Middle (джен)

Сэвидж замолчал, и молчание его было злым и даже почти яростным. И Гарри, понимая, что играет с огнём, всё-таки спросил:

— Сэр, за что вы его так ненавидите?

— А что, не за что, по-твоему? — Сэвидж резко обернулся и буквально пронзил Гарри яростным взглядом. — Ты знаешь, как работает Империо? — Гарри кивнул. — Ты представляешь, как это — прийти в себя и обнаружить, что ты стал убийцей? Даже если тебя не осудили — жить-то с этим как? Просто представь, что ты сейчас моргнёшь, а откроешь глаза в нашей допросной. Или здесь же, в Мунго, где тебе расскажут, что за прошедший год ты вырезал парочку семей с детишками. Ты жить-то с этим будешь как? Зная, что тот, кто с тобой это сотворил, сам остался чистеньким — формально. Империо несложно доказать на жертве, но поди найди, кто его накладывал.

— А правда, — спросил Гарри, — как его нашли?

— Выследили, — сказал Сэвидж. — Долгая история. Но мы тогда, конечно, не ожидали увидеть мальчишку. Думали, что это кто-то из старших… да мы были просто в этом уверены. А попался этот. А потом, после побега, думаешь, он дома прохлаждался? Тикнесса держал, конечно, Яксли, но он не один такой был. Мальсиберу было, чем заняться — хотя я больше чем уверен, что руки у него в крови. Ты знаешь, я даже Беллатрикс Лестрейндж могу понять: она была фанатичкой. Это мерзко, но понятно. И мужа её могу понять тоже: он хоть не фанатик, но идейный. Могу понять Малфоя: он кичливый фат, богатый и трусливый. И понятный. Но они все делали всё сами: пытали, убивали… сами, понимаешь? А этот оставался чистеньким и играл чужими жизнями. И судьбами. И мог спокойно спать, твердя себе, что чист, и что даже под Империо невозможно заставить человека сделать то, чего бы он сам никогда не сделал.

— Но ведь это так? — Гарри нахмурился. — Нас так учили.

— Так да не так, — ответил Сэвидж. — Мало что есть на свете, чего человек никогда и ни за что не сделает. Убить может любой.

— Я так не думаю, — тихо проговорил Гарри, и Сэвидж ухмыльнулся:

— Почему же? Ты вот, например. Или Молли Уизли. Это не значит, что она теперь — убийца. Или ты. Но убили же.

— Убили, — ещё тише сказал Гарри.

О себе он думал, и не раз. Вспоминал тот бой и знал, что не жалеет, и что доведись ему всё это повторить, он повторил бы. Но о Молли он так никогда не думал… а она ведь действительно убила Беллатрикс. В бою. И Гарри это видел…

— Так что всё это красивые слова — «не сделает». Не сделает, — он даже кивнул. — Если ты заклятия не знаешь, ни под каким Империо ты его не сотворишь — что да, то да. Для него, — он мотнул головой в сторону лежащего на кровати Мальсибера, — люди — не люди, а материал. Я помню его допросы в восемьдесят первом, он тогда рыдал и всё твердил, что не хотел. И что не думал, что всё будет так. Понимаешь, да? Не думал! Он просто не думал о том, что вокруг живые люди. Он в нас людей не видит — как бы он сейчас ни притворялся... Он. В нас. Людей. Не. Видит, — отчеканил Сэвидж. — Помни это, когда будешь с ним общаться. А ты будешь, — усмехнулся он. — Мы для него не люди — куклы. Так, расходный материал. И я понимаю, почему он так легко нашёл общий язык с этим Капланом, — усмехнулся Сэвидж. — Но просчитался и попался. И ты знаешь, мне его не жалко. Ни на гран. Какой бы гнидой Каплан ни был, а вот за это я бы ему пожал руку.

Гарри очень хотелось спросить, не пострадал ли от Мальсибера кто-то близкий Сэвиджу, но он не стал этого делать, понимая, что сейчас ответа точно не получит. А ещё он хотел обдумать то, что сказал Сэвидж, особенно про кукол и людей. И — отдельно — про Империо. Гарри вспоминал, что сам чувствовал под Империо, и снова ощущал некоторое недоумение: если он в пятнадцать смог ему сопротивляться, то почему тогда это заклятье считается настолько непреодолимым? Почему столько взрослых волшебников поддавались ему так легко? Если он сам уже в пятнадцать…

Стоп!

