Перерождение в волшебном мире (джен)

* * *

Дни мелькали, складываясь в недели, и если мои дуэльные навыки улучшались от тренировки к тренировке, то в окклюменции успехи были более чем скромными. Я быстро пришёл к заключению, что простое очищение разума в моём случае не работает.

Однажды вечером, в октябре, я развалился на кровати, медленно поглаживая Афину по полосатому меху, пытаясь освободить разум от посторонних мыслей.

Сначала я думал, что лучше всего медитировать в позе лотоса, но после первого месяца безуспешных попыток я решил найти более естественную позу, в которой мои мышцы не напрягались бы как стальные канаты.

Пока я лежал, слушая удовлетворённое мурлыканье Афины, мой разум начал медленно дрейфовать, подкидывая старые и любимые воспоминания.

Большинство людей предполагает, что при перерождении человек появляется на свет, обладая взрослым сознанием и воспоминаниями о прошлой жизни. Однако это не обо мне. Не знаю почему так, я не эксперт в окклюменции.

Мои самые ранние ясные воспоминания появились, примерно, в возрасте от года до двух лет. Иногда я вспоминаю свою прошлую жизнь, но это чаще всего похоже на вспышки чувств и ощущений, не имеющие реального содержания. Как полузабытый сон, после которого ты помнишь, что чувствовал, но не помнишь конкретных событий. Я думаю, это может быть как-то связано с тем, что мозг младенца недостаточно развит, чтобы поддерживать функционирующее сознание.

Когда я плыл по морю своих самых любимых воспоминаний, меня окутало чувство безопасности и покоя. Внезапно я ощутил, как что-то внутри меня изменилось. Это трудно описать. У меня будто появился новый орган, и когда он активировался, полоса энергии вырвалась из глубин моего разума и окутала голову защитным коконом.

Открыв глаза от любопытства, я ожидал увидеть какой-нибудь визуальный намёк на магию, окружающую мою голову. К сожалению, от этого простого действия я потерял концентрацию, и магия исчезла.

— Мерлиновы панталоны, — я раздражённо выругался.

Афина недовольно повернула голову и толкнула меня в руку, желая, чтобы я продолжил её гладить.

— Прости, — извинился я, — кажется, у меня, наконец-то, получилось.

Удовлетворённое мурлыканье Афины возобновилось после того, как я снова начал её гладить. Я закрыл глаза, пытаясь вновь войти в ранее обнаруженное ментальное состояние. Однако чем больше я пытался обрести ясность ума, тем дальше она ускользала. Наконец, мне это надоело, и я решил, что слишком расстроен, чтобы продолжать медитировать.

В течение следующих двух недель я добивался успеха ещё несколько раз, однако удерживать правильное психическое состояние оказалось чрезвычайно сложно. Меня отвлекала любая мелочь. Казалось, я одновременно решаю сложную математическую задачу, веду беседу и что-то записываю.

Только в конце октября мне удалось не потерять нужное ощущение с открытыми глазами. Скрывая волнение, я медленно повернул голову к обычно пустому глиняному горшку на комоде.

Впервые увидев бородатый гриб, я был немного удивлен, что он действительно существует. Не буду врать, иногда я думал, что мадам Юэ поторопилась и продала мне пустой горшок. У него была тёмно-красная шляпка, огромные, широко расставленные глаза, а нижнюю часть лица скрывала тонкая седая борода.

На лице бородатого гриба отразилась паника. Я почувствовал, как невидимые щупальца коснулись моего щита окклюменции. Глупый гриб пытался откорректировать мои мысли, чтобы я думал, что его не существует.

— Не сегодня, сегодня я победил тебя, — хвастливо пропел я, танцуя небольшую победную джигу. Указав пальцем на гриб, я продолжил: — У тебя больше не будет доступа к разуму великого Александра Фоули, потому что моя воля сильнее твоей.

Видимо, Вселенная решила, что такого наглеца как я нужно опустить на землю, потому что я споткнулся об одну из жевательных игрушек Афины и рухнул на пол.

— Лысая голова Мерлина! — вскрикнул я.

