Гарри Поттер и каменная философия (джен)

Дальнейшие годы пошли ни шатко ни валко. Петунья перестала относиться к племяннику, как к бомбе замедленного действия, но как мага она его опасалась, всё время была начеку.

Она слишком хорошо знала, что такое колдун в семье, печальный опыт с младшей сестрой оставил в душе Петуньи неизгладимый след. И, наблюдая за Гарри, она постоянно держала под рукой какой-либо предмет. Мухобойку, огнетушитель, веревку и швабру.

Вернон, глядя на всё это, лишь недоверчиво фыркал.

На дне рождения Дадли произошел первый случай выброса стихийной детской магии. Жадному Дадлику показалось, что кусок торта перед Гарри куда больше, чем перед ним… и он ревниво заревел. И тут… кусок торта перед ним шевельнулся, узенькая часть спереди раздвоилась, став неким подобием ротика, и каким-то образом переформировался нижний бисквит, превратившись в короткие толстенькие лапки. Приподнявшись, оживший кусок сполз с тарелки и поковылял прочь от Дадли.

От удивления Дадли перестал плакать, растерянно он смотрел, как от него уползает кондитерское изделие, его пухлое личико так разочарованно вытянулось…

Кусок доковылял до родителя-Торта и слился с ним. Вернон и Петунья настороженно замерли — всё? Или ещё что-то произойдет?.. Торт шевельнулся, вытянулся и… то, чем он стал, было довольно сложно описать… общим словом можно было бы сказать, что ящерица. Шоколадная с оранжевыми кругами. Обведя присутствующих крайне вредным взглядом, тортовая саламандра высунула желтый язычок и, прошипев что-то ругательное, шустренько рванула со стола.

Петунья взвизгнула и запрыгнула на мужа, спасаясь от невнятной твари. Вернон, машинально подхватив супругу, круглыми глазами проводил оживший торт. Потом перевел офигевший взгляд на Гарри и почему-то шепотом спросил у Петуньи:

— Это и есть магия?

— Да! — нервно икнула та.

— Хм… забавно, — изрек Вернон. И тут же поинтересовался: — А чего ещё можно от него ожидать?

— Не знаю! — истерично крикнула Петунья. — Лили вообще кошмаром была, чашки в крыс превращала, посуда у нас летала, занавески горели, и ещё много чего…

Позже, неделю спустя, придя с корпоративной вечеринки, Вернон, отдуваясь, сел в кресло в гостиной и начал жаловаться Петунье на «пожар души». Сидевший в манеже Гарри, услышав про пожар, забеспокоился, посмотрел на дядю, и того тут же окатило ледяной водой с потолка.

Услышав фразу «раздувать из мухи слона», Гарри понял её буквально. И пролетело однажды вечером над Литтл Уингингом гигантское насекомое со слона о шести ногах. Паника не успела начаться, потому что, во-первых, дело происходило на закате и никто не понял, что это за огромная штуковина пролетела в алеющем небе, а во-вторых, Департамент Магического Правопорядка не дремал и на место происшествия телепортировался специальный отряд ликвидаторов случайных проклятий. Пока обливиаторы отвлекали внимание магглов, маги-борцы пытались поймать гигантскую муху. А это оказалось очень сложно, муха и так-то глазастая — видит вокруг себя полнокружным зрением на триста шестьдесят градусов, а тут она в придачу ещё и умнее стала… Хитиновая оболочка стала танковой броней, крылья — слюдяными пластинами-плитами, а в хобот утягивался целый маг. Потрясенные волшебники насилу остановили муху, окружив её и себя защитным куполом и применив к ней заклятие, обратное детскому Энгоргио. Когда всё закончилось и ликвидаторы трансгрессировали прочь, на листике одуванчика осталась сидеть крайне озадаченная муха. Потирая лапки, она с трепетом вспоминала о своем невероятном сне, как она летала там, огромная и неуязвимая, и никакой тапок ей не был страшен.

На ворчливый вопрос Вернона, почему курицы постоянно мало, Гарри снова отреагировал. Петунья поставила в микроволновку разогреваться курицу-гриль, а та почему-то исчезла… Вернон, ругаясь, полез за пивом в холодильник и был погребен под тонной свежевыпеченной курятины. Сработали чары Размножения. Курицу ели целый месяц, щедро поделившись со всеми соседями. Объяснили это свадьбой полковника, которая якобы сорвалась, а курицу-то напекли на пятьсот гостей… вот и отдали нам, угощайтесь.

