О вреде взрослости в отдельно взятой жизни (гет)

Хочешь мира — готовься к войне...

Гермиона не считала эту истину такой уж непреложной. Она вообще не хотела воевать. Отвоевала свое — и пережитого ей было более чем достаточно. Но одно дело — она сама, совсем другое — Гарри Поттер. Тут у нее вообще все принципы в сторону сдвигались. Все-таки Мелькор не оставил ей так уж много простора для маневра. Как и шанса просить помощи у его извечных противников.

Пусть Смауг, с которым они много говорили обо всем откровенно, презирал Валар и весь светлый Запад. От такого категоричного, желчного и убежденного в своей правоте существа трудно было ожидать иного. Но даже Дракон Моргота не отрицал силы, которая там лежала... Другое дело, что для светлых никогда не существовало полутонов. И все, что не вписывалось в их расчудесную картину мира, подлежало уничтожению.

Для общего блага.

Где-то Гермиона такое уже слышала.

Доверить им свою жизнь или жизнь Поттера? Пфф... Она не настолько наивна. По Гэндальфу Серому она примерно могла уже представить, какой будет реакция. Гермиона не хотела затевать войну. Правда, выбора ей, как водится, особо не оставили. Гермиона и так и этак прокручивала ситуацию у себя в голове. Пока Гарри постигал нелегкую науку бытия дракона, она только и делала, что думала. Искала приемлемый выход.

Не потому, что боялась запачкать руки кровью. Крови Гермиона не боялась. Если бы это было необходимо, она бы и на убийство пошла. Лицемерное чистоплюйство было не по ней. А вот делать необходимое — как раз да. Именно поэтому Гермиона выбрала Аврорат. И уже в довесок — политику.

Воспоминания о доме будили в ней непередаваемую горечь, которую мисс Грейнджер заталкивала поглубже. От ее тоски уж точно лучше никому не станет. Пусть там, дома, она бы никогда так глупо не попала в ловушку, и игра велась бы по ее правилам. По крайней мере, Гермионе никто не запрещал так думать. Вместе с тем гнева на Гарри не было... Пусть он, его безрассудство, его вечная жажда приключений и втянули их во все это.

Он просто не знал, чем обернется ритуал, а значит, не был виновен.

Когда любишь по-настоящему, так легко прощать.

— Расскажи мне о Лихолесье.

Поттер спал. Он вообще или занимался, или охотился, или спал. Причем вырубался изумрудный дракон за секунды, и пушкой его было не добудиться. Поэтому говорить со Смаугом можно было без опаски. Гарри их не подслушает, развесив любопытные уши не вовремя. Гермионе ведь совсем не нужно было, чтобы Поттер отвлекался от жизненно важного для него обучения и переживал за нее.

Когда они летели к Одинокой Горе, она имела возможность оценить лесное царство.

И этот дремучий, темный лес мало походил на то, что она видела в Имладрисе. И на то, что невольно ассоциировалось у Гермионы с народом эльдар. В таком лесу, полном сумрака, впору жить чудовищам. Но никак не созданиям, чья суть от начала начал — свет. Какие же они, эльфы Лихолесья? Гермионе нужны ответы. А источник знаний в Эреборе всего один — и тот пристрастный циник.

— Древняя пуща. Мрачная, неприветливая и полная опасностей. Но ты ведь не об этом спрашиваешь, дева-волшебница?

В голосах драконов заключены особенные чары. Способные заворожить, увести за собой. Подавить даже самую сильную волю. Гермиона осознает опасность, но все равно слушает. Вслед за словами Великого Змея Севера, чуточку напевными, она видит тот самый лес. Таким, как и описал его дракон.

— Из века в век зло точит саму душу леса. Эльфы сражаются, однако победить им не суждено. Если ничего не изменится, то та часть леса, которую они контролируют, будет сокращаться все больше. Той каплей, что изменит положение чаши весов, может стать приход третьей силы.

Не нужно быть особо прозорливой, чтобы понять, кого Смауг Золотой имел в виду.

— Кто ими правит?

Гермиона не забивала себе голову спасением эльфийского Леса. Ей бы себя и Поттера спасти.

— Владыка Трандуил. Холеный самодовольный мерзавец... Правда, этот эльф не брезгует договариваться. Даже если весь остальной мир сгорит, а Лихолесье, его царство, будет стоять — сына Орофера это вполне устроит.

