Первый курс. If we could turn back time (гет)

24 декабря 1991 года. Уэльс. Понтервид

Они аппарировали вечером на задворки какого-то шумного паба, где за празднованием наступающего Рождества никто не расслышал бы хлопка аппарации. Ремус держал Пандору на руках — так было удобнее аппарировать, особенно при условии, что последняя не знала точки назначения. Пандора уже вполне уверенно держалась за шею супруга, пока тот нежно прижимал её к груди.

— Секунду, — Ремус аккуратно перехватил Пандору одной рукой, чтобы достать палочку и увеличить кресло, после чего аккуратно посадил её.

— Где мы, Реми? — спросила Пандора.

Она переиначивала его имя на французский манер, потому что так оно проще ложилось на язык, а Ремус был не против — так его звала только Пандора.

— В Понтервиде, — Ремус поцеловал её в щеку, обошел кресло-каталку и взялся за ручки. — Небольшая деревушка в Уэльсе, где-то в сотне миль от ближайшего крупного города. Я здесь вырос.

— О, — Пандора удивлённо обернулась к Ремусу, пока тот начал аккуратно толкать кресло по припорошенной снегом дорожке, выходящей к основной улице. — А что мы здесь делаем?

— Мне нужно забрать кое-что из моего старого дома, — уклончиво ответил он.

В этом была доля правды, но не вся: ему действительно потребовались его школьные записи — Сириус подвязал его на повторение крупного школьного проекта, а у Ремуса не было времени и желания вспоминать все источники, из которых он брал информацию, — он предпочёл бы провести вместо этого время с Пандорой и девочками. Но о чем он умолчал, так это о том, что его отец все ещё жил в том же доме, где и десять лет назад, и что они с большой вероятностью застанут его дома в канун Рождества.

— И ты решил воспользоваться случаем и пригласить меня к себе? — игриво спросила Пандора с усмешкой, заставив Ремуса покраснеть.

— Мои помыслы абсолютно чисты, — пробормотал он смущенно. — Но раз уж мы тут, давай я проведу тебе небольшую экскурсию по местным немногочисленным достопримечательностям.

Ремус аккуратно наклонил кресло, закатывая его на тротуар.

— Это, как ты могла догадаться, главная улица нашей деревушки...

— Главная, потому, что единственная асфальтированная? — со смешком спросила Пандора.

— Скорее наоборот, асфальтированная, потому что идёт через всю деревню и иногда по ней даже ездят машины, — ответил Ремус.

— Это маггловская деревня? — с интересом спросила Пандора, глядя по сторонам на россыпь разрозненных домиков, украшенных переливающимися гирляндами.

— Да, мы с отцом были единственными магами, кто жил здесь, — утвердительно кивнул Ремус, несмотря на то, что Пандора не видела его лица.

— А твоя мама?.. — неловко спросила Пандора, зная, что Ремус почти не говорил о семье.

— Мама была магглой, — с тихим вздохом произнёс Ремус. — Ты же знаешь, что я полукровка, Дора.

— Да, знаю. Но ты почти не рассказывал о ней, — негромко произнесла она, потупив взгляд. Хотя и говорила тихо, она прекрасно понимала, что Ремус услышит.

— Возможно, сегодня я расскажу больше, — так же тихо ответил он спустя несколько мгновений.

Снег скрипел под колёсами кресла, пока Ремус аккуратно катил его вперёд, избегая особо высоких сугробов. С неба падали мелкие полупрозрачные снежинки, переливаясь в свете редких фонарей. Пандора завороженно протянула руку вперёд, ловя снежинки раскрытой ладонью, и Ремус мягко улыбнулся этой идиллической картине.

— Я знаю, что ты улыбаешься, — не поворачивая головы, сказала Пандора. — Делай так чаще.

— Обязательно, — Ремус наклонился и поцеловал её в макушку, припорошенную снегом.

По правую руку от них начался кованый забор, и Ремус передернул плечами.

— Что здесь было? — спросила Пандора, заметившая лёгкое вихляние кресла.

