Middle (джен)

К удивлению Гарри, Белчера его объяснение не просто устроило, но даже не слишком удивило — видимо, подобные истории случались здесь и прежде. Даже сообщение об уничтоженной двери не произвело на коменданта особенного впечатления, он только деловито покивал и предложил:

— Я думаю, проще всего будет сейчас перевести заключённого в другую камеру, пока мы поменяем дверь. Не хочется заниматься этим за несколько часов до Рождества.

— Сэр, я ничего не могу решать, — ответил Гарри. — Мне это решение кажется хорошим, но я просто стажёр.

— Я понимаю, — кивнул Белчер. — Ничего, решим… бывает, — проговорил он как-то успокаивающе, и Гарри счёл разумным благодарно улыбнуться. — Понимаю, — в голосе коменданта прозвучали покровительственные нотки, и Гарри был бы рад подыграть ему, но пока не понимал, как именно. — Рождество в подобном месте — не то, о чём мечтают. Но, — он поднял вверх вытянутый указательный палец, и Гарри, состроив смущённую гримасу, кивнул со вздохом, — зато могу ручаться, что такого с вами ещё не бывало. И у нас здесь есть некоторые традиции, — он потёр руки и спросил: — Вы ведь не женаты?

— Нет пока, — ответил Гарри с любопытством.

— Вот и погадаем, — довольно сказал комендант. — Не полетите же вы прямо в рождественскую ночь — нельзя. Часов до четырёх хотя бы.

— Ну, это как шеф решит, — сам Гарри всё равно уже никуда не торопился. — Я-то за, как понимаете.

— Ну и отлично, — комендант довольно улыбнулся. — Тогда за стол! Мы как раз садились, когда появились вы. Я сейчас только улажу всё и к вам присоединюсь. Где столовая, вы помните?

— Конечно, — заверил его Гарри.

Есть ему действительно хотелось: он не пообедал, затем нёсся под ледяной моросью над морем, а потом ещё и дрался. Гарри, кажется, сейчас бы съел ну если не слона, то утку, например. Или гуся — один и до последней косточки.

Стол в столовой был уже накрыт, но ужин ещё не начался, и Гарри, сглатывая наполнившую от наполнявших комнату запахов слюну, думал, что это просто издевательство и пытка. И что уж раз чары пока скрывали всё, что стояло на столе, можно было бы и с ароматом что-то сделать!

— Дай угадаю, — сказал Гарри один из охранников, пока они все маялись вокруг стола в ожидании коменданта и Робардса с Лестрейнджем. — Ты скоро женишься!

— Почему ты так решил? — изумлённо спросил Гарри.

— А чего ты тут тогда сейчас делаешь? — понимающе подмигнул ему охранник.

— То есть? — осторожно спросил Гарри.

— Да ну будто мы не знаем, — сказал другой. — Ваши все сюда таскаются перед женитьбой в эту ночь.

— Правда? — Гарри улыбнулся, раздумывая, как бы их так расспросить, чтобы никого не подвести и себя не выдать.

— Ну а то, — довольно сказал первый. — Не всех, правда, сам начальник Аврората провожает, но… — он состроил очень понимающую гримасу.

— Так у него ж три дочки, — заметил второй. — Может, одна из них выходит замуж.

— О, и правда, — оживился первый. — Её-то сюда не привезёшь, вот папаша-то и подорвался.

— Расскажите, а? — взмолился Гарри. — Мне же толком ничего не объяснили! Пригнали сюда в праздник и ничего не говорят!

— Гадать будешь, — авторитетно сказал первый охранник. — Есть у нас тут камера… в другое время туда лучше не ходить — но в Рождество она предсказывает.

— Причём точно! — подхватил второй. — Всё у всех сбывается!

— Ага, — заулыбался Гарри.

А что если всё это и впрямь было подстроено? Пожалуй, с… с них со всех бы сталось на прощанье пошутить над ним подобным образом, решил Гарри. И ведь у него даже не то что даже тени сомненья не возникло, он вообще же не задумался о том, что делает! Просто схватил метлу и полетел…

Могли они так сделать? Или нет? В принципе, могли, думал Гарри, перешучиваясь с охраной. А что — у Робардса все дочки взрослые, да и вообще они наверняка привыкли к тому, что их отец может куда-нибудь в любой момент сорваться. У Лестрейнджа семьи вообще нет… правда, Миллисент, но она ему воспитанница, а не дочка, и потом, у него дома сейчас живёт Андромеда. А вот для самого Гарри, вернее, для их отношений с Джинни это отличная проверка — так, во всяком случае, они могли решить. Могли, да…

Как относиться к этому, Гарри пока не знал. Если это так, то это самый идиотский розыгрыш из всех, что он только мог себе представить! Но… но точно небанальный…

Наконец появились Робардс с комендантом, но без Лестрейнджа, и Белчер, громко хлопнув в ладоши, возвестил:

— Ну, господа, к столу!

