Книги в огне (джен)

В участок Кейт вернулась уже одна: Касл отвалил домой с полдороги. Она хотела было попенять ему на незавершенные дела, но у напарника был такой усталый и болезненный вид, так грустно и безэмоционально он на неё смотрел, что о причинах ухода можно было даже и не спрашивать. Тем не менее, тяжёлый день, без актуальных отметок на белой доске, считался явно не законченным...

...в офисе тоже было пусто, и стрелки на часах сошлись в одну линию на цифре 12. Беккетт и сама уже еле ноги волочила, но её работу за неё никто не сделает. И именно сейчас, в этот самый миг, она слегка и непублично изменит себе. Побудет немного другой, потому что вольна в решениях, и её не видит Касл. Такой смазливый и велеричивый, обласканый вниманием общества и большими деньгами, он, несомненно, постарается пристроиться поближе, но она закрыта, бескомпромиссно закрыта для него, и её внутренний мир останется только её, личным и незыблемым. И в этом ничего плохого или зазорного нет, потому что если женщина сама по себе, то и менять что-либо нет необходимости...

И вот Кейт, с вороватой оглядкой, крадущимися шажками приближается к хромированной, за немалую стоимость чудо-технике (да, насчет её цены она уже в курсе!) Новенькая, со склада, машинка сияет полированными боками, и яркие светодиоды на лицевой панели — в ожидании команд от электронного мозга. Если б Касл только знал, чего ей стоили сутки воздержания, и трясущимися руками Кейт подхватывает пустую кружку и, приплясывая от нетерпения, ждёт, когда же та наполнится до самых, до краев.

Слаженно урчит механизм, курится ароматный парок, пузырится аппетитная пенка, и вот он — первый желанный глоток. Горячая жидкость слегка опаливает язык и тут же, живительной струйкой, сбегает внутрь, бодря измученное тело. И Кейт неспешно опустошает кружку за кружкой, и такая спокойная, такая блаженная улыбка озаряет некогда озабоченное лицо: взлетает на пик общий тонус, исчезает тяжесть в спине и ногах, проходит головная боль. И, чёткой уверенной поступью, Кейт направляется к белой доске, потому что напиток — это напиток, а работа — всегда работа.

* * *

Когда Касл, звучно зевая во все тридцать два зуба, завалился домой и после пары бургеров, с ноутбуком в ногах, уже готовился прилечь, снова пришло анонимное письмо. И не мешкая ни минуты, Рик открыл ссылку, и сразу же, буквально с первых кадров ролика, сонливость писателя как ветром сдуло. И вроде бы всё также поначалу: заставка с рожицами и черточками, но уже на кроваво-красном фоне, и ярко-оранжевые зловещие сполохи нет-нет, да и ударяли в экран. И вновь кто-то шествовал к костру в жерле древнего камина, с побитыми изразцами и щербатой лепниной, и где-то на заднем фоне рыдала женщина: то вскрикивала сипло и во весь голос, то всхлипывала сдавленно и жалобно, то что-то невнятно бормотала. И чей-то искажённый, злобный шёпот в его, Касла, адрес выговаривал несомненно пророческие слова:

— А вы молодец, мистер Касл: вывернулись из полицейских объятий, да ещё и копа себе в напарники прихватили. И шикарного, заметим, копа! И в другое время, мистер Касл, я бы аплодировал вам, но сейчас костёр из ваших книг (и не только!) уже ждёт своего часа. До встречи...

И тут раздался такой истошный, такой хватающий за душу вопль, что Касл чуть не отбросил от себя ноутбук. И в сердце вселилась острая боль, и к лицу метнулись писательские ладони, вжимаясь в него до побелевших скул. И замер Рик, слегка раскачиваясь взад-вперёд, и прерывисто цикал от бессилия сквозь плотно стиснутые зубы. Потому что не только не мог, но и не успел бы ничего поделать. И на помощь было не позвать, а в мирной жизни и на войне, как нигде, чувство локтя и взаимовыручка имеют тот самый, глубинный смысл. Ведь сейчас его, Касла, по факту втянули в необъявленную войну, без правил и с неочевидностью исхода, и из которой он должен, просто обязан будет выйти победителем. И, видит Бог, без душеизлияния перед Беккетт тут не обойтись. Хотя вряд ли он дождётся ответных откровений, но кто сейчас, черт возьми, возьмётся такое предугадывать...