Описание этого эльфа ей показалось относительно вменяемым. Гермиона умела вести дела с ублюдками — издержки профессии и простой необходимости. Путь отряда Торина Дубощита по-любому проходил через Лихолесье. Обойти лес они не смогут по самой банальной причине — времени не хватит. Из этого всего могла получиться очень интересная комбинация.

Она не хотела вредить гномам и уж тем более убивать. Несмотря на все отвращение к Королю-Под-Горой, остальные члены отряда были ей дороги. Перво-наперво — самый замечательный на свете хоббит Бильбо Беггинс, принцы и Балин. Бофур, и Нори, и Ори... Они были друзьями. А Гермиона до сих пор оставалась гриффиндоркой, то есть первой не била никогда и уж тем более в спину.

Сомнительно, что Дубощит сможет провести гномов сквозь лес незаметно для его ушастых воинственных обитателей.

О способности гномов быть неприметными... Одним словом... мда, если не матерно. Однако сей факт Гермионе как раз на руку. Сомнительно, что Торин переступит через свою трижды невыносимую гордыню и помирится с Владыкой Трандуилом. У короля Лихолесья достаточно причин не желать отряду гномов успеха. Первая из них лежит рядом с ней. Древний эльф вряд ли верит, что гномы способны убить такого, как Смауг, а вот разбудить, взбесить — это другое дело.

Любому правителю такая угроза, как злобный дракон, свалившийся с неба, придется не по вкусу.

Здесь Гермионе и предстояло отыскать с конкретным эльфом общность интересов. Ничего криминального... Стража Владыки всего лишь должна поймать гномов и посадить их под замок. Не пустить в Гору, где уже два дракона. И один очень уязвим.

Все это отдавало коварством — правда, какой у нее был иной выход?

Дубощит точно попытается прикончить Гарри, и никакие объяснения не помогут. Гермиона видела, что один дракон сделал с его страной и народом. Такое не забыть и не простить... Сами гномы при ней часто повторяли, что у их народа память твердая, как алмаз. Оставить жить другого дракона? Великодушие — добродетель королей, конечно, но не до такой же степени. Гермиона все-таки была реалисткой. В сказки с хэппи-эндом она давно потеряла веру.

— Насколько хорошо защищен дворец лесных эльфов?

В бесконечных светозарных — только этот свет был отсветом пламени — глазах блеснуло удовлетворение. Будто Гермиона для древнего дракона была такой же ученицей, как крылатый собрат. И она только что задала "учителю" очень правильный вопрос.

— Не чета крепостям нолдор Древних Дней. В библиотеке Трора были планы. Гномы строили по заказу Трандуила водопровод, и хитрый старик не забыл поинтересоваться защитными сооружениями соседа.

Эльфы со свойственным бессмертным созданиям снобизмом не очень жаловали перемены. Так что столетние планы дворца вполне могли ей пригодиться. Да и сам Смауг кое-что ей поведал. Ящеру дела не было до ушастых с луками, однако это ровно до тех пор, пока эльфы сидели в своем лесу — тихо и смирно.

Змей посоветовал ей на тайную встречу с эльфийским Владыкой захватить бухло... Если так можно было назвать кувшин с редчайшим вином. И вот тот ларец из сокровищницы — в качестве последнего аргумента. Камни, что сами — звездный свет — как водится в Средиземье, стали причиной распри между гномами и эльфами. Такое уже бывало. И помнящий разграбление Дориата Трандуил просто стоял и смотрел со своей армией, как спесивые некогда гномы гибнут.

Вот эта часть истории доставляла Смаугу едва ли не самое большое удовольствие.

За их короткое, но такое насыщенное знакомство Гермиона поняла, что дракон не таил ни злодеяний, ни преступлений, ни свершений. Ему был безразличен чужой суд. И Смауг называл другого самодовольным? Когда сам болел той же болячкой, причем получая от этого сплошное удовольствие.

Он легко отдал часть сокровищ — пусть ничтожно малую- чтобы помочь ей. Все ради того, чтобы уберечь Гарри. Нет, дракон не прочь был бы прикончить Торина и всех остальных. Кровожадности натуры щедрый жест Змея не умалял. Просто страх за изумрудного оказался сильнее всего остального в его черствой душе.

И Гермиона это запомнила. Она ведь умела быть благодарной.