Вредный Дадли продолжал вредничать. Он был жутким собственником и страшно жадился делиться с Гарри хоть чем-то. Даже хлебной коркой, и той было жалко. Не доест, отбросит, а Гарри подберет и соберется было откусить, как Дадли тут же с ревом отбирал и жадно заталкивал в рот, лишь бы кузену ничего не досталось. Для Гарри вскоре это стало обычным делом, что кузен у него всё отбирает. Ну, а чтобы этого не повторилось, Гарри начал прятаться от Дадли. Но под кроватью, где он пытался тайком сгрызть печенюшку, Дадли его находил и доставал. Но, к счастью, Гарри обнаружил, что одного места в доме Дадли боится — чулан под лестницей. И в этом чуланчике Гарри мог сидеть как угодно долго, спокойно и без спешки грызя сухарики. А однажды так принирванился, что заснул прямо там, на стопке половых тряпок в окружении пауков.

Вернон, видя это, задумался. Сына трудно воспитывать, всё равно он не полюбит Гарри и будет постоянно его доставать и задирать, не получается из Дадлика хороший брат… А вот тихоню Гарри было по-настоящему жаль, зачморит его авторитетный Дадли. И Вернон, засучив рукава, принялся за работу. Снял мерки, содрал со стен полки, забрал испод* лестницы вагонкой, потолок и стены — тоже. Настелил новый пол, навесил шпингалет на дверь изнутри, рядом — откидной столик, соорудил небольшой стеллаж у торцевой стены и поставил кушетку. Получилась вполне приличная комната для маленького мальчика. Лампочка в чулане уже была, над дверью. Вернон её только сменил на более декорированную, в виде старинного фонаря. И довольно улыбнулся в усы, видя искренний восторг трехлетнего племянника.

Сам Гарри дадлину жадность принимал как данность, стальную константу этого мира. Это был характер Дадли, его суть, без него он бы не был Дадли, как Египет без пирамид, как щенок без любопытства и преданности. Гарри это понимал интуитивно и никогда не сердился на Дадли за его эгоистичную прижимистость, потому что он имел на это право, как сын своих родителей. А Гарри был чужак, и в доме Дурслей не было чего-то, что могло принадлежать ему.

Но постепенно, со временем, Дадли всё же признал право Гарри быть в этом доме. Ему наконец-то объяснили… или, вернее, сам Дадли понял, что такое племянник, кузен и просто родственник. Поняв, что его мама и папа для Гарри являются тётей и дядей, Дадли сменил гнев на милость. Гарри свой и ему можно жить в этом доме вместе с ними.

И это единственное, с чем смирился Дадли, Гарри он так и не полюбил — не за что.

А спонтанные выбросы Гарри продолжались до пяти лет, но, к счастью, не несли каких-либо разрушений. Больше было нелепых и смешных случаев, чем трагических, видимо, магия Гарри имела какой-то свой юмор. Иначе как объяснить некоторые ситуации? Вот Дадли вырос из своего свитера и его передали Гарри, тётка начала его примеривать на мальчика, но Гарри не понравился кошмарный свитер цвета какашки с оранжевыми кругами. Фуй… надевать эту гадость, тётя, пощади мои глаза и чувство достоинства! Но тётя непреклонно старалась напялить на него этот коричневый ужас, Гарри обреченно зажмурился и… Свитер в тёткиных руках превратился в розовую балетную пачку. Петунья взвизгнула и отшвырнула ставшую волшебной вещь.

