Middle (джен)

Гарри совсем не ожидал услышать ничего подобного, хотя и допускал, конечно, что Каплан мёртв. Но Праудфут такими словами не разбрасывался, и теперь Гарри хотел знать, что тот имел в виду.

— Когда его убили? — спросил он.

— В сентябре девяносто восьмого, — ответил Праудфут. — Поганейшее дело было.

— Расскажете? — попросил Гарри, и Праудфут укрыл их звукозащищающими чарами.

— Нас вызвала его жена. Не смогла войти в его кабинет, из-под которого текла буквально река крови. Ну… мы вошли. Не сразу, правда, но вошли. Ты знаешь, я ведь видел много разного, но это… — он покачал головой. — Там было месиво. Как будто человека смяли и засунули в корзину для бумаг. Словно он был из мягкой глины. Никогда такого не видел.

— И что? — тихо спросил Гарри, кладя на стол приборы: есть ему расхотелось. — Раскрыли дело?

— Нет, — хмуро ответил Праудфут. — У нас его забрали почти сразу — буквально к вечеру.

— ОТ?

— Они, — Праудфут поковырял вилкой в недоеденной отбивной и тоже отложил её. — Тьфу, ну ты напомнил… дрянь такая. Дело так и сгинуло у них — мы запрашиваем раз в год, но уже ясно, что это бессмысленно.

— А в каком отделе он работал? — осенённый догадкой, спросил Гарри. — Там, в ОТ?

— Со слов его жены, в отделе времени, — ответил Праудфут. — Но официальных данных у нас нет… Что? — спросил он с явным интересом. — Сложилось что?

— Сложилось, — возбуждённо ответил Гарри. — Но мне нужно кое-что проверить, — он вскочил, но Праудфут вдруг схватил его за запястье и с неожиданной и так непохожей на себя жёсткостью велел:

— Сядь. Я тебе, конечно, не наставник, но голову в петлю совать не дам.

— Да я же не пойду в ОТ, — горячо возразил Гарри. — Я поговорю с пострадавшими. И всё.

— Нет, не поговоришь, — категорично сказал Праудфут. — Ты не понимаешь, куда лезешь. Это тебе не Волдеморт.

— Да не убьют же они меня, — улыбнулся Гарри, и Праудфут хмыкнул:

— Почему? Хотя пожалуй что и нет, — тут же добавил он. — А вот память стереть могут. Запросто. Или ещё устроить что… тем более что ты стажёр, один — нет, это не годится, — решительно сказал он. — Ладно, сегодня всё равно работать невозможно, и дел срочных у меня нет. Пойду с тобой.

— Вы? — Гарри сам не знал, что чувствует. С одной стороны, он был, конечно, рад такой поддержке, но с другой… Это ведь было его первое по-настоящему серьёзное дело. Первая загадка, которую он, может быть, сам разгадал. А так… нет, Праудфут не станет ничего себе присваивать, Гарри это прекрасно понимал, но также понимал и то, как его расследование будет выглядеть теперь.

— Да не гляди так, — к стыду Гарри, Праудфут всё понял правильно. — Считай меня своей охраной. Слова не скажу. И в протоколах мы меня указывать не будем.

— Ну вот ещё, — Гарри рассердился больше на себя. — Напишем всё как есть.

— Как скажешь, — не стал спорить Праудфут. — Но одному подобным делом заниматься я тебе не дам.

— Мне нужно в Отдел транспорта зайти, — сдался Гарри, думая, что хотя бы здесь удачно вышло: ему, по сути, не придётся врать.

— Нет уж, — Праудфут вновь взялся за приборы. — Никуда один ты не пойдёшь. А то я тебя знаю.

— Сэр! — слабо возмутился Гарри.

— Нет, — повторил Праудфут и указал палочкой на тарелку Гарри, от которой сразу пошёл пар. — Ешь — и сходим вместе.

— Есть, сэр, — показательно вздохнул Гарри и приступил к выполнению приказа.

Перед секретарём транспортного отдела ему было ужасно неудобно, хотя тот и отнёсся к «внезапно возникшей необходимости» с пониманием. Гарри даже подумал было отказаться вовсе от своего запроса, но потом решил, что нужно всё-таки проверить, раз уж у него есть разрешение.