* * *

Полдня ушли на издательско-лечебные дела, и в участке Касл появился после часу дня. Сдержанно со всеми поздоровался, взглядом прилипая к белой доске и нащупывая в кармане флэшку — сутки прошли не зря. Ролик был встречен с оптимизмом и пересмотрен вдоль и поперёк, и после недолгих, но ёмких обсуждений два копа плюс писатель проследовали к машине — расследование опять уводило их в какие-то трущобы. Тем более, что из ролика удалось выжать несколько подсказок, и пока машина Беккетт кралась по какой-то улице, Касл намоделировал себе добрый десяток вариантов проникновения на место преступления. Истошные крики жертвы зацепили его крепко, как никогда, и, кроме того, срабатывал профессиональный интерес расследователя. Да, файл опять самоудалился, но теперь на ноуте стояла программа записи с экрана, и поэтому у них и появилась зацепка...

Они свернули за угол и проехали мимо мусорного контейнера, из которого, лениво почесываясь, торчала пара чьих-то ног в потрёпанных кроссовках: искомый адрес был уже недалеко...

И вот, снова пустынная улица, вонючие, слежавшиеся кучи мусора и небольшой дворик за облупленной оградой, где ржавая створка калитки застыла прикованной навеки. Откуда-то доносится шум сабвэя, курлыкают на крышах голуби, и целый мир вокруг навевает безмятежность. Это если не думать о цели прибытия...

...из машины они выбрались практически синхронно, и в другое время Касл обязательно бы попенял на спартанские условия в машине Кейт: затекла задница, щёлкало в левой коленной чашечке, и бедро с застарелой раной тупо напоминало о себе...

Всё это было в корне неприятно, но Касл рад, несказанно был рад хотя бы просто размяться. И когда он с радостным возгласом кинулся было к лесенке у входа в искомый дом, то тут же был немилосердно перехвачен за брючный ремень и оттащен назад, а Беккетт, перекладывая оружие из левой руки в правую, недовольно фыркнула:

— Касл! Я же тебе сказала — не высовываться! Или ты ещё не понял, кто тут нитка, а кто — иголка?

Движением головы Кейт подала знак Эспозито, и тот, взбежав по ступенькам, пристроился плечом к правому косяку. А дальше произошло нечто, что Касл не смог бы забыть никогда: предельно хладнокровная и рассчетливая Беккетт, держа оружие стволом кверху и проорав стандартное предупреждение, молниеносным резким взмахом, пнула изо всех сил хлипкую, облезлую филенку. Раздался скрипучий, неприятный для авторского слуха звук, и покосившая створка слетела с верхней петли, заваливаясь внутрь и вправо. Взметнулось облако белесой пыли, но Кейт, закрывшись от неё ладонью, храбро заскочила внутрь. За ней, пригнув голову, ринулся и Эспозито. Касл же невольно промедлил: во-первых, в носу дико засвербило, а во-вторых, его дражайшее писательское тело не имело такой, как у копов, брони. Об этом в начале операции Рик как-то не подумал, а тут невольно спохватился, что неплохо было бы заказать себе бронежилет и украсить его отличительным символом. Тогда Беккетт не обошлась бы с ним так сурово и так пренебрежительно, как со щенком. И съежившись, будто бы промокший насквозь, Касл аккуратно поднялся на входной приступок. Сейчас он проникнет туда, где таится полумрак, и негромкими, но уверенными шагами перемещаются его новые приятели...

— О, твари небесные! — выругался Касл, невольно преклоняя голову и плотно зажимая нос — в лицо пахнуло гарью, и этот жуткий смрад нельзя было спутать ни с чем: так дико, отвратно и страшно воняла печеная человеческая плоть.

Вздувшаяся пузырями полопавшаяся кожа, горелые ошмётки волос, обугленные глазницы: суть человека в тошнотворной копоти сражений, что буквально въелась ему, Каслу, в слизистую, отравила лёгкие и выела глаза. И сразу же нахлынули нехорошие мысли, надрывно встрепенулась память, и тело бросило в лёгкую дрожь. Но это не было припадком трусости, просто спонтанный нервический приступ, случавшийся с ним иногда, и о котором знали только его семья, терапевт и мозгоправ...

— Касл, ты в порядке? — она вдруг вынырнула из ниоткуда и даже подала ему руку. — Всё хорошо?

— Д-даа, — просипел Касл, принимая жест доброй воли и надеясь, что Беккетт не вздумалось о нём ничего плохого. — Разве так... встречают именитых писателей? Я нюхал много... курительных трубочек, и смею тебя... заверить, Беккетт, что эта самая... неароматная и мерзкая. Интересно — и кто её только... себе отобрал?

— Аид, фигурально выражаясь. И если ты ещё не понял, напарник, то это запах смерти. Реальный запах...

— ...Беккетт! — откуда-то из глубины помещения их окликнул Эспо, и зазвенело разбитое стекло. — Здесь никого нет, но вам стоит на это посмотреть!

Потянуло лёгким сквознячком: они ещё постояли у входа, стараясь свыкнуться с едковатым, раздражающим рецепторы маревом, и Касл шагнул вслед за Кейт.

