Паутина света. Книга 4 (гет)

Интерлюдия 24. Условная пространственная привязка — зона действия “гравитационного центратора” планеты Земля. Реальная пространственная привязка — не имеет физического выражения (работает принцип неопределенности Гейзенберга). Энергетический уровень — гораздо “ниже” самых “глубоких” пространственных техник как людей, так и аякаси. Две жизненные формы… если, конечно, ЭТО можно назвать “жизнью”...

“Я мыслю, значит, я существую?” — Шутен-доджи, Ночной Паук, внезапно понял, что опять осознает себя… где-то. Существование за пределами смерти тела, о котором он, разумеется, и раньше знал, а теперь, что называется, и “попробовал” лично, оставило у когда-то третьего по силе существа Японии лишь череду смутных образов в памяти… которые были настолько нетипичными, неправильными для вновь обретенного человекоподобного создания демона, что память старалась как можно скорее избавиться от них. К сожалению, “бред” вообще занимал значительную долю памяти бывшего самурая и феодала — даже там, где определенно должны были быть воспоминания о прошлом. Жизнь после смерти для сильных аякаси существует… вот только можно ли назвать возродившееся существо тем же, кем оно было до того? Гм, возродившееся?

Паук покрутил головой, пытаясь все-таки понять — где это он? Определенно, он стоял на границе… освещенного круга? Да, кажется так: трава и деревья впереди, причем “свет”, который Паук после некоторого колебания признал светом живого пламени, одновременно пробивался и проходил сквозь них. Кажется… да нет, определенно, свет высвечивал эти объекты — траву, колышущуюся без ветра, ветви и стволы рощи из… из ничто?! Да, определенно, мужчина и стоял на границе этого самого “ничто”. За его спиной просто ничего не было. То есть было… но, определенно, не травой, не листвой, не огнем и даже не пространством. Все и ничего, хаотичный и упорядоченно-неизменный мир энергии… хотя, мир? Или бесконечно-малая точка? Какие бессмысленные слова, право…

Некоторое время Шутен даже колебался — идти вперед или отступить, вернуться в “ничто”, забравшее у Осколка былой могущественной фигуры такую большую часть с трудом сохраненного осколка себя. “Этот яд не только ослабил тебя и запер твою магию. Он не просто так не убил тебя — о нет, не просто. Знаешь, что бывает с могущественными духами, когда они умирают? Они уносят часть себя… Так вот — боюсь, я сильно облегчил твою ношу за гранью...” Голос пробился через очередной поток бреда-из-памяти — усталый мужской голос, говорящий ему, Шутену-доджи о его смерти. Странно, никаких эмоций он, этот голос, так и не вызвал…

Сложно сказать, сколько прошло времени, но, наконец он решился. И бытие, и небытие представлялось ему одинаково бессмысленным — несмотря на то, что сейчас он “ожил” явно как-то не так, как нужно, возвращение туда, где его не ждут даже воспоминания (если верить голосу памяти, он умер без них), было совсем уж глупым. А так — хоть какая-то цель… Чем дальше он заходил в рощу, тем весомей становились образы вокруг него — трава перестала быть собственной тенью, контуры, наполненные сутью сменились тенями разной плотности, и вот… В центре “рощи” была поляна — невысокие, корявые, но по-своему красивые и, кажется, цветущие деревья обступали ее ровным кругом. Мягкая, короткая трава была идеально ровной, и даже пламя, источник света и существования этого кусочка вроде-бы-реальности, не нарушало ее поверхность… ну, хотя бы потому, что горело в полуметре выше. Оранжево-огненное ядро языка огня давало разноцветные блики, окрашивая растительный ковер в зеленый и желтый цвета, деревья — в коричневый, салатовый и белый, а небо — в густую черноту с искрами редких звезд. И вся эта красота предназначалась для одного-единственного зрителя — девочка-девушка-женщина сидела в траве, безучастно глядя в огонь. Просто сидела неподвижно и молчала. За ее спиной по траве вольготно раскинулись девять, оранжево-рыжих, как языки волшебного огня, хвостов…

Времени не было. Точнее, само понятие время казалось лишенным смысла — в мире, где ничего не менялось, кроме игры красок-теней и светильника-огня. Казалось бы, вечная скука… но Шутен-доджи не скучал. Он… вспоминал. Или — понимал? Оказалось, выбравшись в эту условную реальность, он вынес в голове, как в ведре, что опускали в колодец, не только непознаваемый бред. Может, это были мысли и кусочки памяти всех погибших демонов от рождения мира? Да нет, вряд ли. Слишком информация была… обезличенной, что ли. Но она придавала смысл личным воспоминаниям, и Шутен продолжал “вспоминать”. Он даже нашел некую “цель”, к которой жизнь назад стремился. “Мир для аякаси, где люди — лишь жалкие слуги”. Надо же, какой изысканный бред! И, главное, свой собственный, не заемный! Великая мечта… и такое бездарное воплощение! Прямо даже обидно должно быть за собственную слепоту — если бы здесь еще можно было испытывать обиду… Впрочем, как поглядеть — своего желания он тогда достиг. Главный? Главный. Рабы и слуги? В наличии. Хозяин собственной земли… Ну, а финал? А что финал. Закономерный финал для того, кто решил поиграть по чужим законам…