— Моя школа, — ответил Ремус. — В детстве я ходил в маггловскую школу, потому что отец решил, что Хогвартс для меня будет закрыт из-за ликантропии, и пытался вырастить меня так, чтобы я смог вписаться хотя бы в маггловской общество. Но это было сложно с учётом того, что я «болел» каждый месяц, а в семь лет даже трех дней достаточно, чтобы твои друзья о тебе забыли, — печально произнёс Ремус. — Так что очень скоро моими новыми друзьями стали только книги. А дети не любят заучек, — усмехнулся он.

— Да уж, живо могу себе представить маленького тебя, уткнувшегося в книжку за последней партой, и шумных одноклассников, перекидывающихся твоим портфелем или придумывающих обидные прозвища, — с сочувствием произнесла Пандора. — Со мной в школе училась магглорожденная девочка, с которой обращались именно так.

— Видимо, дети во всех странах одинаково жестоки к тем, кто не похож на них, — улыбнулся Ремус и продолжил толкать коляску дальше. — Только у меня отбирали не портфель, а пенал в форме щенка, сшитый для меня мамой: она пришила к нему лапы, хвост и голову с ушами. Одноклассникам казалось это смешным, так что они отобрали его в первый же день и вернули крайне потрепанным. Мне было стыдно показывать маме, во что всего за день превратился её подарок...

— Но она же увидела? — неловко спросила Пандора.

— Разумеется, спустя пару недель она заметила, что я искал при ней карандаш просто в рюкзаке и спросила, почему я не пользуюсь пеналом. Пришлось показать его: потрепанный, подранный и испачканный. Я хранил его в ящике письменного стола и держал там свои любимые цветные карандаши.

— И как она отреагировала?

— Она у меня была волшебницей и безо всякой магии. Она отправила меня в школу, а когда я вернулся вечером, в столе меня ждал чистый и заштопанный пенал, почти как новый. И она не злилась, что я позволил испортить её подарок...

— Она была замечательной, Реми, — тепло сказала Пандора, накрывая его руку, державшуюся за ручку рядом с её плечом, своей.

Они поднялись на небольшой мост, переброшенный через замерзшую речку, которая протекала через весь город. Пандора невольно засмотрелась сквозь резные перила на переливающийся в лучах фонарей лёд, причудливыми узорами сковавший узкое устье.

Ремус много говорил в тот вечер, захваченный воспоминаниями и ностальгией. Рассказывал, как мама учила его кататься на коньках, а отец — водить маггловский автомобиль; как они чинили этот самый автомобиль в гараже всей семьёй; как мама учила его танцевать вальс под песни по радио; как она готовила домашние неуклюжие торты на дни рождения Ремуса и даже отправляла их ему в Хогвартс... Но он старательно избегая темы её болезни. Не озвучивал вслух обратную сторону воспоминаний, связанных с родной деревушкой. Как угасала и слабела мама; её трясущиеся руки, выводящие все более неровные буквы «С днем рождения, Ремус»; письма отца с потекшими чернилами в местах, где на пергамент капли его слезы, пока он писал сыну все как есть — Хоуп оставалось совсем недолго. Ремус не рассказывал, как после шестого курса он вернулся домой, а мама не вышла встречать его на крыльцо, потому что больше не могла ходить. Не рассказывал о комнате, превращенной в больничную палату; о том, как он помогал отцу передвинуть постель ближе к окну, чтобы мама могла смотреть на свой любимый сад, за которым продолжал ухаживать отец. Не рассказывал о той боли, которая защемила его сердце, когда он увидел маму после курса химиотерапии: без волос, без бровей и ресниц. Видел Мерлин, она боролась с болезнью до конца! Но её все равно не стало. И Ремус прошёл мимо ворот кладбища с максимально прямой спиной. Сегодня он был не готов навестить маму.

Сегодня он планировал навестить отца, который не ждал, что Ремус будет не один.

После получаса прогулки они подошли к небольшому двухэтажному домик на отшибе деревни. Ремуса захватил острое чувство ностальгии, когда он увидел аккуратно подстриженные кусты живой изгороди, за которыми продолжал ухаживать отец, знакомый «Форд» на подъездной дорожке, покосившиеся качели. Он был дома.

— Рем! — Лайелл распахнул дверь всего через несколько секунд после того, как тот постучал, и сразу же сграбастал сына в медвежьи объятия.

