Остров (гет)

Когда она проснулась или, вернее сказать, очнулась от зыбкого сна, вызванного усталостью и стрессом, Кренник все еще упрямо боролся, вопреки всему продолжая жить. Жар спал, но вернулся сильный озноб, сотрясавший его так сильно, что буквально зубы стучали. Порывшись в ящиках, Джин вытащила еще пару пледов и укутала ими мужчину, подложив один под голову. Проверила повязки и сочла, что все не так уж и страшно, как могло показаться вчера. Во всяком случае, отек нехорошего багрового цвета начал спадать. Невольно Джин поймала себя на том, что испытывает позорное облегчение при мысли, что Кренник может выжить. Конечно, она ни в коей мере не забывала, что он все еще ее враг, просто… Перспектива остаться совсем одной в этом заброшенном тропическом «раю» в компании кошек-людоедов вполне могла примирить ее с кем угодно.

Подкрепившись все теми же галетами, напившись и напоив своего невольного пациента, девушка решила осмотреться. Ночные хищники с наступлением рассвета ретировались в свои логова, и Джин в полной мере оценила то, как они старались расковырять отсек в желании получить сладкую добычу: металлическая обшивка у самого «входа» была основательно покорежена, так что ей практически не пришлось трудиться, чтобы покинуть убежище. Снаружи дело обстояло еще хуже: глубокие царапины распахали землю, вырвав с корнем дерн, а на верхней части бокса появились красноречивые вмятины. Стало ясно, что твари вернутся уже этой ночью с новыми силами, и на этот раз их охота может оказаться удачной.

Оставаться в грузовом отсеке стало смертельно опасно. Джин в задумчивости обошла вокруг бокса, застрявшего в корнях великанского дерева, лихорадочно пытаясь найти выход.

Орсон испытывал страшную, иссушающую жажду, а вместе с тем непреодолимую слабость. Очнувшись, он некоторое время просто лежал, пребывая в блаженном отупении и бесцельно отслеживая остановившимся взглядом луч света, падающий через разлом в обшивке на пол отсека. Свет. Значит, уже день, тогда… где эта невыносимая дерзкая девчонка?

От попытки резко подняться закружилась голова и подскочило давление. Превозмогая слабость, Кренник покинул свое импровизированное ложе из сложенных вместе ящиков, укрытых пледом, и, жадно выпив практически всю воду из найденной бутыли, двинулся к выходу. Палуба качалась перед глазами, плечо ныло, досаждая временами острой простреливающей болью, но жара не было. Выбравшись наружу и вдохнув влажный, душный и прелый запах тропических джунглей, мужчина приставил ладонь козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от слепящего света. Следы, оставленные ночными хищниками, он заметил сразу, оценив их размер и настойчивость: стена грузового отсека была знатно расцарапана, значит, рано или поздно, но придется покинуть это ненадежное укрытие. Наверное, Джин рассуждала так же, но где же теперь искать ее?

Кренник чувствовал глухое раздражение, подхлестываемое постоянной, изматывающей болью в поврежденном плече. Глупая девчонка! Постоянно лезет в неприятности, сбегает и заставляет его тратить усилия на поиски! Орсон резко выдохнул, закрыв глаза. Он не мог признаться себе, что только необходимость заботиться о Джин поддерживает в нем желание двигаться. Крифф побери! Он уже далеко не мальчик, чтобы вот так, без оружия (а отсутствие виброножа он заметил в первую очередь), ломиться в чужие джунгли в поисках… кого? Кто ему эта надоедливая девица с навыками коммандос? Закоренелая преступница, воровка, наглая выскочка… Дочь Галена. Может быть, когда-то, чтобы загладить свою вину, он опрометчиво пообещал своему другу найти и вернуть его дочь домой, вот только… с тех пор прошло тринадцать лет, и Джин уже не испуганная восьмилетняя девочка, ей больше двадцати. Из малышки со смешными тонкими косичками она превратилась сначала в опасного подростка, а потом и вовсе в незнакомую молодую женщину, ничего общего не имеющую с той Джин, что помнил Орсон.

