Ведьмино отродье (hag born) (джен)

Рождественским утром Гарри проснулся в непривычной тишине. В комнате остались только они с Роном, а тот еще спал. Поэтому Гарри предпочел поваляться ещё немного в теплой постели под балдахином и не выскакивать в холодную комнату. Наконец проснулся и Рон. Гарри услышал его громкий вопль:

— Гарри, ты не спишь? Давай смотреть подарки!

Он удивленно выполз наружу. Откуда бы у него взялись подарки, он же не Дадли? Но у его кровати действительно лежала кучка подарков. Кроме вороха коробочек и кулечков со сладостями, там были выглядящие весьма перспективными пара бумажных пакетов. Разорвав самый огромный, Гарри обнаружил там отличный шерстяной свитер с вывязанными на нем его инициалами, что гарантировало то, что свитер был не просто новый, а предназначен именно ему, и никому другому.

— О! — воскликнул Рон, — мама и тебе связала фирменный свитер Уизли! У меня тоже такой!

И он продемонстрировал свой, с буквой "Р". Кажется, близнецы сдержали слово и рассказали своей матери о том, что Гарри мерзнет на тренировках. Он немедленно нарядился в подарок, потому что по утрам в комнате было довольно свежо, и принялся за второй пакет, тонкий и легкий. Вскрыв его, он вытащил оттуда непонятную и загадочную вещь. Сначала ему показалось, что это какая-то очень тонкая ткань или пленка, почти невесомая, текучая, серого или серебристо-черного цвета, но, развернув ее, он понял, что это что-то вроде мантии. Эта одежда, снабженная бесформенным капюшоном, была необычайно широкой, скорее балахон, чем мантия. Гарри расстелил ее на кровати и из ее рукава вывалилась записка.

"Эту мантию оставил мне твой отец. Пришло ее время вернуться к законному владельцу. Используй ее во благо.

А.Д." — вот что было написано там твердым острым почерком.

— Что это, Гарри? — спросил Рон, заметивший странную одежду.

Гарри показал ему письмо, и они вместе принялись тщательно разглядывать подарок.

— Вещь явно зачарована, — уверенно произнес Рон, — смотри, какая она тонкая, и при этом совершенно непрозрачна. А, если учесть, что она принадлежала твоему отцу, то она выглядит необычно новой, словно и не износилась. Да и ткань эта... Это и не ткань вовсе. Смотри, Гарри! Я не вижу ни одной нити. Я вообще ничего на ней не вижу. На ощупь как ткань, а для глаз... Она просто есть, и все! А это что?

На подкладе, едва различимый, и то под углом, был виден рисунок, серебристо-черный на серебристо-черном, на самой грани восприятия — равносторонний треугольник, разделенный надвое вертикальной чертой, со вписанным в него кругом.

— Ты знаешь этот символ? — спросил Рон.

— Впервые вижу, — ответил Гарри, — но, если это вещь отца, то, может, это герб Поттеров?

Рон в ответ лишь пожал плечами.

— Может, это какая-нибудь парадная мантия, — предположил Гарри, — которой нет износа. Или она с согревающими чарами.

Он накинул невесомую мантию на плечи и набросил на голову капюшон. Мантия была совершенно прозрачной изнутри! Гарри мог совершенно отчетливо видеть сквозь ткань, свисающую со лба, все, что происходило в комнате, включая ошарашенное лицо Рона, хотя буквально мгновение назад они оба убедились, что странная ткань абсолютно непрозрачна.

— Гарри! — воскликнул Рон, — знаешь, что это?!

— Мантия, которая становится прозрачной, когда ее наденешь?, — спросил Гарри, вертясь во все стороны и пытаясь понять, стало ли ему теплее.

— Гарри, ты невидим! — в возбуждении выпалил Рон, вскакивая с кровати, — это мантия-невидимка! Вот это что! Редкая вещь!

— Да ты что! — заорал в ответ Гарри, стягивая с себя мантию, — а ну, надень ты, я хочу посмотреть!

