Middle (джен)

Почему-то суд над Бартоломью Хамблом произвёл на Гарри едва ли не самое тяжёлое впечатление из всех, на которых ему довелось присутствовать. Возможно, дело было в обвиняемом, который, кажется, так и не осознал, что всё это действительно всерьёз, и искренне считал, что совершенно не заслуживает ничего подобного. И что за парализованную, как он выразился, старуху нельзя сажать в тюрьму ещё даже школу не закончившего подростка.

Когда прозвучал приговор — двадцать лет Азкабана — Бартоломью рванулся было вскочить, но цепи держали крепко, и закричал:

— Это несправедливо! Она всё равно сама могла умереть в любой момент!

Его мать в этот момент разрыдалась, закрыв лицо платком, а вот отец сплюнул в сердцах и махнул рукой. Сестёр на процессе не было: Гарри не знал, как Сэвиджу удалось это устроить, но Нору свидетелем и заявителем не вызывали, просто зачитали её показания, и всё.

Впрочем, судили Хамбла как взрослого, так что палочку всё же не сломали, и Гарри считал, что ему, в общем, повезло. И мрачно думал, что, возможно, они с ним ещё встретятся.

По окончанию процесса Уисп оформил бумаги на получение мистера Старди и, забрав его, долго жал Гарри руку, благодарил за всё то, что тот сделал для них, и звал в гости. Расстались они очень тепло, и когда Уисп с мистером Старди ушли, Гарри даже слегка загрустил — всё же он успел привыкнуть к нему.

Впрочем, думать об этом Гарри было особо некогда: его ждал архив. Запрос на его работу там уже был готов, и остаток дня Гарри провёл там — и чем больше дел просматривал, тем лучше себя чувствовал. С февраля и до конца тысяча восемьсот девяносто третьего года набралось лишь пятеро пропавших, за январь и февраль следующего — всего один, и Гарри с лёгким сердцем шёл назад, чувствуя, как его губы сами собой растягиваются в улыбке.

— О результатах даже спрашивать не надо, — тоже заулыбалась при его виде Гор. — Сколько?

— Шесть, — Гарри положил ей на стол выписку.

— Хоть одна хорошая новость, — Гор пробежала её глазами и убрала в какую-то папку. — Значит, дом был создан в двадцатом… или, может, девятнадцатом году — но запустили его в феврале двадцатого. За год он собрал свою жатву… и я выясню, куда он потом делся! — закончила она упрямо. — И откуда потом взялся.

— Хорошо бы, — заметил Сэвидж. — Но пока даже наши серые друзья разводят руками.

— Ну раз даже они, — фыркнула Гор с отчётливой насмешкой и сказала: — Я нашла тут кое-что. Могу рассказать сейчас, если хотите. Хотя пятница, конечно, — добавила она и посмотрела на часы. — Полвосьмого…

— Да что уж, — за всех ответил Праудфут. — Рассказывай.

— Статистика пока неполная, так что без неё, — начала Гор. — Я не дошла пока что до двадцатых, но в прошлом году и в семьдесят четвёртом волна исчезновений вроде нашей прошла по Франции и по Германии, а в прошлом ещё и по Австрии и Чехии. Я думаю, пора делать запрос в их министерства.

— Пора, — согласился Сэвидж. — Приготовь к понедельнику — Гавейн, видимо, уже ушёл, но в понедельник, я уверен, всё подпишет. Хотя… скажи, а график, что мы составляли летом, где?

— Здесь, у меня, — Гор кивнула на ящики своего стола.

— До Имболка три недели, — сказал Сэвидж напряжённо. — Можно успеть найти их. Может быть. Гарри, сходи, проверь, Гавейн здесь ещё?

Робардс был на месте и, похоже, только рад был оторваться от бумаг, которыми сейчас был завален его стол. Настолько, что вместо того, чтобы позвать Гор к себе, пошёл с Гарри сам.

Так что запросы о сотрудничестве улетели в министерства Франции, Германии, Австрии и Чехии уже через полчаса, после чего Робардс разогнал всех по домам, а сам, как видел Гарри, вернулся в кабинет. Гарри же пошёл домой — и лишь оказавшись там, понял, что не знает, дежурит ли он завтра или нет. Сэвидж не сказал ему ни слова — выходило, что, наверное, нет, но Гарри всерьёз боялся, что попросту забыл об этом. Но не спрашивать же было — да и как? Послать Патронуса? Хотя ведь у Джинни есть сова… наверное?

— Джин, а где твоя сова? — спросил Гарри, когда они сели ужинать.

— У родителей, а что? — спросила Джинни с несколько набитым ртом. — Тебе сова нужна?

— Нужна, — признаваться, для чего, Гарри очень не хотелось, но Джинни, к счастью, не спросила, предложив:

— Сходи к ним. У них всегда камин открыт.

— А почему она у них? — спросил в ответ Гарри. — Ты же тут живёшь.

— Но неофициально, — улыбнулась Джинни. — Когда мы поженимся, я перевезу сову. А до тех пор мама полагает это неприличным.

— Почему? — Гарри настолько изумился, что даже вилку опустил.

— Потому что, — засмеялась Джинни и махнула рукой. — Даже не пытайся разобраться, я сама не очень понимаю. Но для мамы это важно, так что пусть сова живёт пока что у неё. А ты можешь завести свою.

— Да надо, — согласился Гарри. — Но я правда не понимаю! Ты живёшь со мной — и Молли это не смущает?

