В двух шагах от дома 84 по Чаринг-Кросс Роуд (гет)

Преисполненный праведным гневом, Саймон без малейших сожалений смотрел, как маленькая горе-соблазнительница покидает его квартиру.

Как она посмела подстраивать ему такую подлую ловушку?

Он не сомневался в своей правоте хотя бы потому, что прекрасно помнил, сколько раз Помфри проводила ему диагностику и сообщала, что его здоровье в полном порядке. Напрасно, ой напрасно Гермиона попыталась его обмануть! Обернувшись, он подошёл к Йорику, который смотрел на него совершенно безразлично.

— Она что, считает меня полным идиотом, который купится на эти россказни? — зарычал он, потрясая рукой, в которой всё ещё была зажата колдография. — Она хотела занять место Лили в моем сердце!

По привычке Саймон начал нервно шагать взад-вперед перед насестом Йорика, и через некоторое время у несчастного сокола зарябило в глазах. Саймон продолжал метаться по комнате, и чем дольше он думал, тем больше убеждался в том, что он прав.

— Интересно, сколько же она прочитала книг, наполненных всякой романтической чепухой, прежде чем додумалась до того, что она влюблена в меня?.. Полагаю, что много, чертовски много... Сидела там... в своей проклятой пенной ванне... снова и снова читая эту… эту чушь!.. Неудивительно, что она так долго разыскивала для меня нужные книги! Да она просто тянула время, чтобы втереться ко мне в доверие.

Наконец Саймон успокоился и опустился на кресло возле камина. Он снова посмотрел на фотографию Лили, улыбнулся и нежно погладил подушечками пальцев любимые черты.

— Представляешь, Лили, она вообразила, что влюблена в меня!.. Глупая, глупая девочка... Когда-нибудь она выйдет замуж за нормального волшебника, и тогда, возможно, она будет благодарна мне за то, что я разрушил её планы.

* * *

Дни сливались в недели, а Саймон не уставал себя хвалить за то, что ему хватило прозорливости вовремя обнаружить и пресечь коварные планы Гермионы. Каждый раз, думая об этом, он улыбался. Наконец-то он был вполне доволен своей жизнью: с удовольствием работал над заказами, когда хотел — ел, когда хотел — спал, и никакие кошмары больше не терзали его во сне. Впервые за много лет он чувствовал себя вполне здоровым и отдохнувшим и пребывал по этому поводу в непривычно благодушном настроении.

И вот однажды, когда он тихо-мирно отмерял ингредиенты для несложного зелья, в его памяти вдруг всплыли слова, произнесённые голосом, который он надеялся не услышать больше никогда:

«Ты никогда не задумывался, почему твоя любовь к Лили никогда, никогда не превращалась в нежное воспоминание или хотя бы в легкие угрызения совести, возникающие время от времени?»

Встряхнув головой, Саймон попытался выбросить из своего сознания голос Дамблдора.

— Иди к черту! Я уже понял, что всё дело в проклятии вины, — пробормотал Саймон себе под нос.

Смех Дамблдора снова зазвучал в его голове: «Это ещё не всё, Северус. Это не всё».

Бросив работу, Саймон выскочил из своей лаборатории и чуть не бегом подлетел к Йорику.

— Старый ублюдок! — прорычал он. — Я уже понял, для чего он встроил кодовую фразу в ловушку, которую поместил на своем портрете. Если бы я снова понадобился ему, слова «Северус, ты нужен мне» должны были меня выпустить. Гермиона случайно произнесла эту фразу именно так!

По привычке Саймон начал расхаживать перед птичьим насестом.

— А насчёт зелья… Он врёт! Это должно быть враньём! И Гермиона тоже врала. Или ошибалась! С проклятием вины не было нужды ни в каком любовном зелье!

Саймон замер, когда ему в голову пришла очередная мысль.

— Но когда Гермиона выпустила меня из ловушки, проклятие было снято… Да нет же, не было никакого зелья, не могло быть! — крикнул он, снова начав метаться по комнате. — Ведь Помфри!.. Она бы мне сказала… — Саймон снова остановился, лицо его побледнело, он умоляюще посмотрел на Йорика и прошептал. — Но Помфри работала в первую очередь на Дамблдора, верно? И если бы он попросил её… приказал ей… сделать что-то такое, что не нанесёт вреда пациенту...

Ноги перестали его держать, и он медленно сел прямо на пол.

— Меня предавали на каждом шагу… Неужели за всю мою жизнь не было никого, кто бы…

И тут, наконец, осознание накрыло его с головой. Закрыв глаза, он простонал:

— Гермиона…

«Ты жалок, Саймон... иди ты на хуй... с меня хватит!»

