Море волнуется раз (гет)

Шум прибоя разбавляли крики голодных чаек, круживших над бескрайней синей гладью воды. Солёный воздух оставлял после себя приятный горьковатый привкус, который беспощадное июльское солнце вплавляло в волосы отдыхающих на песчаном пляже. Кристаллики забивались под тугую ткань плавательных костюмов, желая оставить на людях частичку лета, чтобы те унесли её домой.

Максим черпал воду из свежевырытой канавки, поливал тонкой струйкой песок, создавая вязкий и липкий материал для строительства. Несколько башенок и большой амфитеатр уже подсохли на июльском солнце, и всё строение ожидало обновления: вскоре пики на крышах домиков будут покрыты перламутровыми ракушками, а в середине всей конструкции расположится целый сад из мелкой гальки, заранее натасканной с обочины дороги. Аня, прикрыв лицо широкополой соломенной шляпой, подставила солнцу густо намазанный солнцезащитным кремом живот.

— Мам, когда купаться пойдём? — раздалось сбоку, заставив Анну напрячься.

— Ещё немного позагораем и пойдём, — спокойно ответила женщина, почесав бедро.

— Ну мам, мы уже полчаса сохнем! — заныл белокурый малыш, откладывая в сторону груду мелких ракушек.

— Десять минут, Мась, — прозвучало устало, раздражённо.

Аня проваливалась в дрёму — разморенная, расслабленная, уставшая. Восемь дней работы по двенадцать часов практически без отдыха пагубно влияют на организм, расцветая синими кругами под глазами, разбивая мышцы судорогой. От «наклеенной» на лицо улыбки сводило мимические мышцы. Числа и строки, неустанно горящий механическим светом монитор компьютера, ухудшающий и так уже отрицательные значения зрения. И вот, единственный выходной за такое долгое время. Максим очень хотел провести время с мамой, так как работа занимала большую часть её жизни. Не придумав ничего путного, Анна повела сынишку к его любимому морю. Чем-чем, а изучением морских обитателей сын занимался увлечённо — собирал ракушки, читал книжки с картинками, рассматривал яркие рисунки самых разнообразных существ. Так что поход на берег был отличным времяпрепровождением как для уставшего организма женщины, так и для увлечённого ребенка.

— Ладно, Максим, давай я вещи уберу, и пойдём, — сжалилась Аня, вырвавшись из дрёмы спустя некоторое время.

Приподняв полы широкой шляпы, она огляделась, но сына на месте, где он должен был сидеть, не обнаружила.

— Максим?! — завертела головой Анна, пытаясь в толпе увидеть ребенка.

Но мальчик пропал. Аня полетела по пляжу, зорко всматриваясь в толпу отдыхающих и выкрикивая имя сына.

Нет.

Ушёл. Куда ушёл? Аня подбегала к людям, выясняя, не видели ли они мальчика четырёх лет, светловолосого, сероглазого, в красных плавках. Как назло, люди редко обращали внимание на кого-то кроме себя, и не оглядывались. Даже если и видели, ребёнок не отложился в памяти. Ну мальчик и мальчик, сколько их тут может быть? Комок подступил к горлу, и женщина понеслась к воде, продолжая звать сына, готовая расплакаться. Руки дрожали, дрожал и голос.

— Мама? — раздался тихий голос, заставляя органы перевернуться.

Аня посмотрела вниз, встречаясь со взглядом любимых глаз, и облегчение накрыло лавиной, придавливая к земле, заставило опуститься на колени, обнять светловолосую голову и прижать к себе. Когда страх покинул сердце матери, его место заняла злость. Женщина отстранилась от малыша на расстояние вытянутой руки, сведя брови к переносице.

— Ты почему ушёл?! А если бы тебя увели? А если бы утонул? Поранился? Да что угодно могло случиться! Ты где вообще был?! — яростно зашипела женщина, сверля мальчика строгим взглядом и крепко сжимая хрупкие плечики.

Мальчик сжался в испуге перед гневом матери. Оправданий не было, но всё же он скромно улыбнулся, протягивая руки, в которых было что-то спрятано.

— Что там? — растерялась Аня.

— Русалочка дала.

Ладошки раскрылись, и взору Ани предстало красивое украшение в виде закрученной раковины с чем-то на ней выгравированным. Символы были непонятны Ане, но странно близки.

«Может, иностранный язык?».

