Перерождение, или Молиться надо осторожно (гет)

Дальше случилось все то, что нам с детства, пожалуй, известно — тырить сюжет оптимально, заметим, коллеги, у древних. Там никому не взбредет как-то вздрючить певца пред законом, авторским правом навеки закрыть все возможности музы — впрочем, у Пушкина, скажем, всем нам стоит и поучиться.

Князь же Гвидон по сравнению с нашим героем Персеем — не прототип, а, выходит, как раз прототипа антоним. Впрочем, достаточно было в истории малых нюансов, чтобы она невзначай повернула внезапно куда-то и потекла совершенно невиданным новеньким руслом.

* * *

Ящик все плыл и плыл — видно, сделан он был корабелом, и сделан на совесть. Знал ли тот мастер, для какого черного дела использовал свои умения? Даная плакала, кормила сына, потом заштормило, и стало уже не до слез, и даже не до того, чтобы обратить внимание на то, что внутри стало подозрительно тесно с подросшим, как в сказке, сыночком. Когда ж наконец успокоилось синее море, она от души вдруг воскликнула, громко выплеснув все, что накипело:

— Не знаю, кто ты, бог, что мне сына без спроса заделал, смотри, теперь как мы с ним сгинем в пучине навеки! Развлекся-то ты, а рожать пришлось мне, кстати, в муках, теперь же и вовсе лишь смерть вокруг нас, и за что? — она сбилась с высокого стиля и просто крикнула: — За что, я спрашиваю? Чем я провинилась? Молчишь? Где же тебе, убогому, набраться сил, чтобы спасти собственного ребенка и его мать! Не бог ты, а фуфло! Не себя мне, но мальчика жалко!

И в этот же миг она с сыном взметнулась из воды так резво, как будто у ящика стенка была не помехой — Зевс услыхал и все-таки решился взглянуть на сыночка. Ну, и Данаю... красавица вроде же, жалко! Тем более, она бесстрашна и искренна.

* * *

В это же время с Олимпа великая грозная Гера, очередные рога наконец-то усердно спиливши, мужу неверному тут же решила открыто поведать все, что захочет любая жена в таком случае сложном. Плюсом к тому, чай, не просто жена, а в нагрузку богиня, даже верховная, паче — защитница прочного брака.

Мифам согласно, богиня сия столько отличалась властностью, строгостью, гневом и нравом жестоким, ревнивым. Так что она поспешила — удачно явившись к моменту, как опустилась Даная, представши с ребенком на ручках, на пол в той зале, где Зевс наконец отдыхал от работы, то есть пиров, но ведь издавна это — работа такая...

К счастью, в лицо с ней Даная была ну совсем не знакома, попа нещадно болела, с размаху отбитая о пол, спину кололо, и волосы длинные все растрепались, словом, она все решить не могла: сразу ниц простереться или, как в детстве учили, учтиво и скромно подняться — все в голове затуманенной ужас как перемешалось.

Зевс же за всеми тремя наблюдал и сидел неподвижно, словно стату́я, безмолвно к семейной грозе уготовясь.

Как же он был удивлен, чуть дыша, что гроза разразилась, но не устами супруги, как принято было обычно — криком визгливым вот этой сварливой ничтожнейшей смертной.

* * *

Даная, еще не сообразив толком, где оказалась и перед кем, поняла только то, что вон тот представительный бородатый и жутко породистый мужик — отец ее Персика. Она открыла рот... и закрыть уже не могла — ее понесло. А кого бы не понесло после едва не суток болтания по морю в ящике?! С ребенком, у которого, между прочим, резались зубки! Только понимание того, что перед ней как минимум полубог, а скорее всего — самый настоящий бог, остановило бедную женщину от срочного прореживания бороды и прочей шевелюры беспутного папаши...

А то, что при этой сцене присутствовал еще кто-то, кроме с интересом прислушивающегося Персея, который уже стоял на собственных ножках и задумчиво посасывал чумазый пальчик, она даже не догадывалась.

— Повтори для меня последний пассаж, дорогая, — услышала Даная и обернулась.

Позади нее стояла высокая и потрясающе красивая женщина в белоснежном, шитом золотом хитоне и прелестнейшей хлайне.

