Годовщина (гет)

And he came to a door…and he looked inside

Father,

yes son,

I want to kill you

Mother, I want you…

The Doors «The end» *

Пытаться задержать Крысу или уехать с ней, заявив минуту назад, что остаешься в гостях, было бы нелепо. Подавая ей плащ, Рыжий все-таки шепнул:

— Мы не договорили. Приходи хотя бы на годовщину.

— От-ва-ли, — так же шепотом ответила Крыса и прижалась губами к его щеке, мазнув сквозь щетину по розе кончиком языка, ах, ты ж! И громко добавила. — Очень рада была тебя видеть, Рыжий. Звони, не забывай.

Макс с интересом наблюдал за ними.

Когда дверь за ними закрылась, Рыжий отправился на балкон покурить и поразмыслить, как быть с Крысой. Неприятным воспоминанием зудел сегодняшний разговор в кафе — ее саркастичное «познакомь». Понятно, что она издевалась, но все же. Крыса способна на многое, и от этого на душе было неспокойно, поганенько, скажем прямо. Угораздило же его связаться с такой женщиной.

В свете покосившегося фонаря с балкона было видно медную макушку сына и черные волосы Крысы. Пока Макс заводил машину, она докуривала, потом тоже нырнула внутрь. На миг Рыжему показалось, что это он сам сидит за рулем рядом с Крысой, вдыхает непростой аромат ее духов и табака, даже мотнул головой, чтобы отогнать наваждение. Не лезь в его жизнь, Крыса, прошу тебя. Будь осторожен, сын, думал Рыжий. Крыса гораздо опасней Стервятника, потому что никто не знает, что у нее на уме, потому что она умеет мстить, и потому что у нее есть надо мной власть, о которой ты не подозреваешь. И, если что, она не пощадит и тебя.

Вернувшись в комнату, Рыжий устало оглядел нетрезвую компанию. Рыжая с Лордом в сторонке вяло выясняли отношения. Рыжая что-то говорила про «реабилитацию», про то, что «ты вообще за здоровьем не следишь», а Лорд неубедительно отмахивался и ворчал, обнимая Рыжую за талию. У этих двоих вечер явно удался. Так держать, ребята. Охренеть с вами можно.

Стервятник и Сфинкс со стаканами в руках обсуждали то ли детский дом, то ли приют, упоминая зачем-то крышу и стропила (Птица и стропила? шутите?). Заскучавший «голубчик» одиноко сидел за столом и клевал носом. Бедняга, тяжело тебе сегодня пришлось в чужой, недружелюбной компании. Лети-ка ты, птенчик, подальше от Папы, мой тебе совет. Стервятник, глянув на него, недовольно покачал головой и сказал, что, мол потерпи чуть-чуть, скоро вызовем такси и поедем.

Слепой по-прежнему сидел на подлокотнике кресла, приобняв Сфинкса за плечи, покачивая ногой, как будто неразлучные вожаки снова зависали в четвертой вместе. Только сквозь одного из них теперь просвечивали стены. Невелика в сущности разница, но при жизни Слепой был не настолько прозрачным.

— Ты не выполнил мою просьбу, Рыжий, — равнодушно сказал Вожак.

— Еще есть время, — негромко пробормотал Рыжий в пространство. Слепой согласно кивнул, затем запрокинул голову, сделав жест, что пьет, и у Сфинкса в бокале заметно поубавилось. А минут через пять медленно растаял и исчез. Только ручкой махнул.

Ну, туда тебе и дорога, раздраженно подумал Рыжий. Покойся с миром, Бледный. Покойся и не вылезай больше до годовщины. Тут бы с живыми разобраться. А тут ты со своими загробными проблемами.

Внезапно ему захотелось домой, к жене. Это было почти детское желание — обнять, уткнуться лицом в колени или прижаться к мягкой груди, зарыться носом в каштановые волосы, вдохнуть знакомый запах и замереть. И чтобы погладили по голове. Домой хочу, капризно думал Рыжий. И чтоб никаких страстей. Никаких голубчиков, бывших любовниц, сломанных фильтров, беготни по потолку и душевыворачивающих наматываний кишок на мозги. И никаких гастролирующих мертвецов. Как же это все надоело!

А еще непреодолимо хотелось набрать телефон Макса и спросить, как он там. Доехал ли домой. И, главное, высадил ли Крысу. Он несколько раз доставал телефон, открывал окошечко контакта и откладывал. Нельзя. Не может же он контролировать двадцатитрехлетнего сына. Нет, конечно. Что за идиотизм. СМС-ку что ли послать?