Холодильник, кстати, на какое-то время сохранил свои волшебные качества — каждый поставленный и положенный в него продукт постоянно множился в три и пять раз. Положишь, к примеру, один пирог, откроешь холодильник через час, а там их четыре! К первому пирогу прибавились ещё три. Поначалу Петунью это бесило, но однажды в гости нагрянула Мардж, как всегда без предупреждения, да ещё и ближе к ночи. И Петунье пришлось порадоваться волшебному умножающему холодильнику, который подал на стол «леди Гаргантюа» двойные порции блюд. Помог холодильник и тогда, когда у Вернона на работе сменился начальник, ему задержали зарплату, и семья могла серьезно поголодать, не будь у них верного агрегата, исправно умножающего хлеб и бекон…

Несмотря на нелюбовь тётки, Гарри всё же постарались социализировать. Его учили разговаривать, читать и писать, потому что иметь в семье гыкающего идиота было не комильфо. В начальной школе Гарри был уже вполне цивилизован, он не путал ногу с рукой, знал, что такое ложка-вилка-нож и достаточно сносно разговаривал. Хотя некую умственную отсталость учителя всё же подметили, это произошло потому, что мальчик всё же был ограничен в правах дома. Именно учителя заметили, что Гарри плохо видит, и велели Дурслям позаботиться о его зрении. Петунья отмахнулась было, но ушлый Вернон вкрадчиво рассказал ей, как она будет водить за руку слепого мальчика. Петунья одумалась, цапнула племянника за пятерню и потащила к окулисту, тот выявил врожденную близорукость. Таким образом Гарри превратился в очкарика.

Ну а Гарри в школе нравилось. Там он ощущал себя свободным в передвижении, там не было постоянно кислого выражения лица тётки и её недовольной ругани. Жадный Дадли, конечно, тоже был в школе и мог обидеть Гарри — ударить, что-то отобрать… но не так часто. Потому что это происходило в коллективе, а у коллектива имеются глаза и уши, и многие девочки самозабвенно стучали на мальчиков. Что ни день, а то одна, то другая, примчится к учителю и пропищит:

— Мистер Лерман, а там Дурсль Поттера толкнул!

— Наставник, а Дурсль у Поттера карандаши отобрал и все переломал, а у Поттера рисунок не дорисован.

— Дяденька Воспитатель, а можно я Поттеру свой ланч отдам, а то Дурсль у него всё съел. И яблочко, и тостик, а молочко почему-то вылил…

Учителя внимательно слушали девчоночий лепет, мотали на ус. Отлавливали Дадлика, читали ему нотации, отправляли к директору, ставили в Позорный угол, били по рукам линейкой. В общем, воспитывали.

Дадли злился, обижался и дулся, дома жаловался на учительский произвол. Петунья хваталась за сердце и нитроглицерин, ругала учителей и нудила Вернону в уши, чтобы он что-то сделал. Вернон дотошно расспрашивал сорванцов, но те партизански молчали, не желая стучать друг на друга. Но Вернон умел играть словами и всегда подбирался к сути, своего сына он всё же хорошо знал… И Дадли получал ещё одну порцию наказания уже от папы.

Шло время. Вернон смотрел на мальчиков и ломал голову, как же их примирить. Жадный и толстый Дадли только злее становился к тощему задохлику, ненавидел, бил и колотил. Все отбирал, портил его вещи. Гарри ежился, закрывался тонкой рукой, оберегая лицо и очки. И покорно всё отдавал, признавая силу и право Дадли. И однажды Вернону пришла в голову одна идея. Тщательно обдумав её со всех сторон, он решил, что попытаться стоит, а получится ли что-то из этого, покажет время.

И в один из зимних дней он подъехал к школе на машине приятеля и с помощью посыльного вызвал к машине Гарри. Тот, увидев дядю Вернона, доверчиво залез в чужую машину. Отъехав на пару кварталов, Вернон обратился к Гарри:

— Послушай, племянник, я тебя сейчас отвезу к своему другу, ты должен погостить до вечера воскресенья. Справишься? Тебя не будут обижать, просто поживешь у него три дня.

Озадаченный Гарри послушно согласился.