Прошло довольно много времени, прежде чем он встал и снова обратился к Йорику.

— Твой хозяин — идиот, — просто сказал он.

Сев в кресло, Саймон уставился на огонь в камине. Если Гермиона права (а он уже понял, что так и есть), то вопрос заключался в том, что теперь с этим делать. Ему не нравилась сама мысль о том, что его жизнь до сих пор зависит от манипуляций Дамблдора, но он боялся потерять то единственное, что поддерживало его столько лет и заставляло бороться за свою жизнь — любовь к Лили. Любовь, которая до сих пор продолжала гореть в его сердце.

«На тебе есть аура от мощного любовного зелья, антидот к которому неизвестен. Это зелье вызывает чувство. Постоянное, никогда не исчезающее, навязчивое. Ничего не напоминает?» — голос Гермионы в его голове насмехался над ним снова и снова.

— Постоянное, — пробормотал он. — И антидот неизвестен. Так что даже если я решусь и попытаюсь найти антидот, у меня, скорее всего, ничего не получится.

* * *

Сколько бы Гермиона ни твердила себе, что без Саймона ей намного лучше, что она зла и обижена на него, всё равно она по нему скучала.

«Ублюдок»

То, что ей не хватало их переписки и разговоров, не означало, что она хотела снова его видеть. Нет уж, хватит. Пусть он там хоть сгниёт, погрузившись в свои фантазии об идеальной Лили Поттер. Гермионе было бы всё равно.

«Плевать»

Мысли о нём принесут только душевную боль, которой и без того было достаточно.

«Я говорила себе это вчера. И позавчера. И два дня назад. И ещё много дней до этого. Возможно, наступит день, когда это станет правдой».

Она заправила выбившийся локон за ухо и окинула взглядом рабочий беспорядок своего кабинета. В разгар предрождественских распродаж она не могла позволить себе погрязнуть в мыслях о своих последних неудавшихся отношениях.

«Хорошо бы ещё не вспоминать больше пачку писем, оставшуюся после всего этого».

«Какая же я дура».

Мистер Фицджеральд постучал по косяку открытой двери и вошёл в кабинет.

— Книга, которую вы заказали, пришла с последней доставкой. Я решил отдать её сразу вам.

Гермиона дождалась, пока он уйдет, и только тогда прикоснулась к тонкой книжке, которую он оставил на столе. Обложка книги гласила: «Запретное искусство любви».

* * *

Приближающиеся рождественские праздники никогда не вызывали у Саймона радости, скорее наоборот. Единственное, что ему в них нравилось когда-то — это то, что в это время большинство студентов возвращалось домой к своим семьям. Несколько дней между их отъездом и дурацкими праздниками Дамблдора были для Саймона почти самыми любимыми в году. Лучше них были только летние каникулы.

Но в этот раз Саймон несколько дней напролёт провёл в хождении по магазинам, что в итоге привело его в полное замешательство. Он надеялся найти для Гермионы хороший подарок, чтобы как-то начать заглаживать свою вину, но не имел ни малейшего представления о том, что могло бы ей понравиться.

— Ни одна из этих маггловских пуансеттий ⁽¹⁾ никуда не годится, — сообщил он Йорику после очередной неудачно попытки. — В них нет абсолютно никакой магии.

Таким образом, спустя ровно год с тех пор, как он начал свою переписку с магазином «Маркс и сыновья», он решил вернуться к тому, что сработало в начале их отношений.

— Я напишу ей. И попрошу найти для меня книгу. Она не откажет мне в деловом вопросе, — сообщил он Йорику. Усевшись за письменный стол и взяв перо, маскирующее почерк, он составил письмо, которое, как он надеялся, сможет вернуть ему расположение Гермионы.

15 декабря 2000 г.

Маркс и сыновья

84 5/6 Чаринг-Кросс-роуд

Мисс Грейнджер,

Из-за мерзких козней одного старика, а также из-за своей собственной глупости я, похоже, потерял одного из самых дорогих и верных друзей. Одному моему знакомому требуется помощь в поиске лекарства от постоянно действующего любовного зелья. Мне никак не удаётся вспомнить название соответствующей книги, но я уверен, что такой мудрой и знающей особе, как вы, не потребуется много времени, чтобы её разыскать.

Искренне ваш,

Саймон Сопохороус

— Йорик, для тебя есть работа! Отнеси ей это, быстро! — приказал Саймон, подписывая конверт. Проклятая птица как будто бы колебалась, прежде чем взять письмо, и Саймону показалось, что сокол взглянул на него с какой-то странной жалостью

— Лети сейчас же, никчемный цыпленок! Не бойся, она не причинит тебе вреда и не даст ядовитого печенья, — ворчливо напутствовал он.