Ремус искренне ответил тем же.

— Привет, пап, — мягко сказал он, снова чувствуя себя школьников, вернувшимся домой после долгой разлуки.

— Сколько мы лет не виделись? Пять? Шесть? А ты поднабрал! — усмехнулся, отпуская сына, Лайелл. — Нашёл, наконец, достойную работу?

— Нет, удачно женился, — ответил со смешком Ремус, отступая на пару шагов назад и открывая вид на Пандору, которая осталась сидеть у подножия крыльца, чтобы не мешать воссоединению семьи. — Познакомься, это моя супруга, Пандора.

По лицу Лайелла промелькнула какая-то тень, но всего на долю секунды, так что Ремус решил, что ему показалось. Лайелл спустился с крыльца и, подойдя к Пандоре, наклонился, чтобы поцеловать тыльную сторону её ладони.

— Рад знакомству, миссис Люпин.

— Лавгуд, — мягко поправила она его. — Но можете звать меня просто Пандорой. Ремус много о вас рассказывал.

Лайелл перевёл на сына недоумевающий взгляд, который можно было трактовать и как вопрос про фамилию, и как интерес, что же о нем рассказывали.

— Ремус Лавгуд-Люпин, — пожал он плечами и, судя по опустившейся брови отца, он все же угадал, на какой из немых вопросов стоило ответить.

— Что же, я надеюсь ты мне расскажешь эту историю, — миролюбиво заметил он и, обойдя кресло Пандоры, уверенно взялся за ручки. — Придержи дверь, Рем.

На крыльце и, как догадывался Ремус, на лестнице в доме все ещё были тонкие пандусы, которые они с отцом прибивали, чтобы можно было аккуратно спускать кресло с мамой, когда той хотелось подышать свежим воздухом. И сейчас по этим же пандусам Лайелл закатывал супругу уже своего сына с горечью в глазах, которая не укрылась от цепкого взгляда Ремуса.

— Всё хорошо? — тихо спросил он, когда отец поравнялся с ним.

— Позже поговорим, — одними губами ответил Лайелл, закатывая коляску в дом. Ремус зашёл следом, закрывая дверь.

Дом почти не изменился с момента его ухода. Привычно скрипнула пословица, пока Ремус разувался и менял зимние сапоги на домашние тапочки, а затем наклонился помочь разуться Пандоре. Она тем временем сняла с плеч пальто и привычно охватила за шею Ремуса, когда тот наклонился, чтобы поднять её и забрать лишний для дома элемент одежды.

Лайелл наблюдал за этой сценой со стороны, недовольно нахмурившись, но стоило Ремусу перевести на него взгляд, как на его лице вновь расплылась вежливая улыбка.

— Не желаете чаю, Пандора? — спросил он несколько натянуто и явно не понимая, о чем вести разговор со свалившейся на голову невесткой.

— Не откажусь, — мягко согласилась Пандора, поправляя подол зимнего платья.

— Схожу поставлю чайник и выйду до магазина. Ремус, покажи пока гостье дом, — Лайелл скрылся за дверью кухни, пока его сын покатил кресло супруги в противоположную сторону.

— Здесь у нас гостиная, напротив — кухня. Из-под лестницы выход в гараж. А на втором этаже спальни и кабинет отца.

— А покажешь мне свою комнату? — обернулась с просьбой в глазах Пандора.

— Конечно, — легко согласился Ремус, подводя кресло к лестнице и аккуратно ставя его на направляющие.

— А почему ты просто не отлевитируешь кресло? — спросила Пандора, когда Ремус возился с креслом на промежуточной площадке.

— Ой, — округлил глаза Ремус. — Прости, я забыл.

Он достал палочку и помог креслу с женой взлететь на второй пролет.

— Когда мама заболела, ей становилось хуже, когда мы с отцом использовали магию. Так что я слишком привык не колдовать дома.

— Всё в порядке, не объясняй, — Пандора вновь накрыла его руку своей, нежно сжав. — Так какая из комнат твоя?

— Эта, — Ремус толкнул дверь в спальню, выходящую окнами на задний двор.

