О вреде взрослости в отдельно взятой жизни (гет)

Кили был совсем не рад очутиться в плену, когда до родного дома было почти рукой подать.

Правда, в их планы по освобождению Одинокой совсем не входило застрять в Лихолесье на веки вечные. А то и дольше, учитывая нрав здешнего ушастого королька и то, как дядя Торин с ним поговорил — ей-ей, вопли с верхних уровней сюда, в темницы, долетали. Младший принц все же не спешил унывать. И вовсе не от природной бестолковости: у него просто такой жизнерадостный нрав был с рождения.

Молодой гном беспокоился о пропавшем хоббите. Бильбо, несмотря на все злобствование опять же дядюшки, многому научился с того момента, когда они покинули гостеприимный Шир. И обузой мистер Беггинс давно не был. Бильбо вообще здорово отличался от того малость стеснительного и пришибленного малого, которого они впервые повстречали в тот вечер в норе. Хоббит покинул дом, чтобы помочь им, изгнанникам, и от этого намерения, несмотря на все трудности, не отступал.

За это его следовало как минимум уважать. Мало кто покинет привычное житье-бытье ради кучки чужаков, да еще и гномов.

Беггинс умел быть незаметным, а уж здравого смысла, как неоднократно замечал Балин, в нем на весь отряд хватит... Нет, он не должен был пропасть. Но все равно Кили грызла тревога. Больно этот эльфийский лес был мерзким. Таким, что даже их, закаленных воинов, сломил. Он, конечно, горд, как всякий потомок Дурина Бессмертного, но очевидного отрицать не собирался. Им пришлось солоно.

Эльфы, кривя благородные морды, дали воды, еды и обработали раны. С последним было трудно: не все были рады помощи остроухих тюремщиков. Лично Кили, если бы его царапины промывала та высокая рыжеволосая красавица, был бы только рад. Там такие глаза... Два огромных изумруда, полные света и тепла. Несмотря на то, что красавица-эльфийка имела вид воинственный и неприступный, все равно Кили чуял в ней доброту.

И был не прочь познакомиться поближе. Но кто ж ему даст?

Подгорный принц застыл у самой решетки, надеясь увидеть лучезарную, как летняя заря, деву-воина. Кили даже немалая разница в росте и летах не смущала. Да что там, его положение пленника не очень-то смущало и то, что зазноба бессмертна — класть он на это хотел... Лишь бы хоть одним глазком увидеть чарующее создание и поговорить бы так, чтобы тот мерзкий блондин не сопел за спиной, как злобная тварь из укопища.

К блондину у Кили был отдельный счет. Наследник трона Эребора как-то не привык получать по физиономии и не отвечать.

Он вертел в руках камень, что дала матушка, чтобы хоть как-то скоротать время. Слушал, как шумит водопад, и думал. Несмотря на общую шалопаистость и шило пониже спины, вопреки всеобщему убеждению, второй сын принцессы Дис дураком не был. Просто веселиться проще, а за планирование отвечает старший брат как умник. Фили вообще ответственный — местами. Кили понимал, что дела у них плохи.

Если не выберутся из темницы, то залов предков им не видать как своих ушей. Одна надежда была на Бильбо. Но что может сделать пусть хитрый, как куница, и отважный полуросклик против бдительной и до зубов вооруженной эльфийской стражи? Очень мало или почти ничего.

Дядя, если все сорвется вот так, может и не выдержать. Торин с детства был не только ближайшим и любимым родичем, заменившим отца, но и легендарным героем, тем, на кого маленький Кили хотел равняться. Однако он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать: и сильные ломаются. Дядя не тот, кто пойдет на уступку врагу, а Трандуила он ненавидел всей душой. Значит, надежды на компромисс нет. И если не случится чудо, они могут и сгинуть здесь.

— Камень у тебя в руках — что это?

Паскудная, в общем-то, обстановка темницы посветлела как-то разом с ее приходом. Нет решетки и чистая, но камера Кили милей не стала. Просто он залюбовался девушкой, и на некоторое время все тяжелые мысли стали неважными. Он, правда, старался говорить спокойнее, но нес какую-то чушь, больше любуясь бликами факелов в ее огненных волосах, тем, как свет играет на чудесном лице. Слушал ее голос и был словно во сне.

Слава Махалу, им не мешали!

У членов отряда хватило такта сделать вид, что ничего такого не происходит и это не племянник главного ненавистника эльфов Средиземья любезничает с остроухой. Или же те, кто могли видеть его камеру, просто беззастенчиво дрыхли, вымотанные бесконечной дорогой через темный проклятый лес. Кили было все равно, главное — им не мешали.

Для гнома стало сюрпризом, насколько легко говорить с Тауриэль.

Он от начала времен сын гор и тверди земной легко понимал Дочь Леса, и она его так же.

Они говорили о луне, звездах, странствиях и даже об эльфийских празднествах. Кили ни чуточки не было скучно. Он хотел узнать все что можно о ее жизни. А еще больше мечтал испарить решетку между ними, взять руку Тауриэль в свою. Мысли о том, как на его увлечение посмотрит Торин, юную бедовую голову не посещали. Ему сейчас и на мнение дяди было глубоко все равно.

Тауриэль задержалась у его камеры надолго. С ней часы промелькнули, как минуты. Усталость отступила, как не бывало. Кили только и мог, что с нетерпением ждать новой встречи с девой. Он был слишком возбужден, чтобы спать, лежал и грезил. Она обещала навестить его завтра. Теперь плен гному не казался концом света. Кили был преступно рад тому, что отряд пленили эльфы. Иначе кто бы поручился, встретились ли бы они когда-то.

Даже мысли, насколько эти чувства обречены, не отравляли радости принцу.

Кили предпочитал не смотреть так далеко. И что с того, что у нее вечность, а у него еще пара сотен лет? Это лучше, чем ничего. Пустота... И Тауриэль, пусть ему удалось ее рассмешить, это не значит, что эльфийская дева видит в нем достойного себя мужчину. Кили как раз с этим мириться не собирался. Он упрямый, гордый потомок Дурина Бессмертного и уж сумеет добиться своего.

Для кого-то первая любовь — это золотая греза все длящегося детства. Легкая, и даже боль разочарования не так остра, когда чувство уходит: остается память. Принц Кили же, вопреки известной легкомысленности нрава, был, как никогда в жизни, серьезен. Пусть до конца не понимал перелома в себе, что вызывали очи перворожденной. Его чувство не было хрупким, как крылья мотылька... Скорее твердым и непоколебимым, как земная твердь.

Махал дал своим детям сердце, способное любить без остатка, но не отпустил чувства меры как в любви, так и в ненависти. Тут уж Рок, общий для всех рожденных в Арде, поставит точку.