Книжная лавка (джен)

В лавке ничего не изменилось — родной дом.

— Что на ужин? — выглянула из спальни Луна, и Гарри только весело хмыкнул, картинно закатив глаза.

— Если в морозилке есть мясо — сделаю стейк и какие-то овощи тушёные. Пойдёт?

— Супер. — Луна послала ему воздушный поцелуй и вновь спряталась в спальне, уже оттуда прокричав: — Полчаса с кротиком перетру и приду мешать тебе готовить!

Туманы сразу же насмешливо показали, как тонкая рука Луны то и дело тягает помидоры с кабачками прямо из-под ножа Гарри, но тот только отмахнулся. Значит, просто помоет овощей с запасом — не беда.

Готовилось легко, пришедшая Луна что-то мурлыкала негромко, и было удивительно уютно. Даже читать почти не хотелось, хотя в уме Гарри лениво перебирал разные темы, какие бы почитать перед сном. Завтра ожидались гости, но то завтра, а пока… Историю Ада в памяти обновить, что ли?..

— Гарри…

— М?

— Ты сможешь меня удержать?

— Если ты удержишь меня. — Гарри закрыл сковороду крышкой, чуть уменьшил огонь и обернулся к Луне. — Всё же Ад — это в первую очередь наше прошлое, а оно у всех… весёлое.

— Тогда захватим верёвку. И зеркало — чтобы не путать, кто же мы сейчас, а не когда-то.

— Как скажешь, родная, — и Гарри, коротко ей улыбнувшись, вернулся к сковороде.

На десерт доели остатки Гарриных запасов мармелада, он мысленно отметил себе завтра заказать. И договориться с Утёнком, чтобы та забрала заказ вместо него, если что.

Всю ночь Луна прижималась к Гарри, у неё жутко мёрзли стопы, и он только крепче её обнимал, накидывал дополнительный плед на ноги — хотя, как по нему, было не холодно. Но, когда утром он проснулся, Луны уже не было, только смятые простыни, гамузом скинутый на стул плед и надкушенная шоколадная конфета на тумбочке с его стороны.

Гарри задумчиво покрутил ту конфету в руках, прищурился. Будущее дробилось на варианты вариантов, и он всё ещё терялся от такой «послушности», но… Конфета была вкусная. Даже с ликёром в середине — его остатками, как не вытекли только.

Утро прошло тихо, Гарри неспешно долистывал уже второй том истории Ада — местами здорово напоминающий сборник юмористических рассказов в лучших традициях детей холмов. Чая оставалось на один глоток, когда зазвенел колокольчик на двери. И Гарри с улыбкой тот глоток сделал. Отставил чашку в сторону, поправил манжеты рубашки… И только затем поднял глаза.

Он точно знал — улыбка, призраком застывшая на его губах, не коснулась глаз.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — вопрос повис в воздухе, насмешка для всех сторон.

Мужчина, застывший у входа, кутался в коричневую робу, но даже она не могла скрыть его болезненной худобы. Покрасневших — и не только из-за полопавшихся капилляров — глаз и бледной кожи. Он, впрочем, по памяти Гарри и так никогда не был смуглым, но всё же не настолько.

Не то чтобы Гарри было этого мужчину жалко. Безразлично, немного противно — возможно.

— Гарри Поттер… — голос гостя шелестит опавшим прелым листьям.

— Возможно, вам подсказать интересную книгу? Приключения, философия, психология? — продолжает улыбаться Гарри, насмешничая словами и значениями, а не голосом.

— Моя дочь… Подскажи, Гарри Поттер, мальчик, где моя дочь?

Ксенофилиус Лавгуд судорожно дёргает головой, скрученные руки будто когти пытаются ухватиться за воздух.

— К сожалению, последнее пособие, как помириться со своим ребёнком, сжёг господин Пэн, могу предложить вам только «Преступление и наказание». — Он всё ещё улыбается, мягко поглаживает корешок упомянутой книги, что лежит на прилавке.

Гарри не собирается лезть в отношения отца и дочери — точно не в этом случае. И он не боится произносить имя отца Луны — ходячему покойнику не сыскать интереса Госпожи, не такому. Ему за избавление смерть… А может, и прощение — туманы тоже не уверены, а Гарри и не хочет копаться.

Для Гарри Луна — своя. А значит…

В конце концов Лавгуд уходит, сжимая в руках всё то же «Преступление и наказание». Чужие амбиции…

Гарриным мыслям вторит негромкий звон посуды с кухни, но он не спешит туда идти. Вместо этого улыбается — искренне — Утёнку, что зашла в тот же момент, как Лавгуд, пошатываясь, выходил. Она провожает его внимательным взглядом, а затем оборачивается на Гарри и улыбается:

— Привет.

— Доброе утро, госпожа Утёнок. Будете чаю?

— Если только зелёный, — шире улыбается Утёнок, а затем говорит между прочим, кивая в сторону: — Странный мужчина. Никогда его раньше здесь не видела.

