Middle (джен)

Хотя из камина в доме Моранов Гарри вышел ровно в час, всё равно пришёл последним: в столовой, куда его проводил одетый в нечто вроде зелёного плаща эльф, за столом уже сидели как сама хозяйка, поднявшаяся ему навстречу, так и Андромеда, чета Робардсов, Сэвидж, Праудфут, Уингер.

Гарри почему-то совершенно не ожидал увидеть здесь Тэмзин Робардс, но, пока здоровался со всеми, решил, что если Моран собрала здесь тех, кому был дорог Лестрейндж, её присутствие вполне понятно.

— Теперь, когда все мы собрались, — сказала Моран, опускаясь на свой стул, — я предлагаю сначала пообедать, и уже потом перейти к делам.

Стол был рассчитан и накрыт на восьмерых. Моран, разумеется, сидела во главе — хотя как посмотреть: узких концов у стола было два, и за вторым сидела Андромеда, так что, строго говоря, определить, кто здесь важнее, было невозможно. Гарри оценил то, как красиво Моран выразила своё уважение то ли к самой Андромеде, то ли к её статусу члена Визенгамота, и решил этот приём запомнить — мало ли, вдруг пригодится в будущем.

Столовая, как и сам замок, выглядела очень просто: и пол, и стены из серого — а не белого, как у Лестрейнджей — камня были слегка неровными, словно бы в то время, когда замок строили, придавать гладкость камням ещё не научились. Этот замок, кажется, просто дышал древностью, но при этом ощущался удивительно живым и, если можно было так сказать про дом, дружелюбным. По крайней мере, Гарри чувствовал себя здесь на удивление легко.

Стол, покрытый белой скатертью, был украшен белыми же крокусами, и это создавало ощущение весны, с которым очень спорила погода за окном, где было так же серо, как и в Лондоне, и ещё лил дождь.

За обедом разговор вился вокруг погоды, светских новостей и сплетен, детей, животных и тому подобных тем, и Гарри, жуя восхитительно ароматную баранину, нежную и розовую, и макая её в кисловато-пряный соус, не понимал, зачем они теряют время. Здесь ведь не было чужих, они все собрались ради обсуждения одного важного вопроса — зачем было терять едва ли не час ради пустой и, кажется, никому особенно не интересной болтовни? Впрочем, кажется, тому же Уингеру обед доставлял искреннее удовольствие, и Гарри решил, что, поскольку роль целителя, похоже, будет ключевой, можно считать, что они все просто так его благодарят.

После десерта, на который был подан медовый пирог с орехами, все, наконец, поднялись из-за стола и перешли в гостиную. Гарри готовился увидеть нечто столь же строгое и простое, как столовая, и вид обставленной обтянутой зелёным шёлком изящной мягкой мебелью гостиной его удивил. Впрочем, когда все расположились в креслах или на диванах, Гарри стало не до обстановки — потому что Моран наконец-то заговорила о том, ради чего они все тут собрались, сразу же передав слово Уингеру.

— Очень интересное заклятье, — сказал он. — Внешне в самом деле несколько напоминает ту дурацкую историю с розовой шерстью, но на деле между ними нет почти ничего общего. Кроме разве механизма запуска. Да и то… — он махнул рукой. — Его несложно снять с каждого конкретного человека, но, боюсь, не навсегда.

— То есть, — спросила Моран, — со временем мы снова начнём терять к Радольфусу интерес?

— Непременно, — подтвердил Уингер. — Пока, во всяком случае. Хоть случай мистера Поттера это и опровергает.

— На нём заклятья нет? — Моран посмотрела на Гарри так внимательно, что ему стало жарко.

— Нет, — кивнул Уингер. — Как мы вчера выяснили на его примере, — он кивнул на Робардса, — это обеспечивает процедура полной чистки. Но это нельзя считать решением проблемы, — покачал он головой. — Во-первых, потому что мы пока не знаем, важен ли здесь пол, — он слегка поклонился Моран, — а во-вторых, я не могу проводить эту процедуру всему населению Британии.

— Но ведь существуют ритуалы, позволяющие распространить заклятье на определённую территорию, — сказала Моран. — Нужно только подобрать подходящее.

