Вся министерская рать (джен)

— Это я-то «порочащая связь»?! — возмущается Альбус, потрясая в воздухе «Виндзорским вестником». Он сидит на полу в доме на аллее Фламеля, курит, стряхивая пепел в обрезанную алюминиевую банку из-под виски с колой, наплевав на присутствие Скорпиуса. Скорпиус, который от мысли отучить Альбуса курить уже почти отказался из-за полной бессмысленности, ничего не говорит, но сверкает насмешливым взглядом из-под растрепавшейся челки. Он опирается на все тот же «Чистомет», которым сбивал с потолка пауков.

— А что, мне нравится, как это звучит, — говорит Скорпиус с самым невинным видом.

Лили, которая и принесла газету, кажется удивительно довольной собой. Она сидит на подоконнике, болтает ногами в разноцветных полосатых колготках и широко, беззастенчиво ухмыляется. Скорпиус уверен, что ее ситуация забавляет, и, в принципе, склонен с ней согласиться.

Альбус поднимает на них возмущенный взгляд:

— Нет, то есть вас это не удивляет?

— Давай по-честному, братец, — начинает Лили и заранее бросает на Скорпиуса извиняющийся взгляд. Тот кивает и делает приглашающий жест рукой. — Твое поведение было очень далеко от образцового еще в Хогвартсе. Ты сбегал из школы на свиданки с Коннором и даже не думал это как-то скрывать. А твой роман с ловцом «Сканторпских стрел»? Ты уже забыл, как полоскали твое имя в таблоидах, когда ты его бросил и снова сошелся с Коннором? И это я молчу про скандал с твоим увольнением из министерства и твое поведение в последний год.

— Я ходил в магловские клубы, — бурчит в качестве оправдания Альбус и раздраженно достает из пачки следующую сигарету. Чувство вины за то самое поведение в отсутствие Скорпиуса мучает его не первый день. Он ничего не говорил об этом Скорпиусу, но тот знает Альбуса слишком хорошо: ему не нужно даже спрашивать.

— Спасибо, хоть на это тебе мозгов хватило.

— Лили! — Скорпиус морщится и просит: — Не жести.

— Ладно. — Она выглядит виноватой целое мгновение, прежде чем продолжить свою мысль: — Если бы ходил не в магловские клубы, у них было бы еще больше поводов называть тебя «порочащей связью». И как угодно еще. Ал, у тебя отвратительный имидж, с которым не в силах ничего поделать даже отец. Так чего ты ожидал?

— Не этого, — Альбус кривит губы и затягивается, зажмурившись. Статья у «Вестника» вышла очень острая на язык и обидная. На свой имидж Альбусу глубоко плевать — он, в конце концов, заслужил. Не плевать ему на то, что из-за него прилетело Коннору, который и без того находится в довольно шатком положении — его попытались уволить из Отдела тайн после регистрации кандидатом, а газеты вроде «Вестника» только и делают, что критикуют самого Коннора, его семью и работу и пытаются вытащить все грязное белье, какое только можно.

Так уж вышло, что благодаря Альбусу это оказалось не так уж сложно.

— С-сука, — шипит Альбус и впервые думает, что Хьюго с его советами сходить к колдопсихологу был не так уж неправ.

— Я думаю, Коннор прекрасно знал, что это может случиться, — осторожно говорит Скорпиус и пожимает плечами, глядя на Лили в поисках поддержки.

— Конечно, знал, — признает она. — Но это не отменяет того факта, что теперь прилетит нам всем — даже если и по касательной.

— Почему это? — хмуро уточняет Альбус.

— Потому что, милый, где ты, там и наш отец. И мы все. И представляешь, что будет, если кто-то из журналистов узнает о Джеймсе с Драко Малфоем? Хотя я уверена, что весь «Пророк» уже в курсе. Джеймса невозможно застать в министерстве на обеде.