Глаза её скользнули по украшению. Для ракушки уж очень яркий красновато-пурпурный оттенок. Может, покрасили, неясно. Но Анна быстро вернула самообладание и вновь обратила строгий взор на сына.

— Что за русалка? Это, возможно, дорогая вещь, нельзя что попало брать у незнакомцев, — женщина погрозила ребёнку пальцем, продолжая тихо его отчитывать.

Мальчик надул губы и отвёл взгляд.

— А он сказал, что тебе понравится, и ты не будешь на меня так ругаться. Обманщик! Ты всё равно злишься! — Максим всхлипнул, расстроенный.

— Кто «он», солнышко?

— Русалка же. Дядя русалка. Я хотел поплавать, а ты не хотела... Я туда пошёл, — мальчик указал в сторону укромного закутка за валуном у берега. — Я уже хотел в воду пойти, а дядя русалка меня остановил, сказал обратно идти, и дал это, чтобы ты не ругалась... А ты ругаешься! — ребёнок явно что-то недоговаривал, потому что весь был мокрый. Всё-таки залез в воду.

Максимка снова всхлипнул, еле сдерживая слёзы.

— Ох, малыш, я не ругаюсь, я тебя отчитываю. Ты же должен понимать, как я испугалась. Спасибо за подарок, но больше не уходи от меня. Тем более, ничего не сказав. Я же люблю тебя, и очень расстроюсь, если тебя потеряю. Покажи мне, где встретил дядю, и мы его поблагодарим за ракушку, — Аня поцеловала светлую макушку, вмиг успокоив начинающуюся истерику.

Максим согласился с выводами матери, уверил её, что больше уходить без неё не будет и станет терпеливее. Аня посчитала, что, кем бы ни был тот мужчина, надо действительно поблагодарить его за то, что он уберёг её сына, и вернуть ракушку. Матери всегда страшно слышать, что некие дяди дарят маленьким мальчикам подарки — мир опасен, а люди попадаются те ещё звери. Но в данной ситуации всё говорило о добрых намерениях.

Когда мама с сыном завернули за валун, там, конечно, никого уже не было.

— Ну во-от, уплыл, — расстроенно протянул Максим. — Но он правда тут был.

— Ничего, этого стоило ожидать, пойдём, — Аня улыбнулась, уводя сына за собой, увлекая беседой об ужине и о том, чем они займутся вечером.

Женщина, может быть, и заметила бы блеск чёрных жгутов, струящихся по воде, если бы прошла чуть дальше, если бы была внимательнее...

* * *

Прошло ещё какое-то время с тех пор, как Анина ванная комната превратилась в лазарет. Денег критически не хватало. Лекарства дорогие, еды надо было много, да и самой как-то надо выживать. За время жизни с огромной полурыбой Аня пережила несколько моментов, которые удивляли её... и при этом поднимали внутри что-то, давно припорошенное временем и траурной скорбью. Но именно воспоминания о сыне вернули ту уверенность. Из всех ситуаций можно рассказать о трёх, которые имели наибольшее значение.

Первое: русалки и тритоны — вовсе не вегетарианцы. Когда настал момент подавать ужин, Аня оказалась в ступоре. Исайа всё ещё её опасался, и она не хотела долго говорить с ним, боясь показаться глупой или навязчивой. Казалось, что она его раздражает и напрягает.

Купив банку салата из морских водорослей, Аня выложила всё на тарелку на кухне и внимательно рассмотрела. Анна смотрела на салат, салат смотрел на Аню. Предлагать тритону рыбу женщина посчитала каннибализмом. Он же сам рыба, а значит, подавать ему ему подобных было бы странно, не так ли? Поэтому, когда женщина стояла в магазине, долго вглядываясь в мёртвые холодные глаза, она взяла баночку морского салата. Ещё был вариант купить корм для морских рыбок, но это было бы уже издевательством.

Когда зелёная субстанция качнулась в руках Ани при поднятии со стола, в голове всплыло довольно логичное умозаключение, что стоило всё же спросить. Но что сделано, то сделано, и Аня гордо направилась в ванную комнату, которая стала приютом для тритона.

— Исайа, я вхожу, — быстро постучав, женщина вошла в ванную. — Я тут тебе ужин принесла. Надо было раньше спросить, но я поспешила. Такое ешь? — женщина быстро поставила на уголок ванны тарелку с салатом и отошла на два шага назад.