"Точно богиня", — подумала Даная и попыталась крепче прижать к себе сына, но тот лихо вывернулся и словно мячик поскакал к богине, заглядывая в ее лицо снизу вверх, и солнечно улыбнулся.

— Тетя... Класивая-а-а... Ух!

"Он уже говорить научился?!" — едва не осела на пол Даная.

Темные глаза Геры вместо того, чтобы метнуть самые настоящие молнии, смягчились и потеплели...

— Как тебя зовут, малыш?

— Пелсей! А маму — Даная!

— И она тоже красивая?

— Дя! А тебя как зовут?

— Гера...

Гера смерила взглядом несчастную растрепанную женщину, что стояла рядом ни жива ни мертва и, кажется, после того как услышала ее имя, почти не дышала. Боится? Правильно делает!

— Интересно, что в тебе, смертная, нашел мой супруг, первый среди олимпийцев, бог грома и молний? — Гера пронзила супруга косым взглядом и обернулась назад к перепуганной гостье. — Можно не стилем высоким, самой надоело... Рассказывай... детка.

* * *

Насчет высокого стиля она беспокоилась зря.

— Шта? — пискнула Даная, шлепнувшись обратно на пол, но даже не поморщившись — до того была в шоке.

Муж Геры — это... это...

— Зе... Зевс, что ли? — дрожащим пальцем она ткнула в ту сторону, где сидел более чем импозантный мужчина, которого уже не оказалось на месте, но ей было все равно.

Гера медленно кивнула и снова смерила ее не предвещающим ничего хорошего взглядом.

— Меня?! Мне? Да не... Да ну ладно! Да... нет! Да-а-а? ВОТ МУДАК!

— А что, он даже не представился? — Гера удивлялась сама себе — что-то она сегодня слишком мягкая. — Постель уже не повод для знакомства, да, до-ро-гой? А ну, сюда!

Над головой Зевса, благоразумно удалившегося, но оставшегося неподалеку — просто послушать — сгустились тучи, но тот только зыркнул на них, и сразу стало понятно, кто тут Громовержец — тучки съежились и растворились в пейзаже, притворяясь серыми камнями у дороги.

Встревать в монолог Геры — только хуже будет, он уже пробовал — для его пассий все заканчивалось далеко не радужно, мягко говоря. Вообще смертельно. Он даже оскорбление глупенькой смертной мимо ушей пропустил — ну, натерпелась девочка, бывает... И все же решил вернуться, пока Гера ту не прибила — иначе куда ребенка-то девать? Искать мамок, нянек... нет уж, лучше закончить все раз и навсегда. И приструнить этих несносных женщин!

* * *

"Эта смертная такая смешная! — удивилась про себя Гера. — Обозвать Зевса! Как там? Фуфел и мудак? Прелестно, прелестно... А глазки у нее и сами скоро с лица спрыгнут от изумления! А вот и супруг явился, на физиономии его впервые читается что-то такое странное, мол, я — не я. Интересно".

— Малыш, иди-ка познакомься с папочкой...

Вот стоило увидеть рядом их обоих, и сомнений, чей это сын, не осталось. В Гере снова поднялся праведный гнев...

— В оружейную? — предложил Зевс мальчонке, и тот доверчиво взял его за руку.

И тут Даная разрыдалась, но, несмотря на это, сумела изложить ситуацию коротко и четко. Вспомнила, что про Геру, супругу Громовержца, слыхала, так что простерлась перед нею в уверенности, что лишним это не будет. Хотелось еще пожить. И... эх, надавать бы им всем, и папочке Акрисию, и Зевсу окаянному! Все мужики — гады! Куда он ее сыночка увел?! Но... нет, сперва она все расскажет, все свои злоключения, в конце концов, только женщина сможет ее понять, ведь правда?

* * *

"А девочка-то действительно на сей раз не виновата, — подумала Гера, выслушав короткий сбивчивый рассказ, и похвалила себя, что не стала торопиться с расправой. — К тому же у нее такой славный мальчик..."

— Персеем, значит, нарекла? Красиво...

— Ага, — всхлипнула Даная, все еще простираясь у ног богини.

— Ладно, вставай уже. Вон, перекуси чего-нибудь. Голодная же?

