Middle (джен)

Судя по тому, что Лестрейндж вернулся от Робардса довольно быстро, тот дал разрешение на привлечение к делу Мальсибера без особенных проблем. Начать Гарри с Лестрейнджем решили со Скоура. Допрашивать его пока не стали, но в камеру по дороге заглянули — тот немного поутих и уже не метался, а сидел, насупившись, на койке.

А вот Мальсибер не скучал, а лежал на кровати с книгой. Впрочем, та явно проигрывала в увлекательности посетителям, потому что он поднялся им навстречу с явной заинтересованностью и, увидев Лестрейнджа, слегка склонил голову.

— Стажёр Радольфус Лестрейндж, стажёр Гарри Поттер, — официально представился тот, и Мальсибер чуть-чуть усмехнулся:

— А я не знаю, как себя представить. Вроде я уже не заключённый, но и свободным меня тоже никак не назовёшь. Чем обязан?

— Поможешь кое с чем? — спросил Лестрейндж, задав этой репликой тон для последующего разговора.

— Чем смогу, — сказал Мальсибер вполне по-человечески и добавил с некоторой иронией: — В любом случае, я связан контрактом.

— Контракт тут поможет мало, — ответил Лестрейндж. — Есть вещи, обязать которые сделать хорошо невозможно.

— Я слушаю, — на лице Мальсибера ясно читалось любопытство.

— Прочти, — Лестрейндж протянул ему папку с «делом о ежах», а затем подошёл к одному из стоящих возле стола стульев и уселся, удобно откинувшись на спинку и сделав Гарри приглашающий жест сделать то же, наколдовывая ещё один стул Мальсиберу. Впрочем, тот предпочёл сесть на застеленную покрывалом кровать, открыл папку, быстро прочитал и вопросительно посмотрел на Лестрейнджа. — Я бы хотел, чтобы ты объяснил им, что ощущали магглы, — сказал Лестрейндж. — Я знаю, ты умеешь передавать не только образы, но ощущения и чувства.

— Для этого мне нужно их увидеть, — сказал Мальсибер. — Тех магглов.

— Бессмысленно: им уже стёрли память, — возразил Лестрейндж. — Но, думаю, что если бы продемонстрируешь им что-нибудь другое, будет даже лучше.

— Что-нибудь другое, — задумчиво проговорил Мальсибер, и его лицо стало очень неприятным. — Я могу, конечно, — усмехнулся он. — Мне палочка нужна.

— Конечно, — Лестрейндж извлёк её из воздуха и тут же вновь развеял. — Подпиши, — он протянул ему пергамент, и Мальсибер насмешливо вскинул брови:

— Я уже связан всем, чем только можно. — Лестрейндж молчал, и Мальсибер, пожав плечами, прочитал пергамент, подошёл к столу и, взяв лежащее рядом с чернильницей перо, подписал. — Жаль, их пятеро… удобней было бы по парам, — заметил он. — Впрочем, не важно.

— Я подумал, — неспешно проговорил Лестрейндж, — что ты должен хорошо понять их.

— Могу, — спокойно согласился с ним Мальсибер и посмотрел на Гарри. — Это, в сущности, обычные школьные шутки. Просто не на тех направленные. Но отучить их стоит, да, ты прав, — он снова посмотрел на Лестрейнджа. — Идём?

— Подожди здесь, — возразил Лестрейндж, вставая. — Я прочёл твоё дело. И хочу задать вопрос.

— Задай, — Мальсибер тоже встал, как, разумеется, и Гарри.

— Почему Аластор Моуди выжил?

— Они про него забыли, — усмехнулся Мальсибер. — Лорд с Капланом. Это было сложно, признаю, — добавил он, глядя на Лестрейнджа. — Особенно с Капланом. Лорд, по крайней мере, Моуди не видел ежедневно, и помочь ему утратить интерес было проще.

— Как ты это сделал? — спросил Лестрейндж. Напряжение в комнате росло с каждым прозвучавшим звуком, и сейчас Гарри казалось, что оно почти искрит, особенно во всё удлинявшихся промежутках между репликами.