Поэтому, вздохнув еще раз, он пошел искать своевольную террористку, надеясь, что его не сожрут по дороге неведомые твари. Но не успел Кренник обойти исполинское дерево, в чьих корнях застрял грузовой бокс, по периметру, как его окликнул звонкий голос Джин:

— Наверх, адмирал!

Он посмотрел в указанном направлении, тут же охнув от приступа сильнейшего головокружения, и увидел примерно в трех-четырех метрах над землей приличного размера пролом в теле дерева, откуда выглядывала весьма довольная собой Джин.

— Здесь полно места! — сообщила она. — Вероятно, раньше тут гнездились какие-то птицы, потому что вокруг много осколков скорлупы и остатки чего-то, похожего на…

— Немедленно спускайся! — хрипло выкрикнул Кренник, сердито нахмурившись.

— Но почему? — искренне удивилась Джин. — Это идеальное убежище. Здесь две камеры, и вторая, что выше, легко сможет вместить двух человек.

— Нельзя касаться внешней коры этого дерева без перчаток, — попытался объяснить девчонке Орсон. — Она может…

— Да, я в курсе! — Джин махнула в воздухе электронной декой. — Здесь написано, что древесная смола обладает сильнейшим анестетическим действием. Своего рода дендротоксин, к которому крайне чувствительны местные хищники. Поэтому их следы повсюду, но только не рядом со стволом, именно из-за этой особенности птицы спокойно разбивают внутри гнезда и выводят потомство, но откуда ты знаешь об этом?

Кренник криво улыбнулся, несмотря на головную боль, продолжая рассматривать из-под ладони сияющую, довольную находкой Джин.

— Я был на Кашиике, мисс Эрсо.

— Это родина вуки? — уточнила девчонка, и Кренник довольно кивнул:

— Не нужно быть гением в ботанике, чтобы опознать в этом дереве разновидность врошира, потому что только они способны достигать таких исполинских размеров, чтобы в их стволах жили целые семьи. Врошир — не эндемик, он встречается и на Аларис-Прайм, и на других планетах Среднего кольца. Тропический климат — самый подходящий для этого вида дендроидов.

— Значит, его можно использовать в качестве убежища? — нетерпеливо спросила Джин и Орсон согласился:

— Только в том случае, если не собираешься лазать по стволу без защиты, как мартышка.

Джин кисло улыбнулась, продемонстрировав мужчине руки в перчатках:

— Я об этом позаботилась, офицер!

* * *

С помощью примитивной лебедки, собранной Кренником, им удалось наладить подъемный механизм и разобраться наконец в том, что из имеющегося в грузовом отсеке было по-настоящему полезно. В итоге несколько комплектов формы, пледы, запас сухпайков и батареи для бластерных винтовок были подняты в новое убежище и размещены в нижней камере «гнезда». Джин все тщательно очистила от скорлупы и мусора, оставшегося после предыдущих жильцов, и по совету Орсона обработала все соком листьев врошира, предварительно позаботившись о собственной безопасности. Птицы могли быть переносчиками различных насекомых, а также стоило помнить о существовании ядовитых тварей. Сок послужил отличным дезинфектантом. Джин пришлось выслушать лекцию Кренника о многофункциональном предназначении врошир. Оказывается, вуки использовали эти исполинские стволы не только как дома — дерево давало им все необходимое: воду, еду, строительные материалы… Листья и кора использовались в производстве тканей, оружия, мебели, инструментов и декоративных атрибутов. Многие части дерева, особенно его сок, известный еще и как «кровь дерева», активно задействовались в медицинской, пищевой промышленности, а также в разнообразных ритуалах. Из сока и листьев врошира изготавливали даже топливо, масло и химикаты!

Откуда известно все это Креннику, Джин спрашивать не стала — из-за того, что имперец до сих пор не мог нормально пользоваться правой рукой, весь труд по подъему необходимых вещей достался ей, а это порядком выматывало.

