Дом, период полураспада урана и я (джен)

В моей университетской жизни самым сложным для меня было то, что многое надо было делать самостоятельно: искать нужный материал в библиотеке, добиваться публикации статьи, интересоваться планом сессии... Все столь быстро менялось, все время случалось что-то новое, а новое, неожиданное всегда пугало меня до паники. Страх перед переменами до сих пор преследует меня и причиняет мне почти физическую боль.

"Я в растерянности и боюсь думать, в горле ком, а если не думать — то ничего и не случится, ведь правда? Неужели же есть еще люди, которым так же страшно, как и мне, которые боятся этой новизны, внезапности? Мне кажется, я одна такая на свете... Впрочем, ведь я и сама часто стараюсь не подавать виду, что в моей душе живет страх, не позволяю раздаться холодному крику, не позволяю сорваться с губ мольбе о помощи", — записала я в тетради в один из особо тяжелых дней.

Это состояние страха и тревоги накатывает на меня перед переменами. Приближающиеся экзамены пугали меня неимоверно. Я твердила Эжени: "Не сдам, не знаю!" — и знала, что сдам, что знаю, но страх не позволял мне поступить иначе. Эжени не понимала моих волнений: "Сдашь как-нибудь, не переживай", — утешала она меня, не понимая, что "как-нибудь" для меня было подобно смерти. Как и Кену Мэллори из романа Митчелла Уилсона, мне просто необходимо было все время бросать кому-то вызов, доказывать, что я сильнее, умнее, смелее и лучше других. Я вовсе не была в этом уверена, но ужас перед поражением давил на меня, я готова была рыдать, колотить руками и ногами по полу, выплескивая эмоции. Но моя цивилизованность мешала мне это сделать. Ведь что скажут люди?!

— О, практика на этой атомной электростанции несомненно была бы вам интересна, Рен. Она построена по совершенно новым технологиям, — сказал Сен-Дени, листая какой-то журнал. — Или, — вдруг хитро покосился он на меня, — вас практика не интересует и вы тоже собираетесь поскорее выскочить замуж и забыть науку, как дурной сон?

Недавно одна из моих подающих большие надежды однокурсниц скоропостижно вышла замуж и бросила учебу. Даниэль очень огорчился.

— Не надейтесь, — сказала я и дерзко прибавила: — Разве что за вас... Но это ведь безнадежная затея.

Огромные голубые глаза распахнулись до невозможных размеров:

— Рен, я в вас разочарован. Как вам с вашим гибким умом могла прийти в голову мысль выйти замуж за сухаря-ученого? — рассмеялся он наконец. Сен-Дени всегда был предельно вежлив, он никогда не переходил на "ты" со студентами и коллегами.

— Ну уж и сухарь, — запротестовала я, но больше для проформы.

В тот день мы работали в лаборатории. Некоторые радиоактивные вещества были герметично упакованы, и мне странным образом хотелось дотронуться до них, хотя я прекрасно знала, что это имело бы неприятные последствия.

Ускоритель элементарных частиц у нас был небольшим и экспериментальным. Даниэль все пытался добиться постройки большого ускорителя в стенах Университета. Нас с ним тогда интересовало все и сразу, бомбардировка электронов, реакции в плазме, антивещество и нейтронные звезды. Сен-Дени кидался от одной темы к другой. Впрочем, попутно он делал небольшие открытия, и его имя было довольно известно в научных кругах. Поговаривали, что ему предлагали работу на правительство или на армию, но он отказался, так как был на тот момент увлечен другой тематикой. Сам Сен-Дени предпочитал не говорить об этом.

Он умел ценить юмор и порой довольно смешно шутил. Но его шутки были своеобразными, на научные темы, основанными на сложных ассоциациях. Он видел странные связи между вещами и порой хохотал, как мальчишка, над — на первый взгляд — совершенной бессмыслицей. Однако часто он бывал совершенно серьезен и мог часами размышлять на важной для него проблемой.

Сен-Дени казался мне на тот момент единственным настоящим ученым среди наших профессоров, хотя все они прекрасно знали свои предметы и хорошо их преподавали.

