О вреде взрослости в отдельно взятой жизни (гет)

Он клялся научить, клялся не лгать и не вредить... Наивные взрослые дети.

Да, клялся обучить изумрудного, но клятва не уточняла, чему и в каком порядке. Клялся не лгать, но не клялся не молчать. А вредить собственности Господина и такому же крылатому просто не было необходимости. Великий Змей, напротив, собирался сделать все для их безопасности и для того, чтобы они преуспели. Во славу Владыки и по его слову.

Воля Господина неизбежно меняет тех, с кем соприкасается.... Однако для осознания, принятия перемены требуется время. Научиться быть благодарным Мелькору за данный шанс сразу удается единицам. Поэтому девушку и изумрудного трудно винить за глупую попытку сопротивления.

Смауг не собирался им ничего доказывать — бесполезно. Сами поймут и осознают. Лишь прожить должны для этого достаточно долго. Именно поэтому они оказались в Одинокой — единственном безопасном для них месте в Средиземье. Что это, если не промысел и желание Владыки? И он сам выжил не потому, что трус и сбежал тогда, во время Войны Гнева. А потому, что таков был замысел Создателя драконов. Смауг нужен здесь, в этих все больше сереющих землях, чтобы сберечь, направить тех, кто все изменит.

И час перемен близок.

Неважно, какую цену ему самому придется заплатить.

— Еще раз.

Он терпелив, пусть птенец часто бестолков до ужаса. Вместо того, чтобы отдаться инстинкту — единственно правильному и верному, — сопротивляется, паршивец такой. Пытается делать, двигаться и думать как человек. Хотя изумрудный глупыш — создание куда более совершенное, чем жалкие атани были когда-либо. Смауг наблюдает. Только кончик хвоста нервно подергивается, выдавая беспокойное состояние древнего ящера.

Смауг не учитель. Как оказывается, мнить себя мудрым и терпеть чужую бестолковость — две разные вещи. Господин был велик, обучая и дрессируя своих крылатых детей. В нем же нет и сотой доли того величия и понимания. Вот и сейчас хочется вцепиться изумрудному в крыло зубами. Правда, опыт подсказывает ему, что страх и боль тут не помогут. Птенец необычайно упрям, а еще в нем та воля, которая не ломается. Насилие с ним — путь в никуда.

Гарри учится — или мучится — с контролем огненного дыхания.

Гермиона до сих пор не вернулась, и сей факт не добавляет ему хорошего настроение и способности к концентрации. Несмотря на всю настойчивость Смауга, Поттер не хочет учиться быть драконом, пускай прекрасно осознает преимущества того, чтобы владеть всеми силами этого облика. Но он прежде всего хочет снова стать человеком. Змей очень заблуждается, если думает, что Гарри не замечает, чему он прежде всего его учит.

Гарри знает свои слабости — он не мыслитель, а человек действия. Да, Смауг Золотой должен его учить и не должен лгать. Правда, не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что Змей хитрит. И что-то идет не так. Они учатся и тренируются практически до изнеможения. Словно Смауга кто-то кнутом в спину подгоняет, а он, в свою очередь, только челюстями и когтями так же гонит вперед Гарри.

Спасибо Альбусу: попытки манипуляции он чует за милю. Просто сейчас поздно и невыгодно дергаться. Есть, конечно, простой вариант — спросить Смауга, какого черта тот делает. Однако Мальчик-который-выжил предпочтет качать права в присутствии подруги. Во-вторых, Золотой, конечно, не солжет — клятва этого не позволит... Но кто сказал, что названный им ответ не будет одним из нескольких?

Умение правильно задавать вопросы никогда не было коньком Гарри. Именно поэтому он сидит на бронированной попе ровно и ждет ту, которая это умеет. И любого своей логикой наизнанку вывернет.

Недовольный рык и такое же полыхание золотых раскалённых глаз обрывают его размышления.

Тонкая струйка огня из пасти зеленого дракона обретает плотность и интенсивность. Металл, на который она направлена, раскаляется медленно, но верно. Это третья прочная гномья заготовка, которую портит Гарри. Две первые просто лопнули от резких перепадов температур. Смауг ведь учит его не запекать гномов и прочих разумных в броне. Это, по словам Змея, любой огнеплюй сможет, даже та мелочь, которую к драконом не отнесешь, что расплодилась на Серых пустошах. Нет, Смауг учит его работе с металлом, четкому пониманию, что огонь внутри него не только разрушает и сжигает, но и обращает спрятанные в земных недрах богатства во что-то новое. Кровожадный разрушитель царств учит Гарри созидать. Он бы ущипнул себя, будь у него нормальные руки. Были лапы, и приходилось пробовать снова и снова, пока ворчливый коварный учитель не будет доволен результатом.

Иногда шипящие интонации недовольного Смауга будили в нем воспоминания о другом ядовитом гаде. Скудоумию поттеровской черепной коробки Снейп, нынче покойный, и Змей поражались в одних и тех же эталонно ехидных словах. Прям ностальгия. Аттракцион "почувствуй себя идиотом"!