Русал изогнул бровь, с сомнением посмотрев сначала на человека, потом на подозрительно выглядящую, но вроде бы знакомую еду. Зачерпнул горсть, понюхал и попробовал кончиком языка.

В душе Аня ликовала от того, что Исайа, по крайней мере, принимает то, что она даёт.

Мужчина положил горсть обратно, поморщился и отодвинул тарелку, выдавая свою брезгливость. Гордо выпрямился и посмотрел на Аню так, будто она — самое глупое существо во вселенной.

— Что-то не так? — женщина почувствовала себя провинившейся горничной, и ей это не понравилось. Какого черта она перед ним распинается?

— Ты меня за креветку принимаешь? — прошипел мужчина, вглядываясь в глаза Анны. — Или за планктон какой-нибудь?

Женщина покраснела, удивлённо вскинув брови.

— С чего ты взял?! Это салат, мы его тоже едим, — женщина подошла и, взяв пригоршню, положила себе в рот, думая, что мужчина посчитал еду отравленной.

— Это водоросли, — Исайа брезгливо наблюдал. Аня съела горсть травы и широко улыбнулась, тем не менее, ощущая себя полной идиоткой.

— Да что не так? — женщина начинала злиться.

— Никогда бы не подумал, что люди едят еду пресмыкающихся, — уже с задумчивостью произнёс тритон, поежившись. — Хотя ты вроде разумная. У всех разные вкусы, конечно. Наш слуга, вот, любил креветок ловить, но в них же совсем нет мяса… — русал задумался.

До Ани дошло.

— О… стоп, тогда что вы едите? — наконец задала логичный вопрос она.

Исайа посмотрел на неё удивлённо, теперь точно сомневаясь в её умственных способностях.

— Рыбу, конечно! Некоторые любят и моллюсков, но мне они кажутся гадкими, — тритон откинулся на борт ванны.

Аня встала столбом, а потом вдруг рассмеялась. Исайа удивлённо ждал, когда женщина отсмеётся.

— Но ты же… — женщина смутилась, она даже не знала, как корректно спросить. — Разве это не друзья ваши меньшие… Ну, разве рыбы и русалки не одного вида?

Вот тут настало время смеяться тритону — заливисто, громко, разбрызгивая воду... Даже сама женщина невольно заулыбалась — она впервые увидела его таким расслабленным, и готова была признать: осознание того, что этому существу хоть немного легче, делает её счастливой. Слишком резкие движения всё же принесли боль, Исайа скривился и зашипел, прикладывая ладонь к ране. Мужчина несколько раз вдохнул через нос и выдохнул через рот, попытался втиснуться в ванну глубже, давая жабрам больше воды.

— Мы выше рыб — мы разумны, а они — лишь скот, — Исайа повернулся к Анне, показывая свои острые зубы. — Мы охотники. Хотя есть те, кто способен нас понять: дельфины, киты... Акулы тупее и очень опасны. Но мелкие рыбы — лишь мясо, — тритон прикрыл веки.

— То есть, вы — хищники, — пожала плечами Аня, всё ещё отказываясь воспринимать существо перед собой равным человеку. Она до сих пор воспринимала его как нечто, чуть умнее зверя. И мужчине это не понравилось.

— Охотники, — поправил он. — Мы не пресмыкаемся, мы правим, — он гордо задрал подбородок. — Короче говоря, убери от меня это, — тонкий палец указал на тарелку с салатом.

Аня послушно взяла в руки тарелку, внимательно оглядела русала.

— И правда, неловко получилось. Я тогда принесу рыбу, — Аня наклонила голову. — А мне её жарить или варить?

— Делать что с ней? — серые глаза вновь смотрели с непониманием.

— Ну, готовить как? — растерялась женщина.

— Куда готовить? — всё ещё не понимал Исайа.

— Тебе её что, сырой принести? В кипящую воду перед этим не бросать?

— Люди такие странные... Зачем с ней что-то делать? Её же свежей есть надо. Ты мне тухлую нести собралась?

Теперь Аня вздрогнула от отвращения. Есть сырую рыбу... Какой кошмар!

— Могу я принести хотя бы мёртвую? Не могу смотреть, как она будет трепыхаться у тебя в руках, — поморщилась Анна.

— Только не валявшуюся, — пожал плечами Исайа, — А так даже проще, не нужно будет самому её убивать.