…Они как-то быстро разговорились в пути. Крыса больше расспрашивала, внимательно слушала. Макс охотно и с удовольствием рассказывал о работе, об управленческих и юридических тонкостях при работе с персоналом, о том, сколько бумаг пришлось оформить для открытия клуба. Оказалось, Крыса неплохо разбирается в этом.

Интересная женщина. Чем она занимается? Любопытно, что у нее с отцом? Макс их дважды видел за день вместе.

— Вы с папой давно знакомы? Никогда не видел вас прежде.

— Очень давно. Мы много лет не виделись, а сегодня случайная встреча, старые друзья… — мягко сощурившись, Крыса смотрит на Макса, на то, как уверенно он ведет машину, как смеется, с каким увлечением рассказывает о работе. Откровенно разглядывает. — А ты на него очень похож, только глаза… другие…

— Глаза мамины, — смеется Макс. Он привык, что их с братом все время сравнивают с отцом. И всякий раз говорят про глаза. Не то, чтобы надоело, но это уже стало общим местом.

— Мамины… — медленно кивая, негромко повторяет за ним Крыса и улыбается.

В свете встречных фар, светофоров и мелькающих городских огней лицо Макса выглядит старше, иногда меняется до неузнаваемости, а когда на его серые глаза ложатся глубокие тени, он становится безумно похож на Рыжего. А ведь ему могло бы быть не двадцать три, а двадцать семь. Или четырнадцать. Или двенадцать. И брата бы у него не было.

Крыса надкусывает свою улыбку.

Доехали.

— Проводишь меня до квартиры? У нас уже третий день нет света в подъезде. Не очень уютно подниматься в темноте.

Крыса говорит правду. Лжет в другом — такая ерунда не способна ее напугать.

Простая и безобидная просьба, а для неизбалованного Макса, выросшего в большой семье, просьба женщины, тем более старше, закон. Конечно, провожу.

Гулкий сумрак пустого подъезда тут же сглотнул их непринужденный разговор. Макс включил фонарик на телефоне, и они стали неторопливо подниматься по лестнице в тишине — только шуршащие шаги, шорох одежды и шум дыхания. Из открытой форточки на одной из площадок мерзко потянуло сквозняком. Макс вздрогнул и крепче сжал телефон, из которого бил раздражающий и резкий луч.

Холодный, рассеянный свет выхватывал из тьмы двери, серые стены, цифры квартир, дерганные подвижные тени перил и ступеней, их с Крысой мимолетные отражения в ночных окнах, красный всполох волос на стекле, смутные тени за спиной. Их молчаливый подъем казался невыносимо долгим. Они все шли, шли, шли и шли, как два призрака, и ступеням не было конца. На одной из лестничных площадок ему почудились тихие шаркающие шаги. Эхо, наверное. Странное наваждение.

— Пришли, — неожиданно сказала Крыса. — Посвети сюда.

Он направил фонарик на замочную скважину. В отраженном свете бледное точеное лицо Крысы показалось ему очень красивым, подумалось, что сейчас она выглядит сильно моложе своих лет. А сколько ей, кстати? Наверное, как отцу, может, чуть меньше. Не поймешь.

Лязг и скрежет замка неприятно и пугающе вспорол тишину подъезда — Крыса отворила дверь и вдруг кивнула головой в сторону квартиры:

— Заходи.

В полумраке было видно, как удивленно распахнулись его глаза. Макс растерянно хмыкнул, но ему любопытно. И странно.

— Зачем? — задает он глупый, но очевидный вопрос.

— Неважно… Просто заходи, — пожала плечами Крыса и сделала неуловимое движение. И между ними вдруг стало тесно. Макс вжался в стену. Что она делает? Зачем?

Лицо Крысы совсем близко — она больше не улыбалась, смотрела серьезно. Фонарик по-прежнему горел в его руке, светя в пол, и по ее лицу, как змеи, ползали тени — между темных бровей застряла иголка. Крыса дышала вином, сигаретами и дурманящими тяжелыми духами.

На его волосы опустилась узкая ладонь, слегка поворошила, мягко скользнула по щеке, опустилась за воротник, невесомо погладила шею. К таким прикосновениям приходится прислушиваться всем телом. Макс сглотнул.

— Просто хочу побыть с тобой еще немного…

— Зачем? — тупо шепчет он. Почему-то при этой темноте невозможно говорить громко, словно она подслушивает, любой звук способен расколоть не только тишину, а что-то большее, как будто звуком можно пробудить что-то страшное. Отстраняться было уже некуда. Ее неожиданная близость, запах и что-то темное, колыхнувшееся в глазах Крысы, пугали и не давали пошевелиться.

