Неправильный подвид (гет)

Гермионе не терпелось рассказать обо всем Драко. Ей потребовалась целая вечность, чтобы освободиться от Рона и Гарри и их бесконечных объяснений того, что пришлось сделать с Джином. В доме Блэков было более чем достаточно спален, чтобы выделить одну с ванной для Панси, но, как и следовало ожидать, комната представляла собой полную катастрофу. При виде Кикимера Панси восторженно проворковала, что никогда раньше не жила в доме с настоящим эльфом, только в Хогвартсе, на что домовик отпустил нелицеприятное высказывание об институциональных эльфах, с которым она полностью согласилась. После этого эльф заковылял искать простыни с достаточно высокой плотностью, чтобы быть подходящими для “мисс Парк”, бормоча, что даже он может сказать, что она больна, и почему Гарри не позаботился о ней лучше?

Это, естественно, заставило Гермиону закатить глаза и попытаться привести в порядок остальную часть комнаты. Панси отказалась даже присесть на кровать из страха перед насекомыми. Общими усилиями они заставили двоих мужчин вынести отвратительный на вид ковер из комнаты на задний двор, чтобы избавиться от него.

− И даже не смейте его выбивать! − крикнула им вслед Панси. − Просто выбросьте его. Мне плевать на то, что какая-то прапрабабушка Блэков лично вывезла его из Персии на своем собственном верблюде. Он разваливается.

− Мне кажется, что у плесени, покрывающей его, были глаза, − поддакнула Гермиона.

− У нее определенно были глаза, − согласилась Панси.

Потребовалось слишком много времени, чтобы даже с помощью магии привести комнату в порядок, и теперь Гермиона чувствовала себя усталой, грязной и тосковала по прекрасному душу в своей собственной квартире. Однако, прежде чем позволить себе понежиться под бесконечным потоком горячей воды, она должна была сказать Драко, что с Панси все в порядке, они нашли ее партнера − хотя она продолжала находить это слово невероятно неприятным − и что им казался Гарри. На лице Драко, вероятно, медленно расцвела бы мягкая улыбка, которая появлялась у него, когда что-то доставляло ему особое удовольствие. Потом он наверняка расплакался бы от облегчения. Последние недели он практически не выходил из своего кабинета, пытаясь разобраться в том, как вейла находит себе пару, и теперь мог расслабиться.

Гермиона не обнаружила Драко в главной части квартиры, когда открыла дверь, но она могла точно сказать, что он где-то поблизости. Одно его присутствие заставляло ощущение удовольствия течь вдоль ее позвоночника, а уголки губ приподниматься вверх. Она поспешила по короткому коридору и распахнула дверь в его комнату.

Драко поднял глаза. Он сидел за длинным столом у окна в такой огромной комнате, что у нее перехватило дыхание. А может быть, она казалась такой большой только потому, что в ней ничего больше не было? Тяжелый деревянный стол, за которым он сидел, узкая кровать у одной из стен, засохший ирис, подаренный ею так давно. На столе были разложены папки, и, прежде чем Гермиона успела прочесть тревогу на лице Драко, она подошла и взяла одну из них.

Сначала она пробежала взглядом текст бегло, потом недоверчиво. Прежде чем он успел убрать папки, она схватила еще одну, потом еще. Это были записи обо всех вейлах ее вида, которые когда-либо регистрировались в Министерстве.

− Забавно, − ровно произнесла Гермиона, хотя это совсем не казалось ей забавным. Ее внутренности скрутило от чего-то, чему она не могла найти определения, но подумала, что это, скорее всего, ярость. А если не ярость, то что-нибудь похуже. − Я несколько раз говорила тебе, что было бы здорово, если бы я могла хотя бы ознакомиться с историями других людей, подобных мне, но ты никогда не упоминал, что они у тебя есть.

Она хотела, чтобы Драко сказал, что получил папки только сегодня, но одного взгляда на его лицо хватило, чтобы понять, что это не так.

− Кстати, с Панси все будет в порядке, − сообщила Гермиона. − Ее партнер... это Гарри.

Эти слова заставили его вздрогнуть, как от пощечины, и судорожно кивнуть.

− Это хорошо, − произнес Драко, глядя на нее так, словно собирался сообщить что-то важное, но она не была уверена, что именно ожидала услышать. Извинения, возможно, или, быть может, оправдания. Но уж точно не то, что он в итоге сказал. Совершенно нет. − Я не собирался ему ничего говорить. Даже если бы догадался. Я собирался использовать эти сведения только для того, чтобы спасти Панси.

− Что? − Гермиона была уверена, что ослышалась.

− Она моя лучшая подруга или одна из них, − залепетал Драко. − Я знаю, что с ней трудно, но с тех пор, как мы были детьми... Наши няни были подругами, так что мы...

− Кому ты не собирался говорить? − перебила его Гермиона, чувствуя, что ее голос зазвенел от ярости. Она знала: что бы ни имел в виду Драко, это было нехорошо. Ее ладони стали горячими и потными. Она бросила бумаги обратно на стол и вытерла руки о брюки.

− Моему отцу, − прошептал Драко, резко побледнев. − Гермиона... − начал он, но замолчал.

Ей нужно было двигаться. Ей нужно было что-то делать. Ей нужно было бегать или кричать. Вместо этого она, стараясь говорить спокойным голосом, спросила:

− Почему твоего отца должно волновать, как редкий, неинтересный вид вейлы находит себе пару?

− Он...

− Он хотел вылечить тебя? − уточнила она. − Вылечить меня? Избавить свою семью от заразной вейлы?

