Только взгляд  (гет)

Андрей быстро, едва кивнув секретарше, миновал приёмную. Работы как всегда было много… Проблемы, проблемы кружились над головой и хватали за разные интересные части тела. Согласование цен в рамках реализации государственного контракта, который так бесил гениального дизайнера «Зималетто», затягивалось. С поставщиками опять неувязки… да такие, что решить их ни производственный, ни юридический департаменты без участия босса не могли. А боссу сейчас не до того, босс собрался разводиться с женой… И ещё босс несколько дней не высыпался, потому что его снедало любопытство, нетерпение и какая-то непонятная тревога.

И у босса не было совершенно времени в сотый раз перечитать досье, собранное на Екатерину Валерьевну Борщову очень ушлым и очень дорогим частным детективом. Времени не было! Но взгляд Андрея всё утро как магнит притягивала синяя пластиковая папка на краю стола.

Наконец, не выдержав, он отбросил пояснительную записку юристов и потянулся к результатам частного расследования. За вчерашний вечер он выучил их почти наизусть, но в папке лежали большие фотографии Кати — именно они были главным и непреодолимым искушением.

Вчера, готовясь к трудному разговору с женой, он сознательно оставил досье в «Зималетто». А потом мучился, пытаясь то вспомнить в мельчайших подробностях, то забыть, чтобы не отвлекали они каждую секунду, забыть огромные печальные глаза и милое уставшее лицо Кати. Фотограф был хорош. И Андрею было непонятно, отчего талантливый человек проводит жизнь в погоне за свидетельствами чужих измен и глупых секретов, а не снимает портреты печальных женщин.

Во всяком случае, утром Андрей сознательно отодвинул от себя эту папку подальше, зная, что если он поддастся искушению и взглянет еще раз на Катины фото, то работа не сдвинется ни на шаг. Не помогало. Чёрт возьми, не помогало.

В кабинет, не постучавшись, практически ввалился Малиновский.

— В трудах, в заботах, благодетель наш!

— Ты чего явился, Рома? Я тебя фронтом работ не обеспечиваю? — ласково-ласково спросил Андрей.

Не обращая внимания на преувеличенную доброту в голосе друга, Малиновский сообщил:

— Я пришел тебя спасати, от твоих страстей по Кате!

— Долго думал, а?

— Палыч! Я ж серьезно. Решил развестись — разводись, мне твоя «мисс мира и окрестностей», если честно, да-а-авно не к душе…

— А кто твердил: «размер, экстерьер, женись, друг»?

— Ах, кого теперь удивишь размерчиком, при столь развитой индустрии силиконовых имплантов… Я не об этом, — тон Романа из ёрнического быстро, без переходных вариантов, сменился на серьёзный: — Андрей, подумай. Сколько времени прошло. Она уже не та Катя…

— Ты это постоянно твердил и, помнишь, чем все это закончилось?

— Но сейчас-то я прав! Посмотри на себя, чем ты занимаешься последнюю неделю? Ты достал поставщиков так, что они боятся даже звонить в «Зималетто», ты почти распрощался с главным дизайнером, ты довёл женсовет до истерики, ты испугал Маргариту Рудольфовну до такой степени, что она каждый вечер звонит мне. Мне! Ты почти расстался с собственной женой… И всё из-за чего? Из-за того, что на тебя необыкновенно взглянула жена чужая? Жданов… Тебе нужен психиатр!

Андрей хмуро, исподлобья смотрел на Малиновского. Роман, оглянувшись на дверь в приёмную, понизил голос:

— Ну, ты хотя б встретился с ней! Узнал, может, для неё бульонный муж как свет в окошке... Чего уж тогда?

— Да изменяет он ей, Ромка, понимаешь?! — Андрей рявкнул и стукнул кулаком по столешнице.

Дверь в приёмную приоткрылась, и в проёме показалась напуганная мордочка секретарши. Андрей сердито махнул рукой в её сторону, девушка тихонько взвизгнула, дверь захлопнулась, и через секунду притихшее руководство «Зималетто» услышало удаляющийся дробный перестук каблучков.

— Понимаю… Чего тут не понятного? Да и женсовет сейчас тоже всё поймёт… — пробормотал Малиновский и сразу встрепенулся: — А ты откуда знаешь?

Андрей хотел кинуть в друга папкой, полученной от частного детектива, но передумал.

— Сыщика нанимал.

— Ну ты, Жданыч, даёшь… — Рома даже присвистнул. — Предприниматель!

