Мерлин, я влюбилась! (гет)

Тренировки, визиты в больницу, осмотр Колина, который не показал ничего нового (ментальный блок был на месте, состояние — удовлетворительным), встречи с братьями и мамой, вечерние прогулки и вкусная домашняя еда, по которой она успела соскучиться. Гермиона присылала списки волшебников, недавно прибывших в Лондон со всех концов земли, но сколько бы Колин ни вчитывался в каждое имя, сколько бы Джинни ни зачитывала ему весьма скудные сведения, это не приносило никаких результатов.

Так прошла неделя, неумолимо приблизив назначенную дату. Джинни изнывала от нетерпения и одновременно боялась того, что их план окажется пустышкой. Напряжение росло, но она старалась ничем не выдавать этого внешне. Помогало присутствие Колина в ее жизни. Совместные завтраки и ужины, перешучивания, разговоры до полуночи обо всем на свете и капелька флирта. Сначала Джинни подумала, что это совсем неуместно, учитывая обстоятельства — не только его, но и ее жизни, — но потом махнула рукой. Он был обаятельным и открытым, а она живой молодой девушкой. Так ли странно, что он ей симпатичен? А она, хотелось в это верить, симпатична ему?

Впервые она всерьез задумалась об этом, когда взяла Колина на тренировку. Вообще-то Джинни не любила отвлекаться от дела, да и никто прежде не выказывал подобных желаний. Но Колин спросил об этом с такой надеждой. Он, должно быть, сходит с ума со скуки, забралась в голову тревожная мысль, и она согласилась.

Всю тренировку Джинни чувствовала на себе его внимательный взгляд и старалась выложиться по полной.

— Ну, наконец-то, Уизли, — одобрительно хлопнула ее по плечу Джонс в перерыве. — Вот такой результат я и хочу видеть на поле.

Она растерялась, потому что капитан впервые заикнулась о том, что была чем-то недовольна.

— Ты взвинченная, — заметив ее взгляд, пояснила Гестия. — И я отлично все понимаю, но всему свое время и место.

— Да, спасибо, — сдержанно кивнула Джинни.

— Должно быть, он приложил к этому руку? — хмыкнула Джонс и махнула в сторону сидевшего на пустой трибуне Колина. — Или не только руку, а, Уизли?

— Мы просто друзья.

— Что ж, тогда ты будешь не против, что девчонки не знают, что еще придумать, лишь бы привлечь его внимание, — хохотнула тренер. — Приводи его почаще, раз уж это так благотворно сказывается на игре.

— Еще чего, — буркнула Джинни, отходя на пару шагов.

Она пристально посмотрела на девчонок из команды, которые действительно перешептывались и поглядывали на Колина.

— Вечно тебе везет, рыжая, — фыркнула Мариэтта, проходя мимо. — Где ты их берешь?

— Где беру, там уже нет, — отбрила Джинни и натянула перчатки.

Разубеждать Мариэтту она не стала, и вторую половину игры носилась над полем огненной фурией, вымотав под конец всю команду не хуже Джонс, которая только посмеивалась и смотрела с раздражающим пониманием.

Едва выбравшись из раздевалки, Джинни закинула на плечо сумку и подошла к Колину. Его глаза горели, но она решила не разбираться в причинах. Она видела, как гарпии подходят к нему по очереди, заговаривают, строят глазки. Что ж, если ему по душе такое дешевое внимание, его дело.

— Идем?

— Потрясающе! — сказал он.

— Что, прости?

— Как ты играла. Не уверен, что квиддич — это мое, но то, что ты там делала, по-моему превращает его в искусство.

Впервые за очень долгое время Джинни почувствовала, как у нее заалели кончики ушей. И даже его отношение к квиддичу не имело сейчас ровным счетом никакого значения.

— Спасибо, — только и сказала она.

Потому что — ну что тут еще скажешь?

Какое-то время она продолжала ощущать на себе этот его взгляд, и он наполнял ее смутной, тревожной радостью. Погода в тот день тоже радовала, и они немного прогулялись, а потом зашли в кондитерскую.

— Яблочный пирог? — удивилась она простоте выбора.

— Не так хорош, как мой, конечно, но тоже вполне ничего, — заявил он, и она рассмеялась. — Что? Я приготовлю и ты убедишься!

