрир привязанным к скале. Так долго, что слюна, стекавшая из его пасти, превратилась в реку Вон. Но однажды пролетал мимо ворон Мунин. И сел он неподалеку от головы Фенрира.

— Что ты смотришь, птица вещая? Смеешься над моей бедой? — спросил Фенрир и подполз чуть ближе.

— Да вот не могу понять, как такая тонкая лента могла связать такого могучего волка. — Мунин подошел чуть ближе и стал рассматривать ленту. Волк к тому времени пролежал недвижимый уже много веков, и птица не опасалась его, решив, что он ослаб.

— Смотри, — ответил Фенрир и незаметно подполз к ворону еще ближе, — видишь, сколько сутей здесь переплетено, их можно даже пересчитать.

— Где? — удивился ворон и склонился к путам совсем близко. Волк же изловчился и обмотал крылья и шею ворону.

Забился Мунин, закричал, но не мог выбраться он из западни.

— Ты хочешь убить меня, сын Локи? Хочешь отомстить? — спросил он у волка, когда понял тщетность своих попыток вырваться.

— Зачем? — удивился Фенрир. — Какая мне польза от твоей смерти? Не ты посадил меня на привязь, так что мне незачем тебе мстить.

— Но что ты хочешь за мою свободу?

Волк задумался и ответил:

— Я освобожу тебя, но ты принесешь мне три дара и поклянешься, что в точности исполнишь свое обещание.

Делать было нечего, ворон принес страшную клятву, нарушить которую мог только ценой своей жизни.

— Хорошо, — кивнул Фенрир, выслушав слова нерушимой клятвы, и выпустил ворона из тисков.

— Завтра на рассвете ты принесешь мне ветку дерева, под которым уснет твой хозяин Один, осколок камня, на который он положит свою голову, и лоскут плаща, которым он укроется от непогоды. Тогда мы будем в расчете.

Плата была невелика, и ворон легко согласился, впрочем, он и не мог отказаться, даже если бы Фенрир потребовал принести единственный глаз Одина. Утром, едва солнце поднялось над горизонтом, Мунин принес узнику ветку бузины, осколок базальта и серый клок ткани из плаща Одина.

Фенрир связал дары ворона в ткань узлом и пустил по течению реки Вон, зачаровав его, чтобы никто не смел прикоснуться к свертку. Вода вынесла его в море и долго швыряла по волнам, пока наконец он не упал в самую пасть Мировому Змею, брату Фенрира, которому и предназначался. Семь раз обогнул землю Великий Змей, не выпуская даров из пасти, а потом еще семь раз по семь. Наконец в полнолуние, в первую ночь Йоля, точно такую же, как и сегодня, пришла Хелль навестить своего брата, и бросил он сверток прямо в руки сестре. Рассекла она руку свою острым ножом и окропила сверток кровью. От яда Змея, слюны Фенрира и крови Хелль наполнились три дара ворона великой Силой, и превратилась ветка в волшебную палочку, первую из палочек на этой земле, камень стал ключом в мир мертвых, возвращающим по желанию владельца ушедших за Грань, а лоскут плаща стал мантией, способной скрывать носящего её от глаз людей.

С тех пор каждое полнолуние сестра Хелль приходила к Ферниру и при помощи камня отпускала его с привязи, укрывала мантией, чтобы никто не мог видеть его, и с палочкой стояла на страже и ждала его. Ибо ни один бог не мог противостоять Бузинной палочке, так сильна была магия в ней. Обежав всю землю за три дня и три ночи, волк возвращался назад, чтобы вновь целый месяц сидеть на привязи, ибо время его свободы еще не пришло.

Так продолжалось много веков, пока хитрые маги не узнали о дарах ворона, они обманули Хелль и хитростью выманили у нее все три волшебных предмета. Но коварные волшебники старались напрасно, ведь то, что принадлежит богам, не может принести счастья смертным, недостойным такой высокой чести. Так что и могущество, украденное у Смерти, не принесло им счастья, ибо разгневанная Хелль прокляла всех, кто обретал Силу даров, страшным проклятием, чтобы только самые достойные могли избежать его. Кровью платили они за минуты власти над сущим. Но и сама она поплатилась за свою доверчивость, ибо не могла больше освобождать любимого брата.

С тех пор Фенрир вновь сидит на привязи и ждет, когда дары вернутся и он вновь обретет свободу."

Сказка закончилась, и на поляну опустилась тишина.

— А почему Фенрир сразу не убежал, когда Хелль освободила его? — спросила та самая девочка, которая просила вожака рассказать сказку. — Ведь он мог совсем исчезнуть, и никто бы его не нашел под Мантией.