Гарри, кажется, даже приоткрыл рот, но так ничего и не сказал. Не сам! Он был под заклятьем не один — в нём был хоркрукс. И кто знает, как бы Гарри справился сейчас — а в Академии их тренировали мало и как-то формально, что ли. И у него там далеко не всегда получалось...

Из этих размышлений Гарри выдернул звук кашля, тяжёлого, надрывного, захлёбывающегося. Гарри бросил взгляд на кровать, где проснувшийся Мальсибер, приподнявшись на локте, кажется, пытался выкашлять на уже забрызганные кровью простыни свои лёгкие. Гарри обернулся — Сэвидж внимательнейше наблюдал за ним, но определённо не обнаруживал намеренья трогаться с места. Пока Гарри колебался, раздумывая, то ли пойти позвать кого-то, то ли подойти и попробовать чем-нибудь помочь, в палату сперва вошла медиковедьма, а за ней и Уингер — похоже, сработали им установленные сигнальные чары.

Что Уингер сделал, Гарри не понял, но Мальсибер вдруг почти мгновенно успокоился и задышал нормально, хотя часто и поверхностно, и откинулся обратно на подушку. Тёмные очки с него Уингер снял вместе с одеждой, и сейчас Мальсибер сперва жмурился, а потом просто закрыл слезящиеся глаза.

— Кровью кашляете давно? — спросил Уингер, садясь на наколдованный медиковедьмой стул.

— Давно, — сипло сказал Мальсибер.

— Насколько? — уточнил Уингер.

— С Азкабана, — Мальсибер прочистил горло, но это мало помогло. — С первого, — уточнил он. — Иногда это почти проходит. Я привык.

— В последнее время стало хуже, лучше или осталось как было? — продолжал расспрашивать Уингер.

— Наверное, хуже, — подумав, ответил Мальсибер. — Но я в целом чувствую себя не очень хорошо. Честно говоря, это не самая большая проблема.

— Ну уж это я сам как-нибудь решу. Вдохните-ка поглубже.

— Не могу, — возразил Мальсибер. — Позже.

— Ну, насколько сможете. А господа авроры пока выйдут, — Уингер обернулся и сделал требовательный, даже, пожалуй, приказной жест.

Гарри ожидал, что Сэвидж начнёт спорить, но тот молча подчинился, и когда они вышли, потянулся, разминаясь, и предложил:

— Не навестить ли нам пока Аластора? Пока они тут возятся. Заметь, — он усмехнулся назидательно, — ему ничуть не лучше, но ты жалеешь не его, а этого подонка. Не в упрёк тебе, — добавил он, идя по коридору в сторону восьмой палаты, — а в качестве иллюстрации возможностей Мальсибера. Причём я убеждён, что он не колдовал — конечно, если не растерял последние мозги. Кстати, — он даже остановился, — нужно, чтобы Уингер это всё-таки проверил. Не забудь.

Гарри кивнул, и они в молчании дошли до восьмой палаты, перед которой скучал парнишка в форме ДМП.

— Иди к четвёртой, — велел ему Сэвидж. — Потом мы тебя сменим, а пока что не пускай туда никого, кого Уингер не приведёт лично. Если что — зови, мы рядом.

— Извините, сэр, — дежурный встал. — Я не могу покинуть пост. Не имею права. Если вы хотите войти, я должен проверить ваши палочки.

— Возвращайся, — велел Сэвидж Гарри, одобрительно кивнув дежурному. — После навестишь. Посиди там в коридоре.

Пока он демонстрировал свою палочку дежурному, Гарри вернулся к четвёртой палате. Сидеть ему не хотелось, и он просто ходил туда-сюда, наблюдая, как Сэвидж вошёл в палату к Моуди, и переглядываясь с дежурным возле его палаты. Им обоим было скучно, и поскольку в их задачу не входило ежеминутное пристальное наблюдение за дверью, Гарри наколдовал мячик и, подбросив его в воздух, точным ударом отправил прямо в грудь дежурному. Тот, вскочив, ловко его отбил — и началось шутливое сражение, прерванное вышедшим из палаты Уингером, неожиданно легко перехватившим мячик и развеявшим его со словами:

— Я выиграл! Заходи, — он распахнул дверь пошире, пропуская Гарри. — Роберт где?