Когда все расселись, Белчер торжественно развеял чары, и взорам собравшихся предстал на удивление богато накрытый стол. Главным украшением его были традиционные гуси, покоившиеся на больших блюдах в окружении «свинок в одеяле» — маленьких обёрнутых в бекон сосисок, — печёной картошки, моркови, репы, маленьких кочанчиков брюссельской капусты и каштанов. Соусники с клюквенным соусом и грейви ⁽¹⁾ нетерпеливо топтались на своих маленьких и толстых лапках, готовясь подбежать к каждому, кому они понадобятся. А вот большие чаши с пуншем и эгг-ногом вели себя куда солидней и явно никуда не торопились, и лишь слегка помешивали своё содержимое половниками с длинными ручками. Корзинки с ещё, кажется, горячими булочками покачивались в полудюйме от стола с явным намереньем подняться в воздух и поскорей всех облететь, и запотевшие серебряные маслёнки, чтобы не отстать, цеплялись за них тоненькими цепочками.

Длинные острые ножи зависли над гусями, и Гарри, глядя на них, думал, что не представлял, что у вещей может быть такое хищное выражение. Комендант опять хлопнул в ладоши, и на столе всё пришло в движение: хлебные корзинки начали свои полёты, соусники, словно стая каких-то мелких зверушек, разбежались по столу, подбегая к тарелкам и наклоняясь к ним, чтобы оставить на них часть своего содержимого… Ножи же с удивительной ловкость и скоростью принялись за разделку птиц, и очень скоро на тарелку к Гарри легла самая лучшая часть: гусиная грудка. Такой же кусок получил и Робардс, и сам комендант — и дальнейшую судьбу разделанных запечённых тушек Гарри не отслеживал, принявшись за свою, покуда в его тарелку вереницей прибывали овощи.

В половине девятого раздался вдруг звон колокола, такой громкий, что Гарри буквально подскочил на месте. От неожиданности он даже не вспомнил, что так звучит сигнал о прибытии кого-то на площадку? — а вот остальные это явно помнили и весёлой гурьбой отправились встречать гостей.

Снаружи было темно, ветрено и очень холодно, и от крылатых коней шёл густой пар, видимый даже в скудном свете… непонятно чего, потому что море было плотно укрыто облаками. Праудфут уже выбрался из кареты и стоял у парапета, глядя на темнеющее внизу море. Они с комендантом поздоровались и даже обнялись, и Праудфут, поболтав с ним, подошёл к Робардсу и тихо спросил:

— Ну что?

— Нормально, — так же тихо сказал тот. — Целы все.

Праудфут пробурчал что-то нецензурное и, повернувшись к подошедшему коменданту, спросил:

— Ну что, гадать будем?

— И ты тоже? — радостно спросил Белчер. — А то! Начнём сразу после полуночи. И мы тебя не дождались, — вздохнул он. — Идём — поешь, а то мы-то уже хорошие…

Этот короткий разговор убедил Гарри в том, что никто его никуда нарочно не заманивал, и теперь ему до зуда в пальцах было любопытно, что же всё-таки произошло. Кто эта блондинка на картине, и почему его наставник едва не забил насмерть своего младшего брата? Может быть, она его жена? А брат… он что-то сделал с ней? Убил? Мог он убить жену Радольфуса? И… может, даже дочек? Нет, решил Гарри. За такое тот убил бы — или, если по какой-нибудь причине решил этого не делать, никогда и ни за что не стал бы облегчать жизнь брата. И общаться с ним не стал бы. Значит, это не она? Или Рабастан её не убивал… но что тогда случилось?

Но ответы ему явно никто давать не собирался, так что оставалось лишь гадать. Гарри усмехнулся, так подумав: а что если в самом деле при гадании задать такой вопрос? Всё зависит от того, конечно, как гадание проходит, но… можно же попробовать. Гарри вспомнил уроки Трелони и про себя вздохнул — жаль, но ни во что подобное он не верил. Да, конечно, предсказания бывают настоящими, но очень редко, а вся эта глупость с картами и хрустальными шарами просто ерунда.

Тем временем они все вновь спустились вниз, и праздничный ужин продолжился. Ни на коньяке в эгг-ногге, ни на роме в пунше комендант явно не сэкономил, так что ближе к полуночи все были заметно навеселе. Когда большая стрелка напольных часов в виде Азкабана начала свой последний круг перед полуночью, Белчер сам ушёл за пудингом. Пока его не было, кто-то потушил все факелы и свечи, оставив только лампу возле двери, и когда в наступившей темноте в столовую вплыл охваченный сине-оранжевым пламенем огромный пудинг, левитируемый комендантом, раздалась рождественская музыка.