Верхняя камера представляла собой естественную каверну в древесном стволе и действительно могла послужить укрытием для двух человек. Легко было представить, что это тесная, но уютная комната без окон, с гладкими стенами и особым древесным ароматом.

К сожалению, из источников света в «гнезде», как не сговариваясь, стали звать новое убежище Джин и Орсон, остались лишь немногочисленные армейские факелы, которые следовало экономить. Конвертер и всю систему освещения не удалось перенести наверх из бокса — требовалось специфическое оборудование. Джин, разумеется, ядовито прошлась по поводу полезности Кренника для их выживания, на что он довольно спокойно сообщил, что непременно подумает над проблемой. И пусть она знала его всего два дня — Джин почему-то поверила, что он действительно сможет во всем разобраться и решить возникшую проблему.

Когда стемнело, предоставилась возможность увидеть наконец хищников, вновь явившихся к грузовой палубе. Здоровенные твари с кошачьей грацией исследовали металлический корпус, шумно принюхиваясь и раздраженно подергивая хвостами. Они быстро поняли, что добыча нашла убежище понадежнее и не стали тратить время на попытки расширить вход. Злорадно посмотрев вслед хищным теням, растворившимся в джунглях, Джин загородила вход в «гнездо» металлической пластиной и вернулась в верхнюю комнату, чтобы заняться перевязкой. Кренник кривился и ругался сквозь зубы, когда девушка осторожно размачивала и снимала заскорузлые от крови, присохшие к ране бинты.

— А ты живучий, — с некоторым изумлением заметила она, распыляя над заметно поджившей раной антисептик и антибиотик. Бакта-пластыри отлично справились со своей работой, но до полного выздоровления было далеко. Орсон дернул здоровым плечом:

— Мне это говорят столько, сколько себя помню.

— Почему?

— Потому что никто не ждал и не хотел моего рождения, но оно все равно произошло.

— Говоришь так, будто это плохо.

— Мало хорошего ощущать себя лишним везде: в семье, в школе, в академии. В этой жизни.

Джин закрепила свежую повязку и невольно опустила взгляд. Возможно ли, что между ней и этим человеком общего больше, чем она считала? Поспешно отодвинувшись на свою половину древесной комнатушки, она вдруг спросила, глядя на то, как Кренник выкладывает на импровизированный стол из металлического контейнера ее бластер и одну из запасных батарей:

— У тебя было какое-то увлечение… Помимо стройки гигантских станций, способных уничтожать миры?

Орсон, разложивший на «верстаке» грубо собранные из подручных средств инструменты, поднял изумленный взгляд:

— Тебя это действительно интересует?

Джин с плохо скрываемым раздражением пожала плечами, уже жалея, что спросила:

— Не хочешь — не говори.

Он слабо улыбнулся, видя, как недовольно поджала губы молодая женщина, как она злится на себя, свое живое любопытство, так и не побежденное суровой жизнью. И он узнавал сотни мелких мимических движений, присущих равно Галену и Лире и причудливым образом отразившихся в облике их единственной дочери. Джин Эрсо поистине была ребенком своих родителей, а он был преступно слеп, не желая этого видеть.

— Я собирал старо-республиканскую литературу, — вдруг неожиданно для самого себя признался он. — Не просто цифровые копии, а настоящие книги: отпечатанные на листах бумаги, выгравированные на металлических пластинах, даже начерченные на свитках.

Джин заинтересованно склонила голову к плечу, понимающе спросив:

— Так ты коллекционер, адмирал?

— Орсон. Раз мы застряли здесь, можешь называть меня по имени. И да, я был коллекционером.

— Со Геррера тоже частенько поддавался этой страсти. Вот только он собирал не книги, а лазерные винтовки. В его владении были сотни различных модификаций этого оружия: разные производители, даты выпуска, неудачные или, наоборот, успешные образцы… Вы, мужчины, все подвержены этому недугу?

Кренник усмехнулся, осторожно разбирая бластер Джин и осматривая порты крепления батареи.

— Книги, милая Джин, куда более смертоносное оружие, чем банальная винтовка. В книгах содержится знание, способное влиять на судьбы миллионов живых существ. Тайны, загадки, древние учения… Иногда запретные.