Математика, физика, иностранные языки всегда давались мне легче, чем химия. Еще в школе я путала углы между углеродами, SP3 и SP2, связи сигма и пи, хотя и понимала, что это все довольно элементарно. Меня вгоняли в панику реакции вроде "KMnO4 + H2SO4 + H2S". Я считала бредом все эти условия, легкие изменения в которых нелогично действовали на реакции: при свете Cl2+CH3-CH=CH2 ->CH3-CHCl-CH2Cl, а в темноте Cl2 + CH3-CH=CH2 ->CH2Cl-CH=CH + HCl! Это казалось мне нелогичным и даже абсурдом. К тому же я не могла заставить себя заново проштудировать темы по химии, чтобы наконец уловить причинно-следственные связи, и химия доставляла мне одно мучение. Меня забавляли практические эксперименты, эти почти фокусы с веществами, но не теория.

Физика была иной. Ее четкие формулы и правила вселяли в меня уверенность в мире, вселенной, во мне самой. Даже изменения в до сих пор считающихся аксиомами заявлениях, даже множественность теорий отвечала определенной логике. Для меня именно физика являлась королевой наук. И, разумеется, именно потому эта наука была предназначена для меня.

Тем временем и этот учебный год подошел к концу. Наступило лето. Экзамены порадовали меня своими результатами, и я шла, увязая в липкой вискозе летней жары, довольная и расслабленная, рядом с сокурсницей, Эмили. Она была удручена, так как ее успехи в учебе заставляли желать лучшего, и это ее беспокоило. Воздух становился все жарче, все гуще, как расплавленная плазма... Еще немного, и эта перегретая плазма затвердеет.

Даже идущие нам навстречу девицы с потрясающими фигурами, хоть и вызвали у меня легкую зависть, но не смогли испортить моего настроения. Как писала Симона де Бовуар: "Я чувствовала себя на каникулах... И — навсегда".

Я шла и влюблялась в каждое дерево, машину, дома, в свет, в мир. Нам не хотелось забираться в душный автобус, и мы решили хотя бы часть пути пройти пешком. Обмахиваясь соломенной шляпкой, Эмили плакалась мне:

— Ах, что будет дома! Мама с ума сойдет, как только узнает о результатах моей сессии! Она обязательно скажет: "Я так и говорила!"... А отец прочтет мне нотацию... Они все считают меня ребенком. И моря мне не видать. А карманные деньги?! Мне обязательно урежут карманные деньги!

Я не могла ей ничем помочь и лишь сочувственно кивала. Босоножки натерли ей ноги, и она шла, чуть прихрамывая. Мы купили по мороженому и наслаждались его прохладой.

— Ах, как тебе удается столько запоминать, Рен? Как ты можешь постоянно учить? Я так не могу... Мне жизненно необходимо отдыхать, гулять, расслабляться, иначе вообще ничего не лезет в голову! — продолжала Эмили.

Я чуть было не проговорилась, что сумела кое-что тайком списать на экзамене — пара формул, не более... Но у нее был длинный язык, и я лишь протянула:

— Ну, знаешь, экзамен — это всегда вопрос везения.

— Да, ты права, — обрадованно подхватила она. — Так оно обычно и бывает, выучишь порой одну-единственную тему — и именно она попадется. А бывает и наоборот, вызубришь все билеты, кроме одного, и вот его-то и вытянешь.

Нас догнала другая однокурсница. Раньше мы с ней почти не общались, но сейчас приветливо заулыбались друг другу. Она училась весьма посредственно, но это ее не огорчало. Обычно я не обращала на нее внимания, но в тот момент она показалась мне очень красивой: высокая узкоплечая блондинка с серыми глазами, треугольным личиком и коротко-стрижеными волнистыми волосами. Объективно она была хорошенькой, но тогда я была не объективна.

Это было наваждением, но все время, пока мы шли рядом и Эмили изливала свои страдания уже ей, я не могла отвести от Натали взгляд.

В тот вечер меня пригласили на ужин в семью моей тетки. Вообще-то я могла бы навещать ее куда чаще, она была лишь рада, но мне не хотелось ограничивать свою свободу и самостоятельность. Затем мы отправились с кузинами в кино. Старшая была со своим другом, а младшая, куда менее привлекательная внешне, довольно зло подшучивала над ними. Я наблюдала за влюбленными рядом со мной и на экране и сама была влюблена в главного героя, и даже чуть всплакнула в темноте кинозала. Меланхолия распахнула мне свои объятия, наука отступила на задний план, и я мечтала о романтичных переживаниях и прогулках под луной вдвоем с загадочным и прекрасным незнакомцем. Я имела право на эти каникулярные мечты, я заслужила его своими стараниями в течение года, своим усердием и своей работоспособностью.