Второе: тритон только спустя несколько дней перестал дёргаться, когда Аня накладывала мазь.

Аня могла бы с гордостью сказать, что с этим капризным тритоном прошла огонь, воду и медные трубы. Мужчина громко ныл и жаловался, обвиняя несчастную Аню в жестоком обращении и в том, что данная мазь никак ему не поможет, а, наоборот, навредит. Аня лишь закатывала глаза, силясь не закричать на него. Вроде бы такой взрослый, а ведёт себя как капризный и избалованный ребёнок... Все трепыхания и бухтёж больше не от боли, которую Исайа на самом деле мог терпеть. Он не раз попадал в передряги и терял то чешую, то головные жгуты. Он остерегался настойчивых горячих рук — боялся, что эта странная ходячая принесёт ему больше вреда, чем есть сейчас, хотя Аня не делала ничего, что могло бы ему навредить. Исайа просто видел, на что способны ходячие, знал, сколько страданий они приносят морю, уплывал в панике от выбрасываемых отходов, выпутывался из огромных сетей, зажимал ушные плавники от рёва двигателей громадных кораблей — вонючих, страшных...

И вот, спустя несколько дней, Исайа привык к шершавым ладоням, цепким пальцам, жгучей мази и теплу кожи. Заметил, что края раны больше не рваные кровавые ошмётки — они медленно стягивались, покрываясь тонкой плёнкой. А ещё мужчина не раз замечал, что тёплые руки будто случайно останавливаются чуть дольше на здоровой чешуе, касаются прозрачных плавников. Он понимал, что любопытен ей, как и она ему. Исайа видел людей близко, приплывал к ним, хотя было запрещено — но не касался. Коснулся лишь однажды, когда подарил маленькому ходячему ракушку, что носил на руке в качестве браслета. Мальчик чуть не утонул, зайдя в воду по горло, но Исайа быстро вытолкнул его обратно. Тот сильно испугался — ещё и потому, что мать начала бы его ругать за то, что он полез в воду без присмотра. Подарив скромное украшение, Исайа заверил мальчика, что мама не будет злиться. Женщинам же нравятся украшения... по крайней мере, русалкам — точно. А мальчик попросил не говорить его маме, что он чуть не утонул. Исайа дал слово. Хотя и был уверен, что маму мальчика никогда не увидит. Того мальчика Исайа не мог испугаться.

Она другая — ласковая, но порой строгая. К её длинным волосам хотелось ещё раз прикоснуться, зарыться пальцами в эту паутину.

— Спрашивай, — громко произнёс Исайа, когда Аня закончила накладывать мазь.

Женщина убрала тыльной стороной ладони выбившиеся пряди и удивлённо посмотрела на русала.

— Спрашивай, говорю. Ты же никогда нас не видела. Что тебя интересует? Я не могу тебе отплатить за твою заботу, но могу удовлетворить любопытство, — когда тритон увидел горящие глаза и широкую улыбку, он на секунду пожалел о своем одолжении.

Женщина стала похожа на безумного учёного, которому только осталось взять в руки скальпель и препарировать свою жертву.

— Только не все сразу. Три вопроса. И отвечу на то, что посчитаю приемлемым, — поднял мужчина палец.

Когда всё было убрано, Аня села рядом на пол, привалилась спиной к чугунной ножке ванны, запрокинув голову, задумавшись. Столько вопросов... а выбрать надо всего лишь три. Так мало. Женщина молчала, лихорадочно перебирая варианты.

— Как ты со мной разговариваешь? Откуда знаешь наш язык? Под водой вы тоже разговариваете? — затараторила Аня.

— Это три вопроса, — заметив смущение женщины, Исайа ухмыльнулся. — На первый раз прощаю и приму за один. В древности русалки и люди жили в гармонии. Мы помогали людям в рыболовстве, указывали путь заблудившимся морякам, а люди в благодарность бросали в воду дары: драгоценные камни, золото, серебро... Мы часто разговаривали, и в знак признательности предкам не оставляли этого умения. А новые слова мы слышим часто, моряки довольно болтливы. А под водой голоса почти не нужны — у нас свои знаки и звуки. Хотя в основном мы всё показываем действиями, — мужчина надменно улыбнулся. — Следующий.

Такая игра даже понравилась тритону.

— А как вы живёте? У вас есть дома или дворцы? — казалось, Анна помолодела на несколько лет.

— У многих есть дома, но я тебе не скажу, где.