В голове пульсировала легкая паника, он лихорадочно думал, как отреагировать правильно.

Можно оттолкнуть. Несильно.

А можно ответить на прикосновение. И ему даже немного хотелось ответить. Например, опустить руку на талию. Или провести ладонью по нежной коже лица. Темнота позволяла сделать это. Все это напоминало какую-то непонятную игру. Никто и никогда еще не играл с Максом в такие игры. Она что, клеит его что ли? Ерунда какая-то. Он поймал себя на мысли, что и перешагнул бы через порог, но больно уж это внезапно. Неправильно.

Надо бы уходить отсюда, думал он. И как можно скорее. В каком-то очень дальнем уголке сознания билась тревога — беги! Здесь опасно, здесь пахнет безумием.

— Поговори со мной, Макс, — откуда-то из темноты раздался негромкий шелестящий голос. — Скажи ей, что я жду ответа.

За спиной Крысы возник невысокий человек с белыми прозрачными глазами. И этого человека Макс хорошо знал и готов был поклясться, что еще секунду назад его здесь не было, он не слышал его шагов. Только вот… Направив на него фонарик, он увидел, что прозрачны были не только его жуткие бельма, но и он сам, видно было, как сквозь темную майку просвечивала металлическая дверь. И белела дверная ручка.

Макс инстинктивно схватил Крысу за плечи и втолкнул в квартиру. И как можно скорее захлопнул дверь.

— О! Да ты огонь! — хмыкнула Крыса, но тут же осеклась, потому что видела, что с Максом творится что-то не то, он действительно напуган. — Что случилось?

— Откуда он взялся… — прошептал Макс.

— Кто?

— Там. На лестнице.

Крыса прищурилась и решительно шагнула к дверям, чтобы открыть и проверить.

— Нет, стой. Не открывай! — Макс встал между ней и дверью, не замечая, как перешел на «ты». Говорит через силу, изо всех сил пытается совладать со своим страхом. Он выронил телефон и сжал голову руками. Как же так?

— Что с тобой? — тут уже Крыса забеспокоилась всерьез. Она всматривается в его искаженное от ужаса лицо, ее холодные ладони накрыли его руки. — Что тебя так напугало? Ответь.

— Он снова здесь, — застонал Макс, отстраняясь, и показал куда-то на стену. Крыса включила свет в прихожей. По глазам больно резануло. Макс зажмурился. Тьма, щелкнув зубами, скукожилась, сморщилась и, поджав хвост, сползла за пальто, висящие на вешалке. Вот только прозрачное чудовище никуда не подевалось, а наоборот, его стало видно еще лучше. Грязную майку с какими-то ёлками, длинные спутанные волосы, босые ноги, немыслимо худые руки. Сфинкс, между прочим, никогда не позволял сыну выглядеть так неряшливо. Кто же это?

— Я не хотел напугать тебя, Макс, — заговорил Слепой. — Но мне действительно надо поговорить с ней. Тебе придется переводить. Просто повторяй за мной.

— Ты что здесь делаешь? — выдавил из себя Макс. — Откуда ты взялся?

Крыса пытается проследить за взглядом Макса. Крепко держит его за руку.

— Кого ты видишь, Макс, с кем ты говоришь?

— Разве вы его не видите? Вот он, — и тычет пальцем в стенной шкаф. Вот, оказывается, как сходят с ума. Безумие, полное безумие. Макс и не предполагал, что с ума можно сойти так внезапно, ясно и очевидно.

— Я никого не вижу, — Крыса хмурится. Сегодня она многое узнала, после сегодняшнего разговора на балконе она начинает догадывается, что за гость пожаловал к ней в дом. «Он найдет себе другого проводника» Ну ты, мальчик, попал. Папашино паршивое наследство. — Скажи, кого ты видишь? Какой он? Как выглядит?

— Это… Сын Сфинкса… Но постарше что ли. Футболка серая, брюки, лохматый какой-то. И он говорит со мной.

— Сын Сфинкса, значит… — Крыса улыбнулась и понимающе закивала. И ее улыбка напугала Макса едва ли не больше, чем явление призрака. Значит безумие заразно. Бежать. Бежать отсюда.

— Что он тебе говорит?

— Ты правда не видишь его?

— Нет. И не слышу. Так что же он тебе говорит? Подозреваю, что он пришел ко мне, — до Макса, наконец, доходит, что Крыса на удивление спокойно воспринимает его слова, подхватывает эту бредовую игру. Она что, правда верит, что он разговаривает с невидимым человеком?