В комнате все было точно так же, как он оставил, уезжая в последний раз. Идеально заправленная кровать, покрытая тонким слоем пыли. Письменный стол с ворохом ручек вперемешку с перьями в обычном стакане, по соседству с которым стояла закрытая чернильница. Учебники за все годы обучения стояли в хронологическом порядке на полках книжного шкафа у стены. Рядом с учениками на тех же полках лежали стопки пергамента: аккуратно расправленные листы были прошиты по краю страниц. Ремус любил порядок в записях. На отдельной полке стояло несколько одинаковых маггловских записных книжек, в которых он держал уже другие записи — об их экспериментах с Мародерами. Бесценное сокровище!

Ремус призвал записные книжки Акцио, уменьшил и убрал в карман брюк. Пандора изогнула бровь в немом вопросе.

— Дома вместе почитаем, — Ремус наклонился и поцеловал её в макушку.

Пандора согласно кивнула, обводя взглядом достаточно аскетичную комнату.

— А у вас есть фотоальбомы? — внезапно спросила она. — Я бы хотела посмотреть на тебя в детстве.

Ремус на секунду задумался, вспоминая.

— Думаю, парочка найдётся. Подожди здесь.

Он вышел на лестницу и, замерев на несколько долгих секунд, толкнул дверь в комнату, которая теперь ассоциировалась у него только с утратой. Та не поддалась, видимо, запертая на ключ. Ремус тяжело вздохнул и, прошептав Алохомору, открыл её, словно пройдя сквозь время.

В комнате все было по-прежнему: медицинская кровать с регулируемой спинкой стояла у окна, на прикроватном столике стоял букет из высохших несколько лет назад цветов. За спинкой кровати — стойка, на которой висели пустые пакеты из-под лекарств с колышущимися на ветру тонкими шлангами капельниц.

На мгновение Ремусу показалось, что он увидел призрак матери, сидящей на кровати и улыбающейся ему. Но стоило сморгнуть непрошенную слезу, как наваждение исчезло.

Ремус отвернулся от кровати и спешно подошёл к шкафу, где хранились альбомы с рисунками матери и их фотографиями, и замер на полпути. Рядом со шкафом, в углу, стояло покрытое пылью инвалидное кресло. И понял, откуда взялась тень в глазах отца при взгляде на Пандору.

— Реми, ты идёшь? — негромкий голос Пандоры раздался с лестницы.

Ремус поспешил схватить пару альбомов и выйти, пока Пандора не увидела этой комнаты. Но не успел.

— Что это, Реми? — её глаза округлились в непонимании, когда она окинула взглядом комнату.

— Это мамина комната. Последние несколько лет она тяжело болела, и в какой-то момент настолько ослабла, что больше не могла ходить, сидеть, есть самостоятельно. А в один день она просто не проснулась. Я лишь год как закончил Хогвартс, когда она оставила нас.

— А твой отец?.. — Пандора прикрыла рукой трясущиеся губы, едва сдерживая слезы от этого душераздирающего зрелища.

— Был с ней каждый день, оставляя её лишь на несколько часов, чтобы разобраться с работой в Министерстве.

— Она угасала у него на глазах...

Одинокая слеза скатилась по щеке Пандоры, и Ремус поспешно присел рядом с ней на корточки, вытирая её пальцем.

— Тшш, это все в прошлом, — он нежно наклонился к Пандоре, соприкасаясь лбами. — Не плачь...

Пандора тихо всхлипнула и кивнула.

— Тогда пойдём смотреть фотографии, — наигранно весёлым голосом произнесла она, откатываясь назад в комнату Ремуса.

— Конечно, — Ремус тепло улыбнулся ей и вышел из комнаты, хранящей болезненные воспоминания, запирая дверь заклинанием.

Ремус устроился на стуле, поставив его рядом с креслом Пандоры и листая пожелтевшие от времени страницы. Маггловские фотографии перемежались с шевелящимися колдографиями, на которых всегда были запечатлены три человека: Ремус, Лайелл и Хоуп. Аккуратные каллиграфические подписи к фотографиям — мамины; кривые неровные детские буквы — это Ремус учился писать и очень хотел вписать дату и событие в общий альбом; записи отца — лаконичные, без изысков и лишних вензельков, почти печатные.

