Друзья моря. Книга первая. Эарнил (джен)

Примерно через месяц из похода вернулся Гвиндор. Оказавшись дома, он выслушал довольно эмоциональный и сбивчивый рассказ матери о том, что Фириэль умерла из-за Эарнила. А вернее, из-за того, что его друг оказался Блюстителем. Обратившись за более вменяемым разъяснением к жене, он узнал, что принц Фарамир признал Эарнила своим сыном и наследником, и тот стал лордом.

— Значит, все же Блюститель — его отец… Но он же говорил, что это невозможно… — хмыкнул Гвиндор. — Получается, Эарнил стал лордом, но не Блюстителем… Или Принц умер?.. Он же еще совсем не стар… А Эльборон? — спросил он у женщин.

— Он стал лордом, а потом Блюстителем. Принц — жив, Эльборон — не знаю, — пояснила Иримэ.

— Ладно, завтра в Цитадели все выясню, — махнул рукой муж.

Вечером в дверь постучали, и вошел Эарнил. Гвиндор смерил его взглядом.

— Очень неплохо выглядишь, — довольно ехидно заметил он, глядя, как тот снимает дорогой плащ на меху.

— Прости, Гвиндор, — ответил Эарнил, — я вовсе не хотел наряжаться к вам, но у меня забрали всю мою обычную одежду, и я даже понятия не имею, где она.

— Садись, — хозяин указал рукой на кресло и сел напротив, беззастенчиво изучая друга. — Иримэ, будь добра, принеси нам выпить, — обратился он к жене.

— За двадцать лет мало что изменилось… — усмехнулся Эарнил, когда молодая женщина отлучилась. — Для Принца и его челяди я так и остался мальчишкой из Ламедона. Когда я приехал с отцом в Цитадель, меня первым делом отправили в купальню, где драили так, будто я никогда не мылся прежде. Потом выдали новую одежду, а голову отдали на растерзание цирюльнику.

— Надо отдать ему должное — твоя голова выглядит очень неплохо, — заметил Гвиндор, глядя на умело подстриженные волосы Эарнила.

Иримэ принесла поднос, на котором стоял кувшин с вином и две чаши.

— И ты не прав, — продолжил он, наливая гостю вина. — Изменилось многое. Ты едва ли не впервые на моей памяти не выглядишь доходягой из Ангбанда. И дело не в шелковой рубашке или замшевом камзоле. Уж не знаю, заслуга ли это повара Принца или, обретя отца, ты, наконец, начал нормально есть.

Эарнил смущенно улыбнулся.

— Не хочешь узнать, как прошел поход? — поинтересовался Гвиндор. — Или ты уже и так все знаешь? Матушка заявила, что ты стал Блюстителем. Это правда?

— Правда.

— Неожиданно... А Принц?..

— Я сам до конца этого еще не осознал. Принц остался принцем Итилиенским, но теперь живет в Минас-Тирит.

— Для тебя это, полагаю, неплохо. Он наверняка помогает тебе.

— Скорее, делает все за меня. Без него бы я пропал.

— А Эльборон? Сидит и дуется в Эмин-Арнен?

— Да, он хотел, чтобы отец отрекся и передал ему Итилиен, но Принц отказался.

— Весело тут у вас, однако… Похоже, я пропустил много интересного. Раз уж ты теперь лорд-Блюститель, может быть, знаешь, есть ли у меня надежда получить капитана?

«Эх, Гвиндор, ты даже не представляешь, как тут было “весело”», — подумал Эарнил. Он вытащил свернутую в трубку бумагу с гербом и протянул Гвиндору. Тот взял и пробежал ее глазами.

— Как ты понимаешь, я не мог совмещать должности капитана Третьего Отряда и Блюстителя. И на мое место назначили тебя. Не благодари — это обычная традиция.

Иримэ принесла Фириэль и посадила Эарнилу на колени. Гвиндор протянул бумагу жене. Та прочла ее и просияла.

— Спасибо! — радостно воскликнула она.

— Гвиндора выбрал Король. Я здесь ни при чем. Он полностью заслужил это. — Гость отпил вина.

— А Принц уже видел Фириэль? — вдруг спросил Гвиндор, глядя на племянницу.