— О да, я пытался недавно, — фыркает Альбус. — В следующий раз, пожалуй, стоит просто отправиться в редакцию «Пророка». И если Джеймса каким-то чудом там не окажется, попросить Драко передать ему, что я его искал.

— Всегда можно отправить Патронуса, — роняет Лили и охает, когда Скорпиус бросает на нее убийственный взгляд. — Ты... Ал, прости.

— Да все нормально, — отмахивается Альбус и надеется, что однажды убедит в этом хотя бы себя. Вызвать Патронуса у него не получается с тех пор, как Скорпиус пропал во время экспедиции. Это только в сказках Патронус получается тут же, стоит герою вернуть свою любовь. В жизни все гораздо сложнее, и Альбус боится, что его магия будет капризничать не только с заклинанием Патронуса, но и с другими сложными чарами, которые порой нужны для работы с артефактами. Конечно, он смог запечатать артефакт в Гималаях, но тогда была стрессовая ситуация, и это ровным счетом ничего не значит. А работать с артефактами с тех пор Альбусу не доводилось.

Ему невыносима мысль, что Скорпиусу может понадобиться другой напарник.

Лили не дает ему сосредоточиться на этих мыслях — она спрыгивает с подоконника, опускается рядом с ним на колени и обнимает, целуя в макушку.

— Ты боишься, и поэтому у тебя не получается, — шепчет она так, чтобы Скорпиус не услышал. — Верни свою уверенность, Ал, и ты все сможешь. Скорпиус — самое главное доказательство того, что ты на многое способен.

— Спасибо, Лилс, — в тон ей отвечает Альбус и обнимает в ответ, глядя на Скорпиуса поверх ее плеча. Скорпиус делает вид, что не подслушивает, но дрожащая улыбка выдает его с головой. — Эй, не торчи там каменным изваянием, иди сюда. Наш братско-сестринский момент окончен.

Скорпиус заносчиво фыркает, как будто его не застукали за подслушиванием, но подходит и обнимает их обоих.

Альбусу кажется, что в этот момент он немного более в порядке, чем обычно.

* * *

Джеймс с изумлением смотрит на стопку корреспонденции, пришедшей Коннору Забини. Молодая практикантка, вчерашняя выпускница Хогвартса, едва может удержать все эти письма в руках и выглядит очень несчастной, пытаясь достать палочку и открыть дверь, ведущую в подразделение прорицаний и предсказаний, где работает Коннор.

— Стой-стой, — торопливо предупреждает он, когда практикантка — кажется, Стефани — находит наконец-то палочку. — Эту дверь нельзя открыть Алохоморой.

— И что бы было?..

— Лучше не проверять, — подмигивает ей Джеймс и забирает часть писем. — И что, все они — Забини?

— Это только треть, — несчастным голосом сообщает Стефани. — Не представляю, что можно в таком количестве писать.

— Давай я все занесу, — предлагает Джеймс. — Заодно проверю их, знаешь, на всякое.

— Думаешь, кто-то стал бы слать угрозы в министерство? — ужасается Стефани, но письма отдает.

— Хорошо, если только угрозы. — Джеймс помнит, что было в прошлый раз, когда имя Коннора засветилось в «Ведьмополитене». Они тогда до ночи избавлялись не только от писем с навешенными на них проклятиями и вложенным гноем бубонтюбера, но и от любовных чар самого разного содержания и действия.

Джеймс предусмотрительно сгребает все письма в зачарованный холщовый мешок и с ним идет к кабинету Коннора, радуясь, что хотя бы на это Отдел тайн не поскупился. Подразделение прорицаний и предсказаний заставляет Джеймса чувствовать себя тревожно — тишины здесь не бывает, ее постоянно прерывают шепотки пророчеств и бормотания штатных министерских прорицателей, которые надиктовывают что-то на зачарованные шары. Коннор поначалу тоже был в их числе — у него талант к прорицаниям, с которым не спорила даже директор Макгонагалл. Потом его стали привлекать к работе с Авроратом, потому что ему лучше всех удавались краткосрочные предсказания. За это ему и дали три года назад должность начальника подразделения, но пройти по карьерной лестнице дальше мешали — Джеймс однажды лично слышал, как глава Отдела тайн говорил Коннору, что человека его происхождения никогда не допустят до руководства Отделом.