В этом, конечно, был смысл. Пусть даже мысль об излечении от Драко причиняла Гермионе ужасную боль, но она не удивилась бы, узнав, что Люциус Малфой хотел бы этого. Нарцисса могла быть странным образом очарована тем, что какая-то древняя магия выбрала ее сына, но Люциус обладал всеми амбициями того, кого Панси пренебрежительно назвала выскочкой. Гермионе не понравился бы подобный расклад, но она бы поняла мотивы действий Люциуса. Даже ожидала бы их. Она не упустила из виду, что Драко держал ее подальше от своего отца. Гермиона могла бы простить его за то, что он скрывал это, особенно после того, как вернулся после встречи с отцом в поместье и сказал, что больше не хочет ничего выяснять. Она бы рассердилась на него за то, что он хранит секреты, но это она бы поняла.

Жаль, что по выражению его лица было ясно, что она промахнулась. Для слизеринца Драко Малфой действительно очень плохо лгал, или, может быть, он просто плохо лгал ей. Их сердца хотели биться в одном ритме. Он не мог лгать ей, не обманывая себя, и, какими бы ни были его недостатки, Драко научился адекватно их оценивать.

− Что ему было нужно? − спросила она.

− Я не собирался ему ничего говорить, − повторил Драко, отчаянно желая, чтобы она ему поверила. − Сначала мне казалось, что в этом был смысл, но даже тогда я знал, что не смогу причинить тебе вреда. Еще до того, как я... ты и так достаточно пострадала и... и... ты же знаешь, я убью любого, кто...

− Что. Он. Хотел. Сделать?

Драко отвел взгляд, и она поняла, что дело плохо. Он даже не мог встретиться с ней взглядом, когда сказал:

− Он хотел контролировать процесс.

− Зачем? − спросила Гермиона, но, едва вопрос сорвался с ее губ, она уже угадала ответ, и ей стало дурно. − Чтобы дарить нас как подарки? Или торговать нами, как теми маленькими птичками из Франции?

Почему у нее такие горячие руки? Она снова потерла их о брюки и почувствовала исходящее от них тепло. Как будто они были в огне, только она не испытывала боли, и ее ярость росла с каждой секундой молчания Драко. Гермиона полагала, что не имеет значения, хочет ли Люциус денег или услуг от потенциальных покупателей. Она отвернулась, понимая, что ее глаза могут выдать ее, поскольку их жгло от непролитых слез. Она доверяла Драко. Она позволила их отношениям зайти куда дальше, чем планировала, впустив его в свое сердце, а у него все это время была тайная комната, словно логово Синей Бороды, где он проводил исследования и строил планы, как предать ее.

− Гермиона, − произнес он, и в его голосе прозвучала паника. − Не уходи!

Она подняла засохший цветок и раздавила его в руке. От жара ее ладони хрупкие останки лепестков вспыхнули пламенем, которое быстро погасло. Она позволила пеплу, словно грязному снегу, упасть на стерильно чистый пол белой комнаты. Гермиона посмотрела вниз, внезапно почувствовав себя слишком усталой, чтобы удивляться, как это случилось. Еще одна ужасная вейловская черта, предположила она.

− Я останусь у Гарри, − произнесла она, хотя он и не заслуживал этой любезности − знать, где она будет. − Попрошу Кикимера забрать мои вещи. Или Рона.

− Ты не можешь уйти! − в отчаянии восклинул он.

− Попробуй остановить меня, − отрезала Гермиона. Она хотела бы иметь повод причинить ему боль. Хотела бы проклинать его, бить и кидаться вещами до тех пор, пока он не перестанет дышать. Запустить в него своим фирменным заклятием и смотреть, как стаи птиц выклевывают ему глаза, пока он не почувствует себя таким же одиноким и потерянным, как и она. Она хотела причинить ему боль, чтобы он также страдал и почувствовал, каково это − быть использованным тем, кого ты был достаточно глуп полюбить. Она не могла поверить, что любила его. По крайней мере, она не сказала ему этого. По крайней мере, сумела сохранить хоть каплю достоинства.

− Гермиона, − снова произнес Драко.

Она повернулась и внимательно посмотрела на него. Ему удалось придать своему лицу дерзкое выражение, которое почти скрывало страх.

− Если ты уйдешь, то снова заболеешь.

− Мне все равно, − сказала она и пожала плечами, потому что это было правдой. Ей было все равно, даже если она упадет прямо здесь и никогда больше не встанет. − Может быть, ты сумеешь сварить зелье, которое мне поможет. А может, я умру. Но я не останусь здесь ни секундой дольше.

− Ты не можешь, − еще более беспомощно возразил он.

Гермиона посмотрела на папки, лежащие на столе, и собрала их в стопку. Что бы она ни решила, она сделает так, чтобы он никогда не нашел ответ, который искал. Может быть, ей самой удастся его найти. Она могла бы сидеть в своей комнате на площади Гриммо и перечитывать их, чувствуя, как боль медленно возвращается, словно лезвие ножа разрезая ее нервы, и, может быть, эти муки будут достаточно сильными, чтобы заглушить боль ее сердца.

Гермиона в этом сомневалась. Она снова повернулась и медленно вышла из комнаты Драко Малфоя. На обратном пути холл показался ей гораздо длиннее.

− Я же говорил тебе, что я чудовище.

Он подошел и остановился позади нее. Гермиона не обернулась, но должна была признать, что он говорит правду. Просто она не верила в это.

Теперь она это знала.