— Да, я носил ее в Цитадель. Она ему очень понравилась. — Эарнил улыбнулся.

— У него ведь есть еще внуки?

— Да, еще трое.

Гвиндор обернулся, убедился, что Ниэнор не слышит его, и продолжил:

— Тебе нужен наследник.

— Я не собираюсь жениться второй раз, Гвиндор.

— Я очень тронут, что тебе настолько дорога память сестренки, но ее не вернуть, а тебе всего тридцать три... Молодому мужчине нужна жена.

Эарнил молчал.

— И еще тебе нужен сын, особенно учитывая твое нынешнее положение… Скажи, а ты честно не знал, что лорд Фарамир твой отец? Уж очень трепетно ты всегда к нему относился.

— Когда разубеждал тебя в этом — не знал.

Через час Фириэль задремала на руках у отца, и тот аккуратно передал ее Иримэ. Потом поблагодарил хозяев и собрался уходить.

— Ты один? — поинтересовался Гвиндор. — За тобой не придут?

— Конечно, один, — удивился Эарнил.

— Давай-ка я провожу тебя, а то уже поздно.

— Зачем?! Неужели я не дойду из Четвертого Яруса до Цитадели?

Не слушая его, Гвиндор уже надевал теплый плащ. Эарнил попрощался с Иримэ, и они вышли на улицу.

— Ты хотел поговорить со мной наедине? — спросил Эарнил.

— Не только. Я действительно не хочу, чтобы ты ходил один по улицам, тем более в темноте.

— Гвиндор, ты серьезно?! — изумился Эарнил.

— Ты зря думаешь, что в Минас-Тирит ты в безопасности. Подумай, у скольких людей есть причины не любить тебя. Начиная с Кемендура и Анардила и кончая Эльбороном.

— Эльборон, конечно, ненавидит меня, но он не подлец и никогда не пойдет на подобное.

— Он-то не пойдет, но кто-нибудь может захотеть сделать ему приятное. Я не шучу. Уверен, что Эльборон в ярости от случившегося. Роханцы — тоже. Весь их династический союз пошел прахом. Да и лоссарнахское семейство, думаю, не в восторге от твоего блюстительства в обход старшего сына лорда Фарамира: ведь он супруг их дочери.

— Не думаешь же ты, что они подошлют наемного убийцу? — хмыкнул Эарнил.

— Не знаю. Но, поверь мне, пустить стрелу тебе в спину — не сложно.

— От стрелы в спину один-два человека меня не спасут, а ходить по улице с вооруженным отрядом, подобно харадским владыкам...

— И все же сделать это будет труднее. И не забывай о Кемендуре. Он с самого начала был уверен, что ты сын Блюстителя и что Принц об этом знает. Дирхаэль говорил Голасгилу, что ты жаловался Принцу на капитана Цитадели, и потому лорд Фарамир отправил его в отставку. Кемендур и его семейка терпеть не могут Блюстителя, вернее Принца, — поправился он, — и тебя тоже.

— Я не собираюсь кого-либо бояться.

— Не бойся, но защитник и свидетель рядом с тобой не помешает. Хотя бы ради твоего отца. Ты же не хочешь, чтобы тебя принесли к нему умирающим?

— Гвиндор, ты преувеличиваешь.

Они вошли в Цитадель, миновали Фонтанный Двор и направились к Дому Блюстителей. Гвиндор обнял Эарнила.

— Иди и все же подумай над моими словами.

Эарнил вошел в Дом, слуга принял у него плащ, и молодой человек отправился к отцу. Тот сидел за столом и что-то писал. Сын поклонился, после чего подошел и сел рядом.

— У Гвиндора все нормально? — спросил Принц.

— Да. Пришли новые донесения?.. — Сын кивнул в сторону бумаг.

— Из Итилиена. Иди отдыхай, уже поздно. — Фарамир повернулся и положил руку ему на плечо.