— И не увидите, — качает головой Гарри. — Такие, как он, обречены вечно скитаться, они не способны зайти в одни и те же двери дважды.

— Какое-то проклятие? — Утёнок хмурится, пытаясь сама воплотить себе кресло, но спрашивает с интересом, прислушивается.

— Можно и так сказать. — Гарри создает два кресла, невысокий столик — всё как всегда, для уютного чаепития в приятной компании. — Бывают ситуации, когда фраза «выбор, что определяет всё» не просто слова. Когда момент-узел, плотный-плотный, и не понять, какая же нить из него пойдёт дальше — или и вовсе все оборвутся — и Ничто. В таких ситуациях не бывает неправильного выбора. Зато бывают последствия — как и у любого выбора. И это — последствие.

— Холод и слизь?.. — неуверенно тянет Утёнок, вместе с тем довольно кивая сама себе — ей удалось не создать, но призвать откуда-то кресло, отличный результат.

— Ради собственных амбиций этот человек переступил черту права крови, — непривычно хрипло доносится со стороны прохода вглубь дома. — Сделал выбор за другого, не спросив. Уничтожил что-то большее, чем… — Луна не договаривает, кривит губы в гримасе.

Она ставит на столик поднос с чашками, вазочкой с коржиками, которые с утра испёк Гарри, падает в созданное Гарри для неё кресло. Звенит посуда.

— Спасибо. — Гарри чуть сжал ладонь Луны, та бегло и слабо ему улыбнулась в ответ.

— Я хотела узнать, — перевела тему Утёнок, сладко зажмурившись и вдыхая пар над своей чашкой, — чем грозит ваше… путешествие. Может, следует как-то подготовиться? Вчера было поздно уже что-то уточнять, а Румпель… Только улыбнулся и сказал не переживать. Будто мне вредно. А как не переживать?..

— Господин Прядильщик будет лишь за Вергилия — проводника — в этом путешествии. Ему грозит только узнать чужие грязные тайны. — Гарри на миг замер, провёл пальцем по ободку чашки. — Но иначе этот клубок не распутать.

— Всё будет хорошо, — хмыкнула Луна, хрустя коржиком. — А за городом присмотрит кротик, я с ним сторговалась уже.

— Он оставит тебя?

— Просто его очищение мы можем и не пережить, — хохотнула Луна, будто и не была несколько минут назад столь грустно-задумчива. — Всё хорошо, Гарри, спасибо.

Чай допивают в тишине, а затем Утёнок с Луной начинают обсуждать имена — больше в шутку, чем всерьёз, но всё же Гарри видит, как внимательно вслушивается в значения Утёнок. Он крутит в пальцах коржик и откидывается на кресле, прикрывает глаза.

Он не боится… Просто ждёт.

Утёнка забирает Прядильщик с Генри, Луна вновь убегает, бегло мазнув Гарри по щеке и пообещав к семи быть на площади. Гарри ходит между стеллажей, поглаживая корешки книг. Задумчиво достаёт «Крокодила Гену и его друзьей», листает яркие иллюстрированные страницы.

Выбор. Просто свой выбор он сделал давно, задолго до… Задолго. Нельзя стоять на месте.

Гарри крепче сжимает в руках книгу, с хлопком захлопывает ту. И крутится на пятке, аппарируя.

Его глупая Королева-в-перьях сидит в своём кабинете мэра, вся в делах — мельком замеченный полный беспорядок в бумагах насмешливо кричит об ином. Гарри вздыхает, давит легко ей на плечи, когда та пытается встать, заметив его. Глупая Королева подчиняется ему, и от этого почти больно.

У каждого свой выбор.

— Гарри? Ты что-то хотел? — Королева-в-перьях пытается казаться собранной, властной — какой должна быть мэр и Злая Королева. Глупая-глупая Королева. И он — глупый.

— Отдать тебе книгу. — Гарри слабо улыбается, кладёт упомянутую на кучу каких-то бумаг на столе. — И поговорить.

— И о чём? — Она показательно игнорирует книгу, смотрит только прямо.

Гарри за её спиной только гладит её по плечам, без слов пытаясь расслабить. Он не знает, зачем это делает. Но его глупая Королева расслабляется, чуть опадают плечи, сводятся.

— Я не твой выбор, — говорить почти тяжело, но надо. Даже когда под ладонями только расслабившиеся плечи вновь сводятся в судороге ровной — чересчур ровной — осанки.

— Я не понимаю, о чём ты, — безразлично, сухо.

Гарри столь сухо же усмехается, пусть его и не видят.

— Ты прекрасна, госпожа Королева. Но я не тот, кто сделает тебя счастливой. Твоя книга вновь сменилась, возможно там будет скрыт ответ?

— А если я не хочу другой книги? Не хочу другого?!