Коннор встречает Джеймса утомленным взглядом и тяжелой, натянутой улыбкой. Его стол загроможден бумагами и шарами для предсказаний, часть которых Джеймс сдвигает в сторону, чтобы водрузить на их место мешок с письмами.

— Как же все-таки жаль, что эти твои пророческие штучки не работают на тебе самом, — замечает Джеймс. — Тогда мы бы сейчас уже знали, как закончатся выборы.

— Меня сегодня трижды спросили, каков твой брат в постели, — жалуется Коннор и страдальчески морщит нос. — Девицы из снабжения как будто с цепи сорвались. Серьезно, я никогда не понимал, почему на Альбуса западают даже девчонки.

— У него же нет на лбу штампа, что он голубее Адриатического моря, — пожимает плечами Джеймс. — Как и у тебя, поэтому я не сомневаюсь, что во всей этой корреспонденции хотя бы треть — любовные зелья и заклятия.

— К твоему сведению, такую ерунду шлют далеко не одни девушки, Джей, — Коннор вздыхает. — Я знал, что этого не избежать, но надеялся, что хотя бы не в таких формулировках.

— Не читал и не собираюсь. — Джеймса передергивает. — Лили и так уже пересказала самые смачные места.

— Сжигал газеты на подлете? — хмыкает Коннор, выуживая из мешка сразу несколько писем и накидывая на них диагностические чары.

— Я выписываю только «Пророк», — отмахивается Джеймс. — Но Драко наверняка прочел все — он сегодня очень рано ушел из дома. Даже не...

— Избавь меня от подробностей, Джей, он мой крестный!

— Прости, — рассеянно улыбается Джеймс. — Сам-то что про все это думаешь? Такие статьи никогда не идут на пользу.

— По крайней мере, Скамандеры были достаточно милы, чтобы не писать про нас с Альбусом. А вообще... Я не понимаю, почему крестный и твой отец так уверены, что у нас получится. Опросы отдают первое место Грейнджер-Уизли, и...

— Результаты опросов рисует по вечерам Роза и рассылает всем редакциям, — морщит нос Джеймс. — Она говорит, что Кингсли официально откажется от участия в выборах в пользу Гермионы. У него хорошая база, и если весь его электорат с ним согласится...

— Часть электората Кингсли — лоялисты из чистокровных семей, которые ни за что не пойдут голосовать за меня, даже если их не устроит в качестве министра Грейнджер-Уизли.

— Думаешь, они пойдут за Мэшборном? — Джеймс не может удержаться от гримасы отвращения. Дэвид Мэшборн вел у них целых два года защиту от темных искусств и отнимал у Джеймса баллы с таким рвением, как будто ему за это обещали премию. Джеймс его терпеть не мог и подозревал, что Мэшборну чем-то очень насолил отец. В последнее время Мэшборн занимался каким-то бизнесом и периодически критиковал политику министерства в отношении торговли с другими государствами.

Драко предполагал, что Мэшборн заявился исключительно для того, чтобы разбить протестный электорат. Джеймс напрямую спрашивал об этом Розу, но она отказалась говорить с ним, захлопнув дверь прямо перед носом.

— Может быть. — Коннор сжигает сразу несколько писем и хмурится на штемпель «Виндзорского вестника» на очередном конверте. Он вскрывает его, пока Джеймс осторожно убирает в мусор конверт с гноем бубонтюбера — уже третий. — Ну надо же, — тянет Коннор, читая письмо. — Вот теперь они решили, что стоит взять у меня комментарий.

— Сцилла Уайлд? Слышал, она та еще стерва.