— Нужно, — согласился Уингер. — А пока я предлагаю — в качестве паллиативной меры — провести такую чистку вам. И надеюсь, что пол не будет иметь значения.

— Давайте проверим, — предложила Моран. — Например, на мне.

— Можно, — согласился Уингер.

— Я думаю, разумнее будет проверять на мне, — мягко возразила Тэмзин Робардс. — Если что-нибудь пойдёт не так, и я пострадаю, это будет меньшая потеря, — она улыбнулась, и Моран ответила ей уважительным кивком, впрочем, возразив:

— Это несправедливо. У вас в семье уже есть человек, свободный от заклятья. Мы тоже имеем на это право, — сказала она вроде бы шутливо, и хотя даже глаза её улыбались, это никого не обмануло, и Тэмзин отступила:

— Разумеется.

— На самом деле, — примирительно сказал Уингер, — я почти уверен, что всё пройдёт нормально. Однако же проблему следует решать, и я прошу вас всех поискать в библиотеках, во-первых, книги о самовоспроизводящихся заклятьях. К сожалению, их много, — вздохнул он, — и использована редкая модификация, с которой лично я ни разу не встречался. И сам разгадать пока что не могу, — он развёл руками. — Приносите всё — я разберусь. И обещаю вернуть книги в целости.

— А что его запускает-то? — спросил Сэвидж.

— Кто бы знал, — опять развёл руками Уингер. — Я не думаю, что это какое-то слово — как с теми панталонами, — он ухмыльнулся. — Насколько я сумел понять, это какой-то вид проклятья равнодушия — заклятий древних и тяжёлых, и обычно хорошо защищённых от снятия.

— Как именно? — спросила Андромеда.

— Чтобы проклятье снять, — ответил Уингер, — нужно или чем-то подцепить его, или в него встроиться. Эти же… как бы сказать… — он шумно вздохнул, — слишком гладкие. Обычные проклятья вносят некий диссонанс в… структуру, — он опять вздохнул, — скажем так, и это делает человека уязвимым. И эта уязвимость, как ни странно — ключ к снятию. Если её правильно найти. А здесь обратный механизм: в некотором смысле заклятье равнодушия напоминает оберег. Но с механизмом действия проклятья, которое тоже внедряется в ту самую структуру — но делает её, напротив, ещё более цельной и закрытой. И поди его разрушь. Способы, конечно, есть, но они принципиально не массовые. Однако если точно знать модификацию, то можно подобрать и ритуал.

— Проклятье равнодушия, — негромко повторила Андромеда. — Тот, кто это сделал, должен был действительно его ненавидеть.

— Причём произошло это недавно, — добавил Праудфут.

— Похоже на то, — согласился Уингер. — Если бы сейчас можно было нормально работать с самим Лестрейнджем, я бы мог определить примерно время наложения. Но в его нынешнем состоянии увы, — он опять вздохнул, на сей раз вроде искренне. — И это тоже усложняет поиск контрзаклятия.

— А на вас оно подействовало? — спросил Сэвидж, и Уингер состроил уклончивую гримасу:

— Сказать честно, я не знаю. У меня есть расписание обхода, я о половине пациентов в промежутках я не вспоминаю, если случаи не экстренные. Как в данном случае. А проверить некому — вот обучу кого-то из коллег, узнаю. И второе, о чём я хотел бы попросить всех вас: поискать в библиотеках книги о проклятьях равнодушия. Сложность в том, что их довольно много, и их редко выделяют как нечто самостоятельное. Часто они входят, например, в сборники любовной магии. Или…

— Почему любовной? — удивился Праудфут, а Гарри увидел, как по губам Моран скользнула странная усмешка. Вот кто, решил он, знает ответ. Возможно, куда лучше, чем Уингер.

— Потому что им нередко спасаются от неразделённых чувств, — ответил Уингер. — Или же, напротив, накладывают на соперника. Не самая удачная идея, — добавил он с некоторым осуждением, — хотя при умелом использовании помочь может.

— Это очень неудачная идея, — добавила Моран, глядя на Гарри. — Пример того, когда лекарство хуже болезни.