Они расстались возле дверей Мунго, куда Колин вызвался ее проводить. Он знал, что отец Джинни один из тех, кто попал под загадочное проклятие, но не выспрашивал подробностей и вообще не лез в душу. Лишь коснулся ее руки и слегка погладил кожу большим пальцем.

— Жду тебя дома.

— Хорошо, — сказала Джинни и вдруг подумала, что начинает к этому привыкать.

Как глупо. Она попыталась вразумить себя, но дурацкое легкомыслие никак не желало уступать доводам рассудка, поэтому в палату она зашла все еще витая в облаках. Но одного взгляда оказалось достаточно, чтобы разрушить магию этого дня. Отцу стало хуже. Джинни поняла это прежде, чем сидевший у его кровати Чарли успел открыть рот.

Она не ошиблась. Температура тела упала еще на несколько градусов. Ни зелья, ни чары, ни обычное физическое тепло больше не справлялись. После наступления этой стадии болезни, счет шел на дни.

— Я не буду есть, — глухо сказала она Колину, встречавшему ее дома у двери.

Он не стал задавать вопросов.

Какое-то время она просто лежала в тишине в своей комнате, ощущая сгущавшиеся вокруг сумерки как часть своей души — измотанной и потемневшей от горя. Джинни не любила плакать, слезами ведь ничего не изменишь и никого не спасешь. Но, кажется, сегодня жизнь не оставила ей ничего другого. Если конечно не считать их сумбурный, полубезумный план, который, даже если им все удастся, мог ни к чему не привести.

Дверь тихонько приоткрылась, когда она не сумела сдержать особенно громкий всхлип.

— Если хочешь, я могу уйти, — сказал Колин.

Джинни промолчала и почувствовала, как прогнулась кровать под его весом.

— Хочешь чая? — предложил он. — Или выговориться? Или чтобы я заткнулся?

Она вымученно улыбнулась и подняла голову.

— Отцу стало хуже, — сказала она. — Утром привезли еще двоих, один из них стажер, совсем мальчишка. И теперь… если мы не сможем ничего сделать…

— А что именно мы можем? Скажи, и я сделаю все, что в моих силах.

Джинни вздохнула.

— Ты удивительный, Колин. Как бы там тебя ни звали на самом деле. Когда я говорила мы, я имела в виду себя, Рона, Гарри и Гермиону, — она пристально посмотрела на него. — Ай, к Мордреду. Дело в том, что папа, еще когда был здоров, обратил внимание на пропажу одного из сотрудников… Они каждый раз здоровались с ним в лифте и перекидывались парочкой дежурных фраз. Но недели за две до того, как все это началось, он пропал. Сначала папа думал, что тот в отпуске, потом — что тоже заболел… как ты понимаешь, вспомнил он о нем далеко не сразу. Но когда стал расспрашивать, никто словно бы и не слышал о парне. Он заподозрил неладное, хотел поговорить с Шеклболтом, а затем… в общем, он тоже слег. И разговаривал с министром уже Гарри. Вместе им удалось выяснить, что тот сотрудник, Киан Роджерс, судя по всему, работал в Отделе тайн. Хотя они и продолжают все отрицать. Гарри с Роном понадобилось все их упрямство, чтобы выяснить, что тот был как-то связан с одной из особых комнат… Но что в этой комнате, мы не знаем. Гарри удалось отыскать семью Роджерса. Конечно, они связаны обетом, но его жена исхитрилась сообщить Гарри, что последний раз она видела мужа двадцать третьего октября.

— За двенадцать дней до того, как заболел Чапмен, — сказал Колин, который успел изучить стопку газет на столике в гостиной от корки до корки.

— Именно.

— И теперь вы хотите проникнуть в Отдел тайн, верно?

Джинни отрывисто кивнула.

— Если это не поможет, если мы не поймем, что происходит, то папа… — она закусила губу, чтобы сдержать новый виток истерики, и тогда Колин бережно привлек ее к себе.

Джинни не возражала, прижавшись к его груди и не пытаясь больше сдерживать слезы. Оказывается, их накопилось так много…

Долгое время они сидели в тишине, пока Колин не наклонился и не спросил вполголоса:

— Разжечь камин?

— Давай.

Она едва успела договорить, как по комнате заплясали рыжие отблески, а на кровать прилетела упаковка салфеток.

— Можно?