Пандора тихо смеялась над одними историями, сочувственно сжимала его ладонь во время других, она нежно водила пальцами по фотографиям маленького Ремуса, не скрывая улыбки. А Ремус просто наслаждался её обществом и любовался всей гаммой эмоций на лице Пандоры.

Снизу хлопнула дверь, возвещая о возвращении Лайелла. Ремус услышал тихий топот, пока отец отряхивал ботинки от снега, а следом за этим — шуршание снимаемой куртки.

— Рем, я вернулся, — громко возвестил Лайелл. — Поможешь накрыть на стол?

— Конечно, — откликнулся Ремус, с неохотой вставая.

— Я пока останусь тут, — не спрашивая, а утверждая, сказала Пандора, перетягивая альбом себе на колени. — Отец явно хочет поговорить с тобой наедине.

Пандора не обладала даром Луны, который позволял ей читать эмоции других, но она была просто проницательнее многих, из-за чего общаться с ней было легко.

— Спасибо, — Ремус наклонился, чтобы поцеловать супругу. — Я вернусь за тобой через несколько минут.

— Не спеши, — Пандора нежно провела рукой по его щеке, прежде чем отстраниться.

Ремус сбежал вниз по лестнице и уверенно направился на кухню. Чайник вовсю свистел на плите, и он лёгким движением подхватил его, снимая с огня. На столе уже стоял заварочный чайник с отмеренным на троих количеством чайных листьев.

Лайелл стоял у другого конца стола и доставал коробку с рождественским кексом из пакета. Совладав с хитрой упаковкой, он вооружился ножом и начал нарезать кекс, пока Ремус доставал чашки из верхнего ящика над раковиной.

— И где ты её нашёл? — негромко спросил Лайелл, не поднимая головы от кекса.

— Кого? Пандору? — недоуменно переспросил Ремус. — Судьба свела, — он пожал плечами, не понимая сути вопроса.

— Только в Англии найдётся несколько сотен незамужних волшебниц, с которыми ты мог бы построить семью... А ты притаскиваешь в дом больную вдову редактора «Придиры» и заявляешь, что теперь она твоя жена? Серьёзно, Рем? Никого лучше не нашлось?!

Ремус только сейчас, глядя на распаляюшегося отца, заметил, как тот постарел. Все ещё широкоплечий и высокий, Лайелл все же сильно сдал: волосы отливали грязной полупрозрачной сединой, пальцы, сжимающие нож, были узловатыми, руки покрыты пятнами.

— Разве тебе дедушка сказал не то же самое, когда ты женился на маме? — нейтрально заметил Ремус, наблюдая, как кровь отливает от лица отца.

— Ты не понимаешь, это другое! — поспешно возразил он.

— Да, другое, — покладисто кивнул Ремус. — Потому что тебя отрезали от рода за связь с магглой. И ты пожинаешь последствия.

Ремус раньше не придавая значения своему происхождению, но, живя у Лонгботтомов, он прочёл на досуге несколько книг про магию рода и сейчас видел на живом примере своего отца, что бывает, когда тебя отрезают от источника.

Лайеллу было чуть больше пятидесяти, он был ровесником Джерома, но в отличие от последнего, у которого лишь седина на висках выдавала его реальный возраст, он состарился как маггл. Ещё и побитый жизнью маггл.

— Это не имеет значения, — мотнул головой Лайелл. — Сейчас речь вообще не об этом! А о том, что ты ничему не научился на моем опыте и женился на женщине, которую ты переживаешь! И что ты будешь делать, когда её не станет?!

Ремус тяжело вздохнул, прежде чем ответить.

— Ты ошибаешься. Пандора не умирает. Её состояние — результат несчастного случая, и лекарство уже ищут...

— Ищут, ха! — Лайелл горько рассмеялся. — Лекарство от рака тоже искали, только вот не успели! И моя Хоуп умерла, не дождавшись его...

— Папа...

Ремус печально опустил взгляд. Состояние его отца только ухудшилось за те годы, что они не виделись. Он все ещё жил прошлым, цепляясь за воспоминания, и не мог двигаться дальше, застряв в темнице своего бессилия.

— Я больше не могу, Рем, — голос Лайелла дрогнул. — Я не могу работать, не могу спать по ночам. Каждый боггарт при виде меня принимает её облик, а я не знаю, как сделать смешными её пустые мёртвые глаза...