Эарнил пришел к себе, умылся, разделся и лег. Кровать была удобной, но очень широкой, и он подумал, что друг прав, и ему на самом деле одиноко в этой уютной красивой спальне. Жениться, когда окончательно истечет траур? Гвиндор и Иримэ поймут его… Друг сам заговорил об этом. Скорее всего, не осудит и отец… Второй брак допускается, особенно если нет сыновей. Фириэль, наверное, поняла бы его и простила. Потом он вспомнил опасения Гвиндора. «Если бы мне грозила реальная опасность, отец никогда бы не позволил мне ходить без свиты. Хотя… Принца самого едва не замучили не далее, чем в начале осени. И не убили лишь потому, что не собирались убивать…»

Утром после трапезы Эарнил с отцом отправились во Дворец, где должен был состояться Совет Минас-Тирит по итогам последней военной кампании. К облегчению нового Блюстителя, он должен был проходить в малом Зале Советов, где ему не нужно было занимать отдельное место на виду у всех, и он мог сидеть рядом с отцом. Впрочем, и сейчас хватало любопытных, а порой и откровенно насмешливых взоров... Лорд-Казначей, несмотря на весьма любезное приветствие, смотрел на вновь вошедших с плохо скрываемой иронией. Эарнил быстро взглянул на отца: тот выглядел спокойным и невозмутимым. «Где мне взять силы и выдержку, чтобы хотя бы отчасти стать таким?» — подумал сын.

В Зал вошел генерал Фингон, возглавлявший последний поход, и капитаны. По-видимому, им уже было известно о перестановке в доме Хурина. Генерал и все командиры неплохо знали Эарнила и теперь, после приветствия, вольно или невольно рассматривали молодого человека, за время их отсутствия превратившегося из талантливого, но безродного капитана из Ламедона в нового гондорского Блюстителя. Эарнил поймал себя на мысли, что ему в очередной раз хотелось исчезнуть или хотя бы взять отца за руку. Словно почувствовав это, Принц положил ему ладонь на плечо. Вошел Король, и все немедленно поднялись. Элессар кивнул собравшимся и занял свое место.

— Вы, наверное, уже слышали, что в Гондоре новый Блюститель — лорд Эарнил Эмин-Арненский из Дома Хурина, — обратился он к Фингону и капитанам, указывая на Эарнила.

Тот заставил себя улыбнуться и кивнул. Генерал начал рассказывать об очередной успешной операции в Хараде. Говоря об отличившихся офицерах и воинах, он в конце концов упомянул и о Гвиндоре, на что Король заметил, что тот уже и так произведен в капитаны. Выслушав доклад Фингона, Элессар начал говорить о стратегической важности Харондора для южного Королевства и о том, что необходимо поскорее заселить эту землю. «О Небо, зачем! Кто же туда поедет по доброй воле!» — пронеслось у Эарнила. Вдруг он почувствовал, что отец слегка коснулся его руки. «Молчу…» — со вздохом подумал он.

Когда Совет закончился и Фарамир с сыном собрались уходить, к Принцу подошел Фингон. Эарнил отошел к окну. Вдалеке виднелась широкая лента Андуина, а за ней на холмах Эмин-Арненский Замок… «… говорил, что это его сын…» — донесся до него обрывок разговора. Эарнил невольно обернулся. Из Зала выходили Эдельмир и Аксантур. «Смешно… — подумал Эарнил. — Похоже, это видели все, кроме отца…»

— Эарнил, — позвал его Принц.

Тот немедленно подошел, они спустились вниз, вышли из Дворца и медленно пошли к своему Дому.

— Ты правильно сделал, что промолчал, — вполголоса сказал отец, взяв его под руку. — Я полностью с тобой согласен и тоже считаю, что Харондор не нужен Гондору, по крайней мере как населенная провинция. Но Королю дорогА эта мысль, как и его победы над Умбарцами, и он не откажется от нее, даже приведи мы множество разумных доводов против…

— Зачем тогда нужны Советы, милорд?.. Если Король все решает сам, а мы — лишь статисты, которые должны в нужный момент выразить свой восторг и одобрение...