От удара концентрация ускользнула, а вместе с ней и щит. Бородатый гриб исчез. Могу поклясться, что в последний момент перед тем, как стать невидимым, он бросил на меня самодовольный взгляд.

Я разрывался между желанием швырнуть что-нибудь в гриб за его самодовольный вид или наказать Афину. В итоге я остановился на последнем.

— Афина, ты же знаешь, что нельзя разбрасывать свои игрушки, — строго сказал я.

Афина с интересом посмотрела на игрушку в моей руке, прежде чем начала приводить себя в порядок, совершенно не раскаиваясь.

Когда я снова сел на кровать, я был счастлив, что добился прогресса, но к этому примешивалась лёгкая нотка разочарования от того, что всё быстро закончилось. Мало того, что мне стало легче входить в правильное психическое состояние, я, наконец, смог удержать щит с открытыми глазами. Теперь я просто нуждался в практике, чтобы научиться постоянно поддерживать щит.

Конечно, это только начало пути. Я собирался полностью освоить окклюменцию, а значит, не только мои щиты должны стать непробиваемыми, но мне также нужно научиться создавать фальшивые воспоминания, чтобы обмануть того, кто попытается проникнуть в мой разум.

В конце концов, настоящий мастер окклюменции сможет обмануть любого, кто использует легилименцию, чтобы он поверил во что-то, что не соответствует действительности. Я предполагаю, что профессор Снейп достиг этого уровня, поскольку ему удавалось успешно обманывать Волдеморта, заставляя того думать, что является верным его последователем.

Если бы он подошёл к Волдеморту с поднятым щитом, я думаю, Волдеморт заподозрил бы его. Нет, держу пари, он настолько опытен, что позволил Волдеморту без всякого сопротивления пробить его щит и обнаружить фальшивые воспоминания и мысли, которые заставили Волдеморта поверить, что Снейп остаётся его верным слугой.

К счастью, в книгах, которые у меня были по этому предмету, подробно рассказывалось о том, как это сделать. Но они предупредили, что для этого требуется еще больше психологической стойкости, чем для поддержания щита. Поддержка щита покажется лёгкой задачей, когда я перейду к созданию поддельных воспоминаний и мыслей, которое требует умственной ловкости и гибкости, и научиться этому довольно трудно.

Многие из тех, кто усердно изучал окклюменцию, часто не могли продвинуться дальше ментального щита и довольствовались простой защитой своего разума от нежелательных вторжений.

Я поставил себе следующую цель, которую хотел достичь с помощью окклюменции. Я хотел иметь возможность стоять в одной комнате с бородатым грибом так, чтобы он не осознавал, что я могу его видеть, заставляя его думать, что он успешно модифицирует мои мысли и воспоминания.

В последующие дни я обнаружил, что мне с каждым разом становится легче входить в правильное психическое состояние. Казалось, что чем чаще я это проделываю, тем проще находить его вновь. Моя способность поддерживать щит укреплялась и развивалась.

Я предполагаю, что мои занятия окклюменцией помогут освоить другие продвинутые заклинания, для успешного выполнения которых требовалось задействовать определённые мысли или чувства. Например, заклинание патронуса требовало счастливого воспоминания, а некоторые более тёмные заклинания, такие как непростительные проклятия, требовали искреннего желания причинить боль. Похоже, что одним из ключей к тому, чтобы стать опытным волшебником, является способность вызывать чувства по команде. Несмотря на кажущуюся лёгкость, это требует развития умственной ловкости, достигаемой только упорным трудом.

В течение следующих нескольких недель, научившись поддерживать щит в течение часа или около того, я решил, что хочу испытать его против волшебника. Сначала я обдумывал идею использовать его против профессора Дамблдора, но в конце концов решил потренироваться с профессором Снейпом.

Кроме того, в этом году я не раз ощущал на себе проницательный взгляд профессора Снейпа. У меня было тайное подозрение, что я привлёк его внимание прошлогодним приключением, и я полагал, что он использует легилименцию, чтобы узнать, не замышляю ли я что-нибудь.