Ремус обошел стол и крепко обнял отца, подрагивающего в скупых мужских рыданиях.

— Ты не думал бросить работу в Министерстве? — спросил Ремус. — Продать дом и уехать подальше от места, что хранит столько воспоминаний? Начать новую жизнь?

— Куда я денусь? Я никому не нужен, — Лайелл отстранился и отвернулся, снова концентрируя все свое внимание на кексе.

— Я могу с этим помочь, — заметил Ремус, доставая из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт. — Я думал вручить его тебе за ужином, но сейчас это более уместно. Внутри — приглашение на работу и портключ, который сработает через неделю.

— О чем ты, Рем? Какая работа для такого разваливающегося старика? — усмехнулся Лайелл.

— У моих знакомых, Лонгботтомов, есть небольшой особняк в магической Барселоне. И недавно их управляющий подал в отставку, так что они ищут ему замену, — пояснил Ремус. — Работа не пыльная и не сложная. Нужно будет лишь следить за особняком, управлять эльфами и поддерживать дом в идеальном состоянии, чтобы он в любой момент был готов принять хозяев. Бонусом идут полный пансион и проживание в этом самом особняке. Новая страна, новый город, новые люди, смена деятельности. Разве ты этого не хочешь?

Нож замер над многострадальным кексом, пока Лайелл замер, смотря в одну точку. Ремус не торопил его, понимая, что такие решения за минуту не принимаются: бросить все, что составляло твою жизнь, оставить в прошлом привязанности и привычки, чтобы начать все с начала — это трудное решение.

— Я не могу, Рем, — наконец, выдохнул Лайелл. — Я не могу оставить её.

Лайелл смотрел куда-то вдаль, но по направлению Ремус догадывался, куда именно. В сторону кладбища, где была похоронена Хоуп.

— Ты все ещё навещаешь её каждый день?

— А что мне остаётся? — пожал плечами Лайелл. — Сын оставил меня, друзей у меня так и нет ни среди магглов, ни среди волшебников. Так что всё, что у меня осталось, — это воспоминания о ней, — Лайелл отложил нож, опираясь на стол.

Ремус не стал подходить ближе.

— Тебе давно пора её отпустить, папа. И жить уже, наконец, дальше...

— Но я не умею жить без неё! — повысил голос Лайелл, ударяя в сердцах кулаком по столу. — И теперь ты притаскиваешь в дом девушку, которая, кажется, сломается от малейшего дуновения ветра! Чем ты думал, Рем?!

— Сердцем, отец, — развел руками Ремус, словно извиняясь. — Я думал, уж ты-то меня поймёшь.

— Не пойму! — мотнул головой Лайелл. — Ты же видишь, во что превратилась моя жизнь, когда Хоуп не стало. Зачем повторять мою судьбу?!

— Я... Нет, мы с Пандорой сделаем все, что в наших силах, чтобы не повторить вашу с мамой судьбу. И мы не одни. Нас поддерживают Лонгботтомы: Джером бьётся над разработкой зелья вместе со Снейпом, Августа всячески помогает Пандоре. А ещё у нас две замечательные дочери, ради которых стоит жить...

— У нас с Хоуп тоже был ты, но это не помешало ей оставить нас... — упрямо мотнул головой Лайелл.

— Папа! Ты правда не чувствуешь разницы?! — Ремус не выдержал, тоже вспылив. — Мама умерла от маггловской неизлечимой болезни. От магии ей становилось лишь хуже, так что мы были бессильны и должны были полагаться только на маггловских врачей. А Пандора пострадала от экспериментального заклинания, и её состояние обратимо! У неё не идёт счета на месяцы, как было с мамой. У Пандоры впереди вся жизнь, и я сделаю все, чтобы она была в ней счастлива, — последнюю фразу он произнёс уже тише, успокаиваясь.

Лайелл молчал, глядя на сына нечитаемым взглядом.

— Постарайся увидеть, наконец, дальше собственного носа и узнать её получше, — Ремус раздраженно схватил стопку чашек и развернулся на пятках, резко выходя с кухни.