Друг дяди Вернона проживал на краю Литтл Уингинга, на берегу реки Уинг-ривер. Звали его Герман Уитман и был он полицейским. Сейчас у него был отпуск по больничному, который в понедельник заканчивался, и он согласился с планом Вернона подержать у себя мальчика три дня. Оставим пока Гарри у мистера Уитмана и вернемся к школе…

Идя к школьному автобусу, Дадли раздраженно вертел головой — куда-то подевался Гарри в середине учебного дня. Приехав домой, он спросил маму, не видела ли она Поттера. Мама отмахнулась и сказала равнодушно, что не видела. Вечер пятницы плавно перетекал в ночь. Ещё с ужина Вернон начал ворчать, что паршивца что-то давно нет дома…

Настала ночь, атмосфера в доме накалялась добела. Папа проторил по ковру гостиной широкую тропку, мама изжевала все щеки, а Дадли в стопятьсотый раз спросили — когда он в последний раз видел Гарри? К полуночи Вернон вызвал полицию, и по стенам комнат заплясали сполохи синих и красных огней от патрульных машин под аккомпанемент лающей сирены. Прихожая заполнилась полисменами и вопросами.

— Какие отношения с Гарри были в семье? Средние? А почему?

— Сколько лет мальчику? Пять? Хм, в таком возрасте из дома не убегают…

— Где его комната? Простите, что? Здесь??? В чулане под лестницей?!

— Как выглядит мальчик? Фотографии есть? А почему фотографии порваны? Нужна целая… Как нет? Найдите!

Петунья, заливаясь слезами, лихорадочно рылась в шкафах в поисках целых фотографий, а Дадли со стыдом припоминал, что он все их порвал, не желая видеть в доме эту очкастую рожу… Наконец нашли одну, которую Дадли не рискнул порвать, потому что ненавистный Гарри сидел на коленях у папы. На той фотографии Гарри три годика, и полисмены со скрипом согласились её взять.

Наблюдая за всей этой суетой, Дадли вдруг впервые задумался о своем поведении. Что он делает? И зачем?

«Ну… просто мне это нравится, смотреть, как он ежится и боится моих кулаков», — подумал Дадли. К тому же и мама его не любит, значит, Дадли правильно поступает, шпыняя очкарика.

А в это время из холла донесся голос полисмена:

— Хорошо, мистер Дурсль, заявку мы принимаем. Вашего племянника мы объявим в розыск, если по истечении сорока восьми часов о нем и его местонахождении по-прежнему ничего не будет известно.

— То есть… вы его двое суток не будете искать? — разочарованно прогудел отец. — Помилуйте, какие сорок восемь часов? Гарри домашний мальчик, у него нет склонностей бродить по округам. Его либо похитили, либо уже убили, а вы говорите — сорок восемь часов! Это ваше полицейское безделье может стоит ему жизни, мой сын его с середины дня не видел, и кто знает, каким пыткам с тех пор его могли подвергнуть?!

Что ответил полисмен, Дадли уже не слышал — в ушах зазвенела взбурлившая адреналином кровь, а руки намертво вцепились в балясины лестницы, на ступеньках которой сидел и подслушивал Дадли. Пытки? Убили? Ой, мама… Перед глазами потрясенного Дадли как живой встал Поттер — щупленький полудохлый очкарик с огромными зелеными глазищами, которыми он пугливо моргал из-за круглых стеклышек. И вот это-то мелкое и беспомощное существо кто-то может запытать и убить!

Был уже час ночи, когда Петунья пошла наверх. Услышав мать, Дадли вскочил и поспешно убежал в свою комнату, прыгнул в постель и накрылся одеялом. Петунья заглянула в комнату и, увидев его в кровати, не стала заходить, а сразу ушла к себе. Дадли откинул одеяло и невидяще уставился в темный потолок. И вдруг подумал — Гарри больше нет. Представил и ужаснулся — как это нет? Он же всегда был! Всегда-всегда. Тот всегда был здесь, а он, Дадли, всегда за ним гонялся, чтобы что-то отобрать… И вот тут-то Дадли накрыло многотонной плитой стыда: всегда он за ним гонялся, всё отбирал, ничего ему не давал, бил и обижал. Когда его, наконец, сморило и Дадли заснул, то сон его был неспокоен, несколько раз он просыпался с ощущением какой-то пустоты в груди, а потом, устав от неизвестности, забывался снова тяжелым сном, полным кошмарного бреда.