— Пересекался с ней как-то раз на приеме в министерстве. Черт, и ведь не откажешь им так легко — не теперь. — Коннор смотрит в письмо так, будто надеется, что его смысл как-то изменится.

— Почему это? — любопытствует Джеймс.

— Они пишут, что обнародовали еще не все.

— И? Не помню, чтобы кто-то из твоих пассий был более проблемным, чем Альбус.

— Я... — Коннор нервно барабанит пальцами по столу и отводит взгляд. — Может быть, я встречаюсь кое с кем. И если об этом станет известно, все может сильно поменяться.

— М-м? — Джеймс бросает на друга заинтересованный взгляд и откладывает конверты в сторону. — Выкладывай давай.

— Я не уверен, что есть о чем говорить, — Коннор выглядит неожиданно смущенным и застигнутым врасплох. — У нас было только одно свидание, но...

— Мерлиновы подштанники, ну из тебя что, Акцио все вытаскивать? — Джеймс хмурится. — Я сейчас подумаю, что ты ухитрился замутить с Розой.

— Почти.

Джеймс смотрит на Коннора долгим взглядом, а потом до него доходит, кто еще может претендовать на звание «Самый неудачный человек для начала отношений с Коннором Забини накануне выборов». Он потрясенно выдыхает:

— Не-ет, ты не мог сделать такую глупость.

— Не смотри на меня так. — Коннор раздраженно бросает письмо от «Вестника» на стол и откидывается на спинку стула, закрывая глаза. — Я знаю буквально все, что ты можешь мне сказать. И я знаю, что это плохая идея. Но...

— Как тебе вообще удалось?! Черт возьми. — Джеймс считает, что имеет полное право злиться. — Тебе сложно было подождать пару месяцев?! Или подкатить к нему хотя бы немного раньше?!

— Момент был подходящий, — мрачно отзывается Коннор. — Послушай, я почти уверен, что нас не видели. Но лучше согласиться и дать им комментарий, чтобы потом не было сюрпризов.

— Почему-то я не сомневаюсь, что они все равно будут. И нам нужно рассказать Драко. Вечером?

— Да, конечно. — Коннор прячет письмо от «Вестника» в папку с бумагами, которую обычно носит с собой.

Джеймс качает головой и возвращается к проверке конвертов. Почему-то он не сомневается, что Хьюго не обрадуется огласке и уж тем более чрезмерному вниманию прессы.

О том, что Роза его за такое заклюет морализаторскими речами, Джеймсу даже подумать страшно.

* * *

— Нет. Нет, нет и еще раз нет, — мотает головой Хьюго и даже опасливо пятится назад, вжимаясь спиной в стену. — Ни за что.

Драко устало трет переносицу и старательно не смотрит на обоих идиотов, один из которых по какой-то нелепой случайности оказался его крестником. Джеймс за его спиной трагично вздыхает, и Драко абсурдно хочется наорать еще и на него, потому что мог бы и предупредить. Последнее, на что рассчитывал Драко в этот вечер, — это вправлять мозги двум взрослым вроде бы людям.

— Хьюго, помолчи, — просит в итоге Драко и поднимает взгляд на Коннора. Тому хватает совести выглядеть виноватым, но это настолько слабое утешение, что мысленно Драко уже трижды запустил в него не самыми приятными заклинаниями, вычитанными когда-то в одном из фолиантов в библиотеке мэнора.

Хьюго послушно сжимает челюсти и опускает взгляд на свои ботинки. Он нервно кусает верхнюю губу и снова слышит в голове голос всезнающей Розы, который уверяет: «А я предупреждала». Роза, конечно же, не имеет ни малейшего понятия о том, что Хьюго вроде как запал на Коннора. В этом он и сам не уверен до конца: в его представлении все обычно происходит как-то более логично, что ли. А не так, что он всю жизнь шарахался от намекавших ему на всякое парней, а тут вдруг почему-то поддался. По какой причине поддаться Коннору оказалось так легко, Хьюго не понимает или даже банально не хочет понимать. И он совершенно точно не готов к тому, чтобы журналисты — вот же блядь — писали что-то о его отношениях. В которых он сам не до конца уверен.