— Что ты считал вершиной своей коллекции?

— Пожалуй, философский трактат о Тьме и Свете, принадлежавший когда-то Ордену Джедаев. После разорения Храма осталась целая библиотека, большую часть из которой забрали в литературный фонд, принадлежащий лично Императору, но… И я успел кое-что приобрести для себя.

Джин молча наблюдала за манипуляциями мужчины, за тем, как он осторожно разбирает на составляющие смертельно опасное оружие, и думала, что не прочь узнать — что же такое могло содержаться в свитках и книгах, которые она никогда не держала в руках. Просто потому, что единственными книгами, которые она читала после того, как Со Геррера забрал ее к себе в отряд, были спецификации на табельное оружие или схемы срабатывания термальных детонаторов различных модификаций. Каким-то образом уловив ее интерес, Кренник сказал:

— Если ты хочешь, могу процитировать пару абзацев.

Джин ничего не ответила, но глаза ее возбужденно вспыхнули, и она даже слегка подалась вперед, готовая слушать мудрость древнего Ордена.

— Тьма великодушна, — начал на распев говорить Орсон, плавными касаниями прибора приваривая новую батарею к корпусу бластера. — Первый дар ее — покров. Наш истинный облик лежит во тьме, скрываясь под маской лица, наши истинные сердца и желания таятся внутри нас. Но величайший из покровов ложится не для того, чтобы скрыть нашу истину, он прячет нас от истины всех прочих. Тьма защищает нас от того, чего мы сами не смеем узнать.

Второй дар ее — утешение. В объятьях ночи нас баюкают ласковые сны, в которых нет боли и невзгод, даря величайшее из утешений — иллюзию, что тьма будет вечно. Красоту снов губит грубый дневной свет, ведь каждая ночь несет в себе новый день. Но это иллюзия, потому что день — это не навсегда. День и есть иллюзия.

Джин, вздрогнув, закусила губу, стараясь сдержать рвущиеся наружу слова.

— А третий дар тьмы — это свет. Дни потому и существуют, что ночь разделяет их, как не было бы звезд, не будь бескрайней тьмы, сквозь которую они летят в своем ночном вращении. Тьма сжимает свет в объятьях и исторгает его из недр самой себя. Но в каждой битве со светом побеждает именно тьма.

Тьма великодушна и терпелива. Это тьма роняет семена жестокости в справедливость, подмешивает презрение в сочувствие, отравляет любовь сомнением. Тьма может быть терпелива, потому что малейшая капля дождя оживит семена, и те дадут всходы. Дождь придет, семена взойдут, ибо тьма есть почва, на которой они растут, а сверху уже сгущаются тучи.

Тьма великодушна и терпелива. И она всегда побеждает. Она повсюду, и победа ее неизбежна. Под осенним листом, который упал в твоем саду, в глубине родника с кристально чистой водой, в тени твоего дома, под столом и под одеялом на твоей кровати. Пройдись под полуденным солнцем, тьма будет с тобой, у тебя под ногами. Чем ярче свет, тем чернее тень.

Тьма великодушна, терпелива и всегда побеждает, но в сердце ее могущества лежит слабость… Хватит и одной свечи, чтобы разогнать мрак. Любовь сильнее свечи. Любовь горит в сердцах людей, тайно от всех. Под покровами тьмы она таится в нас до поры, а потом наполняет вселенную светом, что сильнее света звезд. И перед этим светом отступает ночь. И с первым лучом солнца рождается надежда, что тьма не вечна.

— Восстание живет надеждами, — хриплым шепотом произнесла Джин услышанную от Кассиана фразу, и Орсон поднял взгляд от своей работы, чтобы грустно усмехнуться:

— Вся вселенная живет надеждой, Джин Эрсо. Надеждой на то, что любовь способна разжигать звезды.

— Ты любил кого-то?

— Да. — Кренник снова занялся сваркой, прикрывая глаза ладонью от ослепительных искр. — Но есть истина в этом древнем учении, ибо Тьма ожидает за звездой, которая дает свет. Терпение тьмы безгранично. Со временем сгорают даже звезды, а Любовь — еще быстрее.