Рон накинул на себя мантию Гарри и исчез. Сколько бы не всматривался Гарри, он не мог разглядеть ровным счетом ничего, ни малейшего колебания воздухе, ни тени.

— Семейная! — с любовью сказал он, забрав у Рона мантию и поглаживая ладонью странную неткань.

— Ну ещё бы! — откликнулся Рон, — это ж твоего отца. А может, и не только. Может, это фамильная реликвия Поттеров. Кто знает, сколько ей лет. Интересно, кто тебе ее прислал? Кто этот А. Д.?

— Тот, кому отец доверял, — сказал Гарри, подумав, — может, тот, с кем они воевали против Сам-знаешь-кого? Один из его друзей. У кого такие инициалы?

Рон задумчиво почесал нос и осторожно сказал:

— Ты знаешь, Гарри — у Дамблдора такие инициалы. И он как раз сражался с Сам-знаешь-кем. И такая мантия была бы наверное не лишней в борьбе.

— А теперь он понял, что мне она нужнее, — произнес Гарри с энтузиазмом, — ведь я уже не ребенок и не потеряю её! Вот он мне и отдал! Всё сходится! Надо будет испытать её.

Мантия перекочевала в кошель из ишачьей кожи, составив пару фотографии. Это было все, что осталось от его семьи, не считая, конечно, содержимого сейфа в гоблинских подземельях.

Довольные, они собрались на завтрак и вышли в гостиную. Там к ним подошли близнецы Уизли в новых свитерах, таких же, какие сейчас были на Роне и Гарри. У одного близнеца на груди была вывязана буква "Ф", у другого "Дж".

— Привет, парни! — сказал "Ф", — вижу, вы тоже получили фирменные свитера Уизли.

— Передавайте огромное спасибо миссис Уизли, — сказал Гарри, — кстати, теперь вас можно различать по свитерам. Ты — Фред, а ты — Джордж.

— Неужели ты думаешь, что мы настолько глупы, — засмеялся "Дж", — мы продумали эту проблему.

— Вы поменялись свитерами? — сказал Рон, — теперь "Ф" — это Джордж?

— Так бы подумал любой, кто нас знает, — сказал "Ф", — поэтому мы подумали на уровень глубже.

— То есть "Ф" — это Фред, но все будут думать, что вы поменялись свитерами, и это на самом деле Джордж? — спросил Гарри, удивленный их коварством.

— Это очевидный шаг для любого разумного человека, — ответил "Дж", — не находишь? Поэтому мы подумали еще на уровень глубже.

— То есть вы решили, что все подумают, что вы могли поменяться свитерами, решат, что вы не поменялись, а вы все равно поменялись? — спросил Гарри, надеясь, что ничего не упустил.

— На какое количество уровней глубже вы подумали? — подозрительно спросил Рон.

— На один больше, чем ты, — ответил "Ф", — поразмыслите над этим хорошенько, малыши. Напрягите свой небольшой мозг. Вариантов здесь немного.

— Их всего два, — добавил "Дж".

И они, посмеиваясь, ушли.

— Не вздумай над этим думать, — сказал Рон озабоченно, обращаясь к Гарри, — они только этого и хотели. Ты сойдешь с ума, если начнешь, точно тебе говорю. Я больше чем уверен, что за этим стоит что-то еще. Наверняка они поменяли себе внешность чарами.

— Зачем им менять внешность чарами? — спросил Гарри, — они и так выглядят одинаково.

— Ты их плохо знаешь, — предостерег его Рон, — я-то знаю их всю жизнь — ради хорошей шутки они готовы на что угодно. Когда-нибудь они меня выбесят! И я надрежу им уши каким-нибудь колдовством, чтобы они уже точно различались!

— Они могут наложить чары уже на тебя и изменить твою внешность, — возразил Гарри с сомнением, — тогда ты уже себя от них не сможешь отличить.

— Вот черт! — плюнул Рон, — верно! С них станется. Пойдем лучше на завтрак. Может, они специально это сказали, чтобы мы размышляли весь день и умерли от истощения.