— А что она может поделать? — разумно возразила Джинни, и Гарри вынужден был согласиться с ней. — Ты завтра дежуришь?

— Да, — уверенно ответил Гарри. — А в воскресенье я встречаюсь с Андромедой, но это не на весь день.

Джинни показательно и очень тяжело вздохнула, но вроде обиженной не выглядела. И Гарри только сейчас подумал, что, наверное, стоит поговорить с Андромедой о том, чтобы навещать их с Тедди вместе с Джинни — хотя бы иногда. В конце концов, раз они поженятся, Джинни тоже станет ему пусть и не крёстной, но всё же не совсем чужой.

Суббота оказалась для Гарри ужасно неудачной: во-первых, явившись в Аврорат, он выяснил у Долиша, что его никто не ждал здесь. А во-вторых, отправившись затем к Уингеру, Гарри прождал его почти два часа. Затем, правда, ему немного повезло: отправившись из Мунго на Диагон-элле, он легко нашёл и «Лето на лугу», и какой-то новый большой комикс о квиддиче, но когда ближе к полудню вернулся домой, не застал там Джинни, которая, конечно же, не стала сидеть дома в одиночестве. Где её искать, Гарри не представлял и, помаявшись немного, вернулся в Аврорат, хотя у него там сейчас и не было особых дел.

Долиша на месте не оказалось, но зато в отделе обнаружилась Гор, встретившая Гарри радостным:

— А я думала, что ты сегодня выходной. У тебя задание какое-нибудь есть?

— Нет! — заверил её Гарри.

— Тогда вот, — она отлевитировала к нему на стол большую толстую тетрадь в коричневом кожаном переплёте. — Изучай. Вдруг что-нибудь найдёшь.

— Что это? — с любопытством спросил Гарри.

— Записки одного исследователя, так и не изданные, — ответила она. — О межвоенном времени.

— Ясно, — на самом деле, ясно как раз ничего не было, но Гарри решил, что разберётся сам.

Кожа переплёта была тонкой и мягкой. Гарри открыл тетрадь и возблагодарил судьбу за то, что неизвестный автор обладал отличным, чётким, хоть и не слишком красивым почерком. «Записки о всяческом времяпрепровождении, удивительные и необыкновенные», гласила надпись, и Гарри, едва слышно хмыкнув, погрузился в чтение.

Это оказался сборник не слишком связанных между собой историй о порой действительно странных способах «времяпрепровождения», начиная с описания необычных вариантов квиддича или плюй-камней и заканчивая шарадами многоступенчатых трансфигураций и всяких других игр. Поначалу всё это казалось Гарри забавным или, может, странным, но чем дальше, тем всё менее невинными становились описываемые «забавы». Взять хоть «охоту на оборотней», которая, как оказалась, была довольно популярна, хоть и не совсем законна. Оборотней для неё ловили заранее, а затем оставляли в полнолуние в лесу, поодиночке или группой, и после обращения начинали самую настоящую охоту, полную каких-нибудь ограничений вроде запрета на определённые заклятья, а то и вовсе запрет на колдовство. Только холодное… или горячее, как с удивленьем обнаружил Гарри, оружие.

Но очень скоро Гарри выяснил, что это «развлечение» было вовсе не пределом жестокости. Охотились, к примеру, на русалок, соревнуясь как и в количестве… трофеев, так и в необычности способов, позволяющих долго оставаться под водой. Ловили даже гоблинов — хоть закон и запрещал это напрямую. Развлекались, доводя магглов до самого настоящего безумия, зачаровывая, например, подушки, чтобы те что-нибудь шептали засыпающим. Или изменяли вкус еды, и хлеб казался яблоком, а яблоко — картошкой. И наблюдали, как магглы в самом деле начинали думать, что сошли с ума, и считали выигрышем, если те шли к врачу. Ну, или если их туда же отправляли родственники.

Были игры и невинные, конечно, но их Гарри быстро начал пропускать — Гор, да и их всех, явно не интересовали соревнования вроде «кто за час найдёт больше потерянных маггловских монет на Трафальгарской площади». А вот игра, если можно было так её назвать, «получи как можно более необычное потомство от скрещивания эльфа с кем-нибудь» вызвала у Гарри тошноту, но он упрямо читал описание странных родившихся созданий и, разглядывая зарисовки-иллюстрации, искренне желал, чтобы игроков самих бы спарили с кем-то таким. А потом превратили в то, что получилось, и так и оставили. Какими же уродами бывают люди!

А потом, перелистнув очередную страницу, Гарри увидел раздел «Волшебники». Здесь речь шла об однозначно запрещённых, незаконных «развлечениях», самым невинным из которых было подбрасывание зачарованных ложечек в кафе, после использования которых зубы в первую же ночь превращались в червяков и расползались — и, если не поймать их, не собрать и не принести к целителю, новые на их месте вырастить уже не удавалось. Выигравшим считался тот, от чьей ложечки было потеряно больше всего зубов.

Или, например, шампунь, превращающий волосы в траву. Которая за ночь засыхала без полива и к утру спадала с головы — и нужно было догадаться тоже принести её к целителям, собрав, иначе человек навсегда оставался лысым. Таким образом разыгрывали — да, здесь это называлось так! — конечно, прежде всего, волшебниц. Но не только…

Но это и в самом деле было мелочью в сравнении с тем, на что наткнулся Гарри уже поздно вечером.

Это называлось «Моя дикая охота», и чем дальше читал Гарри описание этого соревнования, тем сильней ему хотелось отыскать участников и заставить их ответить.

По закону.