Джин промолчала, зябко обняв колени и глядя в древесный пол. Ей было над чем подумать этим долгим вечером. Над высшим благом того, что ее робкое чувство к Кассиану так и не стало настоящей любовью, потому что в глазах своего невольного спутника она видела именно это — золу и пепел сгоревших звезд.

* * *

Проснувшись и не обнаружив спутницу на лежанке, устроенной в противоположном углу, Орсон испытал приступ ярости, раздражения и какой-то бессильной обреченности. Снова эта девчонка заставляла его, позабыв о насущных делах, стремиться следом! Она будто смеялась над ним в его бесплодных попытках нагнать ее, юную и бестолковую, уберечь от опасностей. Было ли это связано с обещанием Галену? Орсон уже не был ни в чем уверен. Он не собирался становиться сиделкой при взрослой, но недисциплинированной девчонке, однако и проигнорировать ее долгое отсутствие тоже не мог.

Лист металла, ограждающий «гнездо» от непрошенных посетителей, был сдвинут в сторону, веревочная лестница сброшена вниз. Как рано она поднялась и сколько часов ее уже нет? Орсон бросил взгляд на импровизированный верстак и тяжело вздохнул: оружие исчезло. Он провел большую работу по переделке бластера прошлым вечером и даже успел испытать его, обнаружив как плюсы, так и минусы модификации. Батарея от винтовки обладала куда большей мощностью и существенно разогревала ствол. Чтобы оружие не взорвалось в руках владельца, из него стоило стрелять только в самом крайнем случае, будучи абсолютно уверенным в успехе. Джин знала и о том, что перезаряжалась их «гром-пушка» крайне медленно, сильно отдавала в плечо при выстреле, но по-прежнему оставалась единственным оружием в джунглях для двоих потерпевших крушение. И эта идиотка могла сгинуть в чужом лесу от тысячи причин!

Орсон даже не стал перебирать в уме все эти причины — у него было слишком хорошее воображение. А потому он, кривясь от боли в плече, поспешно принялся спускаться из «гнезда», в надежде понять хотя бы направление, по которому утопала настырная дочь Галена. Сам ученый вряд ли сделал бы пару шагов в неизвестность, и Орсон благословлял такую инертность в своем друге. Так за ним было проще наблюдать и гарантированно отслеживать все неблагоприятные факторы, угрожающие Галену Эрсо в его научных изысканиях. Но вот Джин в полной мере унаследовала темперамент своей матери, готовой сорваться на поиски приключений налегке.

Следы уводили его к горному хребту, возвышающемуся над джунглями. Через час ходьбы он услышал ручей, а в мягкой глине у его берегов заметил цепочку следов, оставленных, без сомнения, стандартными имперскими сапогами. Отбросив палкой с дороги грозно шипевшую змею, Орсон шел дальше, уже зная, что в скором времени встретит свою потеряшку, купающейся в какой-нибудь заводи в компании таких же ядовитых тварей, как и сама Джин.

Раздвинув широкие листья местного папоротника, Кренник остановился, с желчной усмешкой наблюдая за тем, как Джин беззаботно плещется у берега нагишом, бросив одежду и оружие на берегу. Прицепив бластер к своему собственному бедру, он немой статуей укора принялся ждать, когда девчонка соизволит заметить его присутствие. Жаль, что нельзя сложить на груди руки — правая, хоть и стала болеть меньше, все равно болезненно ныла при нагрузках. А Джин плескалась, не замечая ничего вокруг: темные распущенные волосы облепили мокрые плечи, в прозрачной воде отчетливо были видны изгибы ее тела и маленькая крепкая грудь. Кренник тяжело сглотнул, чувствуя, что его тело отзывается на столь невинно-соблазнительный вид, как и положено телу здорового нормального мужчины, у которого долгое время не было секса. Поэтому он отвел взгляд, заметив на берегу наполненные пресной водой бутыли, обвязанные веревкой, а неподалеку — небольшой водопад.

