Неправильный подвид (гет)

Драко без всяких церемоний бросил ее на диван.

− Вот, − сказал он. − Мы дома. Теперь ты счастлива, сумасшедшая вейла?

Гермиона улыбнулась ему. Когда Малфой сердился, его серые глаза сверкали, и от этого он казался еще красивее, чем обычно. Он буквально вынес ее с вечеринки у Грега Гойла, пока она, запрокинув голову, смеялась в восторге при виде его потрясения от того, что его могут обмануть, заманить в ловушку и обвести вокруг пальца, так же просто, как он обвил бриллиантами ее запястье. Она подняла руку и посмотрела на камни. Они блестели, как и его глаза.

Блейз отсалютовал Гермионе бокалом, когда Драко прошел мимо него, и она увидела, как он одними губами произнес "умница". Драко этого не заметил. Он был слишком занят, посылая смертоносные взгляды Панси и несчастному Джину.

Гермиона надеялась, что Джин принимает свои зелья. Она никогда не следила за этим, поскольку была немного занята мучительной болью и страхом, что умрет.

Ей показалось действительно милым, что Драко так разозлился из-за нее. Может быть, это было даже больше, чем мило. Немного экстремально. Нужно было еще выяснить причину такого поведения, но, какова бы она ни была, это являлось еще одной особенностью, делавшей Драко замечательным. Он был таким замечательным! Гермиона лучезарно улыбнулась ему, лежа на диване.

− О, не надо смотреть на меня с таким обожанием, − огрызнулся он и скрестил руки на груди, отчего его мышцы снова напряглись под тонкой тканью рубашки.

Гермиона восторженно вздохнула − в основном, потому, что знала, как это его раздражает, но он заслужил подобное отношение. Как он посмел быть таким упрямым?

Драко с подозрением взглянул на нее и продолжил:

− Я знаю, что ты все еще здесь, несмотря на твои идиотские высказывания о том, что кто-то вроде тебя может хотеть кого-то вроде меня.

Туман вейловского обожания медленно рассеивался, и, когда ощущение того, что Драко абсолютно прекрасен, исчезло, на смену ему пришло раздражение. Гермиона сбросила туфли, пошевелила пальцами. После хождения на каблуках всегда ужасно болели ноги. Сегодня она выглядела великолепно, но за красоту приходится платить.

− Разотри мне ноги, − приказала она.

Драко колебался, но выражение ее взгляда в конце концов сделало свое дело. Он сел и взял ее ногу в руки, все еще не снимая перчатки. Пока он вдавливал большие пальцы в ее плоть и разминал ноющие стопы, Гермиона обдумывала, что сказать.

− Ты мне нравишься, − наконец произнесла она.

− Я очень рад, − сухо ответил он. − Я старался…

− Иди ты, Драко Малфой, − устало сказала она. Он ненадолго прервал массаж, но затем продолжил, как ни в чем ни бывало. − Ты мне нравишься. Ты − хороший человек. Может быть, ты и не всегда был таким, но теперь стал. И, как с удовольствием отмечает Забини, я сама далеко не милая и невинная. Ты симпатичный и нравишься мне, но не как друг, так что давай перестанем притворяться, что ты им являешься. Я хочу провести ночь, целуя тебя, пока не перестану дышать.

− Гермиона, − начал он. − Мы же друзья, я...

− Я дружу с Гарри с тех пор, как нам исполнилось одиннадцать, − возразила она, останавливая Драко, пока он не погрузился в рассуждения, от которых ей захотелось бы ударить его. − В тот год, когда мы находились в бегах, мы порой спали в одной постели, чтобы согреться.

Драко скривился при этих словах. Глупый болван ревновал ее и к Гарри. Гермиону бы это позабавило, если бы он не сидел тут, ревнуя и одновременно отказываясь признать, что они являются чем-то большим, чем соседи по квартире. Они были не просто друзьями.

− Я уверен...

− И несмотря на то, что мы спали вместе, Гарри никогда не прижимал меня к себе так, словно я была его спасением, так что я чувствую себя вполне уверенно, говоря, что кем бы мы друг другу ни приходились, Драко, мы точно не друзья. Не только, во всяком случае.

− Я не хочу использовать тебя в своих интересах.

Гермиона стиснула зубы. Может ли этот мужчина быть еще более раздражающим? Она никогда бы не подумала о Слизерине как о факультете благородных людей, но вот один из них − сидит прямо перед ней.

− Я взрослая, − заверила она. − И знаю, чего хочу.

− Я не могу быть тем, кто тебе нужен.

− А почему бы и нет?

Его руки замерли на ее стопе.

− Может, потому что я чудовище, сознательно лишавшее людей свободы воли? − предположил он. Его лицо выглядело мрачным, когда он сбросил свою вечную маску превосходства и позволил ненависти к себе вырваться наружу, проявиться в его глазах и на его губах. − Или потому что в тот момент, когда ты прикасаешься ко мне, ты теряешь способность думать? Говорить “нет”?

− Драко…

− Если ты не можешь сказать “нет”, ты не можешь сказать “да”.

− Вот только я могу сказать “нет”.

Он замер.

− Это трудно, − призналась она. И он знал, что она говорит правду. Они работали над этим с той первой ужасной вечеринки. Гермиона едва сдерживалась, но ей удавалось это, когда она хотела, и если ее беспомощность являлась тем камнем преткновения, за который цеплялась его упрямая змеиная честь, она могла унять его беспокойство. − Я могу. Я могу оставаться разумной, хотя даже если бы и не могла, я доверяю тебе ...

− Ты не должна...