— Погасил их интерес, — ответил, к удивлению Гарри, Мальсибер. Гарри помнил, как почти такой же вопрос задавали ему Сэвидж с Робардсом, но тогда так толком и не получили ответа.

— Как? — теперь и Лестрейндж, и Мальсибер смотрели, как казалось Гарри, друг другу прямо в глаза.

— Просто погасил, — сказал Мальсибер. — Это, в сущности, эмоция. Её можно или погасить, или усилить. Можно и стереть — не сразу. Я и стёр.

— Ты хочешь сказать, — медленно проговорил Лестрейндж, — что можешь стирать не только память, но и чувства?

— Могу, — спокойно ответил Мальсибер. — Но я не уверен, что хочу учить этому кого-то из Отдела тайн.

— Не учи, — усмехнулся Лестрейндж. — Жди — мы за тобой вернёмся.

Он вышел, кивнув Гарри следовать за ним, и когда они оказались в коридоре, Гарри спросил:

— Вы знали?

— Я догадывался, — признался Лестрейндж. — И слышал кое-что. Мальсиберы всегда были не просто менталистами — и в целом менталистика подразумевает умение работать не только с сознанием. Но они всегда были мастерами, да… но он прав: не стоит всё это протоколировать.

— Но это может быть полезно в Мунго! — возразил Гарри. — Целители могли бы…

— Они знают это лучше нас, — возразил Лестрейндж. — Об этом не беспокойтесь. Идёмте, соберём наших экспериментаторов.

Из всех пятерых Гарри видел только Скоура, но первым они зашли не за ним, а за Стивеном Корнером — рослым темноволосым симпатичным юношей, явно прекрасно осознающим собственную привлекательность. Он вскочил навстречу вошедшим с очень возмущённым возгласом:

— Ну вы меня отпустите домой, наконец!

— Нет, — прохладно сказал Лестрейндж, наколдовывая кандалы.

— Да что вы делаете? — Корнер дёрнул цепи, но те, конечно, только звякнули. — Мне больно, между прочим, — сказал он возмущённо, демонстративно потирая запястье.

— Вашим жертвам тоже было больно, — пожал плечами Лестрейндж. — Таков протокол: арестованные перемещаются по Аврорату закованными в кандалы. На выход.

— Слушайте, не надо так говорить со мной, — насупился Корнер, и Гарри сообразил, наконец, откуда знает эту фамилию. Конечно! Майкл Корнер! А ведь они даже похожи чем-то… Наверное, Гарри факультет сбил: Майкл же учился на Рейвенкло. Но кто сказал, что все родственники непременно должны учиться на одном и том же факультете?

— Таков порядок, — Лестрейндж подтолкнул его вперёд. — Впрочем, в Азкабане вы привыкнете.

— В каком Азкабане? — Корнер резко обернулся. — Вы совсем уже? Слушайте, да вы же моего кузена знаете, — обратился он к Гарри. — Вы же Гарри Поттер — он же с вами был! За школу дрался — а вы тут со мной так! Ну свяжитесь с ним — он скажет вам, что я нормальный!

Всё вокруг вдруг потемнело — не сильно, но достаточно заметно, и Гарри не сразу понял, что дело не в освещении, а в нём самом. Кровь билась у него в висках, и он ощутил, что сжал кулаки, лишь когда пальцы от напряжения заныли.

— Вы утверждаете, — раздался голос Лестрейнджа, — что мистер Майкл Корнер знал о ваших экспериментах? Может быть, участвовал в них?

— Да нет, — непонимающе возразил Корнер. — Он работает же и вообще… послушайте, мы просто изучали трансфигурацию!

— На выход, — Лестрейндж подтолкнул Корнера сильнее, и тот, буркнув что-то, вышел из камеры.

Наблюдателя в допросную — который проследил бы, чтобы арестованные не общались, пока их собирают — Лестрейндж звать не стал, просто обездвижив усаженного на стул Корнера. Протоколом это допускалось, и сейчас Гарри менее всего настроен был протестовать против подобного.

— Могло быть и хуже, — заметил Лестрейндж, когда они вышли. — Ваш товарищ мог бы оказаться и участником.

— Не мог, — глухо ответил Гарри, и Лестрейндж возражать не стал.

