Middle (джен)

Когда фейерверки отгремели и все вернулись в тёплую столовую, комендант довольно проговорил:

— Сейчас начнётся самое интересное. Я так понимаю, гадаем все?

— Я воздержусь, пожалуй, — сказал было Лестрейндж, но тут поднялся такой галдёж, что вмешался даже Робардс:

— Дольф, да брось. Всё равно все догадались, почему мы здесь. Все гадаем, — сказал он уже Белчеру.

— Тогда тянем номерки! — провозгласил комендант, извлекая из воздуха шляпу. Обычную классическую чёрную остроконечную шляпу, которая напомнила, конечно, Гарри о Распределяющей шляпе, и он заулыбался.

Шляпа двинулась по кругу. Начал комендант, предсказуемо, с Робардса, которому достался номер четыре. Праудфут вытянул бумажку с номером шесть, Лестрейнджу достался номер десять, а сам Гарри вытянул семнадцатый — ну, хоть не последний. Зато, видимо, само гадание много времени не занимало — иначе они все просто не успели бы.

— Ну, идёмте, — довольно сказал Белчер.

— А идти нам да-ле-ко, — заметил Робардс, вызвав этим дружный смех.

— Ничего, после такого ужина это даже полезно, — ответил ему Лестрейндж, и они все вместе отправились к лестнице.

Спускаться пришлось в самом деле очень долго. И хотя они, конечно, не дошли до самого подвала, мысль о том, что им ведь предстоит обратный путь, Гарри совсем не радовала. Он заметил, что спустились вниз они не все: те, кто вытянул номера после десятого, пока остались — видимо, хоть все и были несколько пьяны, но не настолько, чтоб оставить Азкабан, по сути, без присмотра.

Внешне гадание выглядело вовсе не эффектно: гадающий заходил в камеру, комендант запирал за ним дверь, и когда тот через несколько минут стучал, отпирал и выпускал его. И всё. Технология тоже была несложной: войдя в камеру, нужно было лечь на койку, закрыть глаза и задать один вопрос. А затем открыть их и следить за той картинкой, что проступит на противоположной стене.

Вопрос можно было задать только один, и формулировать его следовало как можно точнее — как, впрочем, и в любом гадании.

— Многие на брак гадают, — сказал Гарри комендант, покуда тот ждал своей очереди. — Можно спрашивать не только про себя, — он покосился на Робардса, который был следующим в очереди, — но обычно у каждого интересующий его вопрос найдётся. Вообще, — было заметно, что ему доставляет удовольствие рассказывать об этом, так что хотя Гарри и понял, что нужно будет делать, он слушал с заинтересованным выражением лица и кивал, — обычно камера даёт предсказание на следующий год, но иногда может ответить и на какой-нибудь общий вопрос. Например, что принесёт мне этот брак, — он очень понимающе поглядел на Гарри, и тот ответил ему широкой и немного смущённой улыбкой. Хотел бы Гарри знать, какой вопрос задаст Робардс! И Праудфут. И Лестрейндж. И какие они ответы получат. Но это всё равно было невозможно — можно было лишь гадать, а заниматься этим можно было и потом. А пока что нужно было сформулировать свой собственный вопрос.

Не то чтобы Гарри всерьёз относился к этому гаданию, но раз уж он всё равно гадает, было разумно задать вопрос, ответ на который ему действительно хотелось знать. Не про брак же ему, в самом деле, спрашивать!

Окружающие между тем ничуть не помогали Гарри: каждый второй считал, похоже, своим долгом подойти к нему и очень прозрачно намекнуть на то, что камера всегда даёт очень точный прогноз про грядущий брак. А ведь, между прочим, Гарри с Джинни ещё даже не публиковали в «Пророке» объявление о своей помолвке! Нет, определённо, делать этого не стоит, думал Гарри, в очередной раз отшучиваясь от намёка.

Поначалу Гарри думал, что камера не предсказывает ничего плохого, потому что первые её посетители выходили радостными или как-то по-хорошему задумчивыми, но когда очередной охранник вышел оттуда мрачным и расстроенным, понял, что предсказания бывают разные. Что ж, так было только интереснее, решил Гарри — и вновь сосредоточился на том вопросе, что задаст.