Весь следующий день, субботу, Дадли прожил осиротевшим, не было рядом тихони Поттера, его робкого и вечно виноватого взгляда. Его очень не хватало. Дадли потерянно бродил по гостиной и тоскливо смотрел на фотографии в рамочках — на них был изображен только он, большой розовый мяч в разноцветных чепчиках, и ни малейшего намека на то, что в доме живет ещё один ребёнок. Это стало казаться Дадли плохим предзнаменованием. Как будто само мироздание предрешило, что в этом мире будет жить только один Дадли без кузенов и братьев… Глядя на свою пухлую рожицу, Дадли представил, как он не может вспомнить, как выглядит Поттер, ведь его фотографий в доме совсем нет. Снова придя в ужас, Дадли бросился к журнальному столику, на котором лежали клочки фотографий, собранных мамой для полиции. Склонившись над обрывками, он стал бережно перебирать их в поисках самых целых фрагментов, наконец нашел одну фотокарточку, порванную на три части, где Гарри был самым узнаваемым. Прижал к себе и вздохнул — ну вот, он их склеит и больше не забудет, как Гарри выглядит… И отчего так плохо стало от этой мысли? Тут Дадли совершенно беспомощно заревел, понимая, что не хочет, чтобы Гарри пропал навсегда!

В полдень раскаялась и Петунья. Обзвонив все морги и детские приюты в пределах Лондона и нигде не найдя мальчика пяти лет по имени Гарри Поттер, черноволосенького такого с приметным шрамом-молнией над правым глазом, она ударилась в тихую истерику. Заламывая руки, она подняла красные глаза к потолку и трагически взвыла:

— Это я во всем виновата-а-а!!! Я его не люби-и-ила!..

В воскресенье Гарри уже похоронили. Дадли рыдал не переставая, склеил все фотографии, а одну — ту самую, тремя кусочками — даже вставил в рамочку, безжалостно выдрав оттуда свою. И полдня таскал к чулану те игрушки, которые решил подарить Гарри, хоть бы тот вернулся, я ему всё отдам, честно! Петунья, всхлипывая, перебирала одежку Гарри, откладывая то, что надо бы подшить и подогнать ему под размер… Один Вернон был спокоен, как кабан в лежке, на фоне общего психоза он терпеливо дожидался вечера, точно зная, что к тому времени все окончательно спекутся в собственном соку вины и примут Гарри как родного.

Что ж, психологом Вернон оказался гениальным, его странноватый план сработал на ура. В девятом часу по окнам замерцали сине-красные огни, почему-то без звукового сопровождения, а в дверь раздался звонок. Петунья выползла из кухни, Дадли кубарем скатился вниз по лестнице, Вернон торопливо отпер дверь, и в холл шагнул невысокий полицейский, держа в руках завернутого в плед черноволосого мальчика. Гарри! Живой! И… родненький!.. Он, сонно моргая и ничего не понимая, смотрел на рыдающую тётю и зареванного Даддерса. А они, что-то восклицая, тормошили и обнимали его, при этом Дадли упорно совал ему в руку плюшевого зайчика, самую любимую свою игрушку. А так как Гарри ради жестокого эксперимента последние пару часов просидел на матрасе в пустой и запертой комнате, то именно это он и рассказал, потому что ему было страшно и одиноко, и эти два часа «похищения» показались ему вечностью. И Гарри совсем не удивился, когда ему рассказали, что его не было дома три дня. Ведь так оно и было на самом деле… Просто по малолетству он не сумел объяснить, что был в гостях у какого-то дядиного друга.

На что только не способен любящий отец… ради худого мира в семье он пошел на эту махинацию с риском сломать детям психику. Но он рискнул. Хотя бы для того, чтобы увидеть, как Петунья и Дадли сидят на диване по обеим сторонам от Гарри, и Петунья, счастливо улыбаясь, целует Гарри в худую щечку, а Дадлик лихорадочно сует ему в руки игрушку за игрушкой и бормочет:

— Возьми, Гарри, это твое! Теперь это всё твое!..

Видя такой результат, Вернон понимал, что в этом случае — его риск более чем оправданный.

Примечания:

Гарри три годика. Чудо-фоточка)))

https://sun9-4.userapi.com/c855232/v855232086/228af5/8uK1UP4u0Ys.jpg

*Дорогие читатели, перестаньте терзать несчастную кнопку публичной беты по поводу слова "испод". Обращаю ваше внимание на то, что испод в данном контексте — это изнанка, а не понятие "под лестницей".

С уважением, автор.