— Сказано было, что когда освободится Первый Волк из заточения, наступит конец света. А время еще не пришло. Фернир не хотел погубить этот мир, даже если это принесло бы ему свободу. Он вовсе не был чудовищем, как считали боги, — серьезно пояснил вожак, а дети удовлетворенно закивали головами.

— Я обязательно найду все дары и отнесу их Хелль! — воскликнул маленький мальчик, а все наперебой подхватили его решение и стали строить планы, как лучше найти палочку и освободить древнего предка.

Но я почти не слушал спор детей. Дары... Где-то я уже слышал о них. Ну конечно! Дары Смерти барда Бидля. Эту историю мне читала когда-то мама. Одно из немногих светлых воспоминаний о ней. Похоже, эта детская сказка вполне может послужить продолжением древней саги, ведь там описывалось, как именно хитрые маги добыли Дары Смерти. Хотя если смотреть с точки зрения волшебников — именно смерть пыталась их обмануть и погубила двух братьев. Какая из сказок более правдива — остается только гадать. Скорее всего, истина где-то посередине.

Посмотрев на Азарику, я отметил, что непоседа мирно уснула, уткнувшись носиком в мою грудь. В отличие от волчат, она не привыкла не спать далеко за полночь, а сказка, которую она обычно слушала перед сном, еще быстрее убаюкала ее. Поплотнее укутав ее в меховой плащ, который я предусмотрительно надел для этой ночной эскапады, я огляделся.

Праздник, по-моему, подходил к концу: костер горел, но его пламя уже не вздымалось до верхушек сосен, он постепенно гас, бросая в темное небо стайки искорок. Оставшиеся на поляне мужчины скатывали шкуры, женщины собирали подносы и остатки еды, сзывали детей. Фенрир достал короткую трубку и предложил мне припасенную сигару. Вот уж никогда не думал, что оборотни могут еще и курить.

— Только очень старые и заслуженные, — ответил на мой немой вопрос Фенрир и оскалился, — если молодняк за этим делом поймаю, уши надеру. И хвост, — немного подумав, добавил он.

— Им нельзя, нюх могут испортить, а без него волку никуда.

— А скоро они вернутся? — устраиваясь поудобнее, спросил я.

— Да скоро придут, не переживай. Ты, может, племяшку Люпина нашим отдашь? Ее в хижине уложат, там ей гораздо удобнее будет, зачем на руках держать?

— Нет! — излишне поспешно отказался я, пусть думает что хочет, но Азарику неизвестно кому я точно не отдам.

Но Фенрир не высказал ни малейшего удивления, затянулся поглубже и откинулся на ствол дерева, возле которого сидел. Дым он предусмотрительно выпустил в сторону, стараясь, чтобы спящий ребенок не вдохнул его ненароком. Мы просидели в полном молчании еще минут десять, когда он, чуть приподнявшись, произнес:

— Ну, я же говорил, ползут! Слабаки. Я в свое время рассвет с подружками в сугробах встречал. Хилая пошла молодежь, — констатировал он вечную истину на все времена.

На поляну действительно стали возвращаться первые парочки. Взъерошенные и совершенно счастливые. Часть из них не поменяла волчьего облика, другие шли в человеческом виде. Причем последние не высказывали ни малейших признаков того, что хоть немного замерзли, хотя одежды с момента танцев на них вовсе не прибавилось, они все так же были босы и сверкали голыми торсами, от которых валил пар. Но ни Люпина, ни Сириуса среди них пока видно не было. Наконец из-за деревьев показался Римус в обнимку с маленькой симпатичной брюнеткой. Он казался слегка навеселе, дурацкая улыбка не сходила с его лица, светло-русые волосы торчали во все стороны, рубашка, которую он, в отличие от соплеменников, не снял во время танцев, висела на плечах разодранными полосами. Да уж, подобного Люпина мне, честно говоря, видеть еще не приходилось. Хотя нельзя сказать, что это было отталкивающее зрелище. Усмехнувшись, я посмотрел чуть в сторону и замер: следом за сладкой парочкой, прихрамывая на заднюю лапу, плелся беглый лорд Блэк.

Мерлин великий! В каком он был виде! От неожиданности я встал, продолжая прижимать к себе спящего ребенка: левое ухо горемыки превратилось в какие-то лохмотья, морду украшали три глубокие царапины, а половина шерсти на боку начисто отсутствовала. Создавалось впечатление, что он попал в руки человека, принявшего его за овцу во время стрижки и основательно поработавшего на этом поприще. Ко всему прочему, ему явно погрызли заднюю лапу, так как наступить на нее он не мог.

