Негласный обмен (джен)

Не спалось — воздух казался тяжёлым, кружа голову, отдаваясь странной слабостью во всём теле; запах близлежащего леса ощущался совершенно невыносимо.

Так я и просидел — глядя то на едва заметное, только краем глаза, шевеление в углу, то на луну, постепенно сменившуюся рассветом, через высоко расположенное окно. Эта комната, в отличие от бывшей детской, где с наших десяти лет обитала одна Этайн, находилась почти под крышей.

На рассвете, бросив ещё раз взгляд в угол (ничего не было), принялся одеваться. Осторожно поправил амулет, четырёхконечную звезду на чёрном шнурке, расположив между нижней рубашкой и верхней одеждой (положено носить под одеждой, но холодное прикосновение к коже доставляло дискомфорт, хотя в детстве я, повторяя за Этайн, и пытался прятать), заплёл и закрепил сзади передние пряди волос, после чего спустился вниз.

— Доброе утро, — дружелюбно кивнула мать, и я ответил тем же жестом, залезая за едой в шкаф.

Аппетита не было так же, как и сна, но надо хотя бы сделать вид, что всё в порядке, поэтому два бутерброда и стакан молока я проглотил, пусть и без особого интереса, не чувствуя вкуса.

— Ты был вчера в лесу?

Отрицательно мотаю головой — «нет».

— Лучше не ходи, — мать подпёрла голову рукой и закусила губу. — Или будь осторожен. Слухи какие-то пошли… Я в них обычно не верю, но что-то в этот раз и впрямь не так. Ты купил краски, как хотел?

Кивок — «да».

Разговор прервал отец, спустившийся вниз, и я уставился в уже пустой стакан.

Надо сходить. Проверить. Что-то не так, но неизвестно, что, да и добыча для предлога все равно найдётся. Можно будет продать в городе. Заодно и картины.

Картины хорошие, но берут их плохо. Но тут заказ от сына городского старосты, так что заплатят прилично. Впервые рисовал не от души, а из надобности, потому лично мне результат не нравился, но мать заверила, что получилось отлично.

— Милый, почему тут так много всего? — мать наклонилась над детским столиком, и я ощутил непонимание, переводя пальцем с тени на рисунке на такую же тень за ней.

В тот день она сильно испугалась и долго ругалась с отцом. В итоге к нам пришёл жрец и прогнал часть теней (многие остались в тёмных углах, но он их не заметил), выдав нам с Этайн те звёздочки. Мама сказала, что на её родине так не делают, но этот вариант показался ей самым безобидным.

Этайн ничего не помнила. Ей было три, мне два.

Этайн не помнила длинные тени в комнате. Этайн не помнила, как мы заблудились в лесу. Как пара мальчишек решила, что будет весело побросать в неё камни.

А я помнил.

Почему?

— …Даин!

Я нехотя вскинул голову, позволяя окружающему миру треснуть и впустить себя внутрь, дать вторгнуться звукам. Вопросительно глянул на отца.

— Не хочешь в саду подсобить?

Это надолго.

— «Можно после обеда? У меня есть планы», — по привычке перевела мать вслух, куда более складно, чем это выглядело на самом деле.

Где-то к моим пяти годам, когда стало понятно, что я так и буду молчать, она немало заморочилась, придумывая мне жесты на множество более сложных понятий, чем я мог выразить. Кроме того, дома можно было ещё и написать, с Этайн мы часто обменивались новостями так.

— Вы меня все бросаете, — проворчал отец, но ощущалось, что беззлобно.

«Извини», — огорчать родителей не хотелось.

Надо было поддерживать хорошее отношение.

Папа лишь отмахнулся, и я, почувствовав, что всё обошлось, ополоснул посуду и выскользнул из кухни.

Нужен лук. Нож… наверное, нет. С ним неудобно.

Вернуться в комнату, достать куртку, затянуть завязки… Почувствовать чужой взгляд.

Я вскинул голову даже слишком резко, столкнувшись взглядом с сонно хлопающей глазами Этайн.

— Ты куда? Не надо, — растерянно протянула она, потерев глаза.

Ей страшно.

«Я быстро».

— Все говорят, что сейчас нельзя, а ты идёшь, — Этайн кивнула на колчан стрел. — Зачем? Сейчас же нет надобности, — кажется, на самом деле она сама запуталась в своих аргументах.

Но у меня не было ни жеста, ни слова, чтобы объяснить, что именно я хочу сделать и получить, хотя ей бы я доверил.

Поэтому пришлось лишь виновато пожать плечами, забрать вещи и тихо уйти.

* * *

Тишина. Неестественная.