...гостевая комната, пропитанная смрадным, тошнотворным, дымным воздухом, представляла собой прямоугольный зал с рядом окон по левую руку, высоким потолком и огромным старинным камином прямо напротив входа. Изящная лепнина на потолке и стенах ещё где-то сохранилась, обои — вот нет, а над плашками потемневшего паркета неплохо потрудились чьи-то руки, варварски отодрав их с клееного основания. И, конечно же, возле камина и внутри него громоздились его книги — пусть и обгорелые, но содержимое обложек ещё где-то можно было различить. Однако, самой страшной находкой после буйного огня был труп, обложенный с боков авторскими фолиантами и обугленный с головы до пят. Только вот ботинки ещё как-то уцелели...

— О, господи! Что же за зверство-то такое? — враз помрачневший и возмущённый увиденным Касл не удержался от возгласа: подсвечивая себе, он присел возле обугленного тела, пытаясь составить целостную картину происшедшего. — Это женщина. Кто она и кому вдруг потребовалась её жизнь, чтобы повергнуть меня в смятение, напугать и обезоружить?! Готов побиться об заклад, что это происки мировой закулисы!

— Похвально, Касл, но тут, кажется, всё просто: она — жертва, и её облили с ног до головы горючим и подожгли. А книги подложили, чтобы поддержать огонь, — Беккетт, уже в перчатках, присела за трупом напротив Касла и чуть наискосок. — Если бы дымоход камина работал, и убийца догадался бы разбить стекло, то костёр был бы намного сильнее.

— Да, будет экспертам работы, — заметил Эспозито, удаляясь в сторону. — Разобьемся по секторам?

Касл выпрямился, осмысливая направление поиска, и пока Беккетт профессионально осматривала потерпевшую, узкий луч фонарика Касла заскользил по заплеванному, с гаревыми проплешинами полу, проникая даже в самые дальние уголки комнаты, в которой давно уже никто не жил. И в которой, кроме продавленного дивана, круглого стола и такого, вполне себе крепкого с виду табурета, ничего больше не было.

И, светя себе под ноги, Касл сразу же зашагал в ту сторону...

Обошёл по кругу и диван, и стол, подсветив под столешницу и аккуратно поперекладывав подушки — результата не было.

Пофыркивая от облака пыли, подхватил табурет, перевернул его вверх ножками и, с опорой на крышку стола, принялся постукивать по каждой ножке колпачком фонарика..

— Касл? — припавшая на колено Кейт продолжала осматривать погибшую, но и с вертлявого напарника глаз тоже не спускала. — У тебя что-то есть?

— Нет!

— Тогда что же ты там надеешься найти — в старой мебели конкретно?

— Ну, а как же, Беккетт, — Касл усердно ковырял латексированным пальцем то одну ножку, то другую, — это же классика сокрытия улик. Представь, что наша жертва сидела в заточении, без шансов выбраться. Но она же должна была подумать об отмщении, ведь правда же? Следовательно, ей нужно было оставить хоть какой-то след, "хлебную крошку", чтобы изобличить преступника. Вот именно такую крошку я и ищу...

Касл приподнял табурет поближе к глазам, всматриваясь, а затем опустил его на пол и взялся за избранную ножку, слегка её покачивая.

— ...здесь просто обязано что-то быть... Черт! Зараза...

Сухо треснула прелая древесина, часть ножки осталась в руке Касла, и одна, чуть более крепкая щепка, проткнув латекс, впилась в авторскую руку..

— ... что за невезенье! Матерь божья! — морщась от болезненного ощущения, Касл какое-то время тупо пялился на неровный древесный слом, в котором априори ничего не могло быть...

— Что: коварная атака антикварного стула? — незаметно усмехнулась Кейт, разглядывая подошву ботинка жертвы. — Забыл спросить разрешения на осмотр?

— Эсссп... нет, — нервно потянул в себя воздух Касл: отшвырнув обломок, он стянул перчатки, стараясь подковырнуть ногтем малюсенькую занозу. — Просто в теории вероятностей что-то и где-то пошло не так... Нужно будет уточнить.

— ... что-то есть, — буркнул Эспо: он тщательно обследовал дальние углы зала. — На этом предмете практически нет пыли.

... Они сошлись у камина, и пока Беккетт вызвала группу, Рик чуть не обнюхал находку, что, приподнятая двумя пальцами за обрывок шнурка, раскачивалась перед носом Эспозито.

— Женский ридикюль, сейчас таких не выпускают, — это Беккетт присоединилась к осмотру. — Он тебе ничего не напоминает, Касл?

— Только то, что его владелица сгорела в обнимку с моими книгами...