Однако когда подошла наконец-то его очередь, Гарри так толком ничего и не придумал, и решил задать вопрос простой и очевидный. И когда он лёг на койку и закрыл глаза, то произнёс:

— Что меня ждёт в следующем году? — и, открыв глаза, уставился на стену напротив.

Стена как стена… она ничем не отличалась от всех остальных здесь. Серый камень, сложенный так плотно, что, казалось, Экридис обошёлся вовсе без раствора. Гарри всё смотрел, смотрел, но ничего не происходило, пока на камнях вдруг не начала выступать влага. И вскоре тёмные пятна сложились в нечто вроде дерева или реки, или, может быть, дороги, разветвляющейся на два ствола, или рукава, или пути… нет, отнюдь не два. Рукава ветвились и ветвились, и очень скоро Гарри перестал считать все эти ветви и просто смотрел, как они растут, и как одна половина того, что он решил считать деревом, растёт вверх быстрей другой, зато вторая, отстающая, ветвится больше и намного прихотливей.

Влага высохла так же быстро, как и появилась, и Гарри, стуча в дверь, был, честно говоря, разочарован. Аллегорию понять было несложно: видимо, ему весь год придётся принимать решения и выбирать. Какая неожиданность!

— Выглядишь разочарованным, — заметил Робардс, запирая дверь, когда следом за Гарри в камеру вошёл — последним — комендант.

— Ну, такое я бы сам мог предсказать, — пожал плечами Гарри. — Хотя я не спорю, это весело, — добавил он.

— И тем не менее, я по себе знаю: предсказания сбываются, — сказал Робардс, улыбнувшись.

— Сэр, вы в это верите? — с сомнением спросил Гарри.

— Не то что верю — знаю, что сбываются, — Робардс поиграл ключом. — Надеюсь, предсказание было не слишком скверным?

— Да нет, — пожал плечами Гарри. — Скорей, банальным. Но ничего плохого.

— Значит, твоя жизнь будет самой обыкновенной, — сказал Робардс. — При нашей работе это превосходно.

Раздался стук, и Робардс отпер дверь весьма довольному коменданту, который, едва выйдя, провозгласил:

— Кофе! Нас ждёт прекрасный кофе. И десерт!

— Десерт же уже был? — уточнил очень довольный Праудфут. Гарри полагал, что он увидел на стене что-то действительно хорошее, и пусть и не верил во всё это, но за Праудфута радовался. Тем более что Робардс, видимо, увидел что-то не такое вдохновляющее, впрочем, тот расстроенным не выглядел, скорее, озадаченным. По Лестрейнджу же вообще нельзя было что-либо понять: что-что, а держать лицо тот умел превосходно.

— Это был праздничный десерт, — ответил комендант. — Традиционный. А теперь будет обыкновенный шоколадный тарт.

— Я давно хотел спросить, — проговорил Робардс немного заговорщически, — как тебе удаётся вписывать в бюджет все сладости?

— Это, к сожалению, не мне, — комендант погрустнел. — Это делал Кларенс… а теперь… эх, — он махнул рукой. — Боюсь даже подумать, кого пришлют вместо него.

— Странно, что до сих пор не прислали никого, — качнул головой Робардс. Они начали неспешно подниматься, и шедший следом Гарри волей-неволей слышал весь их разговор.

— Сам удивляюсь, — признался комендант. — Но, сказать по правде, я не жду никого раньше января. Кто захочет провести здесь конец года?