«Кризис ориентации», — так наверняка сказал бы Альбус, если бы только знал. Но говорить ему Хьюго боялся: в конце концов, даже он со своим нулевым опытом в нормальных отношениях в курсе, что нельзя вот так просто встречаться с бывшими своих друзей.

— В первую очередь нам нужно понять, что именно может быть у «Вестника» на тебя, Коннор. И есть ли у них что-то вообще, потому что нельзя сбрасывать со счетов вариант, что госпожа Уайлд просто блефует, — говорит в итоге Драко. — Мы планировали завтра через «Пророк» и «Придиру» заявить о поддержке кандидатуры Коннора Поттером. Делать это на фоне не утихшей шумихи вокруг сегодняшней статьи «Вестника» и ее перепечаток — все равно что спустить все козыри в унитаз.

— Согласен, — Коннор кивает и бросает на Хьюго умоляющий взгляд. — Пожалуйста, просто подумай об этом, ладно? Если ты будешь против, я ничего не буду говорить.

— Стоп, — вмешивается Драко, прежде чем Хьюго успевает ответить. — Давайте не бежать вперед Хогвартс-экспресса. Мы не обязательно должны озвучивать, что между вами что-то есть. В конце концов, право на неприкосновенность частной жизни все еще существует. И будет вполне достаточно, если Коннор поговорит с «Вестником» и невзначай намекнет, что у него есть серьезные отношения, которые он не хотел бы афишировать. Это снимет часть обвинений в распутном поведении и всем том, что приписал тебе «Вестник». Против этого у кого-то из вас есть возражения?

Коннор отрицательно качает головой, а Хьюго ничего не может с собой поделать: ему чертовски страшно. Потому что одно дело — согласиться на пару свиданий, и совсем другое — позволить кому-то думать, что все это можно назвать серьезными отношениями. Хьюго в последнем не уверен. Он не понимает, что нашел в нем Коннор, еще больше не понимает, что сам в нем нашел.

Заявление для прессы — это как-то слишком.

— Хьюго? — вопросительно вскидывает бровь Драко и смотрит на него внимательным взглядом. Таким внимательным, что Хьюго кажется: еще секунда — и тот поймет, почему именно он сомневается.

Вот бы он рассказал об этом самому Хьюго.

— Я... — Хьюго бросает неуверенный взгляд на Коннора и сдается: — Ладно. Но я бы не хотел, чтобы где-то всплыло мое имя. Вы должны понимать, что...

— Роза тебя с потрохами сожрет и не подавится, — подсказывает ему Джеймс, и Хьюго хочется побиться головой о стену. Потому что вот этого — реакции Розы — он боится даже больше, чем внезапной огласки.

Драко оборачивается, чтобы бросить на Джеймса вопросительный взгляд.

— Почему в вашей семье все так боятся мелкую Уизли?

— Грейнджер-Уизли, — поправляет его Джеймс и разводит руками, как будто пытается охватить весь список того, что может сделать с каждым Роза, если узнает, насколько они вовлечены в избирательную кампанию Коннора и его жизнь. — Она может быть очень... суровой. Она очень похожа на свою мать, только прибавь к этому отсутствие такта, как у дяди Рона, и...

— Никогда не называй Уизли в моем присутствии дядей, — просит Драко, досадливо морщась. — Понял. Но вы должны были понимать всю сложность этих выборов для ваших семей.

— Меня это не парит, если что, — говорит Джеймс и легко целует Драко в щеку. — И я целиком и полностью на твоей стороне.

— Твоя способность говорить что-то подобное в самые неподходящие моменты, Джеймс...

— Отвратительна? — подсказывает Коннор и ухмыляется под резким взглядом Драко.