Завтрак на каникулах заканчивался позже обычного, но даже так они едва не опоздали на него, придя позже всех. Потом целый день бездельничали. Рон, большой любитель всевозможных игр, за неимением других соперников, большая часть которых уехала, а меньшая разбрелась по замку, пытался научить Гарри играть в игры со взрывающимися картами. Потом они так же принялись бродить по замку, бросив, правда, это занятие, нарвавшись на Пивза. Зловредный дух застал их врасплох, выскочив из-за двери, схватил их обоих за носы с воплем: "Вот так шнобель!" и скрылся с хохотом в коридорах. Холодная природа снаружи после этого показалась им гораздо привлекательнее, и они ушли на призамковые лужайки, захватив с собой метлу, и катались там по очереди, пока носы у них не посинели от холода больше, чем от пальцев Пивза. Только тогда они засобиралась обратно.

А вечером их ждал праздничный ужин. Большинство слизеринцев разъехались по домам, оставшиеся вели себя тише воды; и Гарри с Роном веселились вовсю. Было много еды, сладостей, для преподавателей на столах появилось вино. Под конец вечера все совсем разошлись, и МакГонагалл с Флитвиком, заметно раскрасневшиеся, соревновались в чарах и трансфигурации. Для младшекурсников, еще не умевших толком колдовать были волшебные хлопушки, которые не только взрывались с оглушительным грохотом и разноцветным дымом, но и выбрасывали вместе с конфетти разные шуточные вещи, вроде париков, дурацких шляп, котелков или мышей. Дамблдор, выряженный в цветастую мантию, с улыбкой надел на себя адмиральскую шляпу, а МакГонагалл — высокий цилиндр. Она даже пыталась танцевать с Хагридом, краснея и хихикая. Забавно было видеть эту высокую, строгую, всегда чопорную женщину хохочущей, со сбитым набекрень цилиндром в объятиях огромного лесничего, у которого ладони была размером чуть ли не с половину ее спины. Поздно вечером они разошлись по гостиным, набрав полные карманы конфет, хлопушек и всего, что только подвернулось под руку. Рон, отчаявшийся сделать из Гарри достойного противника, пошел со своими шахматами к старшим, а Гарри уселся на диван, устало таращась в прогорающий камин. Мысли его, поплутав немного по событиям вечера, вернулись к подаркам. Внезапный непреодолимый соблазн охватил все его существо. В этот радостный для всех людей семейный праздник он вдруг нестерпимо захотел увидеть родителей. Теперь у него была верная метла, верная мантия-невидимка и Зеркало, что могло показать ему тех, кто должен был сегодня радоваться вместе с ним.

Он понимал, что Рон этого не одобрит и скорее всего не отпустит его, а Гарри хотел увидеть родителей ещё раз и, говоря откровенно, предпочел бы быть в это время один. Была бы тут Элайн, она бы поняла его, хотя, вероятно, тоже не одобрила бы. Но он был уверен, что найдет в себе силы уйти от Зеркала. Решение вскоре само пришло в голову. Он пойдёт один, через окно на метле, в мантии отца, а Рону оставит записку, где его искать. Кто бы ни оставил Зеркало, он не караулит комнату постоянно, в этом они убедились; а под мантией его, Гарри, не разглядеть. Если он задержится, Рон войдет в спальню, увидит записку, пойдет и вытащит его. Еще пару минут он потратил на то, чтобы сочинить текст, объясняющий, как его найти, потом сообщил Рону, игравшему в шахматы с немногочисленными оставшимися учениками старших курсов, что хочет немного отдохнуть, но через полчаса вернется, и ушёл к себе в спальню. Балдахин своей кровати он оставил распахнутым, чтобы было видно, что никого там нет, положил сложенную записку с надписью "Рону", накинул на себя мантию-неведимку и выбрался с метлой через окно.