В качестве протеста я старался не смотреть ему в глаза. Судя по описанию в пятой книге, могу поспорить, что беспалочковая легилименции ему не очень хорошо удавалась. Ему приходилось использовать палочку, чтобы проникнуть в разум Гарри, тогда как Дамблдор и Волдеморт были настолько искусны, что им даже палочка была не нужна.

Теперь я, наоборот, хотел проверить свою защиту от его ментального проникновения. Заняв место рядом с Анной в классе зельеварения, я с нетерпением ждал нашего предстоящего мысленного противостояния.

Профессор Снейп начал урок тем же деловым тоном, что и всегда.

— Сегодня мы будем варить огнезащитное зелье, — начал он урок. Указав на классную доску в передней части комнаты, профессор Снейп продолжил: — Оно весьма полезно. После его употребления человек становится невосприимчивым к огню, пока длится действие зелья.

— Это потрясающе, держу пари, что укротители драконов всё время используют это зелье, — не задумавшись перебил его речь Роджер Дэвис, сидящий за нашим столом.

Голос Роджера стих, когда он понял, что совершил ошибку.

Джессика, Анна и я бессознательно отодвинулись от Роджера, не желая попасть под неизбежный ответный удар профессора Снейпа.

— Десять баллов с Рейвенкло за несвоевременную реплику и двадцать — за чистую глупость, — ледяным тоном заметил профессор Снейп. — Мистер Дэвис, вы также сдадите пергамент в пятнадцать дюймов о магических свойствах драконьего огня и о том, почему было бы верхом глупости противостоять дракону, полагая, что простое зелье, которое мы сегодня изучаем, защитит вас. Я ожидал такого мышления от Гриффиндора или Хаффлпаффа, но не от Рейвенкло. Интересно, может быть, шляпа ошиблась с вашим распределением? — злобно добавил профессор Снейп, словно проворачивая нож в ране.

Лицо Роджера побагровело от смущения. В Рейвенко утверждение, что вы глупее студентов других факультетов, являлось наиболее тяжким оскорблением. Это не логично, так как на всех факультетах много талантливых волшебников, но рейвенкловцы, определённо, являются волшебными «ботаниками» Хогвартса. Считается, что мы умнее остальных.

Вы время урока мне было тяжело одновременно варить зелье и поддерживать окклюментивный щит. Вряд ли профессор Снейп регулярно прибегал к легилименции против студентов.

Я не верю, что он достаточно заботится о том, что происходит в умах его учеников, чтобы последовательно использовать ментальные искусства. Я предполагаю, что он пользуется ими тогда, когда сталкивается с какими-то махинациями и хочет докопаться до сути происходящего. Значит, мне нужно заинтересовать его настолько, чтобы он начал использовать легилименцию.

Я целую минуту ломал голову, пока в неё не забрезжила идея. Я взглянул на Роджера, который, кажется в этот раз довольно успешно варил своё зелье. Часть меня чувствовала себя ужасно, у Роджера редко получалось что-то хорошее на зельеварении, он был словно проклят.

Несмотря на это, другая часть меня раздавила ту часть, которая чувствовала себя плохо. Я утешился, решив помочь Роджеру с его эссе.

Одним из ключевых ингредиентов этого зелья была кровь саламандры. Не раз профессор Снейп предупреждал класс, что кровь саламандры чрезвычайно изменчива, и нельзя добавлять в зелье более пяти капель.

Пот стекал со лба Роджера, пока он осторожно добавлял капли саламандры в котёл.

— Эй, Роджер. Каковы наши шансы против Гриффиндора в предстоящем матче по квиддичу? — небрежно спросил я, зная, что отвлечь его не составит труда.

С тех пор, как Роджер в этом году попал в команду, квиддич стал его любимой темой. Повернувшись ко мне с улыбкой на лице, он похвастался:

— Думаю, что у нас довольно хорошие шансы. Мы собрали одну из лучших команд в этом году.

Не сводя лавандовых глаз с зелья, Анна, стоящая с другой стороны стола, снисходительно фыркнула.

Роджер надулся от возмущения, а мои глаза вылезли из орбит, когда я увидел, как он вылил в зелье целый стакан с кровью саламандры. Я был так удивлён, что чуть не уронил свой щит окклюменции.