— Ханна! — и они выдохнули это разом.

...чтобы аккуратно вытряхнуть содержимое ридикюля, все трое присели: разбитое зеркальце в пластиковой оправе, смятая пачка дешёвых сигарет, облатка спичек, комок заскорузлых носовых платков, расчёска без половины зубьев, какие-то то ли чеки, то ли квитанции, перехваченные замусоленной резинкой и обязательный атрибут любой, даже самой падшей женщины — набор косметики и помада с белесым от времени чёрным пластиковым колпачком. Затертая коробочка с непонятными логотипами всё ещё могла доставить хозяйке радость и как-то преобразить, хоть и не надолго, её внешний вид: пудры, румян и блеска внутри было скудно, косметика от времени частично подрастеряла свои свойства. Окислилась, разложилась и изменила запах — Беккетт привычно нюхнула и брезгливо поморщилась.

— Не знаю, чем это содержимое нам поможет...

Касл, в свою очередь, взял громадный помадный тюбик с лопнутым колпачком и, когда открутил его, изумлённо вскинул брови.

— Беккетт, смотри!

Кейт пристально глянула внутрь тубы — помады там практически не было, а вот маленькая скомканная бумажка — была. И Касл с готовностью вытряхнул её в подставленную ладонь Беккетт.

Детектив аккуратно, стараясь не порвать, расправила послание, на котором, простым карандашом, но довольно-таки реалистично, была начертана какая-то эмблема, а чуть ниже её хозяйка помады небрежно накарябала: "Том"...

Снаружи загудел и смолк автомобиль: приехали эксперты. Они громко топали по полу, ничуть не таясь, и, покашливая, негромко переговаривались между собой. Деловито пропылили мимо Касла; разложив на полу свои чемоданы, принялись хозяйствовать.

Беккетт сразу же завела разговор с какой-то смугловатой брюнеткой (видимо — со своей подругой), Эспозито вышел из зала, чтобы осмотреться по соседству, а Касл вдруг почувствовал себя никому не нужным. Его нюх уже свыкся с запахом гари, воспоминания отошли на второй план, и только частички его труда, его интеллектуальной собственности притягивали к себе пристальное внимание.

Да, к этой части краденых книг преступник отнёсся немного по-другому, более изобретательно: подтащил тело Ханны, обложил его книгами, облил бензином и поджёг, но сгорело, по счастью, не всё.

Касл присел, разгребая кучу с краю и наугад. Все обложки были его личными дизайнерскими находками, но вот эта, одна из самых первых его книг, у которой обгорели только уголки, значила для него намного больше остальных. Потому что это было и счастьем его, и болью...

Бережно подобрав том, Касл аккуратно отряхнул с него золу и пыль. Раскрыл наугад в середине разворота, затем перелистнул в конец, зачем-то сверив выпускные данные, и вернулся к титулу. Почуяв рядом чьё-то дыхание, повернул голову: это Кейт, застыв рядом, смотрела через его плечо на книжный лист. Неизвестно, что такого она хотела там увидеть, но под именем автора и названием книги Беккетт разглядела обрамленное фото очень красивой темноволосой девушки. Живой взгляд, харатерные ямочки на щеках и ярко-розовый, словно бочок персика, румянец. И Касл выпрямился, не просто смотря на это фото: словно позабыв про Беккетт, он гладил и выглаживал портрет подушечкой пальца, замирая то на губах, то на щеке, то на линии бровей. И при этом хмурился, беспричинно пожевывал губами, и на его скулах бугрились тугие желваки. И вполне себе представляя, как Касл может улыбаться и быть душой компании, Беккетт поразилась цвету его лица: землистое, усталое, с синюшными подглазинами и сеткой морщин в уголках глаз. Такой недавно цветущий и игривый, Рик вдруг сразу постарел на десяток-другой лет, и Кейт не решилась его ни о чем спросить. Она только поняла, что ему тяжко и больно, и боль за эти годы в нем не угасла.

— Пять лет...- Касл то ли вздохнул, то ли прошептал. — Пять лет прошло... Беккетт...

— Что? — и её руки невольно сжались в кулаки. — О чем ты сейчас говоришь?

— Книга...- Рик говорил явно через силу, и его будто бы душили сухие слезы. — Я посвятил её ей. Кире... Той, что на титульном листе... Пять лет назад мы расстались.

— Эээ... мне жаль, Касл. Я знаю, что такое расстаться с человеком, который для тебя много значил...

— Расставаться всегда тяжело... Особенно, если не можешь простить.

Касл вдруг резко захлопнул книгу и сунул её за пазуху.

— Не звони мне сегодня. Даже если марсиане нападут на участок — не звони...

И быстрым, ускоряющимся шагом заторопился прочь.