Глядя вслед Йорику, Саймон тяжело вздохнул.

— Жаль, что я не могу сказать то же самое и о себе, — пробормотал он и направился в лабораторию.

* * *

16 декабря 2000 г.

Саймону Сопохороусу

Лондон

Мистер Сопохороус,

Настоящим письмом извещаем Вас о том, что ваш запрос получен. Однако считаем своим долгом сообщить Вам, что из-за сезона рождественских распродаж, расплывчатой формулировки Вашего запроса, а также строгих стандартов нашей работы возможна определённая задержка в приобретении книги, которую вы ищете.

Наши сотрудники очень серьезно относятся к репутации магазина «Маркс и сыновья» и приложат все возможные усилия, чтобы найти текст, который удовлетворяет Вашим пожеланиям.

С уважением,

Джеральд Фицджеральд

Маркс и сыновья

* * *

— Йорик! — рявкнул Саймон, когда открыл письмо из магазина. — Ты доставил письмо Гермионе лично или отдал первому же идиоту, слонявшемуся у стойки регистрации?

Сокол продолжал чистить перья, не обращая на него никакого внимания, лишь бросил короткий взгляд, услышав своё имя.

— «Расплывчатая!..» Я вам покажу «расплывчатую формулировку» вместе с… Проклятье! — Саймон разочарованно скомкал письмо в руках.

«Либо Гермиона моё письмо прочитала (а я точно знаю, что она бы поняла, какую книгу я просил) и решила игнорировать меня, либо велела всю мою корреспонденцию передавать этому тупоголовому Фицджеральду».

Саймон рывком выдвинул стул и уселся за письменный стол. Вытащив чистый лист пергамента, он уставился на него с таким видом, как будто тот его оскорбил. Саймон не привык извиняться и не мог припомнить, чтобы кто-нибудь хоть раз извинялся перед ним.

17 декабря 2000 г.

Маркс и сыновья

84 5/6 Чаринг-Кросс-роуд

Гермиона,

Я пометил это письмо как личное. Я не забыл о твоей просьбе отправлять подобные письма к тебе домой, а не в офис, но мне кажется, что у себя дома ты просто сожжёшь это письмо, не открывая.

Да, я был дураком. Я должно быть, самый большой дурак всех времён, если хоть на мгновение усомнился в глубине коварства Дамблдора.

Но всё же я редко совершаю такие колоссальные ошибки, как во время нашей с тобой последней встречи. Мои обвинения были несправедливы и жестоки. Мне потребовалось гораздо больше времени, чем следовало, чтобы осознать, что ты была права.

Искренне твой,

Саймон

* * *

Когда появился Йорик, Гермиона была на складе. Вместо того, чтобы взять доставленное письмо, она переглянулась с мистером Фицжеральдом. Пожилой мужчина покачал головой, затем вздохнул и с большой осторожностью вынул послание из когтей сокола.

— Не забудьте угостить его. Не его вина, что его хозяин такой… Ну, это просто не его вина.

Несмотря на то, что Гермионе было совершенно безразлично, что написал Саймон на этот раз, она задержалась на складе немного дольше, чем нужно, пока мистер Фицджеральд изучал конверт.

— Оно помечено как «личное»; возможно, вам всё же стоит взять его.

У неё просто руки чесались от желания взять письмо, к тому же ей было неловко оттого, что она втягивает начальника в свои разборки с Саймоном. Закусив губу, она на мгновение задумалась, а потом протянула руку.

Гермиона быстро пробежала глазами письмо сначала один раз, а затем и второй.

«Будь ты проклят, Саймон Сопохороус, я так больше не могу. Я не могу снова впустить тебя в свою жизнь, потому что ты просто разобьёшь мне сердце»

— Пожалуйста, сообщите нашему клиенту, что я слишком занята, чтобы отвечать на все письма, адресованные лично мне, и поблагодарите его за то, что он является нашим постоянным клиентом.

18 декабря 2000 г.

Саймон Сопохороус

Лондон

Мистер Сопохороус,

С сожалением вынужден сообщить Вам, что в сезон рождественских распродаж мисс Грейнджер не может отвечать на все адресованные ей письма. Тем не менее мы хотели бы, чтобы каждый клиент магазина «Маркс и сыновья» знал, что мы ценим его лояльность.

С уважением,

Джеральд Фицджеральд

«Маркс и сыновья»

* * *

— Ну и прекрасно! — выплюнул Саймон, отправляя письмо в мусорное ведро. — Если она так принимает извинения, больше она их от меня не получит.