* * *

Пандора с Ремусом не стали задерживаться на ужин. Даже чаепитие в обществе Лайелла прошло напряженно — Пандора раз за разом ловила на себе его взгляд, в котором была целая гамма эмоций: от раздражения до тоски. Она впервые сталкивалась со столь прямолинейным человеком, который даже не пытался делать вид, что она ему нравится.

Ещё сидя наверху и листая альбомы, она слышала, как Лайелл и Ремус спорят. И, очевидно, из-за неё. Обрывки обидных фраз доносились до неё через приоткрытую дверь, но она старалась не слушать, так как разговор явно не предназначался для её ушей. Но одна фраза всё же задела её.

«Никого лучше не нашлось?!»

Она понимала, что их с Ремусом связывает лишь контракт, но все же ей хотелось верить, что их симпатия взаимна и Ремус не оставит их с девочками после его окончания. Но вслед за надеждой приходил страх: она не знала, насколько высоко Ремус ценит мнение отца, и мало ли, вдруг оно заберётся ему в голову, пустит корни и разрушит их только начавшиеся отношения.

Пандора не хотела снова оставаться одна.

После смерти Ксенофилиуса она была раздавлена, потеряна и опустошена, и лишь Луна была её маяком в беспросветной тьме. А затем в этой тьме появились и другие: Августа, которая коротала с ней вечера, клещами вытаскивая её из бездны уныния; Джером, который своим энтузиазмом зарождал в Пандоре искру надежды; Джинни, робкий огонёк свечи, почти потухший, которому была нужна материнская рука, закрывающая ото всех невзгоды; и, наконец, Ремус, который появился в её жизни неожиданно, но своим появлением начал разжигать почти потухший огонёк в её душе. Пандора уже не обманывала себя, что их отношения были обусловлены лишь контрактом — для неё они стали чем-то большим. Конечно, Ремус не мог заменить Фила, но и не должен был. В сердце Пандоры хватало места для всех. И Ремус уверенно начал занимать в нем места больше, чем просто друг.

И ей очень не хотелось, чтобы случайно брошенная Лайеллом фраза повлияла на них с Ремусом. Но она не могла знать наверняка.

Ремус помог Пандоре одеться, и, попрощавшись с Лайеллом, они вышли на улицу.

— А почему мы не аппарировали из дома? — спросила Пандора, разрезая звенящую тишину, нарушаемую лишь тихим поскрипыванием снега.

Ремус толкал кресло в задумчивости, и Пандора напрягаясь в ту длинную минуту, что ждала ответа.

— Я хотел сводить тебя ещё в одно место, — без подробностей сказал он, увозя Пандору все дальше от последнего дома в сторону леса.

Они подошли к узкой просеке, снег в которой был слегка утоптан, но недостаточно, чтобы смогла проехать коляска. Ремус недовольно цыкнул языком.

— Дальше пойдём пешком, — констатировал он. — Ты же не против сменить колеса на мои руки? — он обошел коляску и со слегка вымученной, как показалось Пандоре, улыбкой, наклонился к ней, чтобы она смогла ухватиться руками за его шею.

Ремус поднял её легко, словно пушинку, и в пару взмахов палочки расправился с креслом, уменьшая его и призывая в карман. А затем перехватил Пандору поудобнее и уверенно пошёл вглубь леса.

— Если тебе станет темно, наколдуй Люмос. Едва ли мы встретим здесь этим вечером магглов.

Пандора не сразу, но воспользовалась советом — в сени деревьев было темно, и лишь волчье зрение помогало Ремусу ориентироваться в темноте, уверенно переступая через узловатые корни. Тогда же как она едва видела очертания его лица в полумраке. Резкий свет озарил задумчивое лицо Ремуса с прикушенной губой, и Пандора на секунду даже пожалела, что наколдовала Люмос, потому что на сердце вновь стало тяжелее. А вдруг слова отца уже возымели эффект?

Ремус же за долю секунды стер с лица озабоченное выражение и снова тепло улыбнулся ей. Пандора отвела взгляд, смотря вперёд.

— Куда мы идём, Реми? — спросила она, пытаясь не думать о задумчиво-обеспокоенном лице супруга.

«Временного супруга», — поправил едкий внутренний голосок, который изводил Пандору последние часы.