Пудинг разрезали, не гася, и когда Гарри пробовал его, кусок в его тарелке всё ещё догорал синими огнями. Рома и сюда не пожалели, так же, как и сухофруктов и цукатов, и Гарри, жуя плотную и сладкую чуть липнущую к зубам массу, думал, что, похоже, никуда они отсюда до утра не полетят — потому что кучер вовсе не воздерживался. Хотя, конечно, может быть, лениво подумал Гарри, у него есть с собой антипохмельное.

Ближе к полуночи, когда пудинг был съеден, Белчер поднялся и, взяв свою хлопушку, провозгласил:

— Ну, на счёт «три»! Раз! Два! Три! — воскликнул он и дёрнул за верёвочку.

Так же, как и остальные.

Раздался оглушительный совершенно залп, и Гарри, смеясь вместе со всеми и жмурясь от осыпающихся сверкающих конфетти, которые, касаясь какой-нибудь поверхности, бесшумно взрывались крохотными салютами, вытащил из своей опустевшей хлопушки золотую бумажную корону и маленькую картонную коробочку. Гарри открыл её, надев — как и все остальные — свою корону, и обнаружил внутри стеклянный шарик, тут же увеличившийся до размера обычного ёлочного украшения, внутри которого был… нет, не Азкабан, как Гарри ожидал, а куст остролиста, на который падал мягкий белый снег. Под кустом играли три щенка, палево-жёлтый, рыжий и светло-коричневый: они носились за ярко-красным, как ягоды куста, мячиком, взметая лёгкий снег.

Подарки в хлопушках были очень разные: кто-то получил перчатки или шарф, кто-то — тоже ёлочную игрушку, и за разглядыванием, кому и что досталось, никто не заметил вошедшего в столовую Лестрейнджа. И когда над столом вспыхнул и рассыпался разноцветными мерцающими искрами бесшумный яркий фейерверк, все вздрогнули и обернулись.

— С Рождеством, — сказал Лестрейндж с улыбкой. Он выглядел вполне обычно, разве, может быть, был бледен, но, возможно, всё дело было в освещении. — Прошу прощения, но я не мог не присоединиться.

— Ты закончил? — спросил Робардс, и Лестрейндж кивнул:

— Да, всё. Можем улетать, но не сейчас, конечно. Кто же летит над морем в рождественскую ночь.

— Как всё прекрасно складывается! — комендант, очень довольный, выбрался из-за стола и, слегка покачиваясь, подошёл к Лестрейнджу и потащил его туда, опираясь на его же руку. — Садись, садись, поешь, — суетился он, ставя перед ним тарелку и кладя туда кусок ещё оставшегося гуся, овощи и булочку. — До Рождества ещё почти что полчаса.

— Двадцать три минуты, — уточнил Лестрейндж, берясь за приборы.

Конечно же, ему налили и шампанского, и эгг-ногга, и комендант сам вручил ему хлопушку — и Лестрейндж немедленно её взорвал и извлёк оттуда… маленькую музыкальную шкатулку со спрятанной в ней крохотной балериной в сиренево-белом платье.

— Так вот кому она досталась! — воскликнул кто-то из охраны, и в его голосе явно слышалась досада.

— Лучший наш подарок в этом году, — прокомментировал комендант. — Но! — он поднял свой опять наполненный пуншем стакан. — Нас всех ждёт Новый год. С подарками! И среди них, — он широко заулыбался, — есть ещё одна.

За столом одобрительно засвистели и затопали, а Гарри с некоторым удивлением задумался о том, почему подобная вещица пользуется здесь подобной популярностью. Зачем шкатулка тюремному охраннику?

Наступление полуночи встретили звоном бокалов и радостными возгласами: «С Рождеством!» — а потом отправились наверх, запускать салюты. И Гарри, глядя на взмывающих в ночное небо ярких птиц, зверей, цветы, посмеиваясь, думал о том, как должны удивляться магглы, если они увидят это с самолётов или кораблей. Потому что Азкабан они не видели — выходило, будто среди моря, на пустом скалистом неприступном острове кто-то вдруг устроил настоящее пиротехническое представление.

Гарри стоял здесь, на верхней площадке Азкабана, смотрел на разноцветный фейерверк, на коллег, держащихся вместе маленькой группой, в середине которой стоял Лестрейндж, Робардс же и Праудфут его то ли охраняли, то ли оберегали от всех остальных, держась от него по обе стороны, — и думал, что, хотя это Рождество, конечно, вряд ли будет лучшим в его жизни, но уж точно одним из самых памятных.

1) Грейви — это «подливка». Чтобы её приготовить, берут оставшийся от запекания гуся или индейки жир, добавляют муку и кипятят — это основа, в которую каждый добавляет что хочет: красное вино, шерри, портвейн и даже джем.

Вернуться к тексту