— А неплохо погуляли! Ничего, главное, до поляны дополз, — рассмеялся рядом со мной Фенрир. Ему было хорошо зубоскалить. Ведь лечить это недоразумение придется не ему.

* * *

— Ты не представляешь, Сев! Я к ней сбоку подкрадываюсь и носом по шерсти веду, а она морду повернула и так кокетливо хвостом повела, а я...

— Блэк! Хватит зоологии! Меня сейчас стошнит! Имей совесть, ляг ровно, кобель ободранный, мне тебе еще ногу обрабатывать! — прошипел я, еле удерживаясь, чтобы не заржать в голос. Слушать описание соблазнения огромной волчицы из уст чистокровного лорда было по меньшей мере забавно.

Сириус, несмотря на то, что в Принц-мэнор его пришлось буквально нести на руках, пребывал в великолепном расположении духа. Как и Римус, который отправился спать, едва мы зашли в особняк. Толку от него было все равно мало, так что я не стал его удерживать у одра лучшего друга. Герои-любовники, дракл их подери! Передав сонную Азарику няне Роззи и подхватив Блэка на руки, отволок до его спальни, благо что в анимагической форме он весил гораздо меньше.

Шутки шутками, но Блэк действительно оказался полностью изодранным. Это стало особенно заметно, когда он обернулся в человека: все тело в кровоподтеках и ссадинах, полуоторванное ухо и глубокие раны от зубов на ноге. Но его исцарапанная физиономия просто светилась от радости. Оценив навскидку фронт предстоящей работы, я приступил к оказанию первой помощи. К счастью, умные домовики уже доставили все нужные зелья. Дело осложнялось лишь тем, что сам пострадавший был вовсе не настроен на серьезный лад. Бродяга то и дело дергался, пытался вскочить и яростно жестикулировал, сводя на нет все мои тщетные попытки забинтовать его пострадавшую конечность, ведь гораздо важнее, чем лечение, было немедленно поделиться ну очень важными подробностями прошедшей ночи:

— Погоди ты со своими мазями, слушай дальше: и тут на меня сзади такой огромный серый как налетит, ну просто медведь, честное слово! Но я сгруппировался и нырнул ему под брюхо, он только зубами клацнул. Только намерился ему в яйца вцепиться, на меня еще один летит, почти белый, матерый, зараза. Я кувыркнулся и за хвост его цап. Он завыл, юлой закрутился и первого с ног сшиб. Пока они барахтались, я за самочку и в кусты! Представляешь?

— Ага. А ухо ты в кустах порвал, — с сарказмом добавил я и приступил к восстановлению этого самого уха.

— Ухо? — Блэк пощупал пострадавший орган и поморщился. — Нет, ухо мне чуть позже потрепали, когда я ее уже уговорил. Кто же знал, что громила — это ее бывший ухажер. А нечего было ворон ловить, когда у тебя такая девочка. Она же, как обернулась, просто красавица: волосы белые как снег, ниже пояса, груди... — он закрыл глаза и застонал, похоже, вовсе не от боли. Затем вынырнул из сладких воспоминаний и продолжил: — Ну да ладно. Потрепал он меня, конечно, знатно, но и я в долгу не остался, можешь мне поверить!

Сириус счастливо потянулся и закрыл глаза:

— Зато какой кайф, Сев! Я живой, представляешь? Небо, лес, драка, кровь на губах. Секс, в конце концов! Я же думал, этого больше никогда не будет!

Он замолчал, продолжая улыбаться, и вдруг уснул буквально на полуслове, как будто кто-то его отключил, как магловскую лампочку. Уже сонному я наконец обработал Заживляющим ногу, бок и смазливую, несмотря на увечья, физиономию. Мог ли я его понять? Конечно, да. После холодных стен Азкабана ветер жизни кажется великолепным нектаром. Его хочется пить не отрываясь. И даже жестокая драка с оборотнями не может уменьшить этой радости. Напротив, она придает остроту существованию, как жгучая приправа никогда не портит восточное блюдо. Черт, я даже на мгновение позавидовал Блэку, настолько счастливым он казался даже во сне.

Накрыв его наконец одеялом, я отправился в спальню. Спать оставалось всего пару часов. Утром я должен был направиться в Хогвартс, чтобы отправить на каникулы последних учеников. Не все же могут себе позволить полночи гоняться за соблазнительными волчицами, а потом с чистой совестью дрыхнуть целый день!