— Безумству храбрых — венки со скидкой, — наконец сообщил он девчонке, и она испуганно ойкнула, резко обернувшись. В бесстыжих серо-зеленых глазах не отразилось ничего, даже отдаленно похожего на вину.

— Здесь было безопасно… Ровно до этого момента, — дерзко заявила она, вскинув подбородок.

— Понимаю, — язвительно процедил Кренник. — В обществе ядовитых тварей тебе гораздо комфортнее, ведь ты выросла в гадючнике.

— И по чьей вине?! — вспыхнув, завелась Джин, зло сверкая глазищами. Она, ни капли не смущаясь, вышла на берег, отерла ладонями влагу со своего тела и с вызовом уставилась в глаза Орсона. Тот отступил, позволив девушке одеться. Даже отвернулся, хотя перед глазами так и стояла ее ладная фигурка, словно ожог, оставленный на сетчатке ярким солнцем.

— Почему ты ушла, ничего не сказав?

— А ты мне не отец! — с вызовом выкрикнула Джин, и в голосе ее зазвенела злоба. — Не командир, которому я должна отчитываться в своих действиях. Ты для меня Никто! Случайный попутчик, обуза. Именно я обнаружила «гнездо»! Я нашла и источник пресной воды, место, где можно смыть с себя грязь и постирать одежду, а что сделал ты, адмирал?!

Орсон некоторое время молча смотрел на взбешенную девчонку, потом тихо сказал:

— Может, я для тебя и обуза, Джин Эрсо, но так случилось, что я тоже принял тебя в команду. И мне меньше всего хотелось бы найти твой холодный труп или все, что от него останется после общения с местной флорой и фауной.

Больше не сказав ни слова, он взялся за веревку и потащил воду в пластиковых бутылях к убежищу. Джин тоже отвернулась, и вот у нее не возникло сложностей со складыванием рук на груди. Она не собиралась извиняться за свои резкие слова, не собиралась жертвовать своей свободой ради успокоения старика-имперца, который что-то когда-то пообещал ее отцу. Ей ли не знать — любые обещания рассыпаются в пыль под действием обстоятельств. Вчерашние друзья, не моргнув, стреляют тебе в спину, узнав, сколько кредитов под твоим портретом в разделе «разыскиваются».

Все хорошее настроение испарилось в один миг. Еще немного упрямо поторчав на берегу, она пошла следом за Кренником, но не потому, что того требовала вежливость. Просто этот слиимо взял оружие, следовательно, идти за ним на отдалении безопаснее, чем вовсе без прикрытия.

Когда Джин вернулась к вроширу-убежищу, адмирал уже заканчивал поднимать на лебедке последние бутыли с водой. Даже не взглянув в ее сторону, он демонстративно положил бластер под веревочной лестницей, а сам углубился в джунгли. Джин почувствовала легкое беспокойство. Световой день заканчивался, отходить от «гнезда» стало опасно. С одним виброножом не повоюешь против тех же кошек, что запросто могут оставлять на металле рваные следы от когтей. Не торопясь подниматься наверх, Джин Эрсо в тревожном ожидании мерила шагами площадку под веревочной лестницей. Сейчас, когда она осталась одна, в полном недоумении относительно планов своего спутника, Джин начала понимать, что именно имел в виду Кренник. Мучительное ожидание и неизвестность, возрастающая тревога и сотни причин, по которым он может не вернуться обратно, сводили ее с ума. Джин слишком долго жила одна, не позволяя себе ни к чему привязываться, отпугивая тех, кто пытался проявить к ней участие, и в конце концов перестала понимать ту грань, за которой назойливость и суета других трансформируются в настоящую заботу. Искреннюю, теплую. Орсон всего лишь пытался, возможно, неуклюже и неловко, но проявить о ней заботу.

Кроме них на этой планете никого нет. Глупо продолжать припоминать друг другу прошлые обиды и сводить старые счеты.

