Человек с Драконьего Камня (гет)

Джон нашел Арью во дворе рядом с оружейной, где Арья плясала со шпагой и периодически колола видавшие виды чучело, а братья Ночного Дозора подбадривали ее неорганизованными выкриками, радуясь, что их суровая мужская компания теперь разбавлена такой боевой девчушкой. От стены оружейной за Арьей следила невидимая никому, кроме Джона, Висенья Таргариен, и Джон коротко, но почтительно ей поклонился, чтобы Висенья не затеяла снова учить его хорошим манерам, а Висенья милостиво кивнула в ответ.

— Ты дуешься на меня, что ли? — весело спросил Джон, когда Арья закончила со своим танцевальным фехтованием — или фехтовальными танцами, как посмотреть.

— Тебе так нравится быть принцем? — сердито сказала Арья. — Не успел приехать, как всем за нашим столом раззвонил. «Ваша светлость»...

— Это не я, — пожал плечами Джон. — Наверно, кто-то из моих Таргариенов постарался обеспечить мне королевский прием — отсюда, кстати, только что ушла Висенья, ты ей понравилась.

— Ну вот, теперь они тебе уже свои, — недовольно отозвалась Арья.

— Я же не отрекаюсь от семьи, — пояснил Джон. — Я сын Лианны Старк. Мне казалось, она тебе всегда нравилась.

— Ты мне нужен, Джон, — тихо сказала Арья, немного помолчав. — Зайти к тебе вечером, посидеть с тобой рядом. Я все это время по тебе скучала, мне всегда хотелось тебе что-нибудь рассказать, посоветоваться, пожаловаться. А теперь ты принц Таргариен — тебе же не надо, надеюсь, объяснять, почему незамужней девушке неприлично проводить слишком много времени с тем, кто ей не брат?

— Ну, досюда же вы с Сансой доплыли вдвоем, без своей септы Мордейн, — немного растерянно ответил Джон, который о таких вещах как-то не думал.

— Не надо о септе Мордейн, — резко сказала Арья, которой пришлось снимать с крепостной стены голову септы — и казнить тех, кто казнил ее. — Ничего-то ты не понимаешь, Джон.

Джон не стал ничего спрашивать и терпеливо ждал, когда Арья перестанет сжимать эфес своей шпаги и заговорит снова, только приобнял ее привычным жестом.

— Там, на корабле, были только простолюдины, на них никто не обращает внимания, — наконец пояснила Арья, дернув плечом, но не выскользнув из-под руки Джона. — А если мы с тобой будем и в замках часто стоять вот так, все будут думать, что мы жених и невеста.

— Ну и пусть думают.

— Ты же не женишься.

— Женюсь.

— Ну ты совсем дурной! — рассердилась Арья и убежала, но Джон почему-то так и не мог решить, обиделась она или обрадовалась.

Хотя Эйнис, сын Эйгона Завоевателя от Рейнис, вырос мямлей, Эйгон так и не сделал своим наследником куда более сурового и решительного Мейгора, потому что Мейгор при всех своих выдающихся бойцовских качествах был прям и туповат и во всем предпочитал брать силой, в том числе в дознавательствах и допросах. Сам же Эйгон никогда не опускался до живодерства, смотря на допрос как на поединок умов и воль, а такие поединки великий Эйгон Завоеватель выигрывать умел хорошо, так что мог даже позволить себе хорошую шутку и ехидную усмешку.

— Вижу, Мелони, мои разговоры на тебя не действуют, — посетовал Эйгон, входя через закрытую дверь в темницу, куда прямой и суровый Станнис, порой напоминавший Эйгону Мейгора на минималках, зачем-то притащил палача. — Ты все такая же шалунья и попрыгунья-стрекоза.

— Только учти, что лето красное ты уже пропела и зима близко, — продолжал Эйгон уже суровее, надвигаясь на Мелисандру. — Ну-ка, расскажи мне, чем тебе ожерелье это, с рубином, так дорого.

Секрет ожерелья Эйгон уже выведал, еще при своей жизни, дивясь под старость на то, как Мелисандре удается оставаться молодой, и именно по его приказу призрак Дункана Высокого встал у Мелисандры за спиной, нацелившись на ее ожерелье, хотя угрожать «волшебными пассатижами» придумал не Эйгон — вернее, скорее всего, тоже Эйгон, но Невероятный, а не Завоеватель.

— Память это мамина, — начала юлить Мелисандра, рассчитывая благородного Эйгона разжалобить и навести на добрые воспоминания о былых временах. — Последняя память по маме моей дорогой. Знаешь же, что осталась я теперь одна-одинешенька на всем белом свете, и ни от кого мне ни помощи, ни поддержки. Только ты, Таргариен, стараешься побольнее меня обидеть. Еще ужаснее сделать жизнь мою...