— Советы нужны. И на решения Короля можно влиять, но не открыто. Если ты начнешь явно спорить с ним, то ничего кроме раздражения это не вызовет… Король сделал тебя Блюстителем потому, что ему нужен умный и ответственный исполнитель. Для него ты мальчик из Ламедона, который будет скромно молчать и держать свое мнение при себе, если оно появится... И уж точно не сметь возражать ему. Когда я был молод, я не сразу понял, как нужно с ним себя вести, и поначалу много спорил. Мне казалось, что я, выросший в Гондоре и воспитанный, как потенциальный гондорский правитель, лучше понимаю свою страну, ее традиции… и особенности... К тому же в последние годы я помогал отцу, а у Элессара и многих поколений его предков не было опыта управлением государством. По причине отсутствия такового, — иронично закончил Принц.

Эарнил молчал и внимательно слушал.

— И поначалу я порой спорил с ним очень горячо: истина для меня всегда была важнее благополучия или чьей-либо милости. Но со временем понял, что это бессмысленно, и влиять на Короля можно, лишь аккуратно пытаясь подвести его к правильному решению. Иногда это получается… Иногда — нет, и сделать тут ничего нельзя. У него есть свои дорогие его сердцу мысли и идеи, и ничто не заставит его отказаться от них. Он искренне считает, что послан Гондору свыше. Мы же, по его мнению, должны молча выполнять его указания. Он хочет, чтобы Блюститель был послушной куклой у подножия трона, но в его отсутствие эта кукла превращалась бы в умного, сильного и деятельного правителя... Так не бывает. Я научился молчать и терпеть. Ради того, чтобы окончательно не впасть в немилость и хоть как-то влиять на него. Тем более, нужно молчать тебе. Ты неизвестно откуда взялся, а для тех, кто знает тебя, ты все еще провинциальный подкидыш. Чтобы тебя приняли как Блюстителя, должно пройти время. Сейчас Элессар благоволит тебе, в том числе и потому, что надеется, что в тебе он найдет Блюстителя, которого всегда хотел. Но, поверь мне, для Короля существует очень мало людей, в которых он по-настоящему заинтересован. Пока ты отвечаешь его ожиданиям — он милостив. Не захочешь или не сможешь…

Они подошли к резиденции Блюстителей и поднялись в покои Принца. Эарнилу хотелось столько всего у него спросить… Почему он признал Элессара, тогда как гондорцы в свое время отвергли его предка с такими же точно правами на трон? Матушка рассказывала ему, что род Блюстителей был весьма уважаем в Стране, а лорда Фарамира очень любили, по крайней мере, в Столице.

Другим мучившим его вопросом была причина брака отца с леди Эовин, но молодой человек понимал, что задать его будет большой дерзостью. «Надо ждать… Возможно, он со временем расскажет».

На следующий день, когда Фарамир и Эарнил занимались бумагами, в комнату вошел слуга.

— Милорд, вас хочет видеть какая-то женщина, — обратился он к Принцу.

— Хорошо, передай ей, что я скоро приму ее. Эарнил, посмотри пока новые донесения из Итилиена и подготовь резолюции. Я вернусь и подпишу.

Принц отправился в небольшой зал, где всегда принимал просителей, и сел на привычное место в кресле у камина. Дверь открылась, и вошла довольно высокая немолодая женщина. Увидев его, она невольно застыла: настолько изменился он за неполные три месяца, минувшие с их встречи. Опомнившись, она поклонилась. Он кивнул и указал ей на кресло, но посетительница не шелохнулась.

— Я пришла из-за Эарнила. Я не могу так больше... Я очень виновата перед тобой и готова понести любое наказание за то, что сделала, но я не могу потерять его. Я всегда любила его больше жизни и старалась быть ему хорошей матерью… У меня никого не было… И ничего не было… Только одиночество и долг. А потом он родился... Позволь ему простить меня…

— Я не сержусь на тебя. Теперь у меня есть Эарнил, и впервые за столько лет я больше не одинок. Хотя мне и пришлось дорого заплатить за это. Но я жалею лишь о том, что не знал о нем раньше… Почему ты не рассказала мне, что у меня есть еще один сын? Я бы забрал его еще маленьким ребенком и никогда бы не расстался с ним…

— Мне было стыдно, — прошептала она.

— И ты наказала его, меня и себя…

— Можно мне увидеть его? Хотя бы один раз… Если он вновь оттолкнет меня, то, клянусь, вы никогда больше обо мне не услышите.