Я ожидал, что Роджер добавит на несколько капель больше, чем необходимо, а не бросит весь свой запас в зелье. Что он вообще делал с таким количеством крови саламандры?

На мгновение показалось, что зелье никак не реагирует, но затем оно начало сердито кипеть и испускать ледяной синий пар, охлаждающий воздух.

Через несколько мгновений зелье вскипело над верхушкой котла, выплеснув своё содержимое на его стенки, и сразу же разрушило одну из ножек, стабилизирующих котёл. Опрокинувшись, он пролил своё содержимое на стол и на пол.

Несколько мгновений спустя профессор Снейп появился из ниоткуда за нашим столом, взмахнув палочкой над остатками зелий. То, что осталось от зелья, исчезло, а профессор Снейпа свирепо уставился на Роджера.

Всё могло закончиться очень плохо, но к счастью, профессор Снейп зорко наблюдал за всеми. Кажется, теперь он станет уделять Роджеру ещё больше внимания.

У профессора Снейпа на лбу вздулась толстая вена, когда он перевёл свой яростный взгляд с Роджера на сгоревшие остатки котла.

— О чём ты думал, добавляя в зелье столько крови саламандры? — рявкнул он.

— Я… я отвлёкся, — пробормотал Роджер.

Самое время намекнуть Снейпу, что происходит какая-то махинация. Я из всех сил делал вид, который можно назвать «я что-то натворил, но ты не можешь это доказать». Я подхватил это выражение у Фреда и Джорджа. Они в совершенстве овладели искусством насмехаться над кем-то, не говоря ни слова.

Оторвавшись от Роджера, профессор Снейп перевёл свой раздраженный взгляд на всех нас. Когда его тёмные глаза увидели моё выражение, он сделал паузу на мгновение, прежде чем прошипел:

— Мистер Дэвис, отработка. Увидимся в моём кабинете после обеда.

Я старался не морщиться от сочувствия. Я не хотел, чтобы зелье испортилось.

— Возвращайтесь на свои места, — прорычал профессор Снейп, — все, кроме мистера Дэвиса, всё равно должны будут сдать зелье.

Пока все возвращались к своим котлам, я чувствовал на затылке пристальный взгляд профессора. Спустя несколько минут спустя я ощутил мысленное прикосновение к моему щиту. Оно было слабее, чем психические щупальца бородатого гриба. Повернув голову, я встретился взглядом с его чёрными глазами и почувствовал, как давление слегка увеличилось, но продавить мои щиты он так и не смог.

Ха, ну что ж, профессор Снейп, больше вам не удастся копаться в моих мыслях и воспоминаниях всякий раз, когда у вас возникнет настроение. Когда я почувствовал, что давление немного увеличилось, я мысленно ударил в ответ и вернулся к своей работе.

На протяжении оставшейся части урока наша умственная борьба продолжалась. Иногда это было прямое нападение, а иногда профессор Снейп пытался пробраться незаметно. К концу урока по моему лицу струился пот, и я был морально истощён.

Голова так разболелась, что я почти терял сознание. Когда я отдал своё зелье на проверку, профессор Снейп бросил на него взгляд и, заметив, что его цвет не соответствует стандарту, усмехнулся:

— Ваше зелье едва сносное. Интересно, вас что-то отвлекало? Будет любопытно посмотреть, как вы справитесь в будущем, если отвлекающих факторов станет больше.

Его замечание вызвало у меня тревогу. Он же не имел ввиду, что будет лезть ко мне в голову на каждом нашем занятии? Когда я увидел его радостный мстительный взгляд, моё сердце оборвалось. Именно это он и собирался сделать. Мне следовало испытывать щит против Дамблдора, по крайней мере, он не злопамятный.

К счастью, зельеварение было последним уроком. Слишком уставший, чтобы отправиться на ужин, я вернулся в свою спальню и потерял сознание. Моей последней мыслью перед забвением было то, что с таким тренером я точно научусь держать щит окклюменции поднятым, когда меня атакуют мысленно.

* * *