— Это ты не знаешь пока, что такое ужасная жизнь, — строго сказал Эйгон. — Королевской крови захотела? На Эдрика Шторма пиявки ставишь, а потом их жжешь? Да и самого его сжечь собираешься при случае — подбивала же уже Станниса родного брата убить? За такое отвечать придется тебе всерьез.

— Наговариваешь ты на меня, Таргариен, грех это, — попыталась возразить Мелисандра, но уже испугалась она того, что невидимый Эйгон много при чем присутствовал, и врать и отпираться может быть себе дороже.

— Мы отправим тебя в Валирию, драконьи яйца искать, — пообещал Эйгон. — Давос отвезет, а Дункан проводит. Дункан уже мертвый, ему и Рок Валирии не страшен, а ты уж поберегись, не помирай там сразу-то.

— Сколько времени прошло после Рока, нет там в Валирии больше ничего, ни драконьих яиц, ни проклятия, — ответила Мелисандра, которую при упоминании Валирии все же пробрало холодком. — Не бери на понт, Таргариен.

— Что за вульгарные у тебя выражения, Мелони? — посетовал Эйгон, которому, наоборот, становилось веселее и веселее. — Ты мне молодого человека испортишь, — и Эйгон сделал жест в сторону лысого Станниса, по сравнению с древним Эйгоном и столь же древней Мелисандрой и впрямь выходившего молодым.

— Многое погибло в Валирии, а многое и выжило, — продолжал Эйгон. — Помню, была у нас в роду такая история, когда Балерион мой, старый дуралей, принцессу Эйрею туда унес. Она до этого тоже непокорная была и смутьянка, вот как ты. Попала она в лапы к тамошним мутантам, и они месяцами над ней бесчеловечные эксперименты ставили. Так она и умерла в страшных мучениях, когда Балерион наконец одумался и домой ее принес. А последнее время там еще больше странного творится — Давос вот там в свое время ходил, он подтвердит. Давос, верно я говорю?

— Истинная правда, ваше величество, — с готовностью отозвался Давос, ему такие методы вразумления куда как больше нравились, чем костры да темницы, и он с удовольствием во всем Эйгону подыгрывал. — Сам не знаю, как я живым да в здравом уме из этой Валирии ушел, а от того, что Салладор недавно рассказывал, так вообще кровь в жилах стынет. Я, с вашего позволения, только в Дымное море с ней зайду, — и Давос кивнул на Мелисандру, — а потом высажу ее в шлюпку и деру дам.

— Подожди, Эйгон, — попросила напуганная Мелисандра. — Если тебе драконьи яйца нужны, так зачем в Валирию плыть? Есть три драконьих яйца у твоей Дейнерис, я и дорогу до кхаласара покажу.

— Вот это мысль, Мелони, — похвалил Эйгон, хитростью добившийся своего. — Я вижу, у тебя начинает просыпаться гражданская сознательность.

Пока Эйгон Завоеватель наводил порядок в Королевской Гавани и конкретно среди советников Станниса Баратеона, его тезка и прапрадед Джона Эйгон Невероятный заглянул к Арье, про которую Завоеватель не раз говорил ему, что для маленького Эгга Арья была бы хорошей подружкой. Эйгон Невероятный, конечно, уже не был маленьким Эггом — с тех пор он провел полвека в земной юдоли и еще полвека на пажитях небесных, — но маленький Эгг все еще жил в нем, да и будучи уже королем, Эйгон Невероятный любил пошутить, по-доброму схитрить и душевно поговорить с кем-нибудь из своих подданных.

— Да, я тоже Таргариен, — согласился Эйгон Невероятный, ничуть не обескураженный не слишком ласковым приемом. — И, представь себе, тоже Эйгон.

— Значит, боги и вас обделили фантазией, как говорит наш пращур Брандон Строитель, — заключила Арья. — Наши Брандоны представляются своими прозвищами: Строитель, Крушитель, Корабельщик.

— Тогда я Невероятный, — заново представился Эйгон. — И боги не полностью обделили меня фантазией: своего старшего сына я назвал Дунканом, а сам в детстве представлялся как Эгг.

Выдуманная Эйгоном Невероятным короткая форма своего имени развеселила Арью, потому что она приложила ее к суровому и величественному Эйгону Завоевателю, на которого Арья дулась уже третий день — ведь это же он все запутал, объявив, что ее Джон теперь принц Таргариен.

— А что в тебе невероятного? — спросила Арья, она еще ершилась, но уже заинтересовалась своим веселым гостем и незаметно перешла с ним на ты.

— Наиболее скромным и правдивым с моей стороны было бы сказать, что невероятным было мое восшествие на престол, потому что я был четвертым сыном четвертого сына и никак не должен был наследовать за своим дедом Дейроном Добрым. Но это печальная история, и я лучше расскажу тебе о других невероятных вещах, которые со мной происходили. Например, в детстве я был странствующим принцем — служил оруженосцем у простого межевого рыцаря, а однажды вместе с ним раскрыл заговор против короля и остановил Второе Восстание Черного Пламени.