Жизнь и правда почти ушла отсюда. Посторонний бы не понял разницы: те же деревья, перекликания птиц, шелест листьев, пара протоптанных изученных тропинок, с которых почти никто не рисковал сходить… Лишь отсутствие дичи заставило всех встревожиться.

Но — отсутствовали едва заметные тени. Но — птицы переговаривались реже и более тревожно. Но — заросли стали гуще.

Сюда пришло что-то иное, чужеродное, встревожившее местную жизнь… Спугнувшее или предупредившее её.

И даже я чувствовал это предупреждение.

Выследить добычу оказалось не так сложно, как все пророчили, просто стоило зайти в чащу поглубже. Пристрелил двух зайцев.

Собираясь обратно, я понял ещё одну вещь, не относящуюся ни к добыче, ни к лесу, ни к слухам.

Не только Этайн не помнила задир с камнями.

Исси, находившийся тогда по ту сторону баррикады, тоже этого не помнил.

* * *

— Ты такой молодец, — прощебетала почти под ухом Этайн, по-детски цепляясь за мою руку, и я с трудом сосредоточился на её словах, мысли расплывались, ускальзывая от поднимаемых ею тем. — Столько всего делаешь. А я только в саду провозилась и толком ничего не успела.

Она внезапно разговорилась, подробно рассказывая события минувшей части дня, и мне оставалось только кивать, стараясь не пропускать её слова мимо ушей — долго концентрировать внимание несколько сложновато, но её доверие и искренность, учитывая, как тяжело они даются, упускать было нельзя.

— А этот богач, он сколько обещал?

Я, не интересовавшийся этим вопросом, пожал плечами, переведя взгляд на руку Этайн, которой она держалась за меня. Мы оба очень бледные, в мать, но, кажется, я загорел, пока бегал по лесам.

Моргнув, я вновь глянул туда же. Нет, наверное, от тени показалось, абсолютно одинаковый светлый оттенок.

«Богач» был немногим старше нас и встретил лично, хоть и полностью проигнорировал Этайн — я утянул её, замершую, за руку за собой, а то ведь так и осталась бы там стоять.

Уже в помещении я развернул полотно, поставив, куда показали. Все слова и жесты, направленные по отношению ко мне, чуть резали, как будто к слуге, потому уверенность в том, что больше так я делать не буду, в душе только крепла.

— Отличная работа, — искренне похвалил заказчик. — А она ведь вам даже не позировала, а тут как живая…

У неё мёртвые глаза.

Я чуть поклонился, выражая благодарность за похвалу, краем глаза наблюдая за Этайн. Та немного отвлеклась от разглядывания сына старосты и с не меньшим восторгом рассматривала обстановку. Ну, хотя бы её это радует. Радость Этайн — уже неплохая плата за не такой уж и большой труд.

— Сколько вы, говорите, просите, три золотых?

Я не просил ещё ничего, но уловка мне не понравилась, потому я показал пять пальцев. На самом деле, работы в деньгах я оценивал… никак, всегда просто соглашался на предложенную за них цену.

Этайн за моей спиной тихо охнула, а заказчик неодобрительно цокнул языком, но не стал торговаться, видимо, слишком гордый для этого. Неважно.

Я ещё раз поклонился и спрятал плату в карман куртки, жестом показывая Этайн идти со мной на выход.

— На что потратишь? — с живым интересом вопросила она, едва мы оказались на улице, хоть и говоря вполголоса, опасаясь привлекать внимание прохожих к деньгам.

Я подумал и, достав плату, небрежно всунул пять золотых монет ей.

Родители считали, что если мы что-то заработали, то вольны сами этим распоряжаться, не обязательно отдавать деньги в общий семейный бюджет, они сами могут нас троих прокормить. На деле, я почти всегда отдавал им, тратясь лишь на материалы для художеств или на желания Этайн. Пусть берёт всё — она сама мало контактировала с посторонними и оттого не зарабатывала, а мне не жалко.

Глаза Этайн от удивления широко распахнулись:

— Н-нет, это же т-твои, ты чего, — она попыталась их вернуть мне, но я засунул руки в карманы, отрезая у неё эту возможность. — Ну эй!

Я с самым невинным видом пожал плечами, поднимая глаза к небу. Ясное, между прочим.

Этайн что-то обиженно пробубнила и спрятала деньги, опасливо оглядевшись.

— Ну ты чего, ты же сам их заработал… Придумай чего-нибудь, — шёпотом продолжила она уговаривать.

Я нехотя вынул руки из карманов.

«Ты не рада?»

— Да я не з-заслужила…

«Разговор окончен».

Я вновь убрал руки в карманы, отстранившись и от Этайн, всё ещё неловко бубнившей на меня, и от мира. Пора домой.

Надо было поддерживать её расположение.