— Скоро увидишь, — шепнул ей Ремус, целуя её в висок и прижимая к себе чуть ближе.

Они шли в тишине ещё где-то с минуту, когда впереди забрезжил свет. Пандора убрала палочку и как раз вовремя, чтобы увидеть, как они выходят на опушку леса на холме. Она не обратила внимания, что они поднимались в горку — Ремус ничуть не запыхался, а её нес настолько аккуратно, что она не заметила перепад высот.

Они остановились у самой вершины холма, где он резко уходил вниз, обрывом к реке, которая переливающейся в свете фонарей змейкой тянулась из деревушки, раскинувшейся у их ног. Понтервид действительно был небольшим: Пандора узнавала издалека здания, о которых ей рассказывал Ремус, а сейчас они переливались в сумерках, украшенные разноцветными гирляндами. Атмосфера праздника витала над деревушкой.

Ремус сделал несколько шагов в сторону, к покосившейся скамейке на вершине холма, и бережно опустил туда Пандору, после чего сам присел рядом.

— Здесь волшебно, Реми, — с придыханием сказала Пандора, поворачиваясь к супругу.

На губах Ремуса блуждала довольная улыбка.

— Я рад, что тебе понравилось.

Снег падал крупными хлопьями, оседая на волосах Ремуса, и Пандора потянулась рукой к его голове, чтобы стряхнуть налипающие снежинки, но Ремус перехватил её руку на полпути и поднес к губам.

— Пандора, выходи за меня, — произнёс он, целуя её пальчики.

— Что, прости? — не понимающие моргнула Пандора, пытаясь осознать смысл сказанной фразы.

— Я хочу расторгнуть наш контракт, — серьёзно произнёс Ремус. — И я хочу, чтобы ты стала моей женой. Не фиктивной, а настоящей.

Пандора, чьё сердце сначала ухнуло вниз при фразе о расторжении контракта, сидела и с глупой улыбкой моргала, пытаясь осознать смысл сказанного.

— Последние месяцы были для меня самыми счастливыми за долгие годы, и я не хочу упустить этот шанс. Я узнал тебя ближе и не смог не полюбить... — Ремус нежно сжал её озябшую руку и потянулся за второй, чтобы согреть обе узкие ладошки в своих руках. — За какие-то месяцы вы с девочками заняли уголок в моем сердце, и я не хочу вас терять.

Ремус аккуратно поднес ладошки Пандоры к лицу и подышал на них, согревая дыханием.

— Но твой отец... — лёгкая нотка неверия на задворках сознания Пандоры подала голос, чтобы получить ответ на мучающий её вопрос.

— Не имеет никакого отношения к моему счастью, — отрезал Ремус. — Он поймёт. Или нет, я не знаю. Но это и не важно, потому что это моя жизнь, и я вправе сам принимать решения.

У Пандоры словно камень с души свалился.

Ремус на секунду отпустил руки Пандоры и, спешно встав, начал рыться в кармане пальто. Затем с победным возгласом он опустился перед Пандорой на одно колено и протянул ей руку, сжав в пальцах тонкое кольцо, украшенное россыпью небольших сапфиров.

— Это кольцо моей матери, — пояснил Ремус. — Она отдала его мне перед смертью с пожеланием, чтобы я нашёл себе женщину, с которой я буду так же счастлив, как они были с моим отцом...

По щеке Ремуса скатилась одинокая слеза, и Пандора невольно потянулась к нему, чтобы стереть эту слезу так же, как он успокаивал ее несколько часов назад.

— И мне кажется, я нашёл её... Тебя, Дора, — Ремус прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновением ладошки к щеке. — Ты станешь моей настоящей женой? — он с надеждой смотрел в её глаза, и Пандора поняла, что сама едва сдерживает слезы.

— Конечно, Реми, конечно!

Ремус просиял, надевая кольцо ей на палец и затем заключая Пандору в объятия.

— Я люблю тебя, Дора, — прошептал он ей на ухо.

— Я тебя тоже, Реми, — так же шепнула в ответ она.

Ремус неверяще отстранился от неё, и Пандора первой подалась вперёд, накрывая его губы своими.

В небе взорвался фейерверк, запускаемый деревенскими мальчишками.