...последнюю мысль Шутен-доджи додумать не успел — позорно завалился на спину. Будь у него обычное тело, еще можно было сказать, что мышцы затекли или вроде того — но тут-то… тут-то происходило что-то необычное. “Землетрясение” — пришло на ум знакомое слово — кусочек земли реально трясло. Внезапно Ночной Паук понял, что… что деревья шумят, трава скользкая и холодная, и на ней выпала роса (за пределами теплого круга от пламени, конечно), да и сам источник света… теперь он бросал обычные такие блики — рыжие и красные на цветную, почти достоверную реальность. А девочка-женщина… все-таки девочка теперь смотрела на него — прямо сквозь огонь, как будто его и не было, и в ее глазах отражалась тень тысячелетий.

— А ты… необычный. — Осмотрев своего визави, заключила она.

— Необычный? — Шутен приподнял бровь… и тут же понял, что еще не слышал собственного голоса со стороны. Ничего такой голос. Мужественный. Приятный... опа. Эмоции?

— Все “попутчики”, что приходили в Лисью Долину, или бежали, или старались меня съесть. Именно из их “тел” и сложилась это место. — Усмехнувшись уголком губы, уточнила Девятихвостая. — А ты пришел, и стал понимать... необычно. Ну, что скажешь… или мне и тебя все-таки съесть?

Шутен-доджи тщательно обдумал предложение и решил, что все-таки не хочет быть съеденным — потому что сейчас он уже мог хотеть. Хотя, это, несомненно, был бы смысловой поступок — четкий, ясный и с понятными перспективами, в отличии от шагов “в куда” и “в никуда”.

— Если не возражаешь, я бы хотел просто остаться с тобой. — Предложил он. — По крайне мере ты говоришь так, как будто у тебя есть смысл и желание быть. Почему бы и не побыть... за компанию, так сказать?

— Да уж, мне есть ради чего быть… и я знаю, как быть. Кстати, ты странно одет. — Ответила девочка. Сейчас стало видно, что ее одежда — кимоно с широким поясом, а прическа уложена сложным образом и отдельные пряди подвиты. Паук оглядел себя и не нашел ничего странного. Вспомнить, как он одевался тогда, никак не получалось.

— Это костюм человека, занимающегося делом. — Пожав плечами, ответил он. — Я теперь так знаю.

— О. Так ты смог использовать мою Лисью Технику. — Покивала головой собеседница и пояснила. — Я Златошерстная Девятихвостая Лисица и имя мне Тамаэ но Мае. Еще меня называли Кьюби но Йоку, Кицуне-сама… да. Ты знаешь, что глаза девятихвостой могут изменять мир? Это особая лисья техника, я создала ее сама, когда поняла, что умру… в очередной раз. У меня было много времени в заточении, что бы ее придумать, и совсем мало — что бы воплотить. Там, на поверхности пространства прошло много лет… много сотен лет. Я хотела сохранить воспоминания, себя, насколько это возможно и оказаться в курсе текущих событий. Хех, кажется, меня одной оказалось слишком мало на все… или, если быть точным, меня сюда попало слишком мало… все-таки добились своего, букашки.

— Букашки?

— Люди. Маги. Экзорцисты. Знаешь таких?

— Что-то вспоминается… меня убили мечом.

— Какое совпадение, меня тоже! — Почему-то обрадовалась назвавшаяся Кьюби. — Только я, в отличии от тебя, хотя бы понимаю, за что. Кстати, я хочу отомстить.

— Отомстить?

— Ну, доделать то, что начала тогда, знаешь ли. Можешь отомстить со мной, если хочешь.

— А что ты хочешь сделать… или доделать?

— Мои глаза могут менять мир, помнишь? Хочу жить так и там, где мне не будут мешать… всякие букашки.

— Пожалуй что достойная цель. — Согласился Паук. — А в том мире, в нем найдется место еще для одного демона?

— И не только для еще одного. — Успокоила Золотошерстная. — Ну что, согласен?

— Рад буду послужить тебе, достойная госпожа.

— Ну и хорошо, а то, как я понимаю, “там” я буду… не особо вменяемой. Первое время. Все-таки я только часть былого целого…

— Буду рад позаботиться о вас, моя госпожа.

— Отлично. За это я тебя не съем, когда мы окажемся там. — И она ткнула рукой в “небо”. Только теперь Шутен-доджи понял, что на небе появилась новая звезда… и она довольно быстро разрасталась, постепенно затмевая остальные.

— А что будет там?

— Очередная тюрьма, она задержит меня… нас... ненадолго. И много здоровой, вкусной пищи с приправой из легкого безумия!