Историю про турнир в Белостенном Замке Арья не знала, а Эйгон рассказывал ее интересно и забавно, попутно поясняя и про гербы, и про участников Первого Восстания Черного Пламени, и про Бриндена Риверса, которого почему-то заждались в Валгалле, так что к концу рассказа с лирическими отступлениями Арья неплохо подтянулась по истории, а заодно начала считать Эйгона Невероятного лучшим из Таргариенов — хотя неплохо бы было уговорить его привести с собой в следующий раз еще и его дядю Бейлора Сломи Копье, и заодно уж его друга Лионеля Смеющегося Вихря.

— А дальше? — совсем по-детски спросила удобно устроившаяся Арья, когда закончился не только рассказ про Белостенный Замок и про последующий визит в Винтерфелл, но и рассказ про Эшфордский турнир и поездку в Дорн к кукольникам.

— А дальше после всех этих приключений я неожиданно стал королем, хотя совсем не обрадовался этому, — ответил Эйгон Невероятный, который невероятно хорошо чуял момент, когда можно исподволь перейти к делу. — Не обрадовался я в том числе и потому, что королю слишком часто нужно думать о том, как не ущемить гордость какого-нибудь лорда, и любой поступок короля имеет слишком много последствий. А иногда королю приходится отвечать и за чужие ошибки: например, Лионель Смеющийся Вихрь был добрым другом и мне, и Дункану; мы оба, и я, и Лионель, хотели породниться и устроили помолвку моего старшего сына и его младшей дочери — а мой сын изменил своему слову и женился на простолюдинке. Лионель вспылил и объявил себя Штормовым королем, сказав, что не хочет иметь ни со мной, ни с Королевской Гаванью ничего общего. Я был вынужден повернуть оружие против своего старого друга, и только мужество и искусство Дункана, который вызвал Лионеля на поединок и сумел с риском для жизни обезоружить его, предотвратило ужасную братоубийственную войну, о которой я бы жалел всю оставшуюся жизнь — и всю вечность в посмертии.

— А ты мог бы спросить своего сына, прежде чем его сватать, — дерзко сказала Арья. — Если бы меня просватали вот так, за глаза, я бы поступила точно так же, как он — ну или не совсем так: может, я вообще не собираюсь замуж.

— Совсем не собираешься? — с похоронной серьезностью переспросил Эйгон Невероятный, потому что на самом деле ему было очень смешно: он вырастил пятерых детей, и чего-чего им только не взбредало в детстве в голову, так что Эйгон слышал уже всё. — Хорошо, я скажу Завоевателю: он-то хочет выдать тебя за Джона.

— Да при чем тут Джон, — немного смутилась Арья. — Я говорю, что, если бы меня сосватали за какого-то Фрея, которого я и в глаза не видела, я бы просто сбежала!

— Сбегали и у меня, — вздохнул Эйгон. — Джейхейрис и Шейра, они росли вместе, все детство секретничали друг с другом, всем друг с другом делились, а потом, как узнали, что я хочу женить Джейхейриса на Селии Талли (она, кстати, приходится тебе прабабушкой), а Шейру выдать за одного из братьев Тиреллов, — сбежали из дома и поженились. К счастью, Тиреллы и Талли не стали поднимать против меня восстание, но я бы был очень признателен им двоим, если бы они сбежали пораньше, пока я не успел устроить их помолвки. Я бы и тебе дал тот же совет, если бы ты не сказала, что вовсе не собираешься замуж: беги с тем, кто тебе по сердцу, до ближайшей септы, пока твоя семья не надумала в нынешние неспокойные времена заключить с каким-нибудь домом брачный союз. Ну да ладно, — и Эйгон Невероятный откланялся, сказав то, за чем приходил.

Арье после ухода Эйгона все же начало казаться, что ее заявление о том, что она не собирается выходить замуж, ни сейчас, ни потом, — довольно глупое, хотя бы потому, что таким решением от нежеланной помолвки не отговоришься. Раньше Арья иногда мечтала о том, что отец отдаст Джону какой-нибудь замок, и в случае чего она сбежит к Джону и будет жить у него. Потом эта мечта рухнула, когда Арью повезли в Королевскую Гавань, а Джон решил уйти в Ночной Дозор, и о пролитых об этом слезах Арья не сказала даже Джону. А теперь старая мечта распустилась с новой силой — Джон ведь оказался ее кузеном, а не братом, и можно было выскочить за него замуж и не бояться больше никаких заочных помолвок, не думать о том, чем будешь жить, не ожидать, что кто-то из семьи решит тобой покомандовать. Джона, конечно, придется слушаться, но ведь он все равно умней и больше знает.

Только вот сбегать с Джоном Арье было некуда — не могла же она бросить Сансу.