Саймон был верен этому решению вплоть до того дня, когда дела вынудили его выйти во внешний мир, чтобы забрать нестабильные ингредиенты, которые его поставщик отказался пересылать совой. Обычно для подобной прогулки ему требовалось не больше часа, после чего он благополучно скрывался за стенами своего дома, но он никогда раньше не выходил на улицу накануне Рождества. Саймон почувствовал себя ужасно некомфортно, оказавшись в толпе весёлых и дурачившихся ведьм и волшебников, слушая рождественские песенки, которые распевались на каждом углу и встречая многочисленные счастливые парочки. Всё это подчёркивало его одиночество и отнюдь не способствовало улучшению настроения.

Когда Лили умерла, а Дамблдор уговорил его защищать её (и поттеровского) сопляка, Саймон смирился с тем, что он останется одиноким до конца дней своих. Мимолетная дружба с Гермионой изменила его жизнь, и сейчас он чувствовал, что его совсем не радует возвращение к привычному одиночеству.

На какое-то мгновение ему показалось, что он увидел Гермиону, и его сердце бешено забилось. К счастью, ведьма, на которую он обратил внимание, вовремя обернулась и он не успел выкрикнуть её имя и выставить себя идиотом.

Вернувшись домой, Саймон аккуратно разместил свои покупки в лаборатории, вернулся в гостиную, подошёл к окну и долго стоял неподвижно, наблюдая, как толпы народу на улице всё больше редеют.

— Йорик, почему все так рано расходятся по домам? Интересно, что сегодня?.. Ах да, сочельник, — Саймон взглянул на календарь на своем столе и тихо добавил. — Она, наверное, сейчас дома, в кругу семьи пьет этот ужасный эгг-ног⁽²⁾ и передаёт по кругу подарки в красивой упаковке. Или они делают это рождественским утром?

Улица за окном стала совсем безлюдной, когда он наконец подошёл к камину и подбросил несколько поленьев в огонь. Особое печенье, которое обычно ел только Саймон, было отдано Йорику, а бокал бренди и хорошая сигара стали подарком, который Саймон решил подарить себе.

Возможно, именно из-за этого бокала бренди он и отправил Гермионе ещё одно письмо, хоть и поклялся больше никогда этого не делать.

24 декабря 2000 г.

Гермиона,

Я снова помечаю это письмо как личное в слабой надежде, что ты его прочтешь. Я не знаю, читала ли ты моё предыдущее письмо, да это уже и не важно.

Я просто надеюсь, что ты приятно проведёшь рождественские праздники, и хочу пожелать тебе всего самого лучшего в наступающем году.

Искренне твой,

Саймон

* * *

25 декабря 2000 г.

Саймон,

Я надеюсь, что и твои праздники пройдут приятно, и тоже желаю тебе всего наилучшего в наступающем году.

Гермиона

Записка была короткой и вполне доброжелательной. И совершенно не отражала то, что она действительно хотела бы ему сказать. В последний раз проведя пальцами по написанным строчкам, Гермиона аккуратно свернула лист пергамента. Рядом с письмом лежал и подарок — завёрнутая в упаковочную бумагу книжка.

Получив эту книгу из рук мистера Фицжеральда, она не смогла удержаться, чтобы не прочитать её от корки до корки. Там была полная информация о приворотном зелье, которым когда-то был околдован Саймон, но не было никаких подсказок о том, как создать к этому зелью антидот.

«Возможно, Саймону повезло бы больше, если бы он удосужился это прочитать».

Устав сомневаться, Гермиона приняла решение. Она разорвала записку на мелкие клочки, высыпала их в мусорное ведро и призвала на службу недовольного Леонта.

— Да пусть он это хоть в камине сожжёт, мне плевать! — злобно шипела она, привязывая посылку к птичьей лапе. Больше всего Гермиону бесило то, что в её словах не было ни капли правды.

Убедившись, что свёрток привязан как следует, она произнесла имя адресата и выпустила птицу в холодную зимнюю ночь.

Леонт уносил с собой «Запретное искусство любви». Посылка не содержала ни письма, ни имени отправителя.

1) Цветок пуансеттия (пуансетия) относится к немногочисленному классу многолетних декоративных комнатных растений, которые расцветают в декабре. В Европе и странах Америки, где главным праздником года считают Рождество, пышное цветение красивого кустика в канун праздников бывает как нельзя кстати. Из-за его необычайно эффектного вида (ярко-раскрашенные прицветники образуют форму звезды) и времени цветения, пуансеттия считается символом католического рождества.

Вернуться к тексту

2) Эгг-ног — яичный напиток, являющийся неотъемлемой частью традиционного рождественского застолья в западной культуре. Это такой же символ новогодних праздников, как украшенная ель

Вернуться к тексту