Реставратор. Миссия: убить Меропу Гонт (гет)

Год 1925, август.

Кисловатый дух только что сваренной похлебки мешается с привычным запахом плесени и слегка щекочет ноздри. Пока никто не видит, Меропа, используя фартук вместо прихватки, руками снимает котелок с огня. Да, как обычная маггла, но так она его, по крайней мере, не перевернет. Поставив готовый обед на стол, она облегченно вздыхает, вытирает руки и оглядывается. В доме всегда темно и сыро, оттого все стены покрыты черным налетом, а в углах иногда даже вырастают настоящие поганки. Меропа их собирает и сушит в надежде, что когда-нибудь она попробует варить зелья по маминой книге. Поганки упоминаются в некоторых рецептах.

Тяжелый затхлый воздух вдруг содрогается от раскатистого храпа. Первоначальный испуг быстро отступает, уступая место робкой радости. Отец спит. На цыпочках подобравшись к окну, Меропа видит брата, который играет на крыльце с очередной жертвой. Змейку очень жаль, но Меропа ничем не сможет ей помочь, поэтому лучше не смотреть и не думать о ее участи, а выскользнуть через черный ход в сад.

Сад заброшен и давно одичал, но на яблоньках по-прежнему бывают плоды. Они еще мелкие и кислые, но Меропе нравятся. Наслаждаясь свежим вкусом и теплым солнышком, слепящим сквозь сетку живых и засохших веток, она бредет к окраине фамильной усадьбы, чтобы посмотреть на дорогу. Двумя желто-коричневыми лентами на фоне зелени лугов та убегает вдаль, маня и пугая. Что там, в большом мире? Отец говорит, ничего хорошего. Брат с ним полностью согласен. Хотя откуда Морфину знать, когда он, как и Меропа, нигде не был? Правда, ему, по крайней мере, можно гулять по городу, а не только раз в месяц сходить за продуктами на ближайший рынок под следящими чарами. Но он предпочитает сидеть дома и мучить змей. Или Меропу…

А ей бы хотелось пойти на прогулку, как другие люди, которые иногда проходят или проезжают мимо, веселые, нарядно одетые. Это магглы, и отец называет их грязными свиньями, но Меропе так вовсе не кажется. Среди них встречаются злые, особенно некоторые мальчишки, которые без всякой причины говорят гадости и швыряют камнями. От таких лучше просто уйти. Встречаются и добрые, которые иногда пытаются дать ей хлеба или немного картошки, или лука. Но Меропа никогда не берет, боится отца и, тихо пробормотав слова благодарности, тоже предпочитает поскорее убежать. А есть… Том.

Прежде, до маггловской войны, — это слово часто звучало из уст прохожих, — Меропа не сильно обращала на соседского сына внимание. Он казался совсем взрослым, а ей больше хотелось к детям, своим ровесникам, шумно играющим на большой поляне, разделяющей поместья Гонтов и Риддлов. Потом он просто исчез. Меропа догадывалась, что это как-то связано с войной, а подробностями не интересовалась. Но недавно Том вернулся. Меропа взглянула на него и чуть не ослепла от восторга, такой он был красивый. Один раз она его видела в необычной одежде, белоснежной с золотыми пуговицами и такой же бляшкой на странной, сплюснутой, как тарелка, шапочке. Позже Том снова стал одеваться как все. Но в любой одежде он был самым лучшим.

Лелея облик Тома в памяти, Меропа чуть не упустила возможность полюбоваться им вживую. Хорошо, что лошадиное ржание заставило ее вынырнуть из грез и посмотреть туда, откуда неспешно приближались два всадника. Точнее, всадник и нарядная всадница. В груди всколыхнулись и забились два, казалось бы, несовместимых чувства: грусти и радости. Меропе было все равно, как такое возможно. Она смотрела, как он оживленно, иногда жестикулируя одной рукой, рассказывает что-то своей спутнице, и понимала, что никогда ей не оказаться вот так рядом с ним, не слушать обращенные к ней речи и не смеяться так мелодично, немного запрокидывая голову. И дело не только в том, что у нее нет такого платья и она не умеет ездить верхом. Меропа знала, что некрасива и косоглаза. И вообще, она волшебница и ей нельзя приближаться к магглу. Но вот здесь и сейчас она может видеть его прекрасные темные глаза, его будто бы светящуюся улыбку, слышать его бархатный голос. И от одного этого ей хорошо. Настолько хорошо, что она даже не сразу понимает, что звонкий девичий голос говорит о ней:

— Ой, Том, смотри! Здесь местная замарашка! — девушка искристо хихикает. — Она так на тебя уставилась!

Взгляд Тома обращается к Меропе, и она едва не теряет сознание от нахлынувшего восхищения, но его лицо отчего-то становится озадаченным, потом он прыскает сквозь плотно сомкнутые губы и наконец тоже смеется. Над ней.

Меропе хочется сжаться, спрятаться, провалиться сквозь землю, но она может только, подхватив обтрепанный подол, бежать, подгоняемая звенящим вдогонку смехом:

— Мне кажется она в тебя влюбилась! Ха-ха-ха! Влюбилась!

Меропа обнимает самое старое в саду дерево, садится на землю рядом с трухлявыми остатками их с мамой когда-то любимой скамейки и сотрясается в беззвучных рыданиях: «Влюбилась!.. Даже если и так, что тебе с того плохого? За что ты так со мной, Том?»