Полет в комнату на верхних этажах не занял много времени. Гарри закрыл за собой окно аудитории. Зеркало стояло на прежнем месте. В расположении старой сломанной мебели вокруг тоже ничего не изменилось. Он положил метлу у окна и, не снимая мантии, осторожно, крадучись, стал подходить к Зеркалу, замирая на каждом шаге и внимательно вглядываясь в дымчатую черноту, готовый немедленно шагнуть назад при малейших признаках отражения. Он хотел узнать, может ли сопротивляться колдовскому зову. Если подвергнуться воздействию короткое время, возможно, ничего страшного и не случится. Зеркало оставалось тёмным, даже когда он остановился перед ним там, где стоял Рон, когда сообщил, что видит себя старостой школы. "Мантия!" — радостно подумал Гарри, -"Мантия моего отца защищает меня! Зеркало не может воздействовать, пока я невидим!" Он, уже без опаски, принес стул, поставил его перед Зеркалом, наколдовал на него согревающие чары и уселся, решив приоткрыть голову на короткое время и немедленно натянуть капюшон мантии обратно в случае малейшей опасности. Стоило ему только снять с головы чудесную ткань, Зеркало мгновенно потеряло свою черноту, и в глубине стекла стали проступать фигуры людей, стремительно обретая четкость.

— Я вижу, ты открыл для себя магию зеркала Еиналеж, Гарри, — раздался у него за спиной ласковый мужской голос, который он много раз слышал в Большом зале.

Гарри испуганно вскочил, опрокинув стул, и отпрыгнул в сторону. Позади него, перед Зеркалом, на каком-то разбитом столе сидел не кто иной, как Альбус Дамблдор, директор школы чародейства и волшебства. Дамблдор сделал успокаивающий жест рукой и улыбнулся.

— Кажется, нас привели сюда одни и те же чувства, юноша, — приветливо сказал он, — позволь мне сделать наше пребывание тут более комфортным.

Он взмахнул палочкой, не произнеся ни слова, и воздух в аудитории внезапно потеплел. Еще один взмах — и на груде хлама в углу вспыхнуло пятно теплого оранжево-желтого света, чуть осветившее помещение, но оставившее его в уютной полутьме.

— Не будем портить чудную ночь ненужным блеском, — негромко произнес Дамблдор и снова ласково посмотрел на Гарри, — я вижу, ты воспользовался проверенным способом твоего отца — метлой и мантией. Удивительно, насколько вы с ним похожи. Хотя, надо сказать, этим он доставлял немало хлопот, пытаясь влезть в окно в комнату девочек.

Гарри понял, что наказывать его, кажется, никто не собирается, облегченно выдохнул и улыбнулся в ответ.

— А как об этом узнали, сэр? — спросил он.

Это был важный вопрос, ведь он делал то же самое.

— Однажды он влез не в то окно, — лукаво произнес Дамблдор, — ты, кажется, хотел сесть, Гарри? Мудрая мысль. И с возрастом эту мудрость осознаешь все сильнее.

Гарри поднял стул, развернув его к Дамблдору, и сел.

— Я вас не видел, сэр, — сказал он, — что вы здесь делаете? Я имею в виду, так поздно?

— Для того, чтобы стать невидимым, мне не нужна мантия, — ответил Дамблдор будничным голосом, словно он постоянно разговаривал с Гарри вот так запросто, — а что до твоего второго вопроса — возможно, я пришел сюда съесть пару шоколадных лягушек.

Он сунул руку в карман мантии и в самом деле достал оттуда пару коробок с шоколадными лягушками.

— Угощайся, Гарри, — мягко сказал он, — не хочу хвастаться, но самым большим достижением в жизни я считаю то, что попал на карточку в этих сладостях. Это дорогого стоит, уж поверь мне.

Гарри, окончательно успокоенный, взял лягушек и сунул их себе в карман — есть при Дамблдоре было как-то неловко.

— О твоих целях догадаться несложно, — продолжил Дамблдор прежним тоном, — и глядя на твои действия, я понимаю, что это не первый твой визит?