Гарри очень надеялся на опрос пострадавших, однако так, как с Бьюкененом, ему больше ни с кем не повезло: всё, что они помнили, уже содержалось в их делах. Фазал Шах помнил, как вышел из дома, чтобы аппарировать на работу — и следующее, что он помнил, это то, как его будят авроры. Больше он не помнил ничего и до сих пор не понимал, как оказался в том заброшенном доме и куда делись из его жизни почти два года. Анастасия Кройн отлично помнила день рождения подруги и помнила, как вышла от неё и они с ней обнимались на прощанье — и больше ничего. Она, пожалуй, пострадала больше всех, потому что кроме почти трёх с половиной лет жизни потеряла не дождавшегося её жениха. Август Бамблпаф, просто вышедший на задний двор подышать немного перед сном, пропустил рождение внука, но зато, вернувшись, помирился со своей супругой, отношения с которой у них уже давно не ладились. Здесь, видимо, сработало старое правило про «что имеем — не храним», шутил Бамблпаф, так что он, пожалуй, был и не в претензии.

А вот Миранда Ли, напротив, имела множество претензий к тем, кто так с ней обошёлся. И до сих пор говорила о маггловской больнице с ужасом, нервно поводя плечами при воспоминании о том, как в неё «втыкали иголки и даже трубки, и вливали по ним жидкость!» Гарри, слушая её сочувственно, думал, что капельницы и уколы в самом деле могут напугать волшебника и даже показаться ему пытками, наверное. Тем более что она не понимала, как там оказалась и что с ней произошло.

Наиболее философски отнёсся к случившемуся с ним Сильванус Снайд — возможно, в силу возраста, а может, потому что кроме полутора лет жизни, ничего не потерял, и даже, кажется, стал, в некотором роде, местной звездой, с удовольствием рассказывая, как охали и ахали родные, когда он просто вышел из камина.

Если бы не Праудфут, толку от этих опросов не было бы никакого: сам Гарри ничего полезного в них не нашёл. Но тот — с разрешения Гарри, от чего он чувствовал себя донельзя неловко — под конец начинал расспрашивать каждого из них о всяких мелочах, и, в частности, о том, а не цеплялись ли они за что-нибудь, не спотыкались ли, или не было ли у них ощущения, будто они проходят через какой-нибудь барьер.

— Или, может быть, вас кто-то укусил? — допытывался Праудфут. — Или бабочка в лицо влетела?

— А ведь точно, — вспомнила Кройн. — Меня что-то оцарапало! Я точно помню — я схватилась за руку, а потом вдруг оказалась лежащей на каком-то старом одеяле, и вокруг были авроры.

— Укусили! — вспомнил Снайд. — Точно, было — я так, помню, удивился: откуда комар в феврале?

Бьюкенен, которого они с Праудфутом навестили под конец, тоже вспомнил:

— А вы знаете — да, точно. Я когда вошёл в камин, за что-то зацепился. И подумал даже, что порвал штанину, и что надо будет сразу починить, а то неловко выйдет.

Остальные ничего такого вспомнить не смогли, но половина — это уже статистика, решили Гарри с Праудфутом, выйдя от Бьюкенена.

— Только вот того Каплана не допросишь, — вздохнул Гарри.

— Что ты думаешь? — спросил Праудфут.

— Я думаю, что он мог проводить какие-нибудь эксперименты со временем, — ответил Гарри. — Но у него что-то не получилось. И его или убили, или он очередной эксперимент поставил над самим собой, и так погиб.

— И что его начальник это знает, — добавил Праудфут.

Гарри кивнул.

— По-хорошему, как раз его бы следовало допросить, — сказал он.

— Допросить Крокера? — хмыкнул Праудфут.

— Но ведь всё упирается в него, — Гарри и сам понимал, что перспектив у дела нет. И что запрос подать он может, разумеется, но в ответ дела опять изымут, и на этом всё закончится.