— Понимаю, — не стала давить Аня, и тут же задумчиво приложила пальчик к губам. — А точно ли ты мужчина? — вылетело в пустоту, и женщина тут же округлила глаза. — Ой, нет, не это! Забудь, что я спросила. Другой! Другой вопрос! — замахала она руками.

Исайа сначала нахмурился, а потом откинулся на бортик ванны, словно пытаясь показать себя во всей красе.

— Мужчина, уж точно не женщина, — тритон попытался выпрямить хвост, насколько это было возможно, и вытянуть плавники.

— А чем ваши мужчины отличаются от женщин? — слегка покраснев и вцепившись пальчиками в бортик ванны, Аня внимательно вглядывалась в серые глаза.

Мужчина заробел, съёжился под таким внимательным взглядом, потеряв свою уверенность. Говорить о таких вещах с вечно щебечущими русалками — это одно, но когда тебя рассматривают с такой точки зрения иной вид — совсем другое.

— Ну... многим. Мы не вскармливаем детей… у нас есть... мы крупнее женщин, — не найдя, что ещё ответить, Исайа, отвернулся, с преувеличенным вниманием рассматривая трещины в старой настенной плитке.

— Логично. Жаль, нет книг о вашей анатомии. Прости, просто это и правда слишком интересно. Эх, был бы Максимка тут, он бы пищал от восторга, — выдала Аня, и тут же замерла, словно её ударило током.

— Кто такой Максим? — повернулся Исайа, заглядывая в потемневшие глаза женщины. Он заметил, как она вмиг осунулась, растеряла весь свой задор и веселье, будто постарела.

— Забудь, я это… пойду, надо ещё на рынок за рыбой сбегать, да и работу я присмотрела… Никакого пособия не хватит тебя прокормить, — покидая помещение, Аня несколько раз споткнулась, прежде чем вылететь из комнаты. Тритон не осмелился ничего сказать, почувствовав столько боли в её взгляде, что миллион раз пожалел о своём вопросе.

Третье: Аня поняла, что Исайа останется у неё на куда более долгий срок. Ведь для русалок и тритонов пришли холода. Именно в ноябре вся стая покидала эти воды, желая найти более тёплое место для зимовки.

Рана уже не выглядела такой опасной, как в первое время, и Исайа, обрадованный этим, уверил свою спасительницу, что его уже можно везти к морю: хвост немного жгло, но русал свободно мог им двигать. Рана покрылась коркой. Чешуя на месте раны ещё не выросла, но это в любом случае было лучше, чем раньше. Даже Аня воспряла духом. Ей, конечно, было не очень удобно мыться в комнате в тазике. Но лезть к русалу в ванну с солёной водой было ещё более плохой идеей. Под покровом ночи, когда вокруг не было ни души, Аня вытащила тележку, налила воды и помогла своему гостю туда забраться.

— Оно ещё меньше того, куда ты меня засунула, — заворчал Исайа, и получил укоризненный взгляд в ответ.

— Скажи спасибо и этому, я тебя и в прошлый раз в такой телеге тащила, — обиделась Аня.

Достав плед, она кое-как накрыла длинный хвост. Тритон, насколько хватало сил, напряг мышцы, и держал его на весу. Так они и покатили к морю. Тащить тело с горы оказалось, конечно, намного проще, чем в гору.

На улице уже было довольно холодно, и простая курточка не спасала, а Исайа заметно напрягся, зарываясь по самый нос в плед, который, как подозревала Аня, не спасал его от суровых русских холодов. Анна прекрасно осознавала, что там, в море, у Исайы семья, его друзья... а может, даже и любимая. Аня этого не знала. Но знала точно — там его дом и близкие. И она выполнит свою миссию, доведя всё до конца. Хотя там, глубоко внутри, Аня очень боялась отпускать его сейчас. Она готова была и дальше за ним ухаживать, тащить домой разную рыбу. Может быть, ему понравилось бы и обычное мясо... Просто Аня боялась остаться снова одна в этой пустой квартире, без суеты и забот, без возможности дарить своё тепло. Ей было страшно отпускать в море это существо. Но он не домашняя зверушка, и Анна это прекрасно понимала.

Исайа дрожал — его мало волновали размеры ёмкости, он хотел домой. Осознание того, что не все люди жестоки и грубы, радовало. Может быть, они ещё встретятся. Но это всё потом, когда он вернётся. А сейчас — надо вернуться. Может, даже надрать задницу, как выражались моряки, той акуле, которая посмела на него напасть. Но чем ближе было море, тем сильнее был страх.