— Мне бы наоборот, — залилась краской Даная, вызвав у богини ехидный, но веселый смех и жест в направлении части садика, заросшей самыми густыми кустами.

Женский разговор был долог, но удивительно приятен. Гера даже подумать не могла, что найдет столько понимания в какой-то смертной. Все мужики — гады! А некоторые — особенно!

— Я отомщу, — пообещала Гера. — Но не тебе, а ему. Ишь какой выискался, тучка с золотом! У тебя хоть что-то осталось?

— Да откуда же... Все, все отобрали! Все, что нажито непосильным трудом!

Даная осеклась, поняв, что слегка завралась.

— Ешь, пей, — Гера задумалась, словно прислушиваясь к чему-то. — Я скоро, — и растаяла, словно ее и не было.

Даная же отдала должное пище богов, правда, что из нее нектар, а что — амброзия, определить не смогла, но было вкусно. Когда Гера вернулась, она уже утолила и жажду, и голод, и даже была готова отправиться на поиски сына — и пошла бы, если бы только знала куда.

— Ладно. Красоту свою пока сохранишь, сын с тобой, как-нибудь вывернешься. А сейчас все, хорошего помаленьку, пора вам снова в ящик, там Диктис уже сети расставил... Не бойся, часик-другой, и вас выловят. А еще я дарую тебе новую жизнь — и будет она такой, какую ты сама захочешь!

Даная не поняла ни слова, но в следующий миг снова очутилась с сыном в ящике, словно и не было ничего... Вот только сыну было, кажется, уже лет пять.

"Ну... Олимп на то и Олимп, и боги на то и боги, чтобы чудеса случались", — подумала она.

Но не успела она ни слова вымолвить, ни даже испугаться или подумать нехорошее — а кто бы, сидя снова в ящике, который в море болтается, хорошее подумал? — как ящик дернулся, и их куда-то потянуло.

* * *

Диктис с Сефироса выловил в море тот ящик смоленый, выпустил он на свободу вторично Данаю с Персеем. Братом царю был родным ведь рыбак этот, грек непростецкий — сопроводил прямиком их обоих к царю Полидекту.

Гера, что странно довольно, сдержала свое обещанье — не покидала девичья краса нашу маму Данаю. Даже из ящика вышла небрежно она симпатичной, а уж умывшись, искусно закутавшись в плащик рыбацкий — царского все-таки братца, ну, вы понимаете, верно? — вовсе прекрасною женщиной снова Даная предстала.

Царь Полидект, красотою Данаи успешно сраженный, кров предложил ей, к нему же еще содержанье по чину: три ожерелья, сандалии, восемь новехоньких платьев.

Помня напутствие Геры, Даная, конечно, смекнула: снова под руку мужчины идти ей спешить неуместно. Было удобнее слыть ей и дальше почтенной матроной, ну а мужчин выбирать — для души — ненадолго и втайне. Им доверять — потеряешь вконец ты к себе уваженье — так после с Герой беседы бедняжка теперь посчитала.

Ждал Полидект целый год, но он — царь, и ему надоело. Мальчик изрядно подрос и был отдан им на воспитанье в храм, где жрецы славословили, кланяясь мудрой Афине. Главное, чтобы Персей не мешал подбивать к маме клинья, только — увы — все равно та противилась браку упорно.

Миф о Персее, пожалуй, рассказывать мы вам не будем — знают его стар и млад, а кто нет, вот на выноске ссылка⁽¹⁾. Что до Данаи, то только сынок от нее удалился, бедной пришлось спозаранку вторично в бега подаваться.

Долбаный царь, расцарапала бы яростно всю его рожу! Жить все ж хотелось — Даная привыкла к покою и неге, молча терпела, лишь в сердце поглубже копя гнев немалый. Но Полидекту терпенье хоть свойственно было в достатке, все ж и оно, как известно, конец свой печальный имело. Так что в конце концов прятаться в храме Данае пришлось прямо вместе с Диктисом, тем, что на шею свою их извлек он из бурного моря. К счастью, Диктису-то вовсе была она не интересна — друг у него был сердешный под боком, красавец-мужчина.

1) https://ru.wikipedia.org/wiki/Персей

Вернуться к тексту