Completely hopeless (гет)

Гермиона составила список из десяти «причин, почему их не должны были видеть вместе с Сириусом Блэком» слишком часто…

Хорошенькое занятие вместо работы. И мыслей, как вывести на чистую воду сукиного сына Малфоя. Можно было пойти банальным путем обычного насилия. Если Люциус и забылся, то она нет — он все еще ее должник. Никто данных клятв не отменял. Гермиона обладала всеми рычагами, чтобы заставить лживого подонка говорить правду. Он не был хорошим человеком, поэтому вину за то, что она с ним делала, ощущать было глупо.

Люциус сохранил свою жизнь, состояние и влияние. Все это дала ему их сделка. Довольно приемлемая, к слову сказать, но, видимо, лорд Малфой категорически не умел быть благодарным. Гермиона подозревала, что рано или поздно ее сомнительный «союзник» попытается вырваться из-под опеки, только не думала, что так рано. Люциусу всегда хватало наглости, к его несчастью, зато недоставало понимания, кого не стоит злить.

Мисс Грейнджер знала о своей несклонности к компромиссам и раньше. Однако с годами и пережитыми ужасами Гермиона стала еще куда категоричней. Нужно было так прижать Малфоя, чтобы ему впредь было неповадно. Она не собиралась его отпускать из любых побуждений, пока Люциус не исчерпает ресурс своей полезности.

Для нее прежней такие рассуждения звучали чудовищно.

Нынешняя Гермиона вовсе не считала себя монстром. Она кое-чему научилась — например, атака с открытым забралом обречена на провал и большие потери. Они уже сражались честно, по-гриффиндорски, и проиграли…

Она потеряла всех, кого любила.

Человек с разбитым, выжженным сердцем уже не ищет границы собственного цинизма. Вот и она не раздумывала, а просто действовала. Лучше уж ее пешками будут не лучшие люди, те, которыми жертвовать легко. Профессор Дамболдор же по странной логике, которую Гермиона до сих пор не могла понять, губил лучших, чтобы спасти худших. Гермиона уже побывала в роли пешки, повышенной до ферзя… И теперь судила с позиции игрока.

Люциус был полезен. Он ее ненавидел — это как бы то, на что ей было плевать. А еще Малфой ее боялся, хотя старался прятать страх под маской холодного высокомерия. Но Гермиона его чувствовала. Еще бы, грязнокровная девица из ниоткуда, никто, убила Повелителя. Должно быть, это целиком разрушило картину мира мерзавца. Азкабан и перспектива поцелуя лишь довершили картину абсолютного проигрыша.

Правда, урок не был усвоен в достаточной мере, раз Люциус забыл о главном условии — сговорчивости.

— Мы ужинаем у Андромеды.

Сириус смотрел только на нее весь ужин. Живое лицо сейчас выражало странную смесь гадливости и нетерпения. Гермиона собиралась попросить его быть осторожным. Нарцисса Малфой только изображала беспомощную леди. На самом деле это хрупкое создание обладало стальной волей, куда там ее напыщенному муженьку. Змеемордая старина Томи недооценил леди Малфой и едва не сдох за это… Жаль, что в будущем этого с ним не случилось.

В любом случае Гермиона его ошибки повторять не собиралась.

Поэтому Сириус должен оставаться настороже.

— Не волнуйся, я не вызову подозрений. Буду неприветлив, хмур и скован… Все, чтобы Цисс поверила, что мне не по себе и не слишком радостно. Изображать счастье нет смысла. Мы слишком давно по разные стороны, чтобы узы родства имели силу.

Он все обдумал… И почему она так этим удивлена? Сириус — не сломленный потерями и заключением человек. Он умен и энергичен. И вовсе не ищет смерти. Гермиона больше не будет о нем судить по той тени, с которой была недолго знакома. Блэк иногда, ладно, часто, ведет себя как придурок. Но это не значит, что Грозный Глаз видит в нем своего преемника только за красивые глаза и безбашенность.

Это было не свиданием. То есть ужин.

Они просто встретились в маггловском мире после работы, то есть усталые и голодные. Поэтому зайти поужинать было нормальным, пусть ей нравилось быть с ним сейчас. Гермиона уже была рада отсутствию взглядов — любопытных, пристальных, — словом, тех что повсюду их сопровождали среди магов. Здесь, недалеко от центра Лондона, в этом ресторане, они были одними из толпы. Просто посетители, никому не интересные.

— И с первого раза она мне скажет, чего действительно хочет. Ты ведь все это мне хотела рассказать?

Горячая рука Бродяги аккуратно накрыла ее ладонь. Он выглядел счастливым, а не раздраженным ее дотошностью и всезнайством, словно находил поучения, которые Гермиона так и не озвучила, милыми. Обычно ее склонность все планировать и проговаривать только злила всех вокруг. В этом никогда не видели ни заботы, ни волнения — только попытку командовать другими.

Сириус же понял.

Выглядеть не глупо-смущенно-радостной было очень трудно.

— Ты не злишься?

— Нет, зачем? Ты не считаешь меня идиотом, Гермиона, пускай частенько я себя так и веду. Просто ты хочешь убедиться, что я подготовлен, и я рад твоей заботе.

Образумить себя после такого признания было очень трудно. Но не зря же Гермиона была упрямой гриффиндоркой — она смогла. Сириусу Блэку вовсе не обязательно знать, насколько он такой, сам на себя не похожий, сильно действует на нее. Можно было себя отругать, ведь посреди заговора нашла время для романтической чуши. Однако Гермиона не хотела корить себя, скорее плыть по течению, как человек, безнадежно уставший от постоянной борьбы.

Но это лишь наваждение сегодняшнего вечера, пройдет. Она уверена — пройдет, и к утру мисс Грейнджер будет прежней.

— По опыту, Цисс никогда не действует в лоб. А еще она не причинит мне вреда напрямую, я на это надеюсь. Довольно неприятно, что тебя ненавидит вся семья, пусть и такая больная, как моя.

— Тебе было сложно уйти?

Почему она это спросила? Неужели под влиянием момента, лишь из сочувствия. Видеть Сириуса без маски весельчака и балагура было непривычно. Гермиона не хотела держать с ним дистанцию, не прямо сейчас, скорее, наоборот. О последствиях внезапной перемены она, как одна книжная леди, «подумает об этом завтра»…

— В какой-то момент я понял, что придется. Пятый и или шестой курс… Тот, кем я был, не нужен был роду Блэк. Матушка так желала меня сломать под свои представления об идеале, что тепла или привязанности не осталось. Я сходил с ума, и лучшим было сбежать, но так, чтобы все концы обрубить.

Он переплел свои пальцы с ее. Гермиона это позволила, ведь ему больно.

— Блэки категоричны до безобразия, Гермиона, и мы не прощаем. Уходя, я знал, что мне не вернуться.

Гермионе внезапно пришло в голову, что они похожи. Не полностью, но оба почувствовали безысходность. Перед прыжком в прошлое она ведь тоже сходила с ума, и это еще мягко сказано. Выбор был невелик, и Гермиона решилась, прежде чем потерять и разум. Сириус прошел через нечто похожее, и ему наверняка бывало одиноко.