− ...и ты можешь быть уверен, что я смогу достаточно сосредоточиться, чтобы сказать “нет”, − она подвинулась, присела, подогнув колени, и стянула перчатку с руки.

Гермиона положила голую ладонь ему на щеку и глубоко вздохнула. Было трудно удержаться от падения в колодец транса, но она смогла.

− Я могу сказать “нет”, − тихо произнесла она. − Я решаю сказать “да”.

Она опустила руку на колени, продолжая наблюдать за ним. Он был похож на человека, попавшего в ловушку, − его даже передернуло. Ей стало интересно, о чем он думает, что так напугало его. У каждого из них после войны остались шрамы, пересекающие их души. Что же так глубоко ранило его?

− Только поцелуи, − наконец произнес он. − Я не хочу... если ты не сможешь сохранить ясным свой разум, по крайней мере, все, что я сделаю − поцелую тебя.

Гермиона кивнула и снова наклонилась вперед, коснувшись губами его губ. Всего лишь легкое прикосновение, а по ее жилам словно потек поток лавы. Она отстранилась, облизнула губы и внимательно посмотрела на Драко. Выражение его лица оставалось напряженным и озабоченным.

− Как твой рассудок? − спросил он.

− Трезв, − ответила она. Когда он посмотрел на нее с сомнением, она призналась: − Ну, может, слегка затуманен, как после бокала вина, но я в порядке.

Он глубоко вздохнул, как мужчина, собирающийся с духом, а затем обхватил ее голову руками в перчатках и нежно притянул к себе. Она изо всех сил держалась за тонкую нить рациональности, пока огонь его рта прожигал ее насквозь, сжигая все на своем пути. Трепетная нежность того, как он нерешительно притянул ее к себе, исчезла под напором отчаяния, с которым он терзал ее губы.

Внезапно Драко так резко дернулся назад, что она опешила. Но затем он спросил:

− Ты все еще в порядке?

Гермиона подумала, что ей никогда не удастся снять все слои с человека по имени Драко Малфой. Приверженец чистоты крови. Фанатик. А под ним − мальчик, которому нужно внимание. А еще глубже скрывался человек, напуганный тем, что его просили сделать, и еще больше страшащийся последствий, которые возникнут в случае неудачи. Под ним − мужчина, не позволивший ей умереть, несмотря на годы взаимной вражды и ненависти. а теперь беспокоящийся о ее способности оставаться в здравом уме, сохранять благоразумие до такой степени, что сам себя сдерживал.

Неудивительно, что Панси Паркинсон расстроилась, потеряв возможность быть с ним. Гермиона бы тоже испугалась. В принципе, она бы тоже боролась за него, брыкаясь, крича и втягивая в свою игру невежественных французских парней, в отчанной надежде на выигрыш.

Гермиона кивнула.

− Я все еще трезва, − сказала она. − Может быть, пара бокалов вина. Говорить я еще в состоянии.

Он снова приник к ее губам, прежде чем она успела договорить. Гермиона засмеялась, когда он перевернул ее, подминая под себя на диване.

− Платье, − выдохнула она, когда он прижался губами к ее шее. − Помнётся.

− Все будет хорошо, − заявил он с таким пренебрежением, что она снова рассмеялась, а затем запустила пальцы в его волосы, чтобы притянуть его лицо к своему. − Мне плевать на это чертово платье.

Драко целовал ее и целовал до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание, как она и хотела, а потом отстранился, приподнялся на локте и посмотрел на нее сверху вниз. Она знала, что ее рот должен быть таким же распухшим, как и у него, и подняла палец, чтобы легким прикосновением очертить форму его губ. Бриллианты на ее запястье сверкали, и она наклонила голову, чтобы полюбоваться их блеском. Гермиона чувствовала, как кровь стучит у нее в жилах. Она знала, что ее сердце стучит в такт с ним, магия притягивала их все ближе и ближе друг к другу.

− Сколько сейчас бокалов? − спросил он.

− Может быть, три? − призналась она.

Его глаза на мгновение закрылись, а затем он заставил себя улыбнуться.

− Ты будешь дуться, если я скажу, что мы сейчас остановимся?

− Дуться? − она притворилась обиженной, хотя сочетание вейловского обожания вкупе с удовольствием от осознания того, что она, наконец, поцеловала его, придавало ее лицу выражение скорее озорства, чем обиды. − На вечеринке я не дулась, мой милый Малфой. Я манипулировала тобой, чтобы получить желаемое.

− Ведьма, − протянул он.

− Так сказала мне Минерва Макгонагалл, когда появилась на пороге моего дома, − парировала Гермиона.

Драко взял один из ее непослушных локонов и заправил его за ухо. Локон вернулся в исходное состояние, и он нахмурился. Когда он с решимостью на лице снова попытался убрать прядь за ухо, Гермиона захихикала. Драко Малфой преуспел в темных задачах, поставленных ему монстром, но даже он не мог заставить ее волосы вести себя прилично.

− Должно быть, это был странный разговор, − произнес он.

− Так и было, − призналась она. − Какое облегчение − узнать, что ты не уродец, правда? Что ты не один, что есть и другие, подобные тебе?

Опьянение исчезло, когда Гермиона подняла на него глаза.

− Хотя, наверное, сейчас это неправда? Теперь я действительно единственная в своем роде. Фрик.

− Ты вовсе не фрик, − возразил Драко. Он выглядел сердитым из-за того, что она вообще употребила это слово, но морщинки вокруг его глаз смягчились, когда он улыбнулся ей. − Хотя ты всегда была единственной в своем роде.