Следующим они забрали Гранта. Парень был очень похож на своего отца, и оказался таким же шумным и настырным — кажется, они все тут такими были. И ведь никого, что поразительно, не присмирила даже проведённая в камере ночь!

Следом в допросную отправился Скоур, первым делом поинтересовавшийся, говорили ли Гарри с Лестрейнджем с его мамой.

— С ней даже главный аврор общался, — сообщил ему Лестрейндж, наколдовывая кандалы.

— И что? — как показалось Гарри, с надеждой спросил Скоур.

— Ничего, как видите, — пожал плечами Лестрейндж. — Главный аврор ей — как и остальным родителям — объяснил, в чём вас обвиняют и какие сроки вы можете получить.

— Какие сроки? — Скоур нахмурился. — Разве нас не оштрафуют?

— Разумеется, вы оплатите работу обливиаторов и ликвидаторов, — согласился Лестрейндж. — Сроки — это зависит от многих факторов, но, учитывая количество пострадавших, думаю, лет двадцать вы вполне получите.

— Не смешно, — недоверчиво хмыкнул Скоур, почёсывая охваченное тяжёлым браслетом наручников запястье. — Вы чего? Какие двадцать лет?

— Пару лет за нарушение Статута и по году за каждую из жертв, — Лестрейндж подтолкнул его в спину. — На выход.

— Да что тут все? Какие жертвы? Иглы выпадали через сутки!

— Или нет — если магглы успевали обратиться к их целителям быстрее, — возразил Лестрейндж. — Те их вырезали. Это больно, знаете ли.

— Да не так и больно, — возразил Скоур. — Как это вырезали? Да зачем?

— Видимо, вы им не рассказали, что нужно просто подождать немного, и иглы сами выпадут, — пожал плечами Лестрейндж, выводя его из камеры. — А сами они не сумели догадаться.

Скоур промолчал в ответ и по коридору шёл ужасно недовольный, хмурый и какой-то озадаченный. Неужели понял что-то? Или же пытается смириться с мыслью, что его мама не всё может?

Альфред Гуссокл, невысокий и худой парнишка с умным симпатичным лицом и густыми русыми волосами, неожиданно оказался очень тихим. Когда его, уже закованного в кандалы, Лестрейндж выводил из камеры, он сказал только:

— Слушайте, мы правда не хотели. Мы не думали, что так получится.

— Как именно? — с любопытством поинтересовался Лестрейндж.

— Мы не подумали, что нарушаем Статут. Правда.

— Поверьте мне, — заверил его Лестрейндж, — это не самая большая ваша проблема.

— Разве нас не в этом обвиняют? — Гуссокл нахмурился.

— Вам ведь зачитали обвинение, — упрекнул его Лестрейндж.

— Ну да, — Гуссокл нахмурился сильней. — Но…

— Вперёд, — Лестрейндж подтолкнул его, и больше они не разговаривали.

Последним в допросную Гарри с Лестрейнджем доставили высокого светловолосого Филиппа Брауна, судя по всему, спортсмена, с порога начавшего возмущаться слишком узкой и короткой койкой и невозможностью переодеться в чистое.

— Вы знаете вообще, что с вами сделает мой дедушка, когда вернётся? Он сейчас в Испании, но я уверен, что папа уже написал ему, — заявил Браун, возмущённо дёргая кандалы. — Что я такого сделал-то?

— Сейчас вам всё покажут, — пообещал Лестрейндж и вдруг задумался. — Дедушка, вы говорите? — спросил он, потерев переносицу согнутым указательным пальцем. — А как его зовут?

— Артур, — Браун вздёрнул подбородок. Хотел бы Гарри знать, имеет ли этот Браун какое-нибудь отношение к Лаванде?

— Это не тот Артур, который работал до девяносто восьмого года в министерстве? — уточнил Лестрейндж, и Браун гордо подтвердил:

— Да. Он.

— Вы знаете, — Лестрейндж усмехнулся вроде весело, но Гарри не хотел бы стать однажды объектом такой весёлости, — я не думаю, что ваш дедушка вмешается.

— Это почему? — спросил Браун, но Лестрейндж ничего объяснять ему не стал.