— Да, сэр, — сказал Гарри, решив, что отпираться в очевидных мелочах бесполезно, тем более, что Дамблдора это, кажется, нисколько не обеспокоило, — оно показало мне моих папу и маму. Зеркало, сэр.

Дамблдор улыбнулся грустно и одобряюще кивнул.

— И ты решил прийти сюда один, потому что то, что ты видишь, глубоко личное — сказал он полуутвердительно, поправив кончик своей длинной бороды.

— Да, сэр, — ответил Гарри, — Эл... Некоторые считают Зеркало проклятой вещью, злой и опасной... Но оно не всем показывает то, что не дает уйти...

— Верно, Гарри, — негромко произнес Дамблдор, — счастливый человек увидит в нем лишь самого себя... Это глубоко неправильно, что дети, чистые невинные души, не могут оторваться от этого Зеркала; видят тех, кто везёт экипажи... Полагаю, ты был со своими друзьями здесь недавно?

Гарри не знал, что ответить. Он попался сам, но не собирался предавать никого из своих друзей. Дамблдор снова грустно улыбнулся.

— Ты сам сказал, что оно не всем показывает то, что не дает уйти, — напомнил он, — можно предположить, что с тобой были как минимум двое твоих товарищей, один из которых вполне доволен своей жизнью, во всяком случае в глубине души, а второй увидел примерно то же, что и ты. Как тебе то, что наварил старый седой котелок?

С этими словами он постучал себя пальцами по лбу.

— Так и есть, сэр! — радостно воскликнул Гарри.

Этот разговор очень напомнил ему их собственные рассуждения и попытки умом разгадать стоящие перед ними тайны и загадки. Теперь он видел, что сильнейшие волшебники делают то же самое, и значит, они, в свою очередь, все делают правильно.

— И, если продолжить думать в том же направлении, — произнес Дамблдор мягко и с едва заметной ноткой азарта, — то один из твоих друзей, вполне вероятно, из большой дружной семьи, а второй твой друг назвал это Зеркало злой вещью. И вспоминая события прошлого, полагаю, мне стоило сказать — подруга.

Гарри поразило, как легко, из одной случайно оброненной им фразы, Дамблдор разгадал все, произошедшее в этой комнате. Он опустил голову.

— Удивительно, как прихотливая судьба сводит схожие души, Гарри, — произнес Дамблдор, — такие разные, и в то же время, такие похожие. Я, знаешь ли, знаком с семьёй мисс Муншайн. Когда живешь так долго, успеваешь узнать о многом.

Гарри вздрогнул. Он понятия не имел, что известно Дамблдору о тайне Элайн, и чем это может ей грозить. Но потом он вспомнил, что у неё ведь есть ещё и отец, который учился тут, в Хогвартсе, и наверняка Дамблдор имеет в виду его — уж его-то он точно знает. Он облегченно выдохнул. Дамблдор внимательно смотрел ему в лицо.

— Ты очень похож на своего отца, Гарри, — заметил он, — твое сердце вспоминает о друзьях быстрее, чем твой разум — о лице. И ради своих друзей ты готов на многое. Как и твой отец. Я прав?

Гарри совершенно не понравились эти полунамеки, и он неопределенно пожал плечами.

— Я знаю профессора Муншайна, — сказал Дамблдор, снова поправив свою бороду, — чью фамилию носит твоя подруга. Достойный сын дома Равенкло, хотя и дом Гриффиндора мог бы гордиться им. Уж чего-чего, а смелости ему не занимать. У сожалению, мне не довелось знать ту, что дала твоей подруге жизнь. Но когда-то я встречался с их старшей... С госпожой Ран.

И он снова внимательно посмотрел Гарри в лицо. Гарри снова вздрогнул. Это имя он слышал от Элайн много раз. Тетка, что способна согнуть сикль пальцами. Но знал ли это Дамблдор? Может, он случайно услышал это имя и не знает, кто стоит за ним?