— Конечно.

Фарамир вернулся к сыну.

— Сделал?

— Да, — кивнул тот, протягивая бумаги, но отец не взял их.

— Пришла твоя мать, — помолчав сказал Принц.

Эарнил опустил голову.

— Пойди к ней.

— Я не знаю… — сын покачал головой. — Из-за ее обмана вам пришлось столько пережить… Вы столько потеряли из-за нас.

— Но приобрел я намного больше. — Фарамир обнял его. — Иди.

Эарнил застенчиво улыбнулся, поклонился и поспешил вниз.

Альмариан стиснула руки и ждала. Если он не простит ее, то ей незачем жить. Она умрет сегодня же ночью.

Дверь открылась, сын вошел и, не говоря ни слова, обнял ее. У женщины подкосились ноги. Эарнил подхватил ее и отнес в кресло.

— Матушка, милая, — прошептал он, прижимая ее ладонь к лицу, — простите меня, я не должен был…

Она улыбнулась сквозь слезы, провела дрожащими пальцами по его волосам и уронила руку. Голова ее безжизненно поникла.

— Матушка?! — испугался Эарнил. — Кто-нибудь! — воскликнул он.

В комнату вошел Берегар.

— Что-нибудь случилось, милорд?

— Ей плохо…

— Сейчас, — кивнул слуга и вышел.

В зал вошел Фарамир.

— Надо уложить ее… — произнес он, глядя на бесчувственную Альмариан.

Эарнил снова взял мать на руки и отнес в одну из комнат.

Появился Берегар с уксусом и нюхательной солью.

Эарнил ослабил ей шнуровку платья, растер виски уксусом и поднес к лицу соль. Женщина открыла глаза, но едва могла говорить.

— Берегар, сходи во Врачебные Дома и пригласи сиделку, — приказал Принц и оставил их.

Слуга поклонился и вышел.

— Эарнил… — прошептала она.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб.

Вскоре пришла относительно молодая и крепкая сиделка. Она сняла с Альмариан платье и уложила в постель. Эарнил неслышно вышел и поднялся к себе.

Спустя несколько часов женщина проснулась. Она очень редко болела, не привыкла быть слабой, и ей было непривычно лежать в постели на чьем-либо попечении. Даже ребенка она родила сама, без чьей-либо помощи. Сколько раз за последние недели вспоминала она тот год. Как не сразу поняла, что ждет ребенка, затем сначала испугалась, а потом обрадовалась… Ведь она уже смирилась с тем, что ей не суждено быть матерью. Она простилась с прочими служителями Врачебных Домов и уехала из Минас-Тирит. Вместе со знавшей ее с детства и преданной ей Нэрвэн они приехали в Ламедон, где она выбрала дом уединенно стоящий между двух селений. Вскоре ей пришлось рассказать служанке истинную причину их переезда. Нэрвэн, которая так гордилась своей добродетельной госпожой, очень расстроилась. С одной стороны, ей было жаль Альмариан, с другой — она опасалась за ее доброе имя. Сначала они решили, что Альмариан скажется вдовой, недавно потерявшей мужа, но побоялись, что кто-нибудь может узнать ее даже в этом медвежьем углу… Когда скрывать живот было уже невозможно, она притворилась больной и не покидала своей крошечной усадьбы.

Пасмурным, ветреным ноябрьским днем начались схватки. Альмариан умела принимать роды и неоднократно делала это. Теперь ей нужно было родить самой. Нэрвэн, как могла, помогала ей. Тянулись болезненные часы. Женщина очень боялась, что роды могут пойти не так, но среди ночи благополучно родила ребенка. Ей пришлось самой отрезать и перевязать пуповину. Это оказался мальчик… Нэрвэн обмыла его, завернула в пеленки и отдала матери. «Какой лохматенький», — сказала она. Несмотря на свои опасения, Альмариан смогла кормить малыша.