Несколько раз она порывалась отправиться за ним в чащу, представляя себе, как он гибнет, погружаясь в бочаг болота, как дикие звери рвут его на части… Она даже простила ему ту выходку на берегу заводи, когда наглый имперец не опустил взгляда, рассматривая ее обнаженную!

Но вот из темнеющего леса шагнул на поляну знакомый силуэт. Поравнявшись с Джин, он передал ей импровизированный мешок, сделанный из обрывков некогда белого плаща:

— Галеты из сухпайков надоели до смерти. Я собрал фруктов.

Джин молча прицепила мешок к крюку и с помощью лебедки подняла добычу адмирала в убежище, потом сказала, старательно глядя в сторону:

— Я поняла. Буду говорить, куда и на какое время отправляюсь. — И, замявшись, добавила: — Орсон.

— Спасибо, что не «командир», — сухо усмехнулся он, правильно интерпретировав причины смущения девушки.

* * *

Дни проходили в поисках того, как сделать жизнь на необитаемом острове более комфортной: Джин экспериментировала с глиной, найденной у ручья, в надежде сделать из нее грубое подобие посуды. Фрукты, консервы и галеты из сухпайков готовить было не нужно, но девушка исходила из подозрений, что если их и найдут, то случиться это может не скоро. Долгое время попытки Джин слепить что-то достойное оборачивались крахом, а ее жалкие изделия высмеивались Кренником, который каждое утро уходил на рыбалку к океану, чтобы разнообразить их убогий рацион и экономить консервы. Джин терпеливо сносила все желчные остроты имперца, чтобы в полной мере вернуть их ему, дождавшись Орсона и оценив его скудный улов. Как и всякий мужчина, Кренник был тщеславен и крайне болезненно воспринимал ее упреки. В таких взаимных, ставшими привычными перебранках они находили некий извращенный комфорт. По вечерам Орсон трудился над прибором, способным разогреть пищу и не спалить при этом их убежище. Для этого ему понадобилось снять половину внутренних панелей грузового отсека, разобрать и почти полностью переделать конвертер, превратив его в слабый, но действующий аккумулятор, присоединенный к нагревательному элементу. Джин внимательно наблюдала за его действиями, иногда спрашивая что-то. Он отвечал, но как-то отстраненно, будто погрузившись мыслями куда-то вглубь себя.

Однажды, глядя на звезды из «гнезда», Джин спросила:

— Думаешь о том, что происходит там, наверху?

Орсон отвлекся от своего изобретения, потер уставшие глаза и оглянулся на девушку. Она сидела у самого «входа», сдвинув металлическую пластину, и смотрела на горящие в вышине звезды каким-то особенным мечтательным взглядом, которого он раньше не замечал у этой сильной и независимой девчонки. Кренник не хотел разочаровывать ее, но все же сказал:

— Мы с тобой — сброшенные карты. Остались на обочине, а галактика несется мимо в вихре событий.

— Не жаль, что так вышло?

Орсон фыркнул, возвращаясь к прибору. Никак не получалось правильно запитать нагревательный элемент, и он порядком измучился.

— Моя станция теперь в руках Таркина, и уже ему решать, как распорядиться всей ее мощью. Если поступит правильно — станет одним из сильнейших лидеров в Галактике. Возможно, сравнится силой с самим Императором, а если нет… Что ж, туда ему и дорога.

— Ты строил эту станцию так долго, неужели так легко отпустить?

Джин пытливо посмотрела на мужчину. Он сухо усмехнулся:

— Трудно ли родителям отпускать детей в самостоятельный полет?

— Романтичный директор, — передразнила Джин, и он неожиданно рассмеялся по-настоящему. Немного хриплый голос его завораживал, и девушка, смутившись, отвернулась, вновь посмотрев на звезды. Кренник продолжил:

— Это всего лишь проект, Джин Эрсо. Связывал ли я с ним какие-то надежды? Несомненно. Однако человек не достоин того, что удержать не может. Следует двигаться дальше.

И Джин пыталась следовать этому совету. Она раз за разом ходила на реку и набирала глины то с одного берега, то с другого, где сырье было немного другой текстуры и цвета. Комбинировала варианты, экспериментировала с температурой обжига и, в конце концов, у нее получились две корявые, но прочные тарелки.