— Вижу, ты удивлен, мой мальчик, — заметил Дамблдор, — но могу сказать, что когда-то и меня вела дорога приключений, пока мои старые колени не попросили меня остановиться. Тогда и уважаемая Ран не была старшей, да и мой список званий был покороче. Вижу, этот разговор тебе неприятен. Не волнуйся, я не буду учить тебя жить — твой отец тоже не выносил подобного. Я вполне верю в твое благоразумие. И в благоразумие мисс Муншайн. Кажется, она довольно мудра и осторожна, учитывая столь юный возраст и семейные обстоятельства. Я так понимаю, некоторые ее проблемы с общением вы с друзьями благополучно разрешили. Но давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Зачем это Зеркало? — спросил Гарри, решив воспользоваться щедрым предложением сменить тему разговора. Внезапное озарение снизошло на него, и он выпалил, — и как это связано с цер... с запретным коридором на третьем этаже?

— В этом месте сложно сохранить что-либо в тайне, — улыбнулся Дамблдор, — сотни пытливых глаз и отчаянных голов. Ты прав, мой мальчик, но пусть эти вещи тебя не заботят. Просто держись ото всего этого подальше. Это своего рода научный эксперимент, имеющий однако важное значение, если он удастся. Ты же знаешь, что такое научный эксперимент?

Гарри благодаря Элайн знал и о том, что такое научный эксперимент, и о том, что за этим словом может скрываться что угодно с любыми целями. Но Дамблдор, кажется был расположен поговорить или, возможно, просто хорошо относился к Гарри, и это был идеальный случай поговорить откровенно и без свидетелей.

— Я хотел спросить, сэр... — робко начал он, и Дамблдор ободрил его ласковым кивком, — можно мне этим летом остаться в замке?

Дамблдор замер, на лице его застыло то же приветливое выражение, и лишь остановившийся взгляд выдавал замешательство, в которое его привел вопрос.

— Видишь ли, Гарри, — начал он, и по этому началу Гарри понял, что ответ вряд ли будет хорошим, — я понимаю, здесь ты нашел друзей, с которыми тебе легко и весело. Но ведь летом тут никого не будет. Тебе нечего будет здесь делать. Конечно, мир магглов после Хогвартса кажется скучным и пресным. Но лето пролетит быстро. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как снова будешь сидеть в Хогвартс-экспрессе.

— Я мог бы жить с Хагридом, сэр, — заметил Гарри.

— Рубеус — замечательный человек, — ответил Дамблдор, — верный и преданный друг, но не очень хорошая компания для молодого джентльмена. Боюсь, его вкусы в еде и одежде не очень соответствуют твоим потребностям. Разве не лучше тебе будет у родной тети? В знакомом с детства доме? Доме, который ты можешь назвать своим?

— Мои дядя и тётя ненавидят меня, ненавидят магию — хмуро сказал Гарри.

— Мне кажется, ты сгущаешь краски, — мягко, но настойчиво произнес Дамблдор, — твоя тётя была не прочь сама стать ведьмой в свое время. Да, да, Гарри. Сама не прочь. Видишь ли, я состоял с ней в переписке, как ни удивительно это звучит. Возможно, они слишком боялись за твою безопасность и излишне опекали тебя. Я черкну ей пару строк по старой памяти. Напишу, что все в порядке, ей незачем так беспокоиться.

— У нас все решает дядя, — сказал Гарри, немало удивленный открывшимися обстоятельствами о его родственниках, — а уж он-то и слышать не хочет о подобном.

— Ты недооцениваешь влияние женщины в семье, — доверительно пояснил Дамблдор, — если мужчина — и голова, то женщина — шея. Будь так, как ты говоришь, он бы не принял тебя десять лет назад. Тебе стоит побыть дома, Гарри, в родных стенах. Всем не хочется расставаться. Я уверен, твои друзья тоже будут скучать. Но разлука делает дружбу лишь крепче, тем более такая короткая.

Он поднялся, высокий и стройный, несмотря на возраст, и положил свою сухую костлявую руку ему на плечо.

— Зеркало завтра уберут отсюда, Гарри, — сказал он, — никогда не следует забывать о прошлом, но не стоит жить только им. Жить следует здесь и сейчас.