Спустя примерно неделю Альмариан взяла заранее приготовленную корзину. Потеплее запеленала и укрыла малыша. После чего они с Нэрвэн отправились в ближайшее селение. Там она рассказала, что ее служанка неподалеку от их дома нашла корзинку с младенцем. Говорила Альмариан, Нэрвэн лишь поддакивала ей. Старейшина велел позвать местных повитух. Они забрали корзину и унесли в дом. Там малыша развернули и осмотрели. Но никакой записки, украшения или иного знака не нашли. Женщины объявили, что это здоровый мальчик нескольких дней от роду. Добрый старик был удивлен и даже обескуражен случившимся. Тогда Альмариан сказала, что ей кажется, что ребенок послан ей Свыше. Ведь она уже много лет вдовствует и очень одинока. К ее огромному облегчению, немного подумав, он разрешил ей забрать младенца.

Ко времени, когда они спустя несколько часов пришли домой, малыш успел серьезно проголодаться. Глядя на крошечное существо у своей груди, она содрогнулась… Что было бы, если бы Старейшина не позволил ей оставить его… Она бы не пережила этого.

Первое время Альмариан была необыкновенно счастлива. У нее было дитя. Ее родное дитя. И это был не только ее сын — это был еще и сын человека, которого она так любила. Но который, увы, не догадывался о ее чувствах. Ведь она знала, что им не суждено быть вместе, и всю сознательную жизнь скрывала их… Служанке о том, кто был отцом мальчика, она не сказала. Альмариан долго думала, как назвать сына. Дать имя в честь одного из гондорских Блюстителей она не дерзнула, и в конце концов малыш стал Эарнилом.

Шло время. К году ребенок хорошо говорил, в три научился читать. Чем старше становился мальчик, тем больше он напоминал ей своего отца, и не только обликом. Такой же серьезный и задумчивый. Такой же тонкий и чуткий… Как не хотелось ей отдавать его в Калембэл… Она хорошо понимала, что ее мальчику придется тяжело среди грубоватых воинов, ценящих превыше всего силу и удаль. Как долго откладывала она этот день. И всякий раз, приходя навестить сына, она хотела забрать Эарнила и больше с ним не расставаться…

Через год его увидел отец, и вскоре мальчика увезли к нему… Она не отпустила бы его так далеко ни к кому другому. В Эмин-Арнен лорд Фарамир приблизил его к себе, возился с ним, и благодарный Эарнил всей душой привязался к нему. Раз в год сын навещал ее, но какими короткими были эти две недели. С тех пор сентябрь стал ее самым любимым месяцем. А потом… Потом Эарнил пришел к ней пешком: упавший духом, потерянный. И тогда она поняла, что Фарамир изменился. Ей казалось, что тот Фарамир, которого она знала, помнила и любила не избавился бы от преданного ему существа по чьей-либо прихоти.

И теперь, спустя столько лет, они все же воссоединились — уже как отец и сын. Отныне Эарнил — сын Фарамира лорда Эмин-Арненского и принца Итилиенского, а не Альмариан, скромной дочери капитана Вэантура.

Она еще долго не могла заснуть снова, и лишь перед утром мучившие ее воспоминания отступили. А с восходом солнца она проснулась, поблагодарила сиделку и ушла домой.

Весной, когда Фириэль хорошо встала на ножки и перестала постоянно нуждаться в Иримэ, Эарнил забрал девочку в Дом Блюстителей. Зная, насколько она дорога Ниэнор и семейству друга, посоветовавшись с отцом и Гвиндором, он взял бабушку няней, чтобы не разлучать с малышкой. Ниэнор не знала, как относиться к зятю. С одной стороны, она прекрасно помнила, что Фириэль очень любила Эарнила, не желала больше ни о ком думать, а в браке была совершенно счастлива. С другой — свято верила в то, что Фириэль умерла из-за происхождения и будущего блюстительства мужа, при этом даже не побывав леди. Гвиндор тщетно пытался убедить мать в нелепости ее суеверий и невиновности друга в смерти жены. Внешне женщина оставалась вежливой и при челяди даже почтительной, но Эарнил чувствовал, что она недолюбливает его, и просто делал вид, что не замечает этого.

Фарамир очень привязался к внучке; к тому же она была похожа на отца, и, глядя на нее, он представлял, каким Эарнил мог быть в раннем детстве, когда они не знали друг друга.

(C) 2020 — 2021 murzwin