— Скажи ей, Макс, — бормочет Слепой. Голос его скользит по стенам, растворяется под потолком.

— Он говорит, что ждет ответа на свой вопрос. Говорит, что ты знаешь.

Крыса кивнула. Потом взяла Макса за руку и потянула за собой в комнату. Слепой поплелся за ними.

— Где он? — уточнила Крыса.

— Возле кресла, — Макс немного выровнял дыхание. Вдвоем сходить с ума все-таки не так страшно. Даже если Крыса просто ему подыгрывает. Хорошо, сыграем в эту игру. Может, что-то прояснится.

— Что тебе сказать, Бледный, — заговорила Крыса, глядя на кресло. — Ты все верно понял, я не хотела детей от тебя.

Макс нахмурился. Эти двое действительно вступили в диалог. И разговаривали о страшном. Безумие начинало приобретать разумные формы.

— Он спрашивает, почему.

— Почему? Да потому, что я не хотела, чтобы мои дети были такими же беспомощными и зависимыми, как он. Я не хотела плодить слепцов. Мне становилось не по себе, как только я представляла, что их ждет. И потом, жить с двумя, тремя незрячими… Нет.

— Он спрашивает, почему ты… вы говорили, что… — Макс запнулся и покраснел. — ну… бесплодны. Простите…

Крыса обернулась к Максу — внимательный, грустный взгляд.

— Потому что, малыш, я не могла родить от того, от кого хотела детей больше жизни.

К его лицу потянулись две узкие ладони. Снова теснота. Снова чужое дыхание на его шее.

— Как же я хотела себе вот такого же рыжего мальчика, — шептала Крыса, гладя его по скулам, лбу, носу, ее глаза смотрели жадно, тоскливо и нежно. — Но его дети не живут во мне. Ни один. Вот слепые жили, а рыжие нет… А он жадный. Он всех детей забрал себе.

— Кто… забрал? — на автомате спросил Макс и сглотнул. Он ничего не понимал в этом воспаленном бредовом шепоте, ему стало страшно от чужой боли и чужой чудовищной тайны, к которой он, Макс, оказался причастен. И от предчувствия страшной правды, которую знать не хочется.

Призрак качался в стороне. Его тонкие длинные руки всплескивались, на лице застыло непонятное выражение — то ли досады, то ли ненависти, то ли боли.

— Почему вы не ушли от него, если любили… другого? — задал вопрос Макс.

— Это он спрашивает?

— Нет. Это мой вопрос.

— Ты дурак?

— В смысле? — опешил Макс.

— Ты помнишь, сколько тебе лет?

— Двадцать три, — растерялся Макс.

— Правильно. Двадцать пять лет твой папаша счастливо женат. И благополучно все это время плодил детей. Только не у всех получалось от него родить. Твоя мать оказалась удачливее, — лицо у Крысы стало жестким, злым. Вот оно что.

Тут заговорил Слепой.

— Не слушай ее. Ты не обязан ее слушать. Скажи, чтобы она замолчала.

— Бледный, ты получил ответ на свой вопрос? — спокойным голосом спросила Крыса, словно услышав его, и убрала ладони с лица Макса.

Слепой кивнул.

Макс машинально повторил его жест.

— Тогда убирайся, — сказала Крыса. — Убирайтесь оба. И больше не приходите сюда.

Уже на пороге Макс обернулся:

— Кто он такой?

— Мой муж. Он умер пятнадцать лет назад. Ты говорил с умершим, мальчик. Спроси своего отца на досуге. Он в этом знает толк.

Дверь хлопнула, как пощечина.

Выпотрошенный, измученный, ошарашенный всем увиденным и услышанным Макс кубарем скатился по лестнице, добежал до машины, вжал по газам и мчался так быстро, насколько позволял ему ночной город. И только остановившись у дома, он увидел СМС-ку от Рыжего, которая пришла еще полчаса назад: «Макс, у тебя все в порядке?»

Нет, папа. Все в полном беспорядке.

Кажется, я сошел с ума. А еще я никогда не прощу тебе этого.

Я ненавижу тебя.

И отключил телефон.

* И он подошел к двери, заглянул внутрь

«Отец»,

«Да, сын?»,

«Я хочу убить тебя»

«Мать, я хочу тебя»

The Doors «The end»

Примечания:

Слепой https://teinon.net/fanart/media/art/e9876b/e9876b48ef56bac48bf67a612ba54269e7e06ea5.jpg