— В острых случаях его можно использовать, — возразил Уингер. — Ненадолго.

— Я не стала бы, — возразила Моран. — Но, возможно, некоторым это в самом деле может и помочь. У нас дома что-нибудь найдётся, — обратилась она уже к Уингеру. — Я сегодня же займусь. Но только после кофе, — улыбнулась она, и Уингер тоже просиял:

— Неужели в Ирландии растёт и кофе?

— У нас хорошо растёт только трава, — рассмеялась Моран. — Зато разная и много — мы собираем её и создаём, например, ликёры. Которые, я надеюсь, вы попробуете. Впрочем, для консерваторов и сторонников классики есть виски.

— И нужно выбирать? — спросил Уингер, и Моран с улыбкой покачала головою:

— Нет. Мы в Ирландии: гостей здесь выбирать не принуждают.

Она плавно повела волшебной палочкой. Двери гостиной растворились, и вскоре в них начали вплывать белоснежные кофейник, сливочник и чашки с блюдцами, а следом — рюмки и бутылки, а также тарелочки с печеньем. Последними в комнату вплыли подносы; чашки, сливочник, кофейник тут же сгрудились на одном, бутылки с рюмками — на втором, а третий подхватил печенье, и они цепочкой двинулись к гостям, начав (и Гарри этому совсем не удивился) с Андромеды. За ней последовала Тэмзин, следом — Уингер, и так подносы постепенно облетели всех, закончив Гарри и самой хозяйкой, остановившей свой выбор на чёрном кофе и рюмке светло-коричневого кремового ликёра.

О делах сегодня больше никто не говорил: обсуждали вновь погоду, виды на урожай, делились тонкостями приготовления пирогов и ликёров, и Гарри чувствовал себя немного лишним. Впрочем, слушал он внимательно, стараясь запомнить хотя бы часть рецептов — потому что понимал, что сейчас, пока он молод и почти никто, его молчание на светских вечерах воспринимается нормально, но так не будет вечно, а тема эта была довольно популярна. И нужно было научиться вставлять хотя бы какие-нибудь реплики в беседу.

На прощанье гости получили в подарок по небольшой корзине с печеньем и бутылками с виски и ликёром. Уже походя к камину, Гарри шепнул Андромеде:

— Можно проводить тебя?

— Конечно, — Андромеда улыбнулась, и Гарри с радостью последовал за ней.

В Лестрейндж-холле было тихо, и Гарри подумал, что здесь слишком тихо для дома, где живут двое детей.

— А где Тедди? — спросил он, выйдя из камина и оглядываясь.

— Я же не могла оставить их, — ответила Андромеда. — Они в гостях.

— А у кого? — не удержался от любопытства Гарри.

— У мисс Хамбл и мистера Уиспа, — ответила Андромеда. — Ты её вчера увидел? Кажется, она расстроилась, что ты к ней не подошёл.

— Ох, — Гарри даже покраснел. — Нет. Не видел… а она была, да?

— Да, конечно, — с некоторым упрёком проговорила Андромеда. — Нора — чудесная девочка, и мне очень жаль её. Я ведь обещала пригласить её при случае… не могу назвать её дядю интересным собеседником, но, по крайней мере, теперь я очень много знаю о квиддиче.

— Я её не видел, — вздохнул Гарри.

— Тедди с Миллисент смотрят ей буквально в рот, — несколько снисходительно сказала Андромеда. — Думаю, они подружатся — я намерена пригласить её к нам, к примеру, через выходные. Приходи.

— Приду, — пообещал Гарри горячо, и Андромеда улыбнулась:

— Я тебе напомню.

— Я хотел спросить, — спохватился Гарри, едва собравшись прощаться. — Когда Уингер говорил об этих заклятьях, я подумал: а не мог Лестрейндж сам на себя наложить заклятье? Когда потерял семью?

— Нет, — кажется, Андромеда удивилась. — Если бы он это сделал, оно бы сработало наоборот: постепенно сделало бы бесчувственным и равнодушным его самого, а не окружающих. Нет, это сделал кто-то со стороны, — возразила она, и её глаза потемнели. — И видит Мерлин, я узнаю, кто это.