— Это точно, — согласился Робардс. — Я, конечно же, не в курсе, но ходят слухи…

Они так и обсуждали всю дорогу наверх возможную кандидатуру нового заместителя, и мысли Гарри вновь вернулись к Лестрейнджу. Что, если та женщина — всё-таки его жена? И если его вывод о том, что Рабастан её не убивал, верен, то что ещё могло случиться? Может, она изменила мужу с ним? А ведь так бывает: жёны не так редко изменяют мужьям с родственниками. И ведь не с Родольфусом же изменять ей — Гарри не то чтобы хорошо знал Беллатрикс, но ему казалось, что ни один разумный человек не станет даже близко подходить с подобными намереньями к её супругу. Младший был хотя бы не женат… И если это так, то тогда всё сходилось и становилось ясно, куда делись, собственно, жена и дочки: вероятно, они развелись, и она уехала и увезла их. Становилось понятным и отношение Лестрейнджа к брату — как и то, почему он всё-таки сумел через него переступить, когда дело этого действительно потребовало. И понятно было, почему Лестрейндж так отреагировал на подарок, и за что извинялся его брат.

Жаль только, что Гарри никак не мог проверить справедливость этой версии.

Наконец они все добрались до верха. Было только два часа — ещё не время улетать, и, поскольку есть уже никто не мог, сама собой возникла идея сыграть в покер, и вот тут Гарри вспомнил слова Лестрейнджа о том, что неприлично и просто нельзя не уметь играть хоть как-нибудь. Пока все рассаживались, Гарри чувствовал себя неловко, и готовился признаться, что ни разу в жизни не играл и даже правила не знает, но его спас тот же Лестрейндж, заявивший:

— А вам, Поттер, за стол рано, пока вы стажёр.

— Да ну брось! — вступился Белчер. — Сегодня же праздник, пускай парень развлечётся!

— Ему рано, — повторил Лестрейндж как отрезал, и Гарри кротко проговорил:

— Да, сэр.

— Прилетай на следующее Рождество, — позвал его Белчер и добавил с шутливым возмущением: — Произвол! Гавейн, — обратился он к Робардсу, — ты-то можешь разрешить!

— Я не вмешиваюсь в отношения наставника и подопечного, — ответил Робардс, и, к облегчению Гарри, тема, наконец, была закрыта.

Играть сели двумя группами. Гарри же, которому теперь заняться было нечем, незаметно вышел подышать. Наверху было ветрено и очень холодно, и громко шумело бьющееся о скалы море. Распряженные пегасы стояли в возведённом чарами загоне, и Гарри их не видел, карета же стояла на площадке. Гарри, улыбнувшись пришедшей ему в голову идее, достал палочку, и через несколько минут карета была украшена остролистом и еловыми ветками. Гарри же тем временем замёрз — потому что куртка осталась, разумеется, внизу — и, не став накладывать на себя согревающие чары, вернулся вниз. Но не пошёл в столовую, а, немного подумав, спустился ниже, на тот этаж, где была камера Рабастана Лестрейнджа.

Дверь пока что не восстановили, а самого его перевели пока в другое место, и Гарри беспрепятственно смог туда войти. Сейчас здесь ничего не напоминало о случившемся: не было ни следов крови, ни какого-либо беспорядка, разве только на столе. Впрочем, беспорядком это, строго говоря, назвать было нельзя, просто там были разложены рисунки и карандаши, и ещё какие-то плоские картонные коробки. Гарри подошёл поближе и, подсвечивая себе Люмосом, стал рассматривать рисунки. Здесь было много набросков, в основном — портреты или пейзажи, некоторые из которых Гарри узнал. Что ж, не странно: Рабастан Лестрейндж скучал по дому, вот и рисовал его.

Портреты заинтересовали Гарри куда больше. Чаще других там попадался мужчина, очень похожий на Радольфуса Лестрейнджа. Это лицо было Гарри знакомо: он видел колдографии старшего из братьев и неплохо его помнил. Здесь тот выглядел, парадоксально, более живым, чем на тех снимках, и Гарри некоторое время его разглядывал, поражаясь его сходству с Радольфусом.

Его портреты тоже были здесь — не в таком количестве, но их было немало. Их Гарри тоже долго разглядывал, но потом переключился на другие. Некоторых из них он не знал — ему удалось опознать Эйвери, семью Малфоев и, после некоторых колебаний, Роули, но он не был в этом уверен.

Были здесь и наброски к той картине, которая и привела их всех сюда. Много, и не только карандашные. Некоторые из них даже двигались, и Гарри вздрогнул, когда наткнулся на внимательный взгляд светлых глаз. Он начал осторожно перекладывать рисунки, стараясь хотя бы примерно запомнить, как они лежали.