Гарри понял, что говорят они, не понимая друг друга, а спорить с таким прозорливым и внимательным человеком, не выдав своих намерений, не получится. К тому же на любое возражение у него похоже уже был ответ, да он, кажется, и не считал проблемы Гарри чем-то стоящим. " И правда, — подумал он про себя, — что такое лето для человека, прожившего более сотни лет. Плюнуть и растереть. Все равно, что сходить на чай к нудным родственникам — полчаса и домой. Он просто не хочет со мной возиться". Дамблдор взмахнул палочкой, и одежда Гарри мгновенно стала теплой.

— Думаю, тебе захочется долететь в спальню в тепле, — заметил он с улыбкой.

Гарри подобрал свою метлу, надвинул капюшон мантии и направился к окну.

— Можно еще один вопрос, сэр? — спросил он обернувшись.

— Можно, — усмехнулся Дамблдор, — и кажется, ты только что его потратил. Но так и быть, можешь задать и второй.

— А что вы видите в Зеркале?

В ярких голубых глазах Дамблдора на мгновение промелькнула тоска. Так же смотрела тогда на Зеркало Элайн, когда они с Роном уводили его от коварного артефакта.

— Я вижу себя с парой новых шерстяных носков, — ответил он наконец, — почему-то все считают, что мне следует дарить только книги и зажимы для бороды. Но никому не приходит в голову, что по полу гуляют ужасные сквозняки.

Ввалившись через узкое окно в спальню, Гарри нос к носу столкнулся с обеспокоенным Роном, уже одевшимся для похода по холодным коридорам.

— Гарри! — воскликнул тот возмущенно, — я уже был уверен, что ты влип в неприятности!

Гарри в двух словах пересказал ему случившееся, опустив, правда, практически все содержание их с Дамблдором разговора, и вручил ему в доказательство шоколадных лягушек.

— Круто! — сказал Рон, жуя шоколад (в отношении шоколадных лягушек он всегда был скор на расправу), — побеседовал с Дамблдором, и он ничего тебе не сделал. Это потому что вы оба победители темных лордов. Как коллега с коллегой, так сказать!

Он довольно рассмеялся, но тут же замолк, видя, что Гарри лег на кровать в мрачном расположении духа.

— Надо было взять меня с собой, Гарри, — сказал он, — съешь лягушку. Вот увидишь, тебе сразу станет лучше.

— И ты не стал бы говорить, что мне не следовало туда идти? — спросил Гарри.

— Стал бы, — уверенно подтвердил Рон, — но неужели ты думаешь, что я бы тебя бросил, дружище? Думаешь, я совсем ничего не понимаю?

Он уселся рядом с Гарри на покрывало и ободряюще хлопнул его рукой по плечу, что вышло у него заметно мягче, чем у Элайн.

— Жаль, что все так вышло, Гарри. С этим Зеркалом, я имею в виду. Но может оно и к лучшему, — сказал он, — это, конечно, очень невесело, но все же не повод отказываться от шоколадной лягушки.

— Дамблдор сказал, что его карточка в лягушках — это то, чем он больше всего гордится, — вспомнил Гарри, оторвав голову от подушки.

— Вот и послушай мудрого человека, — посоветовал Рон, — знаешь, было бы справедливо, если бы ты тоже был на них. Всегда хотел себе карточку с Гарри Поттером.

— Ты думаешь?

— Конечно, дружище — серьезно ответил Рон, — и я думаю, мы с тобой еще увидим этот день. Тогда с тебя автограф.

И он протянул ему коробку с лягушкой.

— Знаешь, — добавил он, в то время, когда Гарри жевал шоколад, — нужно сказать моим родителям, чтобы они позволили тебе поехать со мной на Рождество в следующем году. Моя сестра Джинни даже рисовала твой портрет пару раз. Ну, может, пару десятков раз, и ты часто был похож на натюрморт. Может, тебе даже понравится один из рисунков, если ты не возражаешь против короны и меча, конечно.

Они оба рассмеялись.