Желая похвастаться своим успехом, Джин гордо продемонстрировала вернувшемуся с охоты Креннику изготовленную посуду. Он посмотрел на нее с довольной, но при этом неуловимо снисходительной улыбкой:

— Славная работа, Джин. Но и у меня есть чем тебя порадовать!

— Кроме пары тощих куропаток? — поддела девушка, но в следующее мгновение торжествующая улыбка сошла с ее губ: Орсон протянул ей собственные поделки.

— Посуда, вырезанная из дерева, куда более прочная, чем керамика, — прокомментировал имперец. — Как видишь, я тоже не сидел сложа руки.

В миски, все еще приятно пахнувшие свежей древесиной, с легким стуком упали две ложки. Плечи Джин задрожали от обиды.

— То есть все это время ты знал, что есть способ быстрее и проще, и не сказал?! Я тут из сил выбивалась, придумывала разные способы обработки глины, а ты… Просто посмеялся надо мной?

Орсон осторожно приподнял подбородок девушки, добродушно заметив:

— Ты совершенно не права. У меня не было никаких причин унижать твои достижения, напротив! Все это время ты провела не бесплодно, а занимая свои руки и голову полезным делом. Совершенствуясь. Кроме того, для меня было большим облегчением знать, что все то время, пока я вынужден проводить в океане, ты не носишься в поисках приключений по лесу.

Джин пренебрежительно фыркнула, мотнув головой и освобождаясь от прикосновений его пальцев к своей коже. Сноровисто поднявшись в гнездо, она устроилась на своей лежанке, сердито хмурясь. И в то же время ее распирало от желания посмеяться над собой и ситуацией в целом. Странные чувства: такие живые и сильные! Словно Джин все это время провела в карбоните, а теперь начала оттаивать. Постепенно возвращая чувствительность не только телу, до сих пор силящемуся сохранить тепло мужского прикосновения, но и душе.

Он сел рядом, испытующе глядя на нее своими странно светлыми голубыми глазами. Впрочем, убежище было до того тесным, что если бы Орсон опустился на свою собственную лежанку, это все равно было бы «рядом».

— Твой отец точно так же переживал неудачи, — вдруг тихо сказал Кренник. — Он не мог смириться с тем, что на свете существовали вещи, которых не мог понять Гален Эрсо.

Джин замерла, искоса посмотрев в его сторону, вслушиваясь в спокойный, ровный голос имперца. До того выверенный, что даже она заметила — Кренник тщательно подбирает слова и интонации. Так случалось всегда, стоило разговору зайти о ее отце.

— И знаешь, как он поступал? Начинал заново. Когда другие опускали руки, не в силах решить задачу, Гален всегда добивался результата. Порой на это у него уходили месяцы, но я был уверен в том, что если Эрсо не найдет решения — его не существует в природе.

Орсон уперся лбом в сложенные на коленях руки, будто пытаясь защитить что-то внутри себя, сворачиваясь клубком вокруг обрывков воспоминаний. Самого дорогого, что у него осталось от прошлой жизни.

— Я больше всего боюсь забыть то, каким он был.

— И в имперцах есть нечто человеческое? — колко рассмеялась Джин, скрывая свою заинтересованность внезапным откровением. Орсон поднял голову и серьезно кивнул. Потом продемонстрировал сведенные вместе большой и указательный пальцы:

— Вот настолько. Так что не расслабляйся, несносная девчонка.

— И не думала.

Джин устроилась удобнее, скрестив ноги и впервые не взбешенная тем, что комната такая маленькая и она может чувствовать его тепло совсем рядом с собой. Обида казалась уже не такой жгучей, как мгновениями раньше.

— Расскажешь мне о них? О моих родителях. Какими они были?

Орсон Кренник хмуро кивнул, обещая. У невольных пленников острова было не так уж и много общих тем. Стоило ценить то немногое, что позволяло им сохранять иллюзию нормальности в отношении друг к другу.