Когда они остановились у берега, Аня подвезла тележку ближе к воде, закинула скользкую мокрую руку себе за голову, помогая вылезти, усадила огромного тритона на холодную и гладкую гальку. В этой среде он был свой. Аня восхищённо любовалась им, но недолго — осознала: что-то не так.

— Исайа? — осторожно спросила Аня.

Но русал не ответил. Он встревоженно глядел на бушующие волны, вздымающиеся белой пеной, и мелко дрожал.

Тритон совсем забыл про свою спутницу — прикрыл глаза, вдохнул глубже и издал высокий, почти ультразвуковой крик-призыв. Аня зажмурилась, заткнув уши — настолько высокий был звук.

— Нет, — лицо мужчины исказила боль, и он рванул вперёд.

Подобно калеке, передвигаясь лишь на руках, он волок за собой длинный хвост. Аня наблюдала, боясь шелохнуться. Что-то было не так. Что-то определённо было не так. Он должен был радоваться, улыбаться и счастливо с ней прощаться. Ей даже благодарности не нужно было. Достаточно лишь того, что она спасла это загадочное существо. Коснувшись пальцами воды, Исайа тут же отдёрнул руку, словно обжёгся. Резко развернулся и посмотрел на Аню полными боли глазами.

— Сколько я пробыл у тебя? Ответь! Это важно! — кричал тритон, зарывшись пальцами в холодную гальку. — Как долго?!

Аня прикинула, посчитала на пальцах.

— Около месяца примерно, а что? Исайа, что не так? — испуганно спросила женщина, подойдя ближе.

— Что?! Что не так?! Посмотри сама! — тритон в ярости схватил её тёплую ладонь и рванул вниз.

Аня не удержалась на ногах и рухнула прямо к ледяной воде. Тут же попыталась вырваться, но морской житель крепко её держал, опуская кисть руки в холодную воду.

— Чувствуешь? Холодная… Ледяная. Поздно, очень поздно! Они уплыли, и я не могу последовать за ними, — мужчина прожигал её яростным взглядом, продолжая вздрагивать от осеннего холода.

Всё же он рыба только наполовину. Он не способен выжить в ледяной воде. Зрачки его были расширены, а в глубине самих глаз плескалась тоска. Аня поджала губы, тревожась за мужчину. Но Исайа не винил её в этом, он понимал, что не мог принять её доброту до конца, ища подвох, но осознавал, что она не удерживала его намеренно — лечила, пыталась помочь... Конечно, неясно, зачем ей это было нужно, она помогла ему, и привезла к морю, как обещала.

Анна вытащила свою руку из его ослабевших пальцев и пошла к телеге, вытащила намокший по краям плед, вернулась к тритону, закутала его, крепко обняла и прижала влажную голову к своей груди, как сделала бы это, будь Максим жив. Она найдёт в себе силы за двоих, как бы больно этому тритону сейчас ни было, она поможет. Не сможет отвернуться. Мужчина не реагировал — только слушал мерно бьющееся горячее сердце женщины.

— Значит, дождёмся. Холода закончатся, и они приплывут. Ты говорил, что они возвращаются. А ты будешь полностью здоров и встретишь их тут. Слышишь, Исайа? Я не брошу тебя! Да, моя ванна — не огромное море, но потерпи, ты встретишься с ними, — Аня припала губами к мокрым жгутам его волос.

Тритон отодвинулся от женщины, сощурился, недоверчиво сдвинул брови.

— Зачем тебе это? Люди уничтожают, люди губят и портят. Почему ты меня спасаешь?.. Уже второй раз, — Исайа вглядывался так, словно пытался вывернуть женщину наизнанку.

Аня глубоко вздохнула, подняла глаза в чёрно-серое небо, пытаясь увидеть что-то в облаках.

— Сын… — тихо слетело с сухих губ.

— Что? — не понял мужчина.

— Максим… Это мой сын, и он умер. Наверное, я это делаю ради него, ведь его спасти не смогла, — Аня посмотрела в такие родные глаза, и вновь нежно обняла холодное тело, стараясь не ассоциировать тритона с усопшим.

И они молча поехали обратно, скрываясь от света фонарей, редко пробивавших ночную тьму.