— Упирается, — согласился Праудфут и вдруг хитро сощурился: — Вообще… сейчас такой момент удачный… есть идея, — он посмотрел на часы. — Уже почти семь, но все наверняка на месте. Роберт это точно не решит, да и Гавейн. Тебе нужен Кингсли.

— Сэр, — возразил Гарри, — я же не могу просто так к нему явиться и…

— Почему? — спросил Праудфут, и Гарри даже не сразу нашёлся с ответом:

— Я не могу к нему явиться сам! Я просто стажёр — так не делается.

— А ты сделай умно, — подмигнул ему Праудфут. — Иди сначала к Роберту. Ему не до тебя, и он не станет возражать против того, чтобы ты обратился к Гавейну.

— Вообще, — вспомнил Гарри, — Робардс ведь мне говорил отчитываться перед ним по этому делу. Напрямую.

— Тем более, — обрадовался Праудфут. — Роберт точно на месте — иди к нему, прямо сейчас. Ну или идём, — добавил он, и Гарри кивнул:

— Давайте вместе.

— Погреюсь в лучах чужой славы, — широко улыбнулся Праудфут и, взяв Гарри за плечо, аппарировал вместе с ним к министерству.

В Атриуме было тихо: большинство служащих и посетителей уже ушли, но в Аврорате и особенно в приёмной Робардса толпились люди, причём совершенно Гарри незнакомые, и звучала речь на самых разных языках: Гарри опознал французский и немецкий, и ещё какой-то, на него похожий, а может, даже не один. И вряд ли он прорвался бы в кабинет, если бы Праудфут просто не раздвинул всех, громко заявив:

— У нас форс-мажор. Прошу прощения, но это очень срочно.

В кабинете Робардса тоже было полно народу, но и там Праудфут всем громко заявил о форс-мажоре — а когда они остались с Робардсом втроём, буквально ткнул пальцем в Гарри и велел:

— Рассказывай.

Гарри рассказал, и пока он говорил, лицо Робардса приобретало всё более удивлённое выражение. А когда Гарри закончил, Робардс вдруг расхохотался:

— Кто там предлагал Силенцио? Навечно? Ты? — спросил он Праудфута.

— Вроде Роберт, — довольно возразил тот.

— Присоединяюсь, — Робардс поглядел на Гарри и сказал ему: — Ты чудовище. Везучее чудовище. Иди, — он указал на дверь. — Я точно знаю, Кингсли у себя. Тебе к нему — я это не решаю.

— Сэр, — начал было Гарри, но Робардс махнул рукой:

— Иди. Сейчас все на ушах, возможно, под шумок получится и это провернуть. Иди-иди.

— Пойдём, — позвал его Праудфут, и Робардс вновь махнул рукой, уже обоим:

— Позовите там. А то мы тут заночуем.

— Идём, — позвал Праудфут Гарри. — Считай, санкция получена.

Пробравшись сквозь толпу возле дверей Робардса, Гарри с Праудфутом добрались до лифтов, едва не столкнувшись по дороге со спешившей, видимо, туда, откуда они только что ушли, Джонс. Поднялись на первый этаж и пошли по коридорам к кабинету министра. Гарри доводилось здесь бывать и всё же каждый раз, когда он шёл сюда, почему-то начинал не то что нервничать, но ощущать волнение. И хотя он сам над собой смеялся, это помогало мало.

В приёмной Шеклболта горел свет, и секретарь сообщил им, что министр на месте, но никого не принимает: занят.

— Хм, — Праудфут задумчиво поскрёб подбородок. — Но дело очень срочное. Я думаю, министр будет недоволен, если не узнает о нём срочно. Вы можете ему прямо сейчас отдать записку? — спросил он. И когда секретарь, хоть и без особого желания, согласился, взял у него же со стола пергамент, быстро написал на ней буквально пару строк и, запечатав, отдал секретарю. После чего уселся на стоящий возле стены диван и жестом пригласил Гарри к нему присоединиться.

— Думаете, получится? — взволнованно спросил тот.

— Ну, Кингсли тоже их не любит, — ответил Праудфут, и тут вернувшийся от Шеклболта секретарь оставил дверь кабинета открытой и сказал:

— Пройдите. Министр примет вас.