Он достал одну из них и вытер ее влажное от слез лицо. И тогда Джинни поцеловала его. Прижалась губами к теплым губам в поисках ласки и утешения. А затем, спохватившись, отпрянула.

— Прости, я что-то сама не своя... — пробормотала она, пряча взгляд.

— Вроде бы не за что, — она почувствовала в его голосе улыбку, и едва не закатила глаза.

Теперь уже Колин поцеловал ее, мягко обхватив прохладными ладонями пылающее от недавних слез и смущения лицо.

— Нам, наверное, не стоит, — пробормотала она, понимая, что поцелуй перестает быть невинным. — Если у тебя кто-то есть…

Он отстранился и помолчал.

— Ты права. Но одно я знаю точно — ни жены, ни невесты у меня нет.

— Откуда такая уверенность?

— Проверил. Простое заклинание, которое выявляет крепкую романтическую привязанность. Ты же наверняка его знаешь. Смотри, — он вытянул вперед левую руку и произнес заклинание, которое Джинни слышала впервые, хотя и не спешила в этом сознаваться.

Ничего не произошло.

— Если бы у меня кто-то был, на безымянном пальце появился бы силуэт кольца, — пояснил он.

Не особенно раздумывая, зачем она это делает, Джинни повторила вслед за ним. Ничего. Или у нее не получилось, или чувство, которое жило в ней годами, действительно прошло. Хотя еще несколько месяцев назад, она почти не сомневалась в обратном.

— Но ты должен знать, кто ты и откуда… — неуверенно проговорила она.

Потому что сейчас она уже ни в чем не была уверена.

— И ты тоже, — согласился Колин и хотел было подняться, но Джинни удержала его.

— Расскажи мне, как ты это делаешь, — попросила она, глядя в огонь. — Твоя магия — без слов, без палочки…

— Не знаю, — Колин пожал плечами. — Это просто есть.

Он чуть наклонил голову, и вот очередной сноп искр не истлел в воздухе, а собрался в светящуюся фигурку летящей на метле девушки, ее длинным волосы развевались за спиной огненным шлейфом.

Джинни затаила дыхание.

— Знаешь, первое волшебство Чарли было похожим, — тихо сказала она. — Только, кажется, это был дракон. Родители рассказывали.

— Вот так? — спросил он, и фигурка девушки истаяла, а на ее месте уже планировал остромордый дракон.

Пара взмахов золотистых крыльев, и он тоже растворился в очередном сполохе.

— Удивительно, — выдохнула Джинни. — Кажется, ты тоже умеешь кое-что превращать в искусство. Магию.

— Мне кажется, это все умеют, — пожал плечами Колин. — Ты вот вспомнила своего брата, и это верно — дети не ведают ограничений, их магия рождается из самой их сути. Давай, попробуй. Без палочки, без слов, просто представь…

Джинни замерла.

— Нет, я…

— Попробуй, — снова сказал Колин, и она чувствовала улыбку в его голосе.

— Имей в виду, если я спалю квартиру, нам негде будет жить.

Он хмыкнул и уткнулся подбородком ей в плечо. А потом обхватил ее ладонь своей и вытянул их руки вперед.

— Подумай… что бы ты хотела сейчас увидеть больше всего на свете.

Сначала ничего не происходило, а потом она почувствовала… Все то, о чем говорила Гермиона. То, что не раз замечала она сама. Особую силу, теплоту и свет, исходившее от него. Они напитывали, сливались с ее магией, искали выхода. Одно из поленьев в камине оглушительно треснуло, пламя взметнулось вверх, и в веере искр без труда угадывалось такое родное, любимое лицо.

«Джинни…»

— Папа, — выдохнула она, и мираж развеялся.

К горлу снова подступил комок, и она спрятала лицо в ладонях.

— Прости, пожалуйста, прости, — зачастил Колин, разворачивая ее к себе, — я идиот, я просто не подумал…

— Все нормально, — выдохнула она, убирая руки. — И знаешь что, — Джинни прищурилась, — пошло оно все. Если ты хочешь…

— Хочу.

Она улыбнулась.

— Ты можешь пойти с нами, если хочешь, — договорила она. — Только подумай хорошенько.

— Уже подумал.

Джинни лишь покачала головой, а потом потянулась и коснулась губами его щеки.

— Спокойной ночи, Колин.

— Спокойной ночи, Джинни.