— Хорошо, — констатирует Смауг с ленивым удовлетворением. Красный, медленно остывающий кусок металла отражается в его глазах алой точкой. Жутковато... Но не в сравнении с кроваво-красными гляделками Лорда, пусть земля ему будет колом — осиновым. Запугивать Гарри было бесполезно, да и Смауг не пытался. Именно своей персоной... А вот намекнуть в пространство, как здесь заканчивают драконы и все, кто служит злу, — это случалось постоянно.

Осознание опасности для своей шкуры, а также угроза Гермионе заставляли его шевелиться как нельзя лучше.

Нужно отдать должное Золотому: с мотивацией, не чета профессорам Хогвартса, злоязыкий гад отлично справлялся.

— А теперь еще раз сначала. Не только дуй и контролируй пламя, но старайся чувствовать металл. Как он реагирует, как меняется его структура... Это в твоей природе, изумрудный, ничего сложного, следовательно.

Ответить Смаугу, где он видел эту природу и мудрость самого Змея иже с ним, Гарри не успел... Хотя и собирался. Он услышал хлопок и биение сердца. Гору наполнил едва уловимый запах, который он бы назвал родным. Зеленая хищная морда оскалилась в такой улыбке, что незадачливого рыцаря хватил бы инфаркт. Дальше Поттер не слушал. Обогнув более крупную особь — по колонам и стенам, цепляясь когтями за скальную породу, — он побежал к выходу из Горы. Там Гермиона вернулась.

Она выглядела уставшей, но целая, живая. И бросилась к нему, как только он появился. Гарри затормозил, используя распахнутые крылья и когти — высекая искры и оставляя длинные полосы. Подхватить на руки, закружить, как делал всегда после разлуки, теперь невозможно. Он наклонил голову к ней, и хрупкие руки обвились вокруг нее. Он замер, опасаясь оцарапать чешуей и ранить острыми шипами.

— Прости, быстрее не получилось.

— Что случилось?

Их мысли соединились, как море и река. Тоска и напряжение с него тут же схлынули. Пусть Гарри слышал, как сзади надвигается Смауг, сотрясая древние залы поступью и волоча за собой хвост. То ли правда лень идти быстрее, то ли что-то крупное сдохло, и Змей расщедрился им на минуты наедине.

— Гномы задержатся в Лесу. Владыка Трандуил оказался именно такой сволочью, как его описал Смауг. Мы продуктивно пообщались и поняли друг друга.

— Но случилось что-то еще.

Гарри весь встопорщился. Мышцы напряглись, как перед смертельным прыжком. От Гермионы тянуло каким-то злым весельем и обреченностью. Это от той, что не умела сдаваться. Тащила весь поход за крестражами, если по-честному, на себе. И он, и Рон были еще теми детективами. Да и вообще заранее были обречены без нее на гибель.

— Я видела Мелькора. Он сказал, чего хочет от меня, вернее от нас.

Новый тяжелый вздох рвет ему сердце. Поттер, конечно, с взрослением набрался цинизма и вообще стал еще тем пофигистом. Однако Гермионы это общее для всех остальных состояние никогда не касалось. Она была и есть особенная. Разжала руки, опустила их по швам и отошла от него... Плохо! Отвратительный знак.

— И чего именно?

Гарри засунул своей звериное рычание поглубже. Он не животное... Да и кроме того, и ежу понятно, что желание поработителя Гермионы ему понравиться не может. Так что не стоит все еще больше усугублять глупыми вспышками ярости. В кои-то веки, когда они в жопе, думать за двоих будет не только Гермиона, но и он сам. Ставки слишком высоки для юношеского максимализма.

— Чтобы мы убили бога.

— Какого именно? Или можно выбрать любого? — пожал крыльями Поттер, чувствуя присутствие замершего в тени арки Смауга.

— Гарри.

Это уже со знакомым укором. Попытка рассмешить, конечно, не засчитана, но зато она перестала напоминать сжатую пружину. Он смиренно сложил крылья и улегся, показывая, что заткнулся и слушает внимательно. Примерный мальчик... дракон.

— Саурон... Вот кто цель и будущая жертва. Та самая бледная немочь из моего недосна. Убьем его, и Стены Ночи рухнут. Мелькор хочет вернуть свободу. О дальнейших планах он не сообщил.

Гарри кивнул и опять склонил голову к ней. Соскучился... Предполагаемое убийство не очень его встревожило. Зато Гермионина оговорка о дальнейших планах — да. Моргот мог ей ничего не сказать — это не обязательно. Гермиона умеет делать выводы и без слов. И может сделать глупость. Ведь вырвавшись на свободу, Темный Властелин точно попробует восстановить свою империю и отомстить заключившим его в темницу родственникам. Это если не считать мутного пророчества о том, что освобождение Мелькора и есть начало конца света.

Гермиона предпочтет погибнуть, но спасти мир.

Он когда-то принес сам такую жертву... Пустая трата времени, откровенно говоря. Его задача — не допустить ее самоотверженности, черт с ним. Мир как-то перетопчется. Например, те самые родственники вообще-то боги, слезут со своих тронов и попытаются защитить создание рук своих. Если нет, то всегда находится камень, о который разрушитель спотыкается. Если все-таки не найдется, то, значит, миру пора кирдыкнуться.

Звучит жутко эгоистично, но он таков и есть. Добрый паренек Гарри мертв.