— Просто прелестна, — усмехается он и качает головой. — Ладно, с одним разобрались. Теперь давай обговорим, что ты будешь отвечать «Вестнику», хорошо?

— Мы вам не нужны, полагаю? — Джеймс касается плеча Драко и улыбается. — Я обещал Лили, что мы проведем с ней вечер.

Хьюго думает, что лучше бы им остаться в мэноре, но Джеймс даже не собирается его слушать.

* * *

Гермиона Грейнджер-Уизли не просто так стала заместителем министра и верховным чародеем Визенгамота. Место министра магии для нее — самый логичный следующий шаг, кто бы что ни говорил. Когда она решила заявиться на выборы, то не сомневалась: победа будет за ней, учитывая все ее заслуги, положение в обществе и Кингсли, который сам же и предложил пойти на выборы вместе. Он видел в ней того человека, который сможет занять его место и будет работать на благо Магической Британии, как это делал долгие годы он сам.

Гермиона сама в это верила и верит до сих пор.

Вот только неожиданный поступок Гарри — публично откреститься от поддержки ее как кандидата — совершенно не входил в ее планы. Равно как и участие в выборах Коннора Забини, чья фамилия имеет определенный вес в обществе. И чью программу даже она находит стоящей внимания.

Последние результаты опросов Гермиону не радуют: да, она все еще на первом месте, но второе совершенно неожиданно делят Кингсли и Забини. Коннор Забини не делает ничего необычного, кроме того, что это его имя больше всего на слуху из-за публикаций «Виндзорского вестника» и «Ведьмополитена», которому стоило бы быть более лояльным как раз к ней — Гермионе Грейнджер-Уизли, трижды получавшей от журнала награду «Женщина года». Статьи «Вестника» по всей логике должны были сыграть против Забини: люди склонны воспринимать политиков через призму общественного мнения, глашатаями которого является пресса. Забини называли ветреным, замеченным в «порочащих связях» чистокровным магом, и этот образ никогда не был выигрышным.

Но Коннор Забини дает интервью «Виндзорскому вестнику», в котором не только заявляет, чем именно его не устраивает политика Министерства магии и взгляды ее, Гермионы Грейнджер-Уизли лично, но и отвечает на все домыслы о своей личной жизни. В бред про «серьезные отношения с человеком, которому не нужно лишнее внимание» Гермиона никогда не поверит, но то, как он оправдал Альбуса Поттера, заслуживает уважения.

Гермиона смотрит на номер «Вестника» со снимком Коннора Забини на обложке и думает, что выборы будут не такими легкими, как она рассчитывала. Газета лежит поверх документов, которые ей приносили днем на подпись, немым укором министерской несостоятельности.

Гермиона потерянно барабанит пальцами по кружке с давным-давно остывшим чаем, который даже успел покрыться неприятной тонкой пленкой. Кружку к губам она тянет машинально, пьет, не замечая вкуса, и думает: как же глупо строить планы столько лет, успешно претворять их в жизнь, и так ошибиться при составлении самого важного после рождения детей.

В то, что придется импровизировать, она отказывалась верить до последнего. Даже после того, как Гарри заявился к ней в кабинет вместе с Малфоем, и они вдвоем попытались объяснить, почему поступают именно так — ведут на выборы человека, почти в два раза их младше и с гораздо меньшим опытом, не только жизненным.

С одной стороны, она даже может их понять, но с другой — Гермиона верит, что и она еще кое-что может. И она так долго шла к возможности что-то изменить...

Но импровизировать Гермиона не так чтобы умеет.

— Мам, — говорит Роза, заглядывая в ее кабинет. — Звонили из «Пророка». Они устраивают дебаты вместе с «Первой лондонской колдостанцией».

— Когда? — Гермиона заставляет себя улыбнуться, потому что Роза — ее надежда и опора — не должна видеть, как ее мать на самом деле переживает. Гермиона всегда старалась быть сильной в глазах своих детей, пусть иногда это и дается слишком тяжело.