— Гарри! — услышал он голос Праудфута и, поддавшись внезапному порыву, взял один из карандашных набросков женского портрета и, поворачиваясь, незаметно сунул его себе в карман. — Тебе мало было, я смотрю, — проворчал Праудфут, идя ему навстречу и буквально вытаскивая Гарри из камеры.

— Но ведь Рабастана Лестрейнджа здесь нет, — ответил Гарри.

— Всё равно, — Праудфут шумно вздохнул. — Гарри, — он взял его под руку. — Это дело очень личное, и… я понимаю: ты всё равно уже вмешался. Но… — он покачал головой. — Это очень семейное дело, я бы сказал. Не нужно.

— Я не собирался, — ответил Гарри. — Просто заглянул. Так, посмотреть. И я говорил уже Робардсу, по-моему, и вам скажу: я не собираюсь никому рассказывать об этом.

— Да я понимаю, — вздохнул Праудфут, и это было самое приятное, что Гарри вообще от него слышал. И, может быть, не только от него.

Они поднялись наверх, в столовую, где комендант как раз вручал Робардсу какую-то коробку. Похожую же получил и Праудфут, и Лестрейндж, и сам Гарри, после чего они все наконец отправились наверх. Было ещё темно, но кучер уже запряг пегасов, так что его реакцию на карету Гарри не увидел, но остальные просто замерли на миг, а потом расхохотались и зааплодировали… правда, не ему, а кучеру. И лишь после того, как тот сказал, что сам был изумлён, стали разбираться и очень быстро вышли так на Гарри.

— Ну раз ты у нас сегодня Санта Клаус, — сказал Робардс и… трансфигурировал одежду Гарри в красную с белой опушкой шубу и красный же колпак.

Так, под общий смех, они сели в карету и наконец-то тронулись в обратный путь.

Едва они там оказались, как общее веселье спало так же быстро, как и трансфигурация с одежды Гарри. Первым делом Лестрейндж подошёл к Гарри и, протянув ему руку, сказал:

— Спасибо. Я обязан вам. И должен.

— Что вы, сэр, — возразил Гарри, пожимая ему руку. Его ладонь была холодной, просто ледяной, но твёрдой, а рукопожатье — крепким. — На самом деле я же ничего не сделал. Это всё Робардс.

— Вы выиграли ему время, — серьёзно возразил Лестрейндж. — И мне безмерно жаль, что я с вами дрался.

— А мне понравилось, — ответил Гарри. — Правда, сэр. Это было очень поучительно.

— Хотите повторить? — вдруг усмехнулся Лестрейндж.

— С радостью! — заверил его Гарри и напомнил: — Вы говорили, сэр, что научите меня фехтовать.

— Я помню, — кивнул Лестрейндж. — Начнём с нового года. Спасибо вам, — повторил он, а затем сел к окну и опустил перегородку, Робардс подсел к нему, а Гарри с Праудфутом устроились на другом диване.

— Я бы предложил поспать, — сказал Праудфут, убирая их с Гарри коробки в ящик под сиденьем. — Всё равно не видно ничего, лететь долго, и я по опыту скажу: никто тебе утром спать не даст.

— Да все сегодня в Норе, — ответил Гарри. — Дома никого.

— Ну ты же сообщишь, что вернулся, — назидательно проговорил Праудфут. — Сразу же. Да?

— Думаете? — улыбнулся ему Гарри.

— Я бы сообщил, — уверенно ответил Праудфут, доставая пледы и подушки. — Но ты, конечно, сам смотри.

— Я подумаю, — пообещал Гарри, устраиваясь поудобнее. Лечь, конечно, он не мог: вдвоём они бы тут не уместились — но хотя бы ноги вытянуть они оба могли. И, пожалуй, совет Праудфута был хорош, решил Гарри, начиная дремать. Да, нужно будет сразу аппарировать в Нору… хотя нет, сперва домой и взять подарки, и потом уже в Нору. Но сразу.