— У Моуди, — Гарри кивнул в сторону восьмой палаты. — Сэр, вы не могли бы осмотреть меня?

— Мог бы, — сразу согласился Уингер. — Что смотреть?

— Сэр, — Гарри выразительно огляделся. — Можно где-нибудь не в коридоре?

— Можно, — снова согласился Уингер. — Приходи, как сможешь.

Он ушёл, впустив Гарри в палату и даже любезно закрыв за ним дверь. Медиковедьмы там уже не было, и Гарри с Мальсибером оказались наедине. Тот, кажется, спал или дремал — во всяком случае, лежал с закрытыми глазами. Сидеть на стуле у стены было очень скучно, и Гарри, промаявшись на нём несколько минут, поднялся и, побродив немного по палате, подошёл к Мальсиберу и принялся его разглядывать. Свет в палате был немного приглушён, но его было вполне достаточно, чтобы рассмотреть в деталях бледное, совсем лишённое красок измождённое лицо человека, которого так ненавидели и опасались все в Аврорате. Слова Сэвиджа о людях и о куклах зацепили Гарри, но чем больше он крутил их в голове, тем больше утверждался в мысли, что подобное можно сказать о том же Каплане. Или о Батчелоре, да и о Скоткинсе. Или о Розье с их «кукольными домиками». О юном Хамбле. Может, это отличает всех преступников? По крайней мере, тех, кто совершил серьёзные преступления сознательно? Может, если бы они все видели в других людях таких же, как они сами, людей, преступлений не было бы?

Вернулся Сэвидж, почему-то очень мрачный, и велел буквально с порога:

— Сходи к Уингеру. Пусть тебя проверит.

— Всё в порядке, сэр? — спросил Гарри, но тот лишь махнул рукой.

Уингера пришлось ждать довольно долго, что, впрочем, было вполне понятно: конечно, тот не сидел на месте в кабинете. Наконец, тот появился и, впустив Гарри, с ходу усадил его на стул и велел:

— В глаза смотри.

К делу Уингер отнёсся весьма серьёзно, и обследование затянулось — но, в конце концов, он вынес вердикт:

— Здоров. Нет ничего. Кого ж вы притащили-то, что так боитесь, а? — спросил он, внимательно глядя на Гарри.

— Извините, сэр, — что ещё мог сказать Гарри?

— Кем бы он ни был, — проговорил Уингер, — у него действительно серьёзные проблемы. И у меня кое-что не сходится, — добавил он, — но это не с тобою разговор. Иди, свободен.

— Сэр, можно вам задать вопрос? — помедлив, спросил Гарри.

— Ну? — нетерпеливо бросил тот.

— О Лестрейндже. Есть новости? Какие-нибудь?

— А, — с некоторым удивлением сказал Уингер. — Да. Нет, новостей нет. У меня, честно говоря, плохой прогноз: я не вижу изменений. И не наблюдаю стремления к выздоровлению. Что объяснимо и даже ожидаемо, но очень мешает. Будет что-то — сообщу. Иди.

В коридоре Гарри столкнулся с Робардсом, и тот, остановившись, подозвал его и спросил:

— Случилось что? На тебе лица нет.

— Нет, ничего, — расстроенно ответил Гарри. — Я просто спросил про Лестрейнджа. И…

— Лестрейндж, — повторил Робардс. — Да, и правда… Уингер тебя обследовал?

— Да, — удивлённо сказал Гарри.

— Всё нормально?

— Да, — Гарри вообще перестал что-либо понимать.

— Ну иди, — Робардс кивнул в сторону палаты Мальсибера. — Мы сейчас его транспортируем в камеру — и, если ты ещё не отказался от своей идеи, наденем на тебя всю эту сбрую.

— Не отказался, сэр, — расстроенно ответил Гарри, и Робардс спросил снова:

— Гарри, что случилось?

— Просто у меня такое ощущение, что про Лестрейнджа все уже забыли, — резко сказал Гарри.

— Нет, конечно, что ты, — возразил Робардс. — Просто новостей-то нет… и что мы можем сделать? Только ждать. Иди в палату — я сейчас вернусь. Поднимайте его пока и пусть оденется.

Слова Робардса Гарри ничуть не успокоили, даже, может быть, наоборот: ему показалось, что те прозвучали отстранённо-равнодушно. С другой стороны, кому-кому, а Робардсу-то сейчас точно было не до Лестрейнджа, сказал он сам себе, идя в палату.