— Третьего марта, в прайм-тайм, — сообщает Роза и с неожиданно презрительным выражением добавляет: — Забини уже согласился. И Мэшборн тоже.

— Передай им, что я участвую, пусть пришлют регламент с совой.

— Еще кое-что. — Роза мнется на пороге так, будто хочет сообщить что-то особенно неприятное. — Они говорят, что модератором будет дядя Гарри.

— Модератором, значит, — усмехается Гермиона и кивает: — Неважно, дорогая. Подтверди мое участие.

— Мне жаль, — как-то жалобно роняет Роза и смотрит на нее огорченным взглядом. — Я знаю, как ты надеялась, что он передумает...

— Не так уж я и надеялась, — спешит заверить ее Гермиона. Когда Роза скрывается за дверью и что-то бойко говорит представителю «Пророка», Гермиона устало опускается в кресло, откидывается на спинку и бездумно смотрит в потолок несколько минут.

Она чувствует себя удивительно разбитой и понимает, что вряд ли сможет произнести достаточно сильное Репаро, чтобы это исправить. Ей кажется, что последний раз она настолько сильно нуждалась в чьей-то помощи, когда на первом курсе оказалась в туалете наедине с троллем — заплаканная, разочарованная в других и самой себе, такая же разбитая.

Жаль, что Рон не поможет ей выиграть выборы одним простым Вингардиум Левиоса.

Почему-то злиться на Гарри Гермиона совсем не может — в конце концов, ему хватило мужества быть с ней откровенным. Она действительно ценит это его качество: Гарри патологически не способен лгать. И если он считает, что так действительно будет лучше, то он в это по-настоящему верит.

А уж что именно служит тому причиной — его подозрения о заговоре в министерстве, которые выглядят вполне жизнеспособными, или его искренняя вера в то, что их время уже прошло, — это не ее дело.

Но сдаваться без боя она не собирается. Если уж мальчишка Забини и выиграет выборы, то она постарается сделать так, чтобы это далось ему максимально непросто. Гриффиндорцы все-таки как никто знают, что это такое — сражаться до конца и последней капли крови.

Вот только Гермиона не уверена, что ей хватит сил продержаться до дня голосования.

В тот вечер она покидает кабинет, когда стрелки часов почти встречаются в самом верху циферблата. Уже слишком поздно даже для самых больших трудоголиков министерства, и Гермиона идет по пустому Атриуму, слушая, как жутко звучит эхо от ее каблуков. У входа в министерство она сталкивается с Роном, который с улыбкой говорит:

— Я принес твои зимние кеды.

— Мерлин, Рон, я люблю тебя, — выдыхает Гермиона и позволяет Рону усадить себя на ступени, прямо на заботливо наколдованную им подушку. Она легко скидывает туфли, запоздало думая, что замерзла бы, если бы пошла в них по улице; тянется к потрепанным, но любимым кожаным кедам, но Рон мягко отстраняет ее руки. Он поочередно берет ее ступни в ладони, дышит на успевшие подмерзнуть пальцы и сам надевает на нее кеды. Гермиона улыбается, ерошит Рону волосы и завязывает шнурки одним заклинанием.

— Я знаю, как ты любишь пройтись по Косому переулку, когда так задерживаешься в министерстве. — Рон подает ей руку, помогая встать. — И Роза забегала в наш магазин час назад, сказала, что все не так хорошо, как мы надеялись.

— Все немного вышло из-под контроля, — отвечает Гермиона. Она хочет сказать кое-что еще, может быть, даже пожаловаться, что очень, просто чертовски, устала... Но Рон смотрит так понимающе, что Гермиона решает: она подумает об этом завтра. Потому что сегодня Рон улыбается, берет ее под руку, сжимая строгие рабочие туфли в другой, и ведет по опустевшему и обманчиво спокойному переулку.