— Судьба — странная вещь. Не Сущность, но игрушка. А может, что-то несоизмеримо высшее, чем может кто-либо постигнуть.

— Почему… — не его Королева-в-перьях почти шепчет, уронив голову на руки, и Гарри обнимает её со спины, гладит, как дотягивается, шепчет в волосы:

— Всё будет хорошо, госпожа Королева, обязательно будет, и я буду, но другом…

— Генри тоже…

— И Генри будет, — перебивает Гарри, — он же любит тебя, глупая госпожа Королева. Он считает тебя матерью, ну, чего же ты, госпожа Королева.

— Уходи, — в какой-то миг совершенно спокойно говорит Королева, будто и не было прошедших минут (часов?). — Просто… уходи. Сейчас.

И Гарри отпускает задеревеневшее тело Королевы-в-перьях, делает шаг назад, второй. Смотрит на её спину долго-долго. Та не двигается, молчит. И Гарри аппарирует в лавку.

Больно.

Боли вторят часы, выбивая шестой удар; Гарри застывшим взглядом смотрит на тиснение в виде яблока на одной из книг, будто нарочно стоявшей у него перед глазами.

Выбор. Его выбор сделан — единственный верный в этом случае.

Он качает головой и идёт на кухню — надо прибраться, даже если путешествие не затянется, но… Надо прибраться.

Без пяти семь Гарри уже на площади, лениво обходит кругами разлом. Оттуда ничем не веет, просто разрыв, просто пустота. Гарри не нужны туманы, чтобы предсказать ближайшее будущее; но он всё равно прикрывает глаза. Под веками летают ласточки — кто бы сомневался.

Следующим приходит Нотт, фыркает на георгину, демонстративно приколотую к пиджаку Гарри. Прядильщик только кивает, стоя в стороне и шепчась о чём-то с Утёнком. Гарри замечает, как тот нежно держит её за лицо, наклоняется, и он отворачивается. Луна приходит последней и тоже с георгиной, та торчит из-за уха нежно-розовым цветком.

Цветки-насмешка, цветки-символ, цветки-защита… Гарри не знал, кто из Сущностей или прочих пошутил так с их миром. Но у каждого магического рода был свой цветок — преграда, крепче которой не было. Для Поттеров им был асфодель, и Гарри не мог даже дотронуться до Утёнка, чей стул был весь окружён этими хрупкими белыми цветами. Для Лавгудов цветком была незабудка, и парочку «гениев», решившихся в школьные годы «пошутить» и не просто спрятать вещи Луны, но и окружить те кругом из незабудок, потом чудом выловили из Чёрного Озера (один из них так и не смог вернуть речь после того случая; а над Луной шутить больше не решались — никто).

Один цветок на теле не мог защитить от агрессии, зато издавна стал использоваться как символ насмешливого презрения. Будто оппонента и не воспринимают всерьёз. Для Нотта их с Луной одинокие георгины не могли не быть сигналом. Но всё же тот промолчал, только сверкнул глазами.

Мелочно и глупо. Бывает.

С седьмым ударом часов к ним подошёл Прядильщик. Трость танцевала в его руке, когда он расширял разлом — Гарри и не сомневался, что он догадается. Мгновение тишины. Взволнованно дрогнули туманы.

И они сделали шаг: рвущийся вперёд, но всё же не обгоняющий Прядильщика Нотт, Гарри с Луной, что зацепилась за его предплечье. Прядильщик — первый, на миг размывшись Тьмой.

Бездна была Бездной — ничем и всем. Они шагали по пустоте, ничего не видя и не чувствуя, только и слышен был стук трости Прядильщика — лучший — единственный — ориентир.

Гарри не волновался, даже улыбался рассеяно. Большим пальцем поглаживал ладонь Луны, мысленно расцвечивал пустоту родными туманами, ныне беспомощно колыхающимися в смиренной растерянности.

Шум трости внезапно исчез, и они столь резко замерли, чуть качнувшись вперёд. Гарри повёл головой вправо, влево, пусть ничего и не видел, но… А затем они начали падать — весело засмеялась Луна ему на ухо.

Приземление отозвалось тянущей мимолётной болью в пятках. А ещё сладострастным запахом маков, тяжелым, приторным.

— И вновь только прямо, — негромко заметил Прядильщик, оглядываясь и опираясь на трость.

— Вперёд, — поправила его Луна и мечтательно улыбнулась.

Хмыкнул Нотт, поведя плечом. Гарри просто шагнул. Быстрее начнут путь, быстрее вернутся в приятную реальность, не холодившую кожу чужим равнодушным интересом.

Но не успели они пройти и несколько минут по маковому полю, как реальность начала расплываться, и совсем не туманами. Менялся и подменялся запах, цветы становились чем-то совсем иным и дымка мерцала…

Первый шаг по скрипящему снегу Гарри встретил болезненной гримасой, переросшей в жалкую улыбку.

Кто бы сомневался, что он станет первым.