— Это ты о чём сейчас? — рассеянно поинтересовался Андрей — он всё-таки не удержался и вытащил из папки фото Кати.

— Предприимчивый очень, говорю… Дай посмотреть!

Андрей неохотно протянул Роме фотографию. В кабинете повисло молчание. Малиновский внимательно рассматривал фото.

Андрей встал и отошел к окну. Зря он, наверное, показал Катю Ромке. Сейчас тот что-нибудь ляпнет в своей манере… что-нибудь непростительное о Катерине. Такое, что Андрей в его сегодняшнем состоянии не стерпит… И что, опять ему морду Малине бить? И опять им полгода охранять собственную территорию, словно сторожевые псы? Рычать друг на друга издали? Потом встретиться в ночном клубе, собираясь серьёзно поговорить о выкупе акций Малиновского... Там снова приняться выяснять отношения, врезать друг другу, потом врезать недовольным соседям по барной стойке, подраться с охранниками и завершить примирение в «обезьяннике» ближайшего РОВД? Чёрт, он больше такого не переживёт...

— Думается мне… — Роман оторвал взгляд от изображения Кати.

Андрей напрягся. Как бы то ни было, мнение Малиновского имело для него значение. Оно ничего не решало, но как хорошо знать, что лучший друг — на твоей стороне. Хоть кто-то на твоей стороне…

— Палыч, ты опять влип, — диагностировал Малиновский. — По полной…

«Нет, всё-таки ты, друг Ромка, изменился. Удивительно и, кажется, необратимо». Андрей открыл рот, чтобы сказать это вслух, но дверь в приемную без стука открылась, и в кабинет просочилась причина Романовых изменений.

Причина носила косички с огромными бантами, одета была в розовое платье «от Милко», на щеке у неё было коричневое, явно шоколадного происхождения, пятно.

— Па-а-ап, ты здесь?

Мужчины замерли. Андрей снял очки и преувеличенно осторожно положил их на стол. У Малиновского задрожали плечи.

— Если мой кабинет будет разрушен… Ущерб возместишь за свой счёт! — Андрей выдернул из рук друга фотографию и спрятал её в папку.

— Я не виноват! Меня явно предали. Кто-то сдал явки и пароли. — Рома открыто и радостно засмеялся.

— Папочка! Тётя Маса сдала мне уже все соколадки. Больше нету!

И девочка развела ручками. Вид у неё был такой огорчённый, что чёрствые дядя и папа сразу захотели поделиться с малышкой последним. К сожалению, кроме спрятанной в ящике стола бутылки виски, угостить ребенка им было нечем.

— И у тёти Сулы нету… А тётя Таня от меня спляталась…

— Неудивительно, — пробормотал Андрей. — Ураганы лучше пережидать в укрытии…

Глаза девчушки влажно заблестели, а нижняя губка оттопырилась.

— А что вы сегодня с тётями делали, а, Солнышко? Расскажешь нам? — быстро спросил Роман, по опыту зная, что лучше кризис предотвращать, а не ликвидировать.

В этот раз незадачливый папаша «на перехват успел», и Андрей перевёл дух. Крошечная девица обычно ревела долго, со вкусом и почему-то басом. Но сейчас она уже забыла причину своего расстройства и живо докладывала:

— Смотлели клипы и слусали музыку! И пели!

Девочка набрала в грудь побольше воздуха, потом разом его выдохнула и, на удивление, весьма музыкально пропела:

— Не толопи-и-ись!

Рома, присевший на корточки рядом дочерью, поднял взгляд на Андрея:

— О, Палыч, песня-то в тему! Устами младенцев глаголет истина.

Андрей, тоже присев, сердито посмотрел на друга и ласково спросил у девочки:

— Ань, а еще что-то вы с тётей Машей слушали?

Аня важно кивнула головой и, теперь совсем не попадая в ноты, заголосила:

— Ты спеси, ты спеси-и-и!

Настала очередь Андрея бросать многозначительные взгляды.

Малиновский выпрямился и пожал плечами.

Анечка, видя, что взрослые перестали обращать на неё внимание, решила ситуацию поправить. Она схватилась одной ручкой за отцовскую брючину, а второй — за брючину Андрея, и уже без просьб продолжила выводить тонким голоском:

— Не спеси-и-и, ты спеси! Не спеси-и-и…

Спустя несколько минут и несколько повторов выдающегося исполнения, из которых только первый был на «бис» от нежного родителя, мужчины страдальчески морщились, но терпели. После третьего или четвертого «не спеши» девочка отцепилась от штанин папы и дяди и разнообразила своё выступление танцами. Она захватила всё ещё липкими от шоколада пальчиками края розовой шелковой юбочки, развела руки в стороны и закружилась, не забывая при этом громко напевать те три слова песни, которые помнила.

Родитель смотрел на дочку с умильным выражением лица, иногда чуть кривился, если дитё брало особенно высокую ноту. Его друг косился то на танцоршу и певицу, то на её папочку. Цвет волос и глаз, выражение лица, манеры… папина дочка.

— Хвопайте! — скомандовал ребёнок и топнул ногой.

Роман переставил подальше от края тумбочки хрустальный графин, а Андрей отодвинул на безопасное расстояние кресло для посетителей.

— Хвопайте, ну!

Мужчины послушно изобразили аплодисменты.

— Когда мать её заберёт? — шепотом спросил Андрей.

— Только завтра… — таким же трагическим шепотом ответил Роман, но по его лицу было ясно — он ничуть этим не расстроен.

Андрей в который раз позавидовал Малиновскому. Ромка, испытывающий настоящую идиосинкразию к браку, избежав самого для себя страшного — женитьбы, смирился с рождением дочери и даже полюбил роль папаши. Правда, в этот раз чувство зависти у Андрея быстро прошло. Впервые за три года неожиданного «внебрачного» отцовства друга Андрей подумал, что несказанно, просто чертовски рад, что у него нет детей. И что у Кати их тоже нет. Что бы он делал, если на кону стояло бы не только его счастье, но и счастье вот такого смешного маленького человека? Как бы он мог уйти? Или как бы попытался увести Катю от Борщова — а Андрей уже перестал скрывать от себя, что приложит все силы, чтобы её увести — если б у Кати и Михаила были дети?

— Папа, не отвлекайся!

Малиновский, который увлекся наблюдением за эмоциями, сменявшимися на лице друга и президента, послушно перевел взгляд на дочь и опять с энтузиазмом захлопал в ладоши.

— Слушайте, Малиновские, — Андрей улыбнулся девчушке и скорчил зверскую рожу Роману, — а идите вы…

Андрей запнулся, не зная, как повежливее вытолкать веселую семейку из своего кабинета. Малиновский всё понял сам:

— Пошли, дочь моя, нас гонят!

— Дядя Андлюса — сатлап?

— Сатрап, сатрап! — и, подхватив визжащую от восторга Анечку на руки, Роман направился к двери.

— Малина, чему ты ребенка учишь? Пить, курить, ругаться? — возмутился Жданов.

Малиновский шутливый тон не поддержал. Уже у дверей, не выпуская дочь из рук, он развернулся к Андрею и серьёзно сказал:

— Я понял, что отговаривать тебя глупо. Ты сорвёшься сейчас к своей Катерине… Ты большой парень, ага. Но ты не развёлся со своей, — Малиновский выделил «своей» как-то особенно неприятно, — женой, а Катя замужем за другим.

— Когда это нас с тобой останавливало? — Андрей сделал вид, что не понял Романа.

Чёрта с два, он не понял. Но если сегодня он не поедет к Кате в этот её ресторан, если сегодня он, наконец, не поговорит с ней… Он не сможет дальше так… Не железный же, в самом деле!

Рома покачал головой.

— Не наломай дров, друг. — Он легко нажал пальцем на носик-пуговку дочки и под её веселый смех вышел в приёмную.

— Я должен её увидеть…

Андрей открыл папку с отчётом детектива, мельком взглянул в грустные женские глаза и отложил фотографию в сторону. Потом снова взял и перевернул её вниз изображением. Расставил приоритеты. После, всё после, а сейчас — адрес офиса, в котором работает Катя.

Как оказалось, её основное рабочее место находилось в одном из главных ресторанов «Мармеладофф». На фото Андрей увидел отремонтированное, приукрашенное, но знакомое здание. То самое, в окна которого много-много лет назад он заглядывал, отыскивая Катю. То самое, в котором Катя в нелепой одежде и смешном платочке, такая юная и прекрасная, танцевала вальс с другим мужчиной… Андрей невольно сжал кулаки. Странно, что воспоминания способны причинять боль даже много лет спустя. Или это возможность встретиться с Катей так его завела?

Он поедет. Он увидит её. И пусть в этот раз ему кто-нибудь только посмеет помешать!

Примечания:

«Анечкина